***
Из-за моей внезапной отключки прогулку пришлось перенести на следующий день. Я пришел в себя только ближе к обеду. Реабилитация давалась очень тяжело. После осознания вины желание ширнуться выросло в разы: места инъекций неимоверно чесались, а в голове роились только мысли о побеге. Апатия перерастала в нервозность, которую я ощущал постоянно, если был не под кайфом. Леви зашел ко мне ближе к вечеру с инвалидной коляской, на спинке которой висела моя куртка, и молча кивнул, чтобы я садился. Я же непонимающе уставился на мужчину, потому что был уверен, что могу перемещаться на своих двоих. — Ну же, Эрен, у нас не так много времени. Давай не будем его тратить на переглядывания. В другой ситуации я бы с пеной у рта начал бороться за право погулять пешком, но сейчас мне хотелось уже выбраться из этого Азкабана и подышать свежим воздухом. Почему-то у меня было ложное ожидание, что свежий воздух избавит меня от всех недугов и вставит не хуже экстази. Мы выбрались на крыльцо, и Леви решил отвезти меня в сад. Наконец выбравшись из заточения, я ощутил, насколько мир огромен даже в пределах территории клиники. Леви вез меня медленно, чтобы дать возможность осмотреть округу. Было достаточно красиво: аккуратно высаженные деревья вдоль здания, скамейки со спинками, достаточно широкие прогулочные дорожки. Но мое внимание привлек забор — высокий и кирпичный. Никак не ухватиться, никак не перелезть. По крайней мере в моем нынешнем состоянии побег был невозможен. На подъезде к саду я понял, что меня тошнит, и предупредил Леви. Кажется, он был озадачен, но все же не растерялся и быстро подкатил коляску к урне. — Ну, давай. Лучше сюда. Тем более, что там мусорный мешок. Уже завтра приберут. Я недоверчиво взглянул на своего психотерапевта, потом на урну, но выбирать долго не пришлось: меня вывернуло. Весь обед вышел так же, как и вошел. Когда дело было сделано, я повернулся к Леви и кивнул в знак того, что можем ехать дальше, но заметил на его лице брезгливое выражение. Мужчина достал из пальто платок и начал вытирать мой рот, а я смотрел на него и не понимал, почему же в первую встречу он так меня напугал. Леви оказался очень внимательным и отзывчивым, хотя за выражением***
Обратно мы добирались в тишине. Леви завез меня в комнату, я перебрался в кровать и накрылся одеялом, потому что мне показалось, что температура в комнате упала градусов на десять за время нашей прогулки. — Леви, а можно мне хотя бы позвонить родителям? Он замер у двери, обдумывая мою просьбу. Мне показалось, что прошла вечность, пока он вернулся к моей кровати и протянул свой телефон, где на дисплее виднелся номер отца. — Валяй, но только при мне. Это условие меня не обрадовало, но другого варианта не было. Я набрал номер и прислушался к гудкам. Было страшно, что отец мог оставить телефон в машине или в больнице, как это часто бывало, или что он его просто не услышит. — Леви? Добрый вечер, что-то случилось? Что-то с Эреном? — обычно немногословный отец явно был обеспокоен. Его голос всколыхнул бурю эмоций, и я заткнул рот ладонью, глубоко задышав носом. — Леви? Я тебя не слышу! Что за дрянь с этой связью всегда происходит? — Пап, это я, — голос прозвучал хрипло, надломлено. Отец замолчал, даже перестал дышать. — Алло? — Эрен? — Да, это я, — отец молчал, я тоже не знал, что сказать. У меня было столько вопросов, но от голоса отца в трубке они все вылетели. Но перебрав все мысли, я все же решился задать два наиболее интересующих. — Как там мама? — С ней все в порядке, она уже спит, но если хочешь услышать ее, то могу разбудить. — Не надо! Не надо… Пусть отдыхает, — услышать мать было, наверное, одним из главных желаний. Но я не заслужил, чтобы из-за такого пустяка ее будили. — Па, — следующий вопрос было задать куда сложнее, ведь ответ на него я боялся услышать. Отец подождал, дав мне возможность настроиться, — как там Микаса? Молчание напрягало, из-за чего я инстинктивно схватился за запястье Леви, который так и стоял рядом на протяжении всего телефонного разговора. — Она очнулась, Эрен. Ее жизни ничего не угрожает, — сильнее сжав руку Леви, я замер от облегчения, которое окатило меня от слов отца. А потом я часто задышал, ощущая самое настоящее счастье от того, что Микаса жива, что она в сознании. Я тут же начал мечтать, что как можно скорее поправлюсь и поведу ее гулять: мы зайдем в ее любимую кофейню и закажем все десерты, которые там будут, будем пить все виды кофе, попробуем все сорта чая, которые будут в наличии — мы с ней все наверстаем. Эта новость определенно внесла свой вклад. У меня появилось рьяное желание покинуть эту больницу как можно скорее. Покинуть ее здоровым. — Спасибо, Господи. Я так рад, так рад. Ты можешь сходить к ней и передать, что я скоро вернусь и мы будем делать все, что она пожелает! Пожалуйста, отец, скажи ей об этом! — впервые за все время пребывания здесь меня переполняла радость. Новость, что с Микасой все хорошо, сейчас затмила даже мое желание вколоть в вену героин. — Хорошо, Эрен. Я постараюсь. Не передашь трубку Леви? Мне нужно с ним поговорить, — я закивал, как будто отец мог это увидеть, и отдал телефон хозяину. Леви прислонил телефон к уху, поздоровавшись с отцом, и недоумевающе посмотрел на меня, кивнув вниз. Я обнаружил, что все еще довольно сильно сжимаю его запястье. Отпустив мужчину, я поднял руки в извиняющемся жесте, на что он закатил глаза и быстро вышел из комнаты, махнув рукой на прощание. Сегодня я спал спокойно, и сны мне снились светлые и приятные.***
Ханджи, зашедшая сделать укол утром, отметила, что вид у меня отдохнувший, но выгляжу я все равно как наркоман. Похоже, такие шутки ее смешили, потому что хохотала она, как будто сама была накурена. В отличие от общества Леви, с Ханджи мне не было стыдно показывать свой характер, и я послал ее к черту, что развеселило ее еще больше. — Ханджи, сколько я уже здесь? — вопрос был вполне логичным, учитывая, что во времени я потерялся. — Так, давай-ка посмотрим, — врач взяла мою карту и пролистала в начало. — Так, так, та-ак, ты поступил к нам двадцать четвертого марта, встретил свое совершеннолетие в отключке, сейчас третье апреля. Получается, что уже полторы недели ты здесь. И прогресс на лицо. Конечно, даже для человека с ломкой ты терял сознание слишком часто, но, возможно, так твоему организму проще восстанавливаться, поэтому если стресс длится дольше, чем он может себе позволить, он отключает твое сознание, которое сейчас нестабильно. Взглянув на наручные часы, Ханджи спохватилась, причитая, что с таким сладким пирожочком совсем забыла о времени, и убежала прочь. Я, ухмыльнувшись, помотал головой — на фоне своего врача я чувствовал себя психически абсолютно здоровым. Немного времени спустя в комнату вошел Леви с подносом, на котором был завтрак. Он аккуратно поставил его мне на колени и сел на стул рядом. — Надеюсь, ты не против, если я составлю тебе компанию? — его голос звучал тихо, но очень четко. Я был не против. Если раньше мне все время хотелось быть одному, то сейчас чье бы то ни было общество было для меня желанным. Завтрак, как всегда, выглядел паршиво. Я поморщился, но вспомнил, что пообещал себе быструю поправку. Без аппетита, но с энтузиазмом я начал сметать все с тарелок, пока Леви наблюдал за мной. Доев, я откинулся на спинку кровати, тяжело вздохнув. — Объелся. Эта еда такая невкусная, но слишком сытная, — полежав так еще пару минут, я понял, что все съеденное мной порывается выбраться наружу. Я рванул к унитазу, который был у меня в комнате, и выблевал все назад. Реактивный Леви успел в самом начале подбежать и собрать мои волосы, чтобы я их не запачкал. Закончив со своим увлекательным занятием, я лег звездой на полу, пытаясь отдышаться. Слезы, собравшиеся в уголках глаз, стекали по щекам, горло драло от неприятных ощущений. — Не стоило так торопиться во время еды, Йегер, — Леви сел рядом на корточки и опять начал вытирать мне рот бумажным платком, не скрывая отвращения, а потом метким броском закинул комок в урну. — Специально для тебя купил упаковку, ибо подтирать твою морду после тошноты мне придется еще много раз. — Как же я устал. Когда это пройдет? — мой дух был сломлен. Только утром все было хорошо, вчера перед сном я решил начать новую жизнь, но сегодня она дала мне пинок под зад, не дав возможности переварить пищу. — Эрен, путь восстановления очень сложный. Самую страшную часть ломки ты уже преодолел. Но ты героиновый наркоман. И я не хочу тебя обманывать: последствия будут преследовать еще долго. Но ты не должен сдаваться. Есть те, о ком ты должен думать в моменты, когда хочется плюнуть на все: о родителях, твоей подруге, друзьях. В первые дни твоего пребывания приходили двое ребят, узнавали, как твои дела, — я вопросительно уставился на мужчину. — Новости о том, что, мягко говоря, не очень, их огорчили. Я бы даже сказал, что разбили их маленькие подростковые сердечки. Блондинка плакал навзрыд на плече у парня повыше. Так что запомни, Эрен, что есть люди, которым ты не безразличен. Борись ради них. Я сразу понял, кто решил справиться о моем состоянии. У меня было мало друзей, кому не все равно. И этими двумя точно были Армин и Жан. Но, стоп, разве Жан не в штатах? Я не видел их целую вечность, и сейчас, когда я в здравом уме и твердой памяти, понимал, как скучаю по ним. Несколько раз, когда мы с Микасой были накачаны под завязку, Армин с Жаном не боялись приходить за нами в притоны, где мы чаще всего обитали. Они передавали наши тела родителям, говоря, что мы перебрали с алкоголем на вечеринках, рассчитывая, что такого больше не повторится. Но потом ребята осознали, что это бесполезно, а родители всё закрывали глаза, в надежде, что проблема в их мнительности. Я помрачнел. Захотелось увидеть всех и сразу. Но я прекрасно знал, что Леви мне не позволит, но ведь друзья не родители. Они бы меня не забрали. — Леви, а друзья могут меня навестить? Хотя бы один раз. Пожалуйста, — я задавал вопрос, обреченно понимая, что услышу отказ. Но надеяться никто не запрещал. И чуда не произошло. — Я же объяснял, Эрен. Ты еще не готов ко встречам не только с родителями — ты вообще не готов ко встречам со своим прошлым. Доверься мне, и давай подождем вместе более благоприятных моментов для визитов. Я опять начинал раздражаться. Леви обещал мне показать красочный мир без наркотиков, а ограничивает в банальных свиданиях с родными. Он только и делал, что придумывал мне все больше и больше запретов, чтобы реабилитация проходила мучительнее, насколько это возможно. Я злобно уставился на мужчину, пытаясь растворить его в воздухе своим взглядом, но тот даже не вздрогнул. Я резко сел и попытался схватить его, чтобы повалить на пол и забить до смерти. Во мне проснулась агрессия, которая требовала выплеска. Я жаждал крови. Желательно его. В этот момент я ненавидел Леви больше всех на свете и искренне желал ему сдохнуть в моих руках. Но мой план по его уничтожению не увенчался успехом. Без особого труда толкнув меня назад и перехватив мои руки, он зафиксировал их в скрещенной позиции на груди и оседлал на уровне поясницы. Я извивался под ним, кричал, чтобы отпустил меня, и желал ему сдохнуть, а он продолжал сверлить меня безразличным взглядом, в котором периодически мелькало раздражение, когда я переходил на личности и обзывал его словами вроде «коротышка», «злобный гном», «старый извращенец», «ебаный маньяк», «мерзкий пидор», «сказочный долбоеб» и так далее, на что хватало моей фантазии. У всего есть предел, а тем более у моих сил, коих не хватило надолго. Уже через пять минут и кучу ругательств я успокоился. Леви, убедившись, что я больше не представляю опасности, слез с меня и отпустил мои руки. Я неловко посмотрел на него и нервно улыбнулся. Он остался сидеть на полу, прислонившись к стене. — Я понимаю твое негодование, Эрен. Ты меня сейчас ненавидишь. Но, пожалуйста, доверься мне. Конечно, я пока что не авторитет в твоих глазах, но, в принципе, ты должен понимать, что у тебя нет выбора. Я, как могу, стараюсь быть мягок с тобой, что дается мне с трудом. Просто попытайся следовать моим рекомендациям и указаниям, не критикуя их. Твоя натура такова, что ты ставишь под сомнения слова всех, кто пытается тебя ограничить, ты думаешь, что у тебя отнимают свободу. Возможно, ты прав. Но на данном этапе так будет лучше, потому что с ответственностью за свою жизнь ты не справляешься. Я слушал его и почему-то чувствовал вину. Я знал, что Леви не желает мне зла, но я ощущал себя узником здесь, хотя на самом деле там, за пределами клиники, я тоже был подневольным, но тот плен был желанным. — Знаешь, Эрен, когда я впервые ворвался в твою палату, я повел себя непрофессионально. Я был разозлен просьбой Гриши, ибо даже не представлял, как с тобой работать, ведь давно не связывался с подростками. И когда после нашего короткого диалога ты упал в обморок, я не на шутку испугался, пообещав держать себя в руках. Мы с Петрой кинулись за Ханджи, которая диагностировала истощение, вследствие чего организм не мог долго оставаться в сознании. В тот же день я решил спасать тебя не для Гриши, а для тебя самого. Искренность Леви меня поразила. Я никак не ожидал, что такой закрытый человек будет таким откровенным. Хотя, возможно, это были какие-то его психологические штучки, чтобы втереться ко мне в доверие, но тогда я не мог проанализировать ситуацию, и почувствовал тепло, которое из груди разливалось по всему телу. Я знал, что поправлюсь, и вытащит меня из этой ямы именно Леви. Уже уходя, он повернулся ко мне и сказал: — Завтра тебя переведут из одиночки. Новая комната будет во многом отличаться от этой.