Я твоя, Эдвард Каллен

      Шум воды вырвал меня из сна. Сперва я расстроилась, когда поняла, что уже не сплю, потому как в моем сне Эдвард не был столь ворчливым, но когда я окончательно открыла глаза, то сперва не поверила самой себе. Ведь такое я видела впервые. Эдвард голый и в этот раз не я заставила его раздеться.       Он стоял спиной ко мне, под струей воды. Ладони его упирались в кафельную стену, а голова опущена вниз. Я тут же проснулась. Какой уж тут сон, когда даже самые сладкие мои грезы не воплощали в себе столь прекрасные картины.       В этом и была прелесть нашего номера — ванная комната за прозрачным стеклом, прямо напротив спальни.       Меня распирало любопытство, зачем Эдварду понадобилось лезть под воду, когда он точно не был на охоте.       Я очень надеялась, что шум воды перекроет звук моих шагов и, как можно тише, выбралась из-под одеяла. Мягкий шёлк скользнул по телу, ночная сорочка упала на пол, за ней трусики. На носочках я прошла за стеклянную стену, и не дыша прикоснулась к божеству. Легкими касаниями губ, я провела дорожку поцелуев по позвоночнику, обвила руками его талию, поползла вниз, но тут холодные руки перехватили меня за запястья.       — Вообще-то, я надеялся, что вода немного успокоит мои нервы! Но ты опять испытываешь меня! — в его голосе слышалась фальшивая суровость. Я расслабилась.       — Ты можешь намного больше, — самым сладким голосом проговорила я, обходя Эдварда.       Капли воды заставили мою кожу покрыться мурашками, а соски в момент затвердеть. Как оказалось, Эдвард принимал холодный душ. Оказавшись лицом к лицу, я повысила температуру воды и продолжила исследовать его тело.       — Можешь даже не касаться меня, — шепнула на ухо Эдварду, заведя руки ему за спину.       Он сжал губы, но по-моему ему самому стало интересно. Как много он знает о сексе? Я была уверена, что мы стали друг для друга первыми партнерами, но кто в свои восемнадцать не видел порнушку или же художественное кино с откровенными сценами? Я выросла не в монастыре и знаю несколько видов ласк. Глупо было врать, что мне не хочется попробовать некоторые из них.        Эдвард уперся ладонями в стену, по разные стороны от моей головы, но не отходил. Я расценила это, как добрый знак и продолжила.       Мои ладони блуждали по его торсу, исследуя манящий рельеф, сменяя касания пальцев на ноготки. Эдвард глухо зарычал.       Вне всяких сомнений, ему это нравилось.       — Я серьезно, Белла, я пытаюсь расслабится, — проворчал он с закрытыми глазами.       — Сейчас мы тебя расслабим, — предвкушая и строя план своих действий, я приподнялась на цыпочки и поцеловала его в шею.       Мне не хотелось спешить, напугать его, спровоцировав стремительностью своих ласк, поэтому я старалась касаться его только ладонями и губами, хотя все мое тело изнывало от желания наброситься на него и умолять Эдварда зажать меня между стеной и его прекрасным точеный телом.        То, что он до сих пор не оттолкнул меня, уже прогресс, но мне хотелось двигаться дальше.       — Я серьезно, Белла, — предпринял он ещё одну попытку переубедить меня, но все же остался стоять на месте.       — Только не говори, что тебе не нравится.       — Нравиться, — сдался он, — в том то и дело! Но чем больше я поддаюсь тебе, тем больше слабею.       Он стиснул зубы, когда я взялась за причину негодования. Ту, что причиняла Эдварду ноющую боль, распирая от желания.       — Это не хорошо.       — Это просто отлично, Эдвард, — я нежно обхватила его член рукой и провела по нему неторопливо.       Он открыл глаза и наклонил свою голову ко мне. Затуманенный страстью взгляд постепенно прояснялся. Губы сжались в тонкую линию.       — Как же ты не понимаешь! — Его дыхание стало более частым. — Уже преступление то, что я смотрю на это, не говоря о том… — я нежно сжала головку; Эдвард со свистом вздохнул, — что творится у меня в голове. Ты не представляешь как мне приходится контролировать себя, чтобы позволить тебе эту слабость.        Я была ужасно горда собой, потому что видела, что каждое мое движение доставляло Эдварду удовольствие. Он мог врать мне тысячу раз, но тело не обманешь. Его член пульсировал в моей руке, практически разговаривал со мной.       — Каждый вздох, каждое движение, — продолжал свою исповедь Эдвард, — все, чтобы не поддаться инстинктам… Сколько всего я бы хотел попробовать, сделать… — отрицательно качает головой. — Настоящее мучение!       Я не совсем понимала, как именно я должна двигать рукой, поэтому попробовала делать это быстрее, сильнее сжав его, но Эдвард обхватил мою руку ладонью и ускорился, впервые показывая, что именно и как он хочет.       — Как ты там говорил: «наслаждаться букетом, не пробуя вино на вкус?»       Эдвард вторил мне улыбкой. Рука, упирающаяся ладонью в стену, напряглась сильнее.       Он наклонился и закрыл мой рот поцелуем. От горячей воды губы мои распухли, покраснели и стали очень чувствительными. Каково же наслаждение совместить эту мягкость с холодными твёрдыми губами Эдварда. Поцелуй был очень настойчивым, я и сама дрожала всем телом, понимая что ему хватит легкого касания и я взорвусь вместе с ним. Эдвард отпустил мою руку и зарылся пальцами в мои мокрые волосы, сжал их в кулаке.       Поцелуй разорвался, он запрокинул голову и я почувствовала пульсацию в руке.       У меня получилось. Я улыбнулась, довольная своей работой и тут же отпустила Эдварда, зная, что сейчас он борется с собой и мне не следовало гладить его зверя против шерсти.       Я прождала целую минуту, стоя под водой, пока Эдвард приходил в себя.       Он повернулся ко мне, его смущенная улыбка подтвердила о хорошем расположении духа.       — Я не сделал тебе больно?       Я покачала головой, берясь за мочалку и гель для душа и смело выдохнула.       Ещё одна ступенька пройдена.       На второй день приезда, Эдвард арендовал тонированный автомобиль. Это позволило нам больше времени проводить на улице, гулять и осматривать город, ездить по его окрестностям.       Я была в восторге от города, от каждой его улочки, каждого встреченного нами человека. Рим выглядел, как мечта. И мне очень не хотелось, чтобы она заканчивалась.       Как выяснилось, колизей, который мы все видели на страницах учебников, показывали нам лишь с одной стороны, а с противоположной, он практически разрушен. Но все же, не менее прекрасен.       Поездку в Ватикан мы отложили. Эдвард и я не столь религиозны, да и большую часть утра и дня мы проводили в номере или катались с поднятыми окнами в автомобиле. Поэтому успели осмотреть не так много.       В один из вечеров нам встретились уличные музыканты, расположившиеся на площади, возле трех милых ресторанчиков. Я не удержалась и пригласила Эдварда на танец. Мы неспешно кружились по каменной брусчатке, ловя на себе взгляды людей за столиками. А после, к нам выбежал пухленький мужчина в белой рубашке с закатанными рукавами и черном, испачканном мукой фартуке и пригласил на ужин в свой маленький ресторан. Это была лучшая пицца из всех, что я когда-либо ела.       Владелец ресторана долго провожал нас, все время прикладывая к губам сложенные вместе три пальца, обращаясь ко мне, громко причмокивая.       — Он просто великолепен, — я позволила себе рассмеяться, лишь когда мы скрылись за поворотом.       — Итальянцы очень темпераментные мужчины, вне возраста.       — Он милый старичок.       Эдварда мои слова не убедили. Он нес в руках маленькую корзинку, наполненную жареными каштанами, хрустящими булочками и спелыми оливками. Все это, вкупе с бутылкой домашнего вина, были подарками от хозяина заведения.       — Завтра какие планы? — поинтересовалась я, из желания сменить тему.       Эдвард предложил взять его под руку, взглядом указав на поворот. Он прекрасно ориентировался в городе и меня то и дело подмывало спросить его когда и с кем он был в здесь. Вне всяких сомнений, даже в тусклом свете фонаря, он мог указать мне на каждую мелкую фреску на терракотовых стенах.       — Погода нам благоволит и я надеялся, что смогу отвезти тебя до Террачины. Это всего в двух часах езды. Пляж должен тебе понравится даже в дождливую погоду.       — Везде будет хорошо, где со мной будешь ты.       — Я всегда и везде буду с тобой.        Я заметила фонтан желаний, а за ним и наш отель.       — Столько, сколько ты позволишь мне находиться рядом с тобой.       Меня пугали подобные фразы и ужасно не нравилось пускать в свою голову мысль о разлуке.       — Тогда ты в вечном рабстве, — пошутила я, садясь на ободок фонтана. Кидать монетки уже стало нашей ежевечерней традицией. Я приняла монетку из рук Эдварда, зажала ее в кулачке и приложила к сердцу, беззвучно шепча желание. Оно родилось само собой, из глубин моей души. Я бросила четвертак позади себя и только потом осознала свою мысль.        «Провести медовый месяц с Эдвардом здесь, в Риме».       Сказанного не вернешь. Я ухватилась за протянутую Эдвардом руку, спрыгнула с бортика и поспешила в отель. Сердце мое все ещё бешено колотилось и не зная почему, но меня испугало то, что мое же желание меня больше не пугает.       Завтракала я в основном в постели. Как Эдвард умудрялся доставать мне свежий кофе и вкуснейший круассан с манго каждое утро, ещё до открытий кофеен, оставалось для меня загадкой.       — Сколько у нас ещё времени?       Эдвард опустился на постель, с расстегнутой рубашкой он выглядел обалденно, но я пообещала себе подождать ещё день-два, перед тем, как предпринять ещё одну попытку сблизиться с ним.       — Ты можешь собираться столько, сколько пожелаешь. — Он поймал мой голодный взгляд и поспешил застегнуться. — Гроза в Риме будет только к обеду, а мы в это время уже будем гулять по пляжу.       Холодная ладонь накрыла мою щеку ласковым прикосновением.       — Душ свободен, я пока спущусь вниз и внесу плату ещё за неделю.       Эдвард старался избегать темы совместного купания с того самого утра в душе, когда я застигла его врасплох. Не удержавшись от смешка, я вручила ему пустой поднос с завтраком и проследовала приводить себя в порядок.       Мой выбор остановился на легком белом кружевном платье в стиле «бохо» и белых кедах. Волосы я оставила распущенными, заплетя пару маленьких косичек, прихватила темные очки и соломенную шляпку.       — Я готова! — Сообщила я Эдварду. Где бы он ни был, я знала, что он меня услышит.        Я с нетерпением ждала, когда мы пересечем границу города и выедем на шоссе. Эдвард не приверженец маленьких итальянских автомобилей, поэтому я могла не спеша любоваться красотами панельных домов с крошечными балкончиками, украшенными цветами. Свежее выстиранное белье практически касалось наших голов, но мы ехали неспеша. В отличии от мопедов, которые со свистом проносились по улицам, с легкостью маневрируя на дорогах.       — Почему ты никогда не кладёшь руку мне на колено, когда мы едем?       Мой вопрос застал его врасплох. Он всегда с легкостью управлял одной рукой и меня бесило, что вторая его рука всегда была в опасной близости от моего колена. Я сотню раз видела это в фильмах, клипах, в машинах подружек, когда их парни клали руку им на колени. Мне ужасно хотелось повторить это.       — Разве это не вульгарно? — спросил он, приостанавливаясь перед толпой итальянских мальчишек, играющих старым потрепанным мячом.       — А заниматься сексом в машине?       — Эй, это была своего рода первая скорая помощь, и потом ты вынудила меня!       Мне пришлось прикусить внутреннюю сторону щеки, чтобы смех не получился издевательским, слишком уж емким было его обвинение.       — Окей, ладно, просто скажи, тебе бы хотелось?       Он повернул с узкой улочки на более широкую дорогу и мы прибавили скорость. Я все ещё ждала ответа, испытующе глядя на него.       — Да, мне бы хотелось. — Он улыбнулся, искоса глядя на меня и осторожно опустил ладонь мне на ногу. По колену и выше растеклось приятное тепло.       — Так то лучше, мистер Каллен.       Какое-то время мы ехали молча. Я попивала фруктовый коктейль из пластикового стакана, а Эдвард наконец-то смог опустить крышу и окна, так как солнце скрылось за огромными темными тучами надвигающегося дождя. Я любовалась морем, с обрыва огромной скалы, по серпантину которой мы мчались, убегая от грозы.       — Ты знаешь, что университет Аляски подтвердил мое поступление?       — Угум, — промычала я, потягивая напиток из трубочки.       — Я надеялся, что мы сможем поехать туда не как брат и сестра, а как… — он выдержал совсем ненужную паузу, я и так знала о чем идет речь, — жених и невеста.       — Эдвард, я не выйду за тебя, пока ты не обратишь меня, — закрытыми глазами пробурчала я.       — Белла, мы и так идём против правил, занимаясь любовью до свадьбы.       — Я не хочу стареть рядом с тобой Эдвард! — выпалила я, глядя ему в глаза и лишь потом поняла, как это звучит, — в том плане, что я хочу провести вечность рядом с тобой, но не старой!       — Я не стану обращать тебя, пока ты не станешь целиком и полностью принадлежать мне, — проговорил он сурово.       Я невольно почувствовала себя загнанным в угол зверем.       — Белла… — выдохнул он.       — Эдвард, это выход, ведь ты сможешь жить нормально, без вечной жажды и вины к себе.       — Ну почему ты ни как не поймешь, что на смену одному чувству вины, придет другое. Мне придется уничтожить твою душу! Сейчас ты видишь только плюсы моего положения, но сможешь ли ты объявить своему отцу о своей смерти? Сможешь ли спокойно смотреть на него со стороны, подавляя желание убить его?       Я вздрогнула, представив себя в гробу, а рядом плачущего Чарли.       Бесит, когда Эдвард прав. Я умолкла, сглатывая толстенный ком в горле.       — Мы вернёмся к этому разговору, когда вернёмся домой, — подвел он итог, паркуясь у каменных валунов.       Пляж абсолютно пустынен. В такую погоду редко, кто станет купаться и уж тем более загорать. Справа, вдалеке над городом, небо окрасилось темными лиловыми тонами. Гроза приняла Рим в свои объятия и с упоением баюкала его, отдаленно громыхая.        Эдвард подал мне руку, помогая выбраться из машины. Я осторожно ступила на белые гладкие камешки и прошлась до лазурно-серой воды Тирренского моря. Море на удивление чистое и прохладное. Я не удержалась, скинула обувь и зашла по щиколотку. Эдвард придерживал меня за руку, молча наблюдая за тем, как я резвлюсь, как ребенок.        Мы сделали сотню фотографий. Исследовали каждый камень пляжа, я дважды окатила Эдварда водой, но он героически держался.       — Выходи из воды, ты можешь замерзнуть и заболеть, — угрожающе предостерег он, когда я вновь обрызгала его, рассекая ножкой водную гладь.       Длинный хвост пляжа потихоньку расширялся, приобретая привычные очертания берега, постепенно обрастая травой. В центре небольшого полуостровка, так отличавшегося от каменистого пляжа, стояла небольшая полуразрушенная церквушка. Сперва нам показалось, что это место безлюдно, но приближаясь к ветхому зданию, мы услышали негромкие голоса. Позади церкви, с мячом в руках бегали дети. Все разного возраста в заплатанных одеждах, но умытые и причёсанные, они играли в странную игру, напоминавшую наш американский футбол, но без экипировки. Счастливые разрумяненные лица так увлеклись своей игрой, что попали в спину священника, мирно поливавшего цветочные кусты. Ребятня тут же подбежали к старику и, целуя ему руки, стали извиняться. Даже моего знания итальянского хватило, чтобы разобрать «padre» и «mi scusi», но мужчина ласково улыбнулся детям и погладил мальчишку с мячом в руках по голове.       — Buon giorno, padre! — Произнес Эдвард, когда священник обратил на нас свой взгляд.       Старик ответил так же и, улыбнувшись, подошел к нам. Мне стало неловко. Я ухватилась за бледную руку и сделала шаг навстречу.       Дети облепили священника со всех сторон, но смотрели только на нас, а точнее на Эдварда. Естественно, он привлек внимание всех, кроме падре. Мужчина все так же добродушно улыбался нам, обмениваясь с Эдвардом парой фраз.       — Вы пришли насчет крестин? — спросил он на английском, но с сильным акцентом. — Церемонии на сегодня уже закончились.       — Нет, — спохватилась я, ответив первой, — мы не женаты.       На лице падре появилась какая-то странная печаль. Он вновь ответил на английском, так как понял, что это тот язык, на котором я могу общаться.       — Очень жаль, вы очень красивая пара, я вижу любовь в ваших глазах.       Мои щеки моментально покрылись румянцем от смущения и гордости. Эдвард чуть крепче сжал мою руку, ответив за меня.       — Мы гуляли и просто хотели осмотреть церковь.       — Она прекрасна! — подтвердила я, оглянувшись на старое здание.       И говорила я вполне искренне. Маленькое здание с облупленным фасадом и выцветшей краской было настолько красивым, словно из сказки.       Мужчина прошел вперед нас и указал рукой на вход.       — Эту церковь построили мои предки. — Он с большой любовью взялся за ржавую ручку массивной деревянной двери с торчащими в ней блестящими новыми гвоздями. — Мой отец, мой дед, все мои предшественники старались сохранить ее красоту.       Нас встретил хор малышек-девочек. Они стояли на деревянных ступеньках и пели красивую итальянскую песню. Руководила ими тоже девочка, в скромном сером платье с очень длинной косой и большими голубыми глазами, которые округлились, когда она увидела нас. Склонив голову, девочка продолжила свое занятие, и тоненькие голосочки вновь зазвучали.       — Как много детей, — прошептала я, не сообразив, что говорю вслух.       — Это сироты и дети бедных семей, родители которых работают в порту. Им не по карману обучение, а мы рады всем, — пояснил священник.       Я взглянула на Эдварда. Он улыбнулся в ответ и кивнул, словно понял, что меня переполняет печаль.       — Это место напитано… — я не могла подобрать прилагательное, с восхищением оглядывая цветные мозаики окон! — светом.       Улыбающиеся добрейшие глаза падре обратились ко мне:       — Вы правы, здесь полно доброты, отзывчивости и понимания. Одинокие люди приходят сюда за советом, находят утешение в труде.       Тихими шажочками к нам подбежали двое мальчишек лет пяти. Один протянул мне маленькое красное яблоко, а второй букет белых магнолий. Стебельки их были очень короткими и еле уместились у меня в ладони.       — Grazie! — поблагодарила я. Это и еще несколько слов я успела выучить за эти дни.       — Угощайтесь, — он обнял этих детей и сказал им что-то на итальянском, от чего те убежали обратно на улицу, — это очень вкусно, с нашего сада.       Падре подошел к большому столику, усыпанному маленькими горящими свечками. Его морщинистые руки ловко заменили несколько огарков. Удивительным образом эти простые движения завораживали меня. Все в этом месте завораживало меня. И сам мужчина очень напоминал мне Карлайла, только старше и с копной седых волос.       Я почувствовала на своей талии холодные руки Эдварда. Он улучил момент, когда падре поднялся за кафедру.       — Ты так прекрасна, — шепнул он мне на ухо и поцеловал в висок, — я самый счастливый на свете и не заслуживаю тебя.       Я смущенно улыбнулась, как же сложно устоять перед этим мужчиной. Стоит ему открыть рот и я влюбляюсь в него сильнее.       — В этой церкви очень много семей, венчаются, крестят своих детей, а потом мы женим и их, — по-доброму рассмеялся священник и указал на нас рукой, — будем ждать и вас.       На этих словах, мы с Эдвардом посмотрели друг на друга. Меня прошиб электрический ток, и все вдруг стало так легко и понятно. Мысль родилась сама собой. Безумная, но в тоже время твердая.       — Зачем же ждать… — прошептала я, отходя от Эдварда на шаг ближе к падре. — Обручите нас!       Эдварда застыл. Я ожидала от него более бурной реакции, но он впал в ступор. Интересно, у вампиров бывает ступор?!       — Пожените нас! — повторила я свою просьбу, вдруг священник не понял меня с первого раза.       На этот раз меня услышал и Эдвард. Я взглянула на него, переполненного эмоциями и едва не заплакала.       — Если пожелаете, — радостно проговорил мужчина, беря в руки книгу в ветхом переплете.       — Любимая, — Эдвард подошел ко мне. — Я мечтаю на тебе жениться, Изабелла, но вот так?       — Как? Кто тебе еще нужен?       — Только ты, — он кивнул, но как-то неуверенно.       — Ну вот, — я отложила яблоко на скамеечку, покрепче ухватившись за три бутона магнолий. — Я в белом платье и букет невесты у нас есть.       — Кольца, — подсказал мне падре.       — Точно! — я задумалась на мгновение, но тот кто желает, никогда не видит преград. — Мы купим! Когда вернемся в город! Ведь это не обязательно, да?       Мой умоляющий вопрос падре встретил с улыбкой.       — Конечно же, дитя мое, важнее всего ваша любовь.       Эдвард подошел ко мне и протянул руку. На его ладони лежало то самое кольцо. Розовый бриллиант его матери. Неужели он всегда носит его с собой?       — Ты плачешь? — спросил он с волнением в голосе.       Я глубоко вздохнула, сама не заметив, как растрогало меня все происходящее.       — Возьмитесь за руки, — попросил священник и малышки-ангелы вновь зазвенели своими голосочками, превратив этот момент в волшебство.       Я почувствовала прикосновение холодных пальцев, и на сердце воцарились мир и покой. Пустой зал заполнил солнечный голос на итальянском и я буквально растворилась в моменте.       В эти минуты у нас не было пышного убранства, красивого навеса и обтянутых бархатом стульев. Не было моря цветов и гирлянд. Многочисленных родственников, имена которых с трудом вспоминаешь только с помощью мамы.       Но я не жалела, ведь единственное, что важно — это лицо Эдварда, заполнившее все мои мысли и чувства. Его глаза горели расплавленным золотом, а прекрасные черты казались почти суровыми от обилия переживаний. Он так ничего и не сказал. Надеюсь, он был согласен, потому как падре на английском попросил нас сказать свои клятвы.       Когда самые важные для нас слова были произнесены, полный кавардак в моей голове наконец исчез, и мысли пришли в порядок. Я поняла, как глупо было бояться свадебной церемонии, будто непрошеного подарка на день рождения или нелепой показухи выпускного. Заглянув в сияющие ликованием глаза Эдварда, я осознала, насколько важно для него было сделать меня своей женой.       — Да! — выдохнула я едва слышным шепотом, смаргивая пелену с ресниц, чтобы видеть лицо Эдварда.       Его ответ прозвучал громко и победно.       — Да!       Падре объявил нас мужем и женой. Эдвард бережно взял в ладони мое лицо. Я смотрела на него, пытаясь осознать невероятное — этот удивительный человек теперь мой. У него по щекам, казалось, тоже вот-вот покатятся слезы, но я знала, что это невозможно. Эдвард склонил голову, я приподнялась на цыпочках. Наш поцелуй был полон любви и нежности. Наконец он убрал ладони от моего лица и отстранился. Его улыбка показалась мне слегка ехидной, но я прекрасно знала, он безмерно счастлив.       Мы вместе навсегда, а остальное неважно.       — Неужели это реально? — спросила я саму себя, когда наш автомобиль рванул с места, оставляя позади теплые воспоминания.       — Получается, что да, — со смешком проговорил Эдвард и свободной рукой переплел наши пальцы вместе, преподнес их к губам и поцеловал.       — Как ощущения?       — Словно, ничего и не изменилось… А у тебя?       — Словно изменился весь мой мир!