Чувствуй

Второй этап экзамена на чуунина закончился пару недель назад. Команда номер семь успешно прошла его и готовилась к третьему — поединкам один на один. Правда, события, произошедшие в зоне сорок четыре, надолго остались в памяти генинов. Они столкнулись лицом к лицу со своими страхами, и в этой схватке не на жизнь, а на смерть каждому пришлось чем-то пожертвовать: Сакура лишилась своих длинных волос, бровастый Рок Ли получил тяжелейшие травмы и находился в бессознательном состоянии, Хинако заработала иссяня-чёрные гематомы, тянущиеся от колена к щиколотке. А на Саске теперь стояла проклятая печать Орочимару.        Какаши-сенсей был явно обеспокоен состоянием Учихи, поэтому взял его на индивидуальное обучение, оставив Хинако на её брата, а Наруто поручив некому Эбису-сенсею. Ребята были раздосадованы таким поворотом событий, поскольку видеться им теперь приходилось очень редко. «И какая мы команда, если даже тренируемся по раздельности?» — хмурилась О’Хара.               Правда, в последнее время Наруто частенько линял от «скрытого извращенца Эбису» и забирался к Хико-тян через балкон. Застав девочку дома, он в пылу начинал жаловаться на новоиспечённого сенсея и рассказывать про какого-то Жабьего Отшельника, у которого он хочет обучаться. Хинако думала, что друг совсем свихнулся. Ей даже стало его жалко. От нечего делать придумывает всякие россказни про какого-то старика. Шпыняют беднягу от учителя к учителю, не может ни к кому приткнуться. Вот если бы товарищам не пришлось разделиться, такого бы не произошло.        — Наруто-кун, ну куда ты меня тащишь? — жалобно возопила Хинако.        Наруто вцепился девочке в руку и тащил её через всю деревню, как упирающегося мула. Он разбудил её слишком рано, начав стучать в окно. Никто не откликнулся и к сожалению для Хинако, балконная дверь была открыта, поэтому Наруто прошмыгнул внутрь и стал трясти завёрнутую в два одеяла подругу. «Ты что так замоталась, Хико-тян?» — недоумевал парниша, пытаясь выпутать девочку из этого кокона. Он долго умолял её пойти вместе с ним, но Хинако раз за разом закрывала глаза и, отмахиваясь, поворачивалась к стене. Ну что ему надо? Опять придумал какую-нибудь глупость на пару с Конохамару? Хинако вообще удивлял тот факт, что внук Третьего так часто ошивается с Наруто. Мальчишка Сарутоби, думалось, должен быть поцеломудреннее, но во взбалмошности он мог потягаться с самим Узумаки. Так Наруто всё-таки удалось поднять Хинако с кровати и даже заставить её привести себя в порядок, но скрыть синяки под глазами и помятую щёку уже ничто не могло.        — Я докажу тебе, что Жабий Отшельник существует! — в его голосе слышалась непреклонная решимость, и девочка поняла, что он не успокоится. Узумаки серьёзно настроен, особенно после её замечания о том, что ему пора бы взять себя в руки и начать нормально тренироваться с Эбису-сенсеем. Такого «оскорбления» парнишка вынести не мог.        — Я тебе верю, Наруто! Только отпусти…        Девочка решила предпринять ещё одну попытку освободиться: она взвыла и совсем обмякла, да так, чтобы мальчик не мог сдвинуть её с места. Хинако присела на корточки посреди улицы. Люди стали оборачиваться на шумящих ребят, и несколько детей показали пальцем на странную парочку.        — Не пойду.        Она, нахмурившись, хмыкнула и уставилась на свои сандали. Но Наруто, ни минуты не раздумывая, схватил подругу, подсадил себе на спину и понёсся по улице, оставляя после себя клубы пыли. Он бежал, ловко маневрируя между прохожими. Правда, одна бабулька чуть не огрела хулиганов палкой. После чего Хинако попросила друга лететь помедленнее.        — Наруто, меня сейчас стошнит!        Девочка подскакивала на спине друга каждый раз, как он наступал на кочку или камень. Утренний рамен, принесённый Наруто, порывался вырваться наружу, поэтому Хинако стискивала зубы и покрепче цеплялась за друга, чтобы не свалиться. О’Хара была выше блондина на сантиметров эдак пять (вообще из тройки Узумаки был самого маленького роста), поэтому ей казалось, что она выглядит, как страус, несущийся на мартышке. И вообще, куда он её ведёт? В голову стали закрадываться предположения, что они направляются к общественным баням, ведь дорога вела именно туда.        И Хинако не прогадала. Наруто остановился неподалёку от входа в заведение и отпустил девочку. Она одёрнула задравшуюся штанину, поправила съехавший протектор. Ну и поездочка. Хинако, перекинув волосы на лицо, пыталась распутать жуткие колтуны, пока Наруто кружился рядом и что-то высматривал на крыше. Наконец он остановился и постучал подругу по плечу.        — Нам туда, — мальчик показал пальцем на серую черепицу.        Хинако посмотрела наверх и сощурилась. Утреннее солнце слепило глаза, поэтому пришлось прикрыть их рукой.        — На крышу? — она подняла брови. — Что твой старик делает на крыше бани?        Но ответа не последовало. Наруто махнул рукой, приглашая девочку следовать за ним, и тотчас скрылся наверху. Хинако ничего не оставалось делось, как пойти за другом. Она, чертыхаясь и хрустя суставами, забралась на крышу. Снова пришлось сощуриться, чтобы разглядеть Наруто. Палящие лучи пробивали воздух и размывали изображение. Впрочем, глаза постепенно привыкли, и Хинако обнаружила товарища крутящегося возле какого-то старика в красном хаори. Он сидел в позе лотоса. Одной рукой незнакомец держал бинокль, другой отмахивался от взбудораженного Наруто. Это и есть тот самый Жабий Отшельник? Хинако не спеша направилась к говорящим, с неподдельным интересом пытаясь разглядеть мужчину.        — А это кто такая? — он наконец заметил приближающуюся девчонку и, подскочив на ноги, стал вултузить Наруто из стороны в сторону. — Ты мне ещё одного нахлебника притащил? - старик был явно против второго ученика.        — Это Хико…        — О’Хара Хинако, — куноичи подошла к мужчине так, что его тень полностью укрыла её от солнца. Отшельник отпустил мальчугана и внимательно посмотрел на девочку, которая, уперев руки в бока, пристально следила за каждым его движением. Вместо скрюченного старикашки, покрытого тиной и бородавками — таким Хинако представляла Жабьего Отшельника — перед ней вырос здоровенный широкоплечий мужчина — ростом, пожалуй, даже выше Тсуне — со внушительной белой гривой (сначала показалось, что на голове у него шкура какого-то животного) и странным налобным протектором с двумя рожками. — Меня и дома неплохо кормят, — куноичи обвела взглядом брошенный бинокль и внутренний двор бани. — И сенсей у меня есть.        Казалось, старик вздохнул с облегчением — тянуть на себе второго ребёнка он не хотел. Хоть и упоминание клана О’Хара его сильно удивило. Носители Кандзёгана с давних времён интересовали как правительство Конохи, так и вражеских шиноби.        — О’Хара значит. Недурно, — мужчина мельком заглянул девочке в глаза, два голубых блюдца блестели хулиганским весельем — никаких признаков наличия Додзюцу. Хорошо, для неё это к лучшему.        — Чем вы тут занимаетесь? — Хинако в привычной для неё манере подняла бровь и усмехнулась. Всё понятно: старикан на крыше общественной бани сидит с биноклем. Вид прекрасный — девушки в коротеньких полотенцах выходят на улицу проветриться. Солнце, освещающее крышу, слепит им глаза, поэтому Отшельника никто не увидит. Место выбрал прекрасное, ничего не скажешь. Вот извращуга. Почему Наруто постоянно на таких нарывается?        — Я собираю материал.        — Материал? — с наигранной заинтересованностью переспросила Хинако.        — Понимаешь, малышка О’Хара, я писатель. Пишу великие книги. Вроде этой, — он достал из кармана хаори книгу. Оранжевый переплёт, на обложке — парочка влюблённых. «Приди, приди, Рай». Хинако подавилась воздухом. Вы шутите?        — Это написали вы?! — громко спросила девочка, вспомнив, что читает Какаши-сенсей. Что-что, но встречи с автором подобной похабщины она ожидала меньше всего. — Вы точно старик-извращенец!        Мужчина поник и обречённо опустил руку с книгой. Но на смену мимолётному разочарованию пришла новая вспышка гнева.        — Наруто, паршивец! Это она от тебя понабралась?! Я же сказал, меня зовут Джирайя.        Хинако вздрогнула. Джирайя? Легендарный саннин? Неужели этот эро-автор в огромных красных сандалях герой Второй Мировой Войны Шиноби? Девочка не раз слышала от отца рассказы о трёх легендарных Саннинах Конохагакуре, о их подвигах и заслугах перед деревней. И сейчас один из самых великих шиноби, Джирайя-сама, подглядывает за девушками, прячась на крыше общественной бани. Что не так с этим миром?        До самого обеда саннин рассказывал детям про нежные женские руки и эфемерность любви, пересказывал сцены из своих книжек и давал юным умам дельные советы. Не то, что бы Хинако было интересно слушать всё это, просто торопиться сегодня было некуда…               Хинако с детства учили тому, что Кеккей Генкай — это большая ответственность, особенно улучшеный геном клана О’Хара. Но девочка с юношеским максимализмом упорно пыталась пробудить в себе все возможности генома, по крайней мере те, которые ей были доступны без Кандзёгана. Результат её печалил — она, не складывая печатей, чувствовала душевное состояние людей, находившихся рядом, но распознать и разобраться во всех эмоциях не получалось — они, словно заволоченные туманом, путали, сбивали и заводили в тупик. Вот если бы у неё были глаза клана — она могла бы фильтровать и не пускать в сознание ненужные потоки чувств. Тсуне всему уже обучился — он с лёгкостью может прочитать душевное состояние человека, в нужное ему время открывать и закрывать потоки чувств в своё сознание, способен внушить любую эмоцию оппоненту. Хинако же застряла на базовых чувствах, чаще всего это были страх, больше похожий на смятение и спокойствие, но держать техники удавалось не больше, чем на пару минут. Куда это годится?        Брат просил её не торопиться и не думать об этом, ведь самое время тренировать фамильные техники стихии Молнии. «Поверь, сейчас тебе это не надо», — говорил он. «Ты обладаешь хорошим набором, который помог тебе пройти два этапа экзамена. Всему своё время, Хинако».        Девочке хотели найти нового наставника, поскольку считали, что Тсуне не сможет уделять «ученице» должно времени — в Скрытом Листе много представителей других деревень, поэтому Хирузена-саму нельзя оставлять без присмотра — у отряда телохранителей Хокаге и без того много работы. Но наследник клана пообещал Какаши-сенсею и сестре тренировать Хинако в любое свободное время, как только оно появится. Если она хочет стать чуунином — она им станет. И кто, как ни он может ей в этом помочь.        «Если дождёшься меня и не заснёшь, то пойдём тренироваться», — говорил молодой человек, щёлкая сестру по носу. Три раза в неделю смена Тсуне выпадала на вечернее время, поэтому Хинако терпеливо ждала брата до поздней ночи. Она заедала ожидание чипсами, глядела в окно, прислушиваясь, когда же скрипнет калитка и любимый семпай появится на пороге. Но порой девочка отлынивала от тренировок — Тсуне приходилось относить спящую на кухне сестру до кровати. Она не хотела отпускать его руку, поэтому он сидел с ней, пока девочка вновь не проваливалась в глубокий сон.       

***

Хинако нельзя было назвать одиночкой. Но она искренне не понимала людей, которые не ценили моменты тишины и спокойствия. Обязательный ритуал Хинако О’Хара — побыть наедине с собой. Без лишних разговоров, лишь ты и твои мысли. Здесь, на берегу реки. Девочка выбрала прекрасное место для самоанализа — вдалеке от центра, там, где нет мостов и людей. Лишь изредка сюда забредали влюблённые парочки, щебечущие друг другу о вечной любви. Но Хинако они не замечали — она забиралась на дерево с пышной листвой и смотрела на зеркальную гладь. Дерево стояло на пригорке, почти у самой воды, поэтому кристальные блики игриво щекотали лицо. Она приходила сюда утром, чтобы доспать на свежем воздухе, днём, чтобы порисовать, а вечером со всех ног бежала смотреть на закат (вид отсюда был потрясающий — розовые и багровые лучи пронизывали облака, омывая их потоком угасающего солнечного света). Хинако по праву именовала это место своим и никого сюда не водила.        Девочка забралась на дерево, свесив ноги вниз. Солнце светило ласково и согревало своим теплом землю. Всё утро Хинако помогала матери с домашними делами, готовила любимые сладости Тсуне — имагаваяки, натирала до блеска оружие. И теперь, когда с делами было покончено, куноичи с карандашом и альбомом под мышкой неслась к любимому месту. Она с облегчением выдохнула, когда поняла, что рядом нет ни души.        Хинако согнула ногу в колене и, перелистнув страницу, стала рисовать. Девочка то и дело убирала за ухо непослушную прядь, подушечкой пальца растушёвывала линии. Хмурилась, прикусывала губу, вздыхала. Хинако приучила себя не отвлекаться, пока не закончит работу, поэтому в такие минуты (а может и часы) даже Наруто не смел её трогать.        Какаши любил такую погоду — звонкий смех детей и согревающие лучи прибавляли ему сил и желания дышать полной грудью. В последние дни перед завершающим этапом экзамена он отпустил Саске, сказав, чтобы тот отдохнул, как следует, а сам решил прогуляться. Приготовив новенький томик Джирайи-самы, Копирующий ниндзя не спеша двинулся вдоль реки.        Какаши уже было собрался присесть на склон, когда увидел чью-то ногу, свисающую с дерева. Мышцы на ней то и дело сокращались, от чего она судорожно подрагивала. Мужчина подошёл поближе и обнаружил, что это Хинако, о чём дал понять еле заметный синяк, виднеющийся из-под штанины. Копирующий прошёл под веткой и дотронулся двумя пальцами до ступни, деликатно давая знать о своём присутствии. Но видимо этот жест сочли слишком неожиданным, посему как следом на голову Какаши полетел альбом с рисунками. Джонин потёр затылок и потянулся было за вещью, но на ветке зашевелились и что-то несвязно пискнули.        Хинако по несколько раз прорисовывала каждую линию, тихо напевая неизвестные песни. Вдруг она почувствовала, как кто-то дотронулся до её ноги. От неожиданности девочка выронила альбом и сама чуть не полетела с ветки, но вовремя удержалась. Хинако зыркнула вниз: альбом приземлился лицевой стороной вверх и мужская рука уже вовсю тянулась за ним. Какаши-сенсей! Чёрт!        — Только не трогайте! — протараторила она за какие-то пол-секунды.        Какаши замер, будто его пальцы коснулись не белоснежных листов, а взрывной печати. Он медленно перевёл взгляд на О’Хара, потом на альбом и снова на девочку. Мужчина не глядя взял блокнот, перевернул его тыльной стороной и протянул владелице.        Хинако смущённо опустила глаза и, заправив прядь за ухо, забрала альбом, поскорее упрятав его под кофту.        — Простите, — она виновато улыбнулась. — не люблю, когда смотрят на незаконченную работу.        Рисовала куноичи достаточно неплохо, но показывать свои творения кому-либо не любила. Похвала её стесняла, а критика… Ну, зачем расстраиваться попусту? Поэтому Хинако предпочитала скрывать работы от чужих глаз.        Пару мгновений шиноби молчали и просто смотрели друг на друга. Девочка неловко похлопала глазами, а потом, собрав мысли в кучу, постучала ладошкой рядом с собой, приглашая семпая присоединиться. Мужчина присел рядом и потёр шершавые ладони. Краем глаза он покосился на ученицу.        — Как твоя нога?        Девочка машинально дотронулась до неё, словно проверяя на месте ли та.        — Порядок.        — Уверена? — голос его стал заметно серьёзнее. — У тебя скоро бой, а я невооружённым глазом вижу, что у тебя с ней проблемы. Твой противник…        — Какаши-сенсей, — конец фразы повис в воздухе. Мужчина замолк и вопросительно посмотрел на ученицу — она улыбалась. — Вы во мне сомневаетесь? Я его ещё вырублю этой ногой.        Какаши улыбнулся в маску и укоризненно покачал головой. Как говорится, излишняя самоуверенность ни к чему хорошему не приводит. Бунтарский дух и оптимизм, конечно хорошо, но возить тринадцатилетнюю девчонку в инвалидном кресле джонину не хотелось.        Какаши листал новенькую книжку, опасливо отворачивая страницы от Хинако, но она, казалось, совсем не обращала на него внимания, даже достала свой альбом и что-то усердно дорисовывала, точно также отворачивая от джонина листы. У О’Хара занятие было явно поинтересней — к третьей главе сюжет подошёл к обычному повороту («заткнись и пойдём ко мне»). Но Какаши всё равно делал вид, что погружён в чтение — ему не хотелось отвлекать ученицу, тем более сейчас она начала странно на него коситься.        — Семпай?        — М?        — С Саске произошло что-то серьёзное, поэтому вы тренируете его отдельно?        Какаши не хотелось говорить на эту тему, да и Хинако каждое слово давалось тяжело. Но она сильнее всех переживала временное расформирование команды номер семь, и поэтому разговор был неизбежен. Тем более отчасти это была его вина. Джонин мысленно вздохнул и, прикрыв книгу, посмотрел на девочку. И вот опять этот пытливый взгляд, заставляющий табуны мурашек нестись по сильному телу. Хатаке казалось это немыслимым — маленькая девочка заставляла его сердце биться чаще. Как будто в его душу залезают, и порой шиноби казалось, что О’Хара использует Кеккей Генкай, но нет — эти глаза были честные, Хинако не позволила бы себе залезть к ближнему в душу без его ведома. Джонин даже стыдился такой мысли и старался скорее от неё избавиться, будто боялся, что девочка может её услышать и обидеться.        Он понимал, что не может ей врать, но сказать правду никак нельзя. Какаши отвернул лицо.        — С Саске всё хорошо. Просто ему нельзя сбиться с пути.        — Вы боитесь за него?        Мужчина помедлил. Хинако. У неё есть особенность: она всё слушает, слушает, а потом прямо в лоб задаёт вопрос, и почти всегда по делу. Такая, знаете, почти мужская прямолинейность.        — Я беспокоюсь за каждого из вас. Пускай сейчас вы тренируетесь не вместе, но вы мои ученики.               Какаши, засунув руки в карманы в своей излюбленной манере, задумчиво смотрел своим правым глазом на зеркальную гладь. Куноичи убрала карандаш и взглянула на мужчину — неподвижен. Его душа была закрыта столь же сильно, как и его лицо. Хинако терпеть не могла замкнутых людей, она не выносила, когда рядом с ними ничего не ч у в с т в о в а л а. От Какаши-сенсея исходило тепло и приятное спокойствие, ей нравилось, как он по-детски чешет затылок и улыбается сквозь маску, но в такие минуты, когда семпай неподвижно сидел рядом и, казалось, даже не дышал, Хинако хотелось в ярости кинуться и закричать: почему ты вечно молчишь? О чём ты думаешь?        Пожалуй, сейчас самое время откланяться. Тсуне скоро придёт с работы, да и семпаю стоит побыть одному. Хотя он и так часто один. Хинако собрала волосы в хвост, проверила карандаш и пихнула блокнот под мышку.        — Ладно, Какаши-сенсей, мне пора.        Но перед тем, как спрыгнуть с дерева, девочка быстро засунула в карман джонина сложенный вчетверо листок. Она небрежно махнула на прощание и испарилась. Какаши подняв руку в ответ, проводил ученицу взглядом. Нащупав в кармане листок, он повертел его меж пальцев и развернул. Страница из того самого альбома. И что же там? Пепельноволосый замер. С бумаги на него укоризненно смотрели глаза. Один — серый, заволоченный пеленой. Печальный. Тоскующий. Другой — пересечённый шрамом багрово-красный шаринган. Он горел ярко, как закат. Значит вот каким его видела Хинако О’Хара.