— Папа, они идут.
Слова обрушившиеся, как снежный ком на голову, как неоткуда взявшийся перед огромным кораблём ледник, от которого не избавишься, если вовремя не повернешь, то разобьёшься в дребезги, вот он и разбивается в вдребезги от этих слов. В голове появляется мысль о том, что его за небольшой срок, ставший для буквально почти семьёй Тэён, который из-за него должен умереть, дети, которые к нему жмутся, шаги которые раздаются. В мыслях вертится «куда бежать? " и «что же делать?». Паническая атака подступает противным комом в горле, который хочет выйти наружу. Они находятся в церкви, церковь для ангелов что-то святое, что-то такое невероятное. Но наваливающиеся мысли на его голову, мысли о том, что он всё равно погибнет, что он всё равно раствориться в воздухе, врезаются в голову мигом, мгновенно, с невероятной скоростью, что он уже на полном серьёзе готов совершить грех. Если он устроит бойню в самом священном месте, в месте, которое поставили сами ангелы очень давно, если поставит это место под угрозу, то уже с небес будет падать он. Нахождение в нём демонов уже нарушают половину правил, пребывания их здесь. Он узнал это место сразу, как-никак, но раньше он был книжным червём, любил читать слишком много, вот и начитался. Когда-то очень давно, ангелы поставили эту церковь, которая только снаружи кажется маленькой, но внутри неё расходятся километровые коридоры, сотни дверей и комнат. Она была поставлена для защиты ангелов и людей. На данный момент в этой церкви находятся свыше тысячи людей, которых успели спасти военные и одна из организаций при земле и небе, в которую они и вляпались.
На самом деле он ещё в детстве не ставил эту организацию ни во что, ещё с детства он называл их какими-то невероятными фанатиками, зациклившиеся на том, что ангел должен иметь дело только с чистокровным ангелом, без примесей. Не все подчинялись, большинство бунтовало, потому что, если ангел влюбляется в кого-то, то этот союз навсегда, а этого не жаловали, особенно, если тот с кем связывался ангел был человеком, магом и другими существами, обитавшими на земле. Такие союзы искореняли, уничтожали. В какой-то год была массовая чистка таких союзов, умерли свыше двадцати тысяч избранных половинок ангелов. Самих же ангелов оставляли в живых, но по несколько тысячелетий держали в небесных тюрьмах, они расплачивались за свою любовь, которая просто появляется, резко вонзается большим колом в сердце, а потом не отпускает, в мыслях только эта самая любовь, а потом перед глазами прилетают все счастливые дни и смерть, которую вынужден был видеть каждый ангел. Смерть того, кто вонзился в сердце, смерть того, кто останется там навсегда, без возможности любить и лишь следовать рутинной жизни ангела тысячелетия, внутренне ненавидеть и подчиняться небесным устоям.
Старики скажут, что с появлением нового божества их существование изменилось в лучшую сторону, а молодые скажут, что они возненавидели эту жизнь, как только родились в правление этого приемника предыдущего божества.
Тэхён не один из тех, кого массово уничтожали и прятали в тюрьмах, про него говорят, что он намного хуже, потому что он посмел родить детей, от того, чьё имя занесено в чёрную книгу Неба, которое надо произносить одними губами или вообще не произносит. От того, кто начал всё дерьмо. Их не волнуют легенды, предназначение, их не волнует ничего кроме того, что их союза просто не могло быть и этих детей тоже. Мало того, что он первый ангел-мужчина, родившийся с меткой родителя, так и то, что этот единственный ангел-мужчина положил хуй на все запреты и правила.
Если каким-то волшебным образом он не умрёт в будущем, то его жизнь превратиться лишь в больший Ад, потому что большинство девушек-родительниц отправляли заместо тюрьмы, как куриц: в инкубатор, потому что, блять, они для этого и родились, как рожать детей. И его бы ждала эта же учесть, и думая об этом, то он лучше умрёт сейчас, чем потом без любви, рассыпаясь на части, превращаясь в пыль, станет сосудом для вынашивания детей. Он не выдержит этого, это будет для него слишком. Если это случиться, то он в лицо, которое любит до дрожи в коленях и пустоты в голове прошепчет:
«Доволен?»
И он бы так и услышал звенящую тишину, а когда стало бы поздно, то в воздухе повисло бы:
«нет»
Но это фантазия лишь ангела, потому что в спину он бы мог получить:
«Очень»
Почти незаметно сначала, но потом с неким отчаянием низ его футболки начали отчаянно дёргать, он опускает голову чуть в низ, немного заторможено, до сих пор пребывая в собственном мире мыслей и смотрит в горящие, блестящие от слёз глаза.
— Прошу, не умирай. — Шепчут дети с очередным всхлипом, обвивая талию ангела сильнее, не желая отпускать, не желая мириться. Однако, дети одни из тех, кто знают, что им уготовано в жизни, какая жизнь их ждёт и в ней почему-то чёрной линией идёт прямая, как когда кто-то умирает: резкая, с перепадами сменяется на одну прямую, означающую конец жизни, конец бессмысленным спасениям, потому что смерть — это то, что избежать никак нельзя. Особенно, когда всё предрешено, когда на кону идёт речь о всём мире. Вот и они знают, что скоро эта невозможная, слишком мельтешащая линия перестанет быть таковой. И как бы им не хотелось этого остановить — не получится, потому что всегда приходиться чем-то жертвовать, не бывает чистых побед, в каждой победе есть жертва. И в этой победе над войной, станут жертвами именно они: семья Ким или Чон, не важно, они массово самоуничтожаться с победой, потому что при падении одного домино, оно повлечёт за собой массовое падение. Дети в последний раз жмутся к единственному человеку во вселенной, от которого бы не хотелось уходить никогда, но им суждено было родиться в смутное время, где солнце забыто давно, где жителями земли стали не люди, а демоны, где жертвами победы станут ангелы. Они отстраняются, видя отстранённый взгляд отца, отходят чуть назад и слышат тихий шёпот, сердце испепеляется, душа ломается, в мыслях лишь «люблю», а мальчики уже ненавидят этот мир, пуская очередную слезу боли. Тихий шёпот мыслей продолжает доходить до них, сломленное, разбитое вдребезги «люблю». Мысли смешиваются, переплетаются и нить слова «люблю» теряется, куда и кому неизвестно.
На плечо ангела ложиться рука Юнги, который с лёгкой улыбкой переводит взгляд с двери на него и кивает куда-то в сторону.
— Портал до сих пор открыт, идите вместе с госпожой Мин, она знает куда вам надо. — Тэхён цепляется за кисть Юнги, смотрит с мольбой, сожалением и слишком явным прощанием, на что тот ярко улыбается, обнажая дёсна, сощуривая до невозможности глаза и машет рукой ему, отходя ближе к двери, в которую начинают стучать. Тэхён ничего не замечает, никакого сожаления в глазах, никакой паники, лишь спокойствие и облегчение, он готов. Руку ангела тянут на себя, заставляя пойти, он поддаётся напору, ничего не видит перед собой кроме по лисьи сощуренные глаза, которые продолжают смотреть на него с теплотой. Ноги двигаются сами, маленькие ручки детей хватаются за его кофту, когда старушка хватает начинает утягивать Тэхёна с собой в портал и последнее что стоит перед его глазами, как двери с громким стуком падают на пол и по губам полудемон произносит «когда-нибудь…» и последнее слово размывается в водовороте портала, где все внутренности скуриваются и душу из тебя будто вынимают, он опять думает о том, что не должен был рождаться в этом мире.
Когда он с глухим стуком падает на сырую землю, морщась от боли в голове, и смотря на пасмурное небо, прислушиваясь к громким всплеском воды, бьющиеся об камни в самом низу и моросящий дождь, капающий прямо в лицо. Ангел чувствует, как к нему подходит старушка, тихонько пиная его носком ботинка.
— Да жив я ещё, не пинайтесь. — Та посмеивается, переставая и вглядывается в лицо ангела, где на лице сплошная отстраненность, а в глазах полное смирение с ситуацией. Она переводит взгляд чуть поодаль, где расположились два мальчика, лежащие на холодной земле, полностью продрогшие и их одеялом лишь является холодный, противный моросящий дождь. Тэхён, будто прочитавший мысли резко поднимается, устремляя взгляд туда же, куда маг и бежит к ним, чувствуя тупую боль в голове от неудачного приземления на землю. Приземляясь на колени и тихонько похлопывая детей по щекам чувствует недовольное бурчание и от чего-то на его губах появляется улыбка, когда маленький и вечно серьёзный Сунён начинает бормотать что-то о магии пончика. Тэхён проводит ладонью по взмокшим волосам сына и целует в лоб.
— Дети тяжелее переносят передвижения в портале, скоро проснуться, — Произносит старушка, подходя к детям и тоже опускаясь на землю, смотрит на двух мальчишек и улыбка не обходит и её стороной. — Сунён, этот мальчик сильный духом, прячет все свои эмоции внутри, но очень заботиться о Чонхёне, потому что тот намного слабее его. Чонхён слабый, ранимый, однако в нём содержится своя сила, самая чистая. Они огонь и вода, небо и ад. Им суждено было родиться вдвоем. Я восхищаюсь ими, и восхищаюсь вами, ваш союз не ошибка, как бы кто не говорил, и как бы ты сам не считал, вы не ошибка, просто начали не с того. В детях пока что проснулась не вся их сила, однако того, что я вижу сейчас уже достаточно, могу лишь сказать, что они могут быть посильнее некоторых именитых магов. — Женщина берёт в обе руки ладони мальчиков и прикрывает глаза, ангел пристально наблюдает, продолжая тихонько гладить их по угольным волосам. Старушка убирает свои ладони и Тэхён в некой прострации поглядывает на их ладони, пытаясь понять и действительно согласиться с тем, что их дети самые особенные из всех.
— Что это? — Шепчет парень.
— Их сила, которой они победят войну, выйдя на поле битвы, как ребёнок Ада и Неба, — Тэхён открывает рот, ничего не понимает, глядит на огненное мерцание ладони Сунёна и на светлое, чистое мерцание ладони Чонхёна.
— Какое поле битвы? Они же дети, они должны драться между собой, в смысле, я совсем ничего не понимаю, — Парень впивается в свои волосы пальцами, с отчаянием выдыхает, чувствует как старушка спину его поглаживает и с улыбкой произносит.
— Они должны уничтожить тебя, ангел мой. Ты ошибка и предназначение, спасением станут дети, которые уничтожат тебя.
Парень замирает, чувствуя до сих пор нежные поглаживания, но в голове резко становиться пусто, все мысли посещающие его когда-то о том, где он говорил, что грёбаная ошибка природы, вселенной, позор всего Неба — были лишь чистой правдой, он действительно таковой. Его голову обдаёт резкой болью от чего он валиться на землю, хватаясь за волосы, тянет их, пытается оттянуть невозможную боль, рука поглаживающая спину, начинает нежно поглаживать его ногу и шепотом старушки «скоро всё пройдёт» не успокаивает, он задыхается, слёзы накатывают на глаза и в какой-то момент он толи вырубается, толи находиться на грани, но резкая боль прекращается, и когда он раскрывает глаза, то оказывается в полностью белоснежном помещении, где в люльке сопит маленький младенец, с чёрными, как крыло ворона волосами и вокруг него находятся несколько человек, одни из которых его родители.
Ангел падает на белоснежный пол, с чистыми, искрящимися глазами от слёз, глядя на людей в помещении. Женщина поправляет одеяло у младенца и прижимается к своему мужу. Другой мужчина подходит к люльке ближе, долго рассматривает младенца, а потом резко приподнимает над ней малыша, который распахивает глаза, чёрные, как тлеющий уголь, в которых редко проскальзывает красный огонёк. Женщина вскрикивает прижимаясь ближе к мужу, а младенец ничего не понимая дёргает ножками и открывает рот, смотрит на мужчину и начинает улыбаться, беззубой и искренней улыбкой. Тэхён уже захлёбывается в собственных слезах, видя испуг в глазах родителей и младенца, который поворачивает резко в его сторону и всё так же улыбается, засовывая пальчик в рот, взгляд его меняется и чёрные, словно ночь глаза меняются на голубой. Он продолжает пристально смотреть на него, глаза в глаза и всё также улыбается. Все в помещении поворачиваются в сторону, куда направлен взгляд младенца, и Тэхён замирает. Мужчина улыбается, переводя взгляд снова на младенца и с торжеством восклицает.
— Родился, это он, — Мужчина переводит взгляд снова в сторону, где сидит опустошённый ангел — предназначению суждено сбыться.
Кристальные слёзы падают на пол, одна мысль за другой болью вонзается в мозг.
Все знали.
Все лгали, что не знали.
Всё мигом прекращается, боль в голове утихает, и кожа снова чувствует неприятно прилипшую одежду, противный моросящий дождь. Хочется крикнуть, заорать во весь голос, он открывает глаза, усмехается, поднимается с земли, кидая взгляд на до сих пор не проснувшихся детей, потом медленно переводит взгляд на старушку, которая также сидит на земле и смотрит ему в глаза. Тэхён пошатываясь отходит и рычит, незаметно смаргивая накатившую слезу, внутренне крошится сотый раз, однако каждый раз всё больнее и больнее. Каждый раз он думает, что не может быть больнее, что он пережил столько, что уже перестанет чувствовать боль, которая раздрабливает его на маленькие микрочастицы. Но каждый раз очередной промах, очередное неверное предположение, потому что становиться ещё больнее, потому что сейчас он всем телом чувствует, что сдается, окончательно, бесповоротно рассыпается, будто его органы превращают в отбивную, они уничтожаются, ком тошноты встаёт во рту и наружу выходит сгусток крови, а ноги когда-то держащие его, подгибаются вновь. Перед глазами темнеет, в голове лишь то, что все вокруг с самого детства ему лгали. И когда они на него оборачивались, они не задумывались почему он такой странный, оборачивались они лишь потому, что он тот, кто должен по предназначению быть испорчен падшим. А родители собственные, которых он любил больше жизни, изначально его вообще боялись.
«Он странный.»
«Он жуткий.»
«Я надеюсь он умрёт быстрее.»
«Такие не должны существовать, поэтому он такой.»
Слова, которые он не понимал, приобретают смысл. Его не должно существовать, изначально он родился, чтобы умереть, и виноват в этом совсем не Чонгук. Они должны были любить, но Чонгук не влюбился, что стало сбоем, поэтому он сломался раньше времени, но дети, которые по предназначению должны были быть по любви — родились в вакууме ненависти, поэтому их два: тёмная, светлая. Любовь и ненависть. Дети, которых он оберегал, станут теми, кто его и убьёт. Смешно.
Сбоку от ангела раздаётся глухой стук, он поворачивает голову в сторону, встречаясь взглядом с тем, кто был для него долгое время — семьёй. Чуть подальше лежит Юнги, видно его тяжело вздымающуюся грудь и бледное цвет кожи, который сам по себе бледный, но сейчас напоминает кожу человека, который умирает. Он хочет подползти, хочет всё рассказать, но ангел лишь мотает головой, тяжело вздыхая, поднимаясь с земли и направляясь к полудемону. Шепчет что-то тому на ухо, на что тот кивает, и быстро взмахнув рукой, как бы говорит иди.
Дети вдалеке наконец-то просыпаются, сначала ничего не понимают, а потом спешат подняться, но старушка их держит за руки, крепко держит, не даёт им убежать к нему, потому что видит, что тучи потихоньку в месте обрыва начинают уходить, лучи солнца яркими лучами падают на полянку, на которой лежит ангел. Маг улыбается, поворачивая голову к солнцу, слыша тихие всхлипы детей, которые до сих пор пытаются вырваться, в итоге обессилено падая на колени, смотря лишь на то, как кожа их отца озаряется светом, поблёскивая, а чёрные волосы развеваются на ветру. Всё выглядит слишком красиво, слишком завораживающе, хочется смотреть на это вечно, как молодой ангел лежит на поляне, которая постепенно покрывается цветами, окружая его всего, создавая мнимую защиту. Всех картина завораживает, гипнотизирует, ресницы ангела подрагивают, всё звучит слишком прекрасно, если бы на самом деле всё было не так страшно, потому что цветы окружающие ангела — розы чёрные, а создают круг вокруг него вьющийся, необычный репейник, который готов уже начать виться вокруг него. А в следующий момент ангел раскрывает рот, когда метка на шее его начинает душить, лишать его воздуха, а репейник находящийся рядом с ним, врастает в него, чёрные розы начинают осыпаться, а солнце освещающее его ярким светом скрывается за луной, которая медленно, почти незаметно закрывает солнце, скрывая его от ангела, а репейник продолжает в него врастать, он мечтает убежать, но не может. Он лишь может кричать, беззвучно, звать на помощь, но лишь в мыслях, он ничего не слышит, лишь мечтает умереть, быстрее, мгновенно, безболезненно. Его мучения заканчиваются, когда луна окончательно поглощает солнце, лишь тогда вся боль уходит, оставляя шум в ушах, призрачные слёзы, которые есть, но внутри. Ноги в кровавых подтёках, а органы все вновь отправляют в мясорубку, перекручивая. Ангел-хранитель над ним говорит вставать, говорит подняться, а у него будто только сейчас невидимые оковы снимаются, и он задаёт лишь один вопрос. Один.
— Ты всё знал? — Молчание, конечно.
— Конечно знал, как иначе, все знали. — Больнее некуда, скоро всё закончится.
— Ты был моим заданием на земле, прости меня, — Ангел порывается подойти к Тэхёну, но тот поднимаясь, на еле держащихся ногах, отходит назад, беззвучно шепчет нет. — прости меня, Тэ, прости. — Все понимают, что все эти глупые слова, глупые извинения бессмысленны, они ни к чему сейчас, ему с ними лишь только в могилу уйти, ещё и неизвестно в какую именно, адскую или райскую. Он согрешил, а с грехами не уходят в Рай, он будет мучаться бесконечность. Он даже при рождении согрешил, потому что он родился уже с пороком, так пусть так и будет, гнить бесконечно в адском котле, продолжать мучаться дальше.
Пусть
Так
и
будет.
Впереди ещё большая бесконечность мучений.
— Куда мне? — Довольно глупых страданий, размышлений о ужасной жизни, о судьбе которую ему дали, о предназначении ради которого он умрёт. Довольно. Он устал. Взмах рукой в сторону пропасти, и непослушные ноги уже идут туда, ничего не замечая, никого не видя. Он подумал только раз, посмотрел только однажды, лишь на маленькое, хрупкое, бледное тело полудемона, где на белоснежной груди красным была выжжена метка, означающая о том, что
он мёртв.
Ангельская метка, ничем не отличающаяся от дьявольской, его убили ангелы. В кулаке он сжимал маленький, аккуратный кулончик — подарок Чимина, кулончик, который он говорил ему носить, не снимая, чтобы хранитель всегда знал, где он, чтобы он всегда смог прийти к нему на помощь.
Ангел стеклянным взглядом отворачивается от бездыханного тела и продолжает свой путь к краю обрыва, останавливаясь тогда, когда достиг края, где под ногами бурлит ручей, а тучи постепенно образуют воронку. До уха доносятся частые всхлипы и сердце разрывается от боли, хотел бы он утешить их, но не может, слышит шёпот около него и маленький ручки, хватающиеся за его курточку, закрывая глаза, он так же думает, зная, что его услышал. Всегда слышали.
Чтобы не случилось, я вас буду любить всегда, через тысячу веков, миллион, я вернусь к вам, обещаю, позаботьтесь друг о друге, не давайте друг друга в обиду. Я не злюсь на вас, мне положено умереть сейчас, поэтому не бойтесь, думайте лишь о том, что не важно через сколько, но мы встретимся все вместе вновь. Любите Чонгука, я чувствую, нет, я знаю, что он вас любит, всегда любил.
Дети отходят чуть подальше от ангела и кивают, зная, что этот кивок останется незаметным, но чувствуют, что тот и так всё поймёт. Курточка плавным движением сбрасывается с плеч, следом идёт и футболка. Крылья, белоснежные, невообразимо прекрасные раскрываются, глаза сияют голубым пламенем, а сердце начинает биться чаще, шаг и ещё один, когда отступать больше некуда, везде смерть. Ангел набрасывает на себя маску, улыбающееся лицо и ступает, пути назад нет, крылья несут его вверх, в центр образовавшейся воронки, где его уничтожат. На лице улыбка, глаза закрыты, его слишком обострившийся слух слышит кроткое «пожалуйста» и резкая, пронзающая всё тело боль, где все внутренности сжигаются, изнутри выжигаются адским пламенем, рот застывает в немом крике, а глаза открыты, смотрят на всю образовавшиеся картину, как в замедленной съёмке. Вот Астарот опускается на колени, вот Чимин прижимает к себе мёртвое тело полудемона, вот старушка стоит смотрит на всё с той же лёгкой улыбкой и сжигает какую-то бумагу, вот ангелы становятся в линию и опускаются на колено, вот Намджун схватив за плечи, продолжает держать всё того же Астарота, на лице которого истерика. И в конце концом вот дети, держащиеся за руки, убивают, сжигают, превращают в прах своего отца, выполняют предназначение и падают на землю, рыдая, когда ангел всё с тем же немым ликом, застывшем на лице, наполненным вечной мукой, падает вниз. Несется огненным грузом вниз, сжигается последнее — крылья, и погружается в воду, в ледяные заволакивающие всё тело воды. Лицо всё такое же — крик помощи, красивое, нежное лицо застыло с обезображенным криком.
Луна, закрывающая небо, освобождает его, выпускает из долгого заточения и яркие лучи освещают уже всем мир. Солнце нежными и тёплыми лучами сейчас падает на всех, оно уже никого не губит, лишь ласкает и припекает.
Предназначение исполнено.
«Когда луна закроет солнце:
Мир погрузится во мрак,
Младенцы, жертвуя отцом:
Протянут руку к краху миру,
И ангел, посланный на свет земной:
Безмолвной куклой падёт на возрождение земли,
Обезображенный судьбой.»
Бумага сожжена теперь до конца.
Продолжение следует…
