Мы играем в тишину

Feeling, I thought I’d never get this feeling. My heart has never been so open for anyone. Slowly, Time is moving on so slowly. I've been waiting for this moment like the rising sun. Lauri Ylonen. You don’t remember my name (перевод. Это чувство, Я думал, что никогда его не испытаю. Никогда и никому так не открывал своего сердца. Медленно, Ужасно медленно тянется время. Я ждал этого момента, как восхода солнца) *** Из-за закрытой двери глухо доносились звуки вечеринки. Музыка играла, не смолкая, и то тут, то там раздавались взрывы смеха. Никто не приходил на второй этаж, никто не нарушал уединения Винчестеров – и они были благодарны за это. - Какие планы? – нарочито бодро спросил Дженсен после того, как молчать и обниматься стало уже как-то неловко. - Не знаю. Отдохнуть. Джен всегда хотела побывать в Новой Зеландии, так что, может, слетаем до Веллингтона. А вообще, - тут Джаред остановился, помялся немного и осторожно закончил, - Джен хочет уехать из Остина. - Как это – уехать? – Эклз даже отступил на шаг, чтобы смотреть другу прямо в глаза. – Насовсем? - Ну да. Ей последние годы очень тяжело. Я вижу, да и она сама об этом не раз говорила. Она же актриса, ей бы сниматься, а не дома сидеть с этими курами да кроликами. Жили бы в Нью-Йорке или Лос-Анджелесе, я ещё понимаю. Но Остин… Дженсен кивнул. Неприятный холодок пробежал по позвоночнику. В сущности, что мешает Джареду уехать из их маленького славного города? Ничего. Бар прекрасно может существовать и без присутствия хозяина. А вот ему, Дженсену, уже не сдвинуться с места. Пивоварня не только властно загребла себе его время и внимание, но и лишила какой бы то ни было мобильной возможности. Он уже не уедет из Остина, не сможет бросить свой бизнес, в который вложено столько сил. Да и Дэннил не поймёт. - А ты сам что думаешь? – спросил он. Джаред пожал плечами, улыбнулся. - Ты и сам хорошо знаешь. Я готов жить где угодно, хоть в Антарктиде, - если там будешь ты. Дженсен отвернулся, скрывая улыбку. Ему вдруг стало тепло-тепло. И одновременно с этим жгучая тоска снова начала подбираться к горлу. Сверхъестественное закончилось, всё-таки закончилось, хотя ему казалось, что их сериал станет вечным, как Вселенная. Что новые эпизоды будут выходить до тех пор, пока у ведущих актёров есть силы и возможности сниматься дальше. Но внизу веселятся гости, отмечая последний день съёмок, и совсем рядом, меньше, чем в одном шаге, стоит его друг и брат, разделивший с ним каждый шаг и каждый вздох пятнадцати последних лет. - Мне страшно, - вдруг сказал Дженсен, сам ещё не понимая природы этого страха, но уже ясно его ощутив. И вновь беспомощно взглянул в зеркало, словно ища поддержки у Дина. Джаред взял его за руки, крепко стиснув запястья, - совсем как тогда, на какой-то церемонии, они стояли, окружённые толпой журналистов, жмурясь от вспышек камер, и в один жуткий момент Дженсен вдруг понял, что ни черта не видит. Ослеплённый резкими яркими бликами со всех сторон, он начисто потерял координацию и мог только бестолково махать руками в воздухе, пытаясь найти хоть какую-то точку опоры. Джаред, заметив это, среагировал мгновенно. Ухватил друга за руки, подтащил к себе и обнял за плечи, решительно отгораживая беспомощного напарника от внешнего мира. Дженсену потребовалось всего несколько секунд, чтобы прийти в себя, едва только он понял, что Джаред рядом. Значит, всё в порядке, всё хорошо. И он расслабленно выдохнул, вновь поднимая голову и улыбаясь в камеры. - Мы не расстанемся, - уверенно сказал Падалеки, правильно истолковав причину страха. И добавил на всякий случай, - Никогда. - Даже если вы с Джен уедете? Темнота, окутавшая комнату, выжидательно замолчала, ловя негромкие слова, срывающиеся с губ. Даже сверчки за окном перестали стрекотать. - Даже если мы с тобой будем жить на разных полюсах, - грустно усмехнулся Джаред, - ты же сам всё понимаешь. Дженсен подошёл ближе. Сердце стучало где-то в ушах, так что все остальные звуки глохли. Он больше читал по губам, чем на самом деле слышал тихие признания. За пятнадцать лет они с Джаредом уже миллион раз признавались друг другу в любви – и на публике, и наедине. Этот двухметровый щенок ещё с самого первого сезона начал трезвонить на всех углах о своих чувствах, улыбаясь при этом, как идиот. Время шло, один сезон сериала сменял другой, и вместе с ними менялся и сам Джаред: исчезали шкодливые интонации, стиралась с лица глумливая ухмылка, и только слова звучали всё те же: «Люблю Дженсена, люблю…». Эклз перевёл дыхание. Их отношения давно уже стали достоянием всего мира. Только вот… весь этот мир, эти толпы поклонников, журналистов и кинодеятелей – понимали ли они все, какая драма разворачивается прямо на их глазах, выставленная напоказ и от того никем не замечаемая? - Мне нужно сделать одну важную вещь, - сказал Дженсен. – Это будет или самая большая глупость, или самая большая смелость. Джаред кивнул, показав, что слушает. Он слегка улыбался, растрёпанный, едва-едва начавший опять обрастать щетиной. Мало что в нём осталось от Сэма первых сезонов – разве что только глаза, грустные щенячьи глаза, которые Падалеки машинально делал всегда, когда внимательно слушал. Так он выражал свою искреннюю заботу о собеседнике – и точно так же полностью обезоруживал его, заставляя оттаивать сердцем, а некоторых особо чувствительных особ даже всплакивать. - Ты помнишь пари в первых сезонах? – спросил Дженсен, ища, какую подводку сделать к своей будущей глупости. Хоть он и знал наверняка, что друг примет любую его выходку, ему всё же хотелось сделать этот момент максимально адекватным. - Когда вся съёмочная группа гадала, влюблены мы или нет? – усмехнулся Джаред, но тут же снова посерьёзнел. – Кажется, тогда мы обманули не только весь каст, но и самих себя заодно. - Я именно об этом, - тихо сказал Дженсен. Опустил глаза, неловко переминаясь с ноги на ногу и не находя новых слов для продолжения разговора. Джаред молча смотрел на него и всё-всё понимал. Раньше этого хватало. Проводить вместе недели и месяцы, круглосуточно разговаривать обо всём на свете или часами молчать, просто находясь в одной комнате и занимаясь своими делами. Сниматься, ездить на конвенции по всей Америке и за её пределы, а в хиатус просто безвылазно торчать друг у друга дома или выбираться отдыхать на природу. Пропадать в отпусках вдвоём, без Женевьев и Дэннил. «Мы проводим на съёмочной площадке девять месяцев в году, а всё остальное время просто хотим быть вместе», - как-то раз сказал Дженсен в ответ на вопрос, не надоели ли они с Джаредом друг другу. Никогда, ни разу за пятнадцать лет, не было даже одного дня, куда бы смогло просочиться нежелание видеть напарника. «Вы как настоящие братья», - умилялись на съёмочной площадке. «Прямо супружеская пара», - ехидничали злопыхатели. «Сиамские близнецы, разлучённые в детстве», - строили предположения репортёры. И Дженсен не мог да и не хотел объяснять им всем, какое огромное светлое чувство затопляет его с головой только лишь от осознания того, что в этом мире есть Джаред Падалеки. И с ним на пару можно дурачиться, сколько влезет. Травить Мишу и Алекса. Смотреть глаза в глаза и прижиматься всем телом, разделяя одно личное пространство на двоих. Бесконечно сходить с ума... Раньше этого хватало. Пока длилось Сверхъестественное. Но оно закончилось – и властная потребность совсем другого характера внезапно встала перед обоими ребятами, бесстыдно обозначив себя. Тень новой реальности – той, в которой они расходились параллельными дорожками по новым проектам и новым городам, - едва промелькнула перед ними, но успела вызвать слишком бурное потрясение, чтобы всё могло и дальше оставаться на своих местах. - Джар, я… ты, наверное, и сам всё знаешь, - начал Дженсен. Когда-то же ведь надо было об этом сказать. Так когда, если не сейчас. Пока последние отзвуки Сверхъестественного ещё не замолкли. - Знаю, - отозвался его друг, - я тоже. Он потянул Дженсена к себе, забрал его лицо в ладони и начал целовать – просто и легко, как будто это было самым естественным, что он мог сделать. Спокойно и неторопливо он покрывал поцелуями и жмурящиеся глаза, и раскрасневшиеся щёки, и губы, которые отзывались на каждое движение. И с каждым мгновением дышалось легче, и клубок мыслей в голове распутывался сам, легко, непринуждённо, почти весело. - Я люблю тебя, - сказал Джаред, отстранившись наконец и щекотнув напоследок нос друга своими вихрами. Дженсен слышал эти слова столько же раз, сколько капелек воды было в бассейне его дома в Остине. Но сейчас – удивительное дело – они звучали совершенно по-иному. Ласковее, мягче – и серьёзнее. Они давно знали в душе и только теперь начали понимать, что их братские чувства остались далеко-далеко в первых сезонах Сверхъестественного. И с тех пор между ними росла и крепла другая связь, импульс которой дали их же родные персонажи с этой безудержной обоюдной привязанностью, почти страстью друг к другу. - Я так и знал, что когда-нибудь мы к этому придём, - улыбнулся Дженсен, почти касаясь губ своего друга и брата. Взъерошил ему волосы и шутливо дёрнул за нос. Недавняя тоска от расставания с Дином стремительно улетучивалась, забирая с собой и остатки страха. Пусть Дин и Сэм погибли, пусть закончилось Сверхъестественное, но Джаред – здесь, в его объятиях, живой и радостный, и его глаза сияют такой любовью, что Луна скромно обходит этот дом стороной, понимая, что в её свете нет никакой надобности. От этого понимания вдруг стало так невыносимо хорошо, что Дженсен, оперевшись спиной о дверь, съехал вниз и уселся на пол, подбирая под себя ноги. Джаред молча сделал то же самое, заодно устроив лохматую голову на плече друга. - Джар… - М-м? - Я почему-то так чертовски счастлив, что хочется заорать на весь этот грёбаный мир. Джаред усмехнулся и быстро приложил пальцы к его губам. - Только не сейчас, а то перепугаешь всех. Давай завтра утром. И чтобы Джен с Дэннил не слышали. - Хорошо, - легко согласился Дженсен. И в свою очередь потянул друга на себя, ловя губами его губы. Дэннил по другую сторону двери неслышно сделала шаг назад и медленно пошла вниз.