Obsession

Хоть Чуя и чувствует раздражение, зарождающееся в груди, и с горячей кровью распространяющееся по всему телу, направляясь в сторону библиотеки. От стен отражается троекратное эхо шагов, пока староста ускоряет шаг, чтобы быть в месте своего наказания ровно в то же время. То ли педантичность Куникиды заразна и передаётся воздушно-капельным путем, отчего каждый вдох разъедает изнутри от неидеальности, то ли Чуя не хочет ударить в грязь лицом. Второе, кажется, вероятнее. И вовсе не из-за того, что там Дазай. Пока погода за окном стремительно портилась, Накахара успел протянуть руку к дверной ручке, но дверь сама с неожиданным скрипом открылась. — А я уже думал, что ты не придёшь, Чуя, — тень, на секунду возникшая перед глазами, приобрела очертания фигуры. Парень смог рассмотреть в ней шаловливо ухмыляющегося слизеринца, которого, кажется, всё это более чем забавляло. — И не надейся, я тоже виноват, — скользнув под рукой однокурсника, огрызнулся рыжий, чьё настроение медленно прыгало от полнейшего равнодушия до, не оставляющего даже пепелища, гнева. Он сердито стрельнул глазами и прошёл к большим залежам книг, которые нужно было разобрать по полкам. Гриффиндорец осматривает всю предстоящую работу и делает в уме некоторые расчеты, после вновь оборачиваясь к своему напарнику по несчастью, который с превеликим удовольствием уселся на одной из стопок с какой-то до безобразия старой книгой в руках. — Эй, ты успел вообще хоть что-нибудь начать делать или всё также страдал херней? — вопросительно уточняет Чуя и скрещивает руки на груди, выглядя крайне недовольно. Ну, а какой ещё псих захочет остаться с Дазаем один на один, среди пыли, книг и дождя за окном? — Да, я сделал одну очень важную вещь! — поднимаясь с книг, с приподнятым указательным пальцем, и делая вид, что самый умный во всём волшебном мире, Осаму показывает на стопки и убеждённо, совершенно научным тоном произносит: — Если не поторопимся — останемся без ужина. — Да ты, блять, просто гений! Чуя бормочет что-то о потерянном времени, пространстве и том, что ему явно пора перестать втягиваться в какие-то неприятности. Дазай прислушивается к этому с лёгкой улыбкой и начинает ставить книги на нужные полки, иногда проходя до самого конца библиотеки. Среди полок нетрудно потеряться, но ещё легче подцепить какого-нибудь пылевого клеща, ведь эти полки, кажется, не протирают уже сотню лет! Работа идет гладко, ведь Чуя работает не менее усердно. Ещё после собрания старост он сдал свою палочку профессору Фукудзаве на время наказания, дабы избежать жульничества. Осаму же, напротив, искусно сделал вид, что совершенно забыл об этом условии, намереваясь управиться за тридцать минут. Помнящий всё Огай вовремя выхватил палочку из кармана чужой мантии и только после этого отправил отбывать наказание. Впору было перегрызть друг другу глотки, припомнить старые обиды и незаживающие ссадины, оскорбить друг друга и поддеть, совсем как раньше. Только не тянуло на это совсем. У Чуи будто закончилась многолетняя война в сердце, раны постепенно заживали и оставляли после себя лишь дымку былой боли. У Дазая переставали ныть шрамы в плохую погоду, словно кто-то в один момент хорошенько прошёлся у него обезболивающим по всему телу. За окном меланхолично идёт дождь, стукаясь своим миллионом капель о стекло и подоконник окна. Тихая и печальная атмосфера медленно, сквозь щели в камне, взгляды в окно и обречённые вздохи, попала в комнату. Она оставляла после себя привкус горького утреннего кофе, прощальные объятия и тоскливые улыбки, мелькающие в отражении зеркала. — Даже не пошутишь? — первым прерывает тишину Чуя, ища спасение в Дазае, не понимая, что этим выдаёт себя с головой. — Не хочется, — пожимает плечами шатен и составляет ряд книг на верхнюю полку в разделе номер семь. — А ты бы посмеялся? Чуя едко усмехается, покачивая головой и только после отвечая Дазаю краткое и чуть весёлое «Нет». — Я оскорблён, мсье! — шутливо, но от этого с не менее громким хлопком, слизеринец кладёт книгу на стол и поднимает палец вверх. — Была бы у меня с собой палочка — обязательно бы вызвал вас на дуэль. — Слишком много умных слов для слизеринца, я удивлён, право, — в тон ему отвечает староста и уходит ближе к центру библиотеки, теряясь за полками. Но даже так он слышит ответ: — В следующий раз, для такого гриффиндорца, как ты, распишу определение к каждому слову! — Туше, придурок! — отвечает Накахара и возвращается обратно к книгам. Книг стало немного меньше, но ещё не настолько чтобы расслабиться и позволить себе немного отдохнуть или банально приоткрыть окно. А ведь с улицы должно так вкусно пахнуть дождём. Обречённо вздыхая, слизеринец берёт очередное издание и после с интересом его рассматривает: старый древесный переплет, рисунок оборотня на обложке и немного потрёпанные страницы. Осаму с интересом приоткрывает издание. Обложка гласит «Полный справочник волкоподобных существ». Дазаю действительно интересно узнать, есть там тот самый волк, или может, оборотень, который напал на них не так давно? Книга старая, потрёпанная временем, её страницы отдают немного желтоватым цветом, а когда-то иссиня-чёрные буквы выцвели. На обложке красовалась большая выгравированная картина с волком, у которого глаз поблёскивал угрожающим красным. Парень быстро перелистывает страницы, смотря на яркие движущиеся картинки, пока не получает чем-то весомым и тупым по голове. Осаму издаёт жалкий полу-скулящий звук и поднимает голову, смотря на недовольное лицо напарника. — И с чего ты тут расселся? Книг мало осталось? — Нет, но ты посмотри! Осаму тыкает пальцем в картинку очередного оборотня и продолжает листать дальше. Накахара закатывает глаза и наклоняется через чужое плечо, тоже рассматривая книгу. — Стой-стой, смотри, — гриффиндорец одним движением останавливает руку шатена и хмурит брови, рассматривая картинку. — Да, это точно он. — Волколак, славянское мифическое существо, — кратко поясняет Дазай, мельком пробежавшись глазами по тексту. Он чувствует подкатывающий к горлу ком, когда вспоминает тот ужас, охвативший их обоих в ту ночь. Когда они оба неслись по лесу, минуя препятствия, чтобы выжить, и как потом грелись у небольшого огонька. Он вспоминает бледноту кожи Чуи, свою больную голову и скачки температуры в теле, от которой у него, кажется, кровь начинала свёртываться прямо внутри. Вспоминает разговор, краткий, но тёплый, словно парное молоко. Вспоминает рыжие волосы, в отблеске пламени похожие на его продолжение и огромное тёмно-синее небо с яркими мерцающими звёздами. Вспоминает огромный тёмный лес, видный с их ветви, и чёрные макушки елей, возвышающиеся над всем вокруг. — Жуть какая, мурашки по коже, — Дазай чувствует, как вздрагивает над ним Чуя. Рука тянется сама по себе и поглаживает по рыжим кудрям. Сначала удивляется Накахара, моргая несколько раз подряд, а после отскакивая. До слизеринца не сразу доходит, что не так, поэтому он поворачивается и недоуменно поднимает брови. — Ты это чего? — абсолютно не понимая, спрашивает Осаму, наблюдая за тем как волшебник приглаживает челку. А после краснеет, когда осознаёт что сделал и оборачивается обратно. — Я случайно. Извини. Тишина висит немного напряжённая до тех пор, пока рыжий волшебник не берёт очередную небольшую стопочку книг, чихая от пыли, вновь расставляя по полкам. Когда староста возвращается обратно, шатен уже ждёт его, вновь повернувшись лицом к окну. Его взгляд бродит по мелким каплям, стекающих по стеклу и после устремляющихся вниз. Кажется, что слизеринец о чём-то задумался. Такое видно по немного сведённым к переносице бровям и чуть прикушенной губе. — Ты так смотришь, наверное, мне должно стать неловко, — наконец-таки отмирает Дазай и хмыкает с усмешкой в кофейных глазах. Его тонкие перебинтованные руки держат увесистую книгу в руках, а взгляд так и говорит о серьёзности некоторых вещей. — Я просто задумался! — закатывает глаза Чуя и с недоумением смотрит на слизеринца. Ловит себя на мысли, что рассматривает его, что сердце бьётся быстрее и пульс, кажется, тоже ускорен. Несложно даже предположить, почему. Ведь если верить словам Мичизо, который даже перед наказанием приводил очередные аргументы в защиту своей точки зрения, то Чуя влюблён, а здесь они с Дазаем одни, совсем, даже библиотекарша куда-то испарилась. Они одни, не ссорятся, не дерутся, даже немного шутят и разговаривают. А Осаму ещё такой немного растрёпанный, словно только что проснулся. Внутри Чуи цветет умиление. — Да-да-да, в общем, — переключается на другую тему маг и тыкает на строчки в своем справочнике. Старосте приходится вновь подойти ближе. — Волколаки — это те же оборотни, только от «обычных» они отличаются тем, что сохраняют разум. И это значит… — Что вас собирались убить намеренно. Кто и зачем — профессора скоро узнают. Оба синхронно вздрагивают и оборачиваются к двери. Ода приветливо махнул рукой обоим и прошёл в помещение, держа под подмышкой небольшую стопку книг. — Одасаку! — вмиг поднимается Дазай и подлетает к другу, с улыбкой здороваясь с ним. Чуя ограничивается одним чуть раздражённым кивком. — Пришёл сдать книги? Мы с Чуей как раз занимаемся расфасовкой их по нужным полкам. — Да, но вижу, что здесь кроме вас никого, — Сакуноскэ осмотрелся в поиске библиотекарши, но никого не найдя, лишь вздохнул. Чуя хмурится и приглядывается к Осаму. Смотрит на его улыбку, дружеские движения и совсем изменившееся настроение. Смотрит на то, как свободно он подшучивает и совсем безмятежно общается со старостой Рейвенкло. У Чуи начинает ныть под рёбрами и это чувство двигается по всему телу, от чего пальцы начинает мелко покалывать, а настроение стремительно падает до абсолютного нуля. «А со мной он так общаться, значит, не хочет, — раздражённо думает про себя гриффиндорец и берёт пачку книг в руки, уходя расставлять их по деревянным полкам. — Больно нужно. Пусть дальше флиртует со своим этим Одой.» Чуя недовольно ставит книги на полки, теряясь в бесконечном полутёмном лабиринте. Последнее, чего хочется — контактировать с Дазаем. Про себя волшебник уже решил, что бесится только из-за отвиливания напарника, а не из-за поведения слизеринца. И ему совершенно все равно, если Осаму будет улыбаться какому-то там Одасаку. Да пусть хоть поцелуются! Сам не замечая, как расстраивается от подобных мыслей, Накахара продолжил своё занятие. Он не заметил, как осталась одна лишь несчастная книга на букву «л», чья полка находилась на самом верху. И лестницы, как назло, нигде не было. «Любить и быть любимым» — Очень, блять, вовремя, — недовольно прошипел Чуя, поднимаясь на носочки и пытаясь эту макулатуру запихнуть на самый вверх. Помощь пришла, откуда её не ждали. Бинтованная рука взялась за корешок и протолкнула на пустующее место среди книг. Позади раздался смешок и даже не пришлось оборачиваться, чтобы понять, кто ему так помог. — Свали к своему Оде, — раздражённо закатывает глаза Чуя и разворачивается с целью покинуть книжные стеллажи. — Что-то случилось, Чу? Ты такой злой. Всё из-за того, что роста не хватило? — услужливо, но от этого не менее ехидно интересуется Дазай, у которого едва ли не на родословной написано об его доставучести. — И вовсе не из-за этого. Несколько секунд в коварных размышлениях предоставляют возможность Дазаю, сопоставить факты и слова Накахары, уже после обгоняя его и вставая прямо, напротив. Его глаза хитро поблескивают, а губы растягиваются в усмешке. — Я понял. Ты ревнуешь! — торжественно объявляет маг, скрещивая руки на груди и дожидаясь своей премии в области Чуялогии. — Ревную? Тебя что ли? — откровенно смеётся староста, чувствуя, как внутри него все органы словно льдом сковало. Ревнует. — Ну не Оду же, — продолжает с умным видом шатен. — Чуя, тебе совсем ни к чему ревновать. Я ведь уже как два года тебе сердце отдал. Или ты забыл об этом? «Лжец, — мысленно накручивает себя Чуя. — Почему мне так неприятно?» — Прекрати свои глупые шутки и лучше принимайся за работу, — уже более раздражённым тоном напоминает маг, указывая на ещё неразобранные стопки. — Но я ведь совсем не шучу! — добрым тоном отвечает ему студент и берёт книги в руки. Накахара слепо не замечает взгляда, обращённого на него. «Твои шутки делают мне больно, придурок.» — Хватит, мне неприятно, — уже более резко выпаливает гриффиндорец и вздыхает, когда понимает, как это звучало. Дазай грустно фыркает и отводит взгляд, чувствуя неловкость. Считает, что правда переборщил. Чуя нервно дергает рукой и выдаёт совсем по-детски обиженное: — И не ревную я! Когда Дазай добродушно смеется, скрывая печаль за улыбкой, и вновь треплет рыжие пряди, уходя разбираться с наказанием.

***

— Тачи, кажется, я ревную, — прямо с порога заявляет Чуя, заходя в комнату к другу. Его руки мелко подрагивают, а волосы выбились из пучка. Мичизо поднял взгляд на старосту, окидывая его внешний вид и анализируя слова. С видом самого профессионального психолога парень поднялся, провожая друга до кровати. Благо, сожители гриффиндорца ещё прибывали на ужине. Уложив Накахару на кровать, сел на соседний стул и взял в руки блокнотик. — Симптомы? — Тачихара, ты сейчас серьёзно? — совершенно не радушно смотрит на него Чуя, порываясь сесть. Мичизо погладил его по рыжим волосам и уложил более настойчиво. — Абсолютно. Ты же отрицаешь свою влюблённость, и я считаю крайне подозрительным то, что ты ревнуешь, — с умным видом парень поправил воображаемые очки на своей переносице. — Но я ведь даже не сказал кого. — Мы с тобой не так давно дружим, но у тебя на лице написано, что Дазая. Чуя закатил глаза. Он вздохнул, сжимая пальцы в кулак и принимаясь рассказывать, как всё было. Проглатывая детали, не сообщая лишних подробностей. Ведь совсем неважно, какая погода была за окном, как моргала лампочка над одной из полок, как он таскался за лестницами, чтобы подняться за верхние полки. — Я почувствовал такую тяжесть в груди. И настроение резко испортилось, захотелось проломить череп Дазаю, вместо ну… — Обнять? Поцеловать? — Вместо «не проломить череп», — всплеснул руками Чуя и вздохнул. — Стало неприятно, когда он сказал, что его сердце принадлежит мне. Это же невозможно. Да и он был под любовным зельем! — Чуя, — мягко коснулся руки друга Тачихара. — Может, вам стоит обо всем поговорить? О зелье, о свидании, о том побеге в лес, ну обо всём в общем? — Зачем ты напомнил про свидание? — неловко пискнул Чуя, сползая с подушек и прикрывая лицо руками. Кожу обожгло румянцем от воспоминаний о том, что целовались они в последний раз уже без действия зелья и играли тоже, и даже любовные разговорчики под конец вели уже без зелья. Внутри все загорелось, сжалось в один клубок, стало так приятно, но в то же время необратимо болезненно. Словно Чую погладили по голове и тут же вырвали клок волос. — Потому что это часть ваших взаимоотношений, Чу, — ласково улыбнулся ему друг и похлопал по плечу. — В любом случае, что ты ещё сделаешь? — Не буду разговаривать и спущу все на самотек? — неуверенно проглянул сквозь пальцы Чуя. — Звучит вполне неплохо. — Так дело не пойдёт. Попробуй подать ему знак, пригласи погулять, опять же на свидание. Староста качает головой, сам не доверяя собственным мыслям. Накахара не верит, что Дазай может действительно к нему что-то чувствовать, после такой подставы с зельем, а после и неприятностями в лесу. — Спасибо, конечно, за совет, но я лучше просто оставлю это так. Чувства уйдут со временем, — неуверенно тянет Накахара и поднимается с места. — Всё-таки, это просто подростковая влюблённость. — Или твоя первая любовь, Чу. Подумай ещё раз, пожалуйста. Мичизо провожает друга грустным взглядом. Выходя из комнаты Тачи, Накахара касается пальцами загривка, на котором чертов Дазай оставил укус, напоминающий о себе какое-то время тупой болью. И сейчас эта боль была фантомной, всё ещё подсознательно преследовавшей Чую. *** Что бы Чуя ни говорил Тачихаре, действовать он все равно будет по-своему. Ведь чувства такие реальные, пропитанные романтизмом и абсолютным счастьем при виде Осаму. Стоит тому пройти мимо или кратко улыбнуться, только ему, Чуе, как пульс становится бешеным, словно староста только что пробежал марафон. Были и бабочки в животе, от которых хотелось улыбаться. Накахара пришёл к осознанию своих чувств через сравнение. Он прогонял свои ощущения с ощущениями влюблённых персонажей из книг и с ужасом понимал, что почти все совпадают. Чуя не осознавал, что влюбляется в этого заносчивого слизеринца. И это началось совсем уж не недавно. Возможно, когда Дазай испортил фотографию в начале года, а после помогал красть ту из кабинета директора. Или, когда насыпал в рюкзак Чуи целую гору шоколадных лягушек, поменяв их с учебниками, но он ведь не мог знать, что гриффиндорец пропустит ужин из-за работы старосты. Или может, когда прислал тот рождественский подарок, хоть и в заносчивой форме, но поздравив с Рождеством. После таких мыслей становилось грустно, ведь самому сделать для Дазая что-то выпадало крайне редко. В голову приходила только недавняя ложь насчет их пробежки в лесу. И даже тогда Чуей вело желание защитить Осаму, хоть сам и думал, что это просто жест благородства. А сейчас, когда сам перед собой, точнее, перед своим отражением в зеркале, гриффиндорец признался в своих чувствах, ощущения сразу появились другие. Будто с сундука упал замок, а из него вылетела весна, распространившись по телу теплой негой. «Любить кого-то так приятно.» Единственным планом на собственные чувства была слежка. Просто, чтобы узнать слизеринца поближе, узнать, что он любит и может быть, даже влюбить в себя снова. Только на этот раз без любовного зелья. Тачихара бы такого решения явно не одобрил, настраивая на откровенном разговоре. Конечно, ведь на нём Чуя точно сгорит со стыда!