— Вы даже не представляете, как я долго Вас ждал… Вы меня очень сильно изменили, за что я буду благодарен всю свою оставшуюся жизнь. @Ketty Melory.
«Прошел месяц» От имени Лии: — Булаткин! Ты опять сожрал мой йогурт?! — возмущённо прокричала Полина на всю кухню, а я крепче обхватила кружку с кофе и звонко рассмеялась. — Я не виноват, что ты тоже любишь черничный, как и я! — послышался крик с другой комнаты. — Я уже задолбалась каждый день покупать йогурт! Ты целую неделю жрешь мою еду! — возмущалась сестра Егора. Через долю секунды на кухню зашёл и он. — Не злись, — он подошёл к ней и чмокнул в макушку. — Хочешь, я подарю тебе завод по изготовлению черничного йогурта? — мужчина приобнял ее за плечи. — Себе подари, чтоб больше мое не жрал, — блондинка скинула с себя его руку и села напротив меня. Я улыбнулась. — Вот возьму и буду продолжать есть твою еду. Твой йогурт вкуснее! — Егор подходит к нам, мимолётно целует меня в губы и тыкает язык Полине. Я смеюсь. — Вот скажи мне, кто ты такая и что ты сделала с моим братом? — прищуривает глаза Булаткина, когда брат покидает кухню, и я улыбаюсь. — Я последний раз его таким видела с Аней Шурочкиной. Когда они расстались, Егор стал чёрствым куском дерьма, а ей наоборот стало лучше. Но с тобой он вновь расцвел. Как тебе это удалось? — Не знаю, — тяжело вздыхаю. — Возможно, я задела его самолюбие в тот день, когда он хотел меня изнасиловать около подъезда. Но я не из тех. Я не трусиха. Сразу же дала ему отпор. Долго бегала от него, а он меня искал. Тогда в ресторане, где я работаю, он пришел на ужин с родителями и я, как на зло, обслуживала их столик. Вот с ресторана как-то все и началось, — усмехаюсь, вспоминая, что у нас потом происходило. — Спасибо. Спасибо, что ты вновь открыла его настоящего, — Полина берет меня за руку и я крепко сжимаю ее в своей руке. — Что-то они там с Мишкой затихли. Неужели, поубивали друг друга? Если так, то Машка меня сама убьет. — блондинка смеётся и я встаю с места. Сейчас, в гостях у родителей Егора, находится Мишка, мальчик 4 лет, за которым попросила присмотреть лучшая подруга Поли — Маша. Мы ушли с Булаткиной на кухню, а Егор остался с Миней. — Я пойду посмотрю, — киваю ей и выхожу из кухни. Подходя к дверному проёму, слышу любопытный голосок мальчика. — Егор, а мне девочка одна нравится. Я не знаю как ей сказать об этом, потому что ей нравится другой, Назар, а не я. Что мне делать? — опираясь о косяк, начинаю подслушивать и смотреть на них. Они сидят на полу и смотрят в окно. — Ты должен добиваться её. Должен сделать так, чтобы она перестала испытывать симпатию к тому парню. Можешь ухаживать за ней, — улыбка сама появляется на моем лице и я скрещиваю руки на груди, продолжая слушать разговор. — А что такое «ухаживать»? — Это когда мальчик дарит цветы девочке, угощает конфетами и разными вкусняшками, — я тихонько подкрадываюсь к Егору и обнимаю его со спины за плечи. — Но не все мальчики добиваются девочек конфетками и другими вкусностями, — Крид оборачивается и дарит мне свою теплую улыбку. — А как? — устремляет свои любопытные глазки на меня Мишутка, и я сажусь рядом с Булаткиным, кладя ему голову на плечо. — Всем девочкам нравится, когда мальчики защищают их. Тогда они чувствуют себя в полной безопасности и влюбляются. Они любят, когда им делают комплименты, говорят, что они красавицы. — А тебе Егор говорил, что ты красавица? — я начинаю заливисто смеяться и притягиваю мальчишку за руку, усаживая рядом с нами. — Говорил, Мишутка, и не только это. — бросаю скептический взгляд на блондина, на что тот закатывает глаза, продолжая улыбаться.***
— Егор? — нервно закусываю губу, лёжа на груди блондина, решая поговорить об его предыдущих отношениях. — М? — он перебирает локон моих волос и листает ленту Инстаграма. — Как давно у тебя были серьезные отношения? — пальцы мужчины резко останавливаются и прекращают свои действия. Секунда. Две. Три. Молчание затянулось. Дыхание Егора участилось, а сердце забилось сильнее. Приподнимаюсь и смотрю на мужчину. — Давно. Но это уже не важно. — желваки напряжены, глаза бегают… Нервничает. — Почему тебя это интересует? — Это ты из-за Ани стал таким грубым и чёрствым? — Неважно, — Булаткин хмурится и вновь утыкает свой взгляд в телефон, давая понять, что разговор окончен. — Ясно… — тяжело вздыхаю и встаю с кровати, понимая, что именно она сломала его. Забираю со стула свой халат, накидываю его на плечи и выхожу из комнаты, оставляя его одного. Еле слышно, ступаю по ступенькам вниз. Прохожу на кухню, наливаю себе из графина воды и быстро осушаю стакан. Поставив его на место, подхожу к окну. Одергиваю штору и устремляю свой взгляд. Ночная Москва — это вам не Пенза. Здесь шумно, душно и грязно. В эмоциональном плане грязно. Если у нас в городе все люди приветливые, то здесь наоборот: все куда-то постоянно спешат, хамят, дерзят… В общем, до Пензы Москве далеко. Тяжело вздыхаю и обнимаю себя за плечи. Наверное, я никогда его не пойму. Мы как будто в разных мирах, разных измерениях. У меня свое мировоззрение, а у него — свое. Но меня тянет к нему. Я люблю его, черт возьми. Я люблю все, что в нем есть: сложный характер, глаза, цвета океана, каждую тату, каждую морщинку, а за его голос с хрипотцой можно душу продать кому угодно! Внезапно, тело содрогается от неожиданности. Опускаются глаза вниз и вижу татуированную руку парня, которая обхватила меня за талию. Пододвигаюсь ближе, кладя голову на солнечное сплетение, все так же наблюдая за машинами через окно. Блондин прижимает крепче к себе и обвивает мое тело обеими руками. Мы молчим. Я слышу как стучит его сердце. Прикрываю глаза и кладу свои руки поверх его. Мне хорошо с ним. С ним я счастлива, хоть и в опасности. — Я любил её, — внезапно хрипло произносит Егор и тело покрывается мурашками. — Любил так, как не любил никого. А она пошла на поводу у своего отца. Я убивался. Долго. Мучительно. Но потом решил наплевать на все и стать чёрствым. Вот так вот я и стал насиловать девушек, ради своего удовольствия, — он грустно усмехается, а я тяжело дышу. — Я хотел, чтобы им тоже было больно. Как мне, — разворачиваюсь лицом к Криду и смотрю прямо в глаза. В его грустные глаза. — Но ты же знаешь, что никакая физическая боль не сравнится с моральной. — Знаю. Мне все равно было легче. Первые две недели я бухал. Бухал по-черному. Но потом понял, что хватит, — я крепко обвиваю Булаткина руками за шею, вставая на носочки, и прикрываю глаза, вдыхая запах своего мужчины. — Скажи мне это. Пожалуйста, — тихо шепчу я, смотря прямо в глаза ему. — Я… — он опускает глаза вниз. Взглатывает. Тяжело вздыхает. — Я люблю тебя, — выпаливает на одном дыхании, восстанавливая зрительный контакт. Я широко и тепло улыбаюсь. — И я тебя люблю. Очень. — мои губы решительно накрывают его и сплетают наши чувства воедино. Я люблю его… И это факт.