…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Нил Перри — самозванец, каких ещё поискать надо, и Декстер собирается уничтожить его маленькое королевство полномасштабным восстанием. Проходимец заслужил понести на собственной шкуре все последствия решения присвоить чужую власть. Мария ЛаГуэрта выходит из кабинета к захламленным столам участка, отчего он в тот же миг подскакивает и начинает торопливо пробираться через кипящий работой офис кровожадной акулой. Давным-давно созревшему плану как раз не хватало подобного ослепленного болванчика. Для лейтенанта уготована прекрасная роль в назревающей игре обмана. Всего пара уловок, и она с радостью выполнит любые его приказы. Декстер нежно — в противовес присущей жестокости — касается чужого плеча и внимательно наблюдает, как черты лица напротив разглаживаются, а удивление в глазах сменяется вязким удовлетворением. — Декстер, — слегка восторженно приветствует его ЛаГуэрта. — Здравствуйте, лейтенант, — очаровательно улыбается он, а затем прикусывает губу и принимает обеспокоенный вид. По какой-то причине женщины падки на такие трюки, — послушайте, я бы хотел переговорить с вами кое о чём, если не возражаете. В ответ Декстер получает кокетливый взгляд. Лезущий из горла смех с трудом, но удается подавить — её наивность периодически бывает даже милой. В такие моменты ЛаГуэрта напоминает собаку, летящую мордой в стеклянную дверь. — Конечно. Она обхватывает его локоть и направляет к автоматам зоны отдыха. За все время приготовления кофе лейтенант так и не отпускает руку, что действительно странно и порядком неуместно, но Декстер молча терпит её замашки. — Итак, — подначивает она, отрываясь от заварочной машинки, и поглаживая большим пальцем кожу на сгибе. Все её откровенные попытки влезть в чужое пространство кажутся Декстеру уже крайней степенью отчаяния. — Эм, я хотел обсудить с вами дело Нила Перри. Не думаю, что мы поймали настоящего убийцу. Он может точно определить мгновение, когда ЛаГуэрту бьет невидимой пулей разочарования, что кровавыми потеками начинает сползать с век на скулы и щеки. Лицо рябит, и вспыхнувшее было недовольство быстро скрывается под маской беспристрастности. Декстер успевает насладиться всем до единого. — О, — шепчет она. Дабы предотвратить неловкое молчание, он принимается расписывать возникшую теорию. С каждой фразой глаза лейтенанта заостряются, наполняясь осознанием вероятно допущенной ошибки. — Это… хорошо. Спасибо, Декстер, — рассеянно говорит ЛаГуэрта. Последний раз похлопав его по плечу, она скрывается за углом, скорее всего, охваченная целым ворохом противоречивых мыслей. Декстер гадает, что теперь предпримет лейтенант для разрешения сложившейся ситуации. Забытый кофе оказывается как никак кстати. Он берет нетронутую чашку и направляется к рабочему месту Деб — пришло время вспомнить о своей роли внимательного и заботливого брата. — Держи, — ставит прямо перед её носом дымящийся напиток Декстер, — думаю, тебе пригодится, — заваленный папками и бумагами стол недвусмысленно намекает на то, что она слишком часто стала брать сверхурочные часы. Благодарный взгляд и ворчание послужили ему ответом. Подобное поведение сестры уже довольно-таки давно стало типичным выражением признательности. Краем глаза он замечает, как в застекленном кабинете разгорается спор между капитаном Мэтьюсом и ЛаГуэртой. Украдкой пробравшись к стационарному компьютеру, Декстер обновляет вкладку и… наконец-то, результаты из лаборатории. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Перед ним — испуганный подросток, потерянная душа, которая понятия не имеет, куда податься и к кому обратиться. Бесчисленное количество несправедливых поступков в его сторону породило такую же несправедливость, что он теперь безжалостно вершит над другими. И Декстер это понимает — лучше, чем кто-либо другой, осознает, насколько сильной и неподконтрольной бывает жажда Темного Попутчика. Лучше, чем кто-либо другой, знаком с той пожирающей тьмой внутри них обоих. После всего случившегося ему даже немного жаль этого мальчика. Декстер пытается быть предельно чутким и деликатным, когда пробирается в камеру допроса Джереми Даунса и соскребает грязь из-под его ногтей. Чего следует ожидать от разговора с этим парнем — убийцей подобным тем, которых он всегда помогал искать и ловить — совершенно непонятно. Зачем Декстеру здесь вообще находиться? Ведь он с самого начала предупреждал — больше не убивать; но Джереми решил саморучно выкопать себе могилу. Не будь Гарри рядом, не направляй тот его все года детства и юности, Декстер бы закончил таким же образом. Вероятно, легкое расстройство вызвано не столько чужим промахом, сколько тем пренебрежением, с которым мальчик воспринял последний и лично им, Декстером, выданный шанс на спасение. Отсутствие чувств, однако, в кои-то веки играет ему на руку, и он здраво анализирует произошедшее; безразличие всегда являлось своего рода проклятием и благословением одновременно. Джереми попросту хотел заполнить леденящую пустоту в груди, и нашел отдушину в кратком мгновении смертоносной эйфории — точно так же, как Декстер и любые другие убийцы в принципе. Но на то они и мгновения, чтобы быть крайне быстротечными. Честно говоря, не придумали ещё на его памяти способа справиться с этим отчаянием лучше, чем тот, который подразумевает убийство человека. Во всяком случае, он успевает дать несколько дельных советов, прежде чем окончательно уйти. Декстер говорит Джереми притворяться, налаживать связи с окружающими людьми, прятаться за масками, подыгрывать. Может, когда-нибудь внутри него сможет зародиться крохотный отклик на подлинные человеческие эмоции. Тогда Декстер обязательно ему поможет — вместе они избавятся от своих слепленных обличий и предстанут перед теми, кто не станет их осуждать. ㅤㅤㅤ ㅤㅤ Когда два дня спустя он узнает, что Джереми Даунс покончил с собой, Декстер… не чувствует абсолютно ничего. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Гулкая пустота в груди уже который раз за день жалостливо стонет, попеременно моля и угрожая — с последнего ужина прошло достаточно много времени, настала пора обзавестись свежим проектом; Декстер и так начинает постепенно превращаться в оборотня за пару дней до полнолуния — любой в поле его зрения теперь воспринимается не более, чем аппетитной и вкусно пахнущей добычей. Сдерживая внутренние позывы Темного Попутчика, он запирается в своей крохотной лаборатории и просматривает досье трех недавно найденных самоубийц — все женского пола, все успешные… бинго. Доктор Эммет Меридиан, психоаналитик. Какая ирония, — думает Декстер. Не хватает только фоновых аплодисментов для полноты картины. Изнутри грохочет победный клич Попутчика, что воет в предвкушении скорой охоты. Внезапно раздается громкий стук, и из-за двери показывается глуповато ухмыляющийся Масука. — Что такое? — спрашивает Декстер. — Чувак, ты же сейчас всё пропустишь. Идем, — говорит ему он, жестом указывая на кучку людей в центре участка. Нахмурившись и неохотно поднявшись, Декстер следует за ним. — Что происходит? — ЛаГуэрта снова проводит допрос Ледяного убийцы, — отвечает Масука. — А, — скупо реагирует он и кивает. Такое шоу определенно не стоит пропускать. Каждый в отделе, видимо, затаивает дыхание, когда на экране появляются несколько охранников и Нил Перри в наручниках. Для Декстера время вдруг начинает тянуться непозволительно медленно, а все мелкие детали становятся в стократ четче. Кто-то хватает пульт и увеличивает громкость, кто-то бормочет ругательства в сторону Перри. Воздух наэлектризовывается и чуть ли не трещит от нелепого, по его мнению, напряжения. Несмотря на внешнее неодобрение, в глазах окружающих пляшут искры лихорадочного восторга. Где-то на глубине подсознания теплится мысль о том, что эти вежливые офицеры, эти блюстители мира и порядка сойдут за любого убийцу, насильника или вора. Только посмотрите на то, что эти законопослушные граждане сотворили с бедным сержантом Доаксом: сначала запугивали и угрожали, а потом использовали как приманку, спокойно наблюдая за последующим избиением и издевательствами. Неужели они и в самом деле настолько отличаются друг от друга? Ведь притворство им тоже по душе. Внимание Декстера перетекает на телевизор, в котором ЛаГуэрта допрашивает самодовольного Перри. Озвученные вопросы оказываются осмысленными и вполне логичными, что ничуть не удивительно, — думает он, ведь совсем недавно их задавал лейтенанту сам Декстер. Однако этот мошенник тоже не промах, потому умело и эффектно уклоняется от повсеместных ловушек. Он игнорирует любые попытки ЛаГуэрты вывести его на чистую воду, попросту запудривая ей мозги. Декстер обнаруживает, что Перри почти зарабатывает его уважение за счет своих искусных выходок. Почти. Примерно через пятнадцать минут лейтенант внезапно покидает допросную, чем немало озадачивает в комнате всех: Декстера в том числе. Что она задумала? Неужели сдалась? Вряд ли, учитывая, что недовольной или расстроенной ЛаГуэрта определенно не выглядела. Перри, в свою очередь, скрывает возникшее удивление за уже привычным самодовольным оскалом. Декстер оглядывается, и впервые за долгое время чувствует себя полноценной частью коллектива — окружающие его офицеры так же беспомощно пожимают плечами и обмениваются непонимающими взглядами. Бормотание, совсем как жужжание насекомых, всплывает на поверхность и начинает нарастать с каждой секундой. Напряжение спадает, когда лейтенант возвращается с… отрубленной головой? Из пластикового пакета и правда выглядывает распухшее, бледное лицо с расфокусированными глазами. Но какой прок из эт- Все становится предельно ясным, когда оказавшаяся прямо у лица Перри голова вызывает у того судорогу, и он, как маленький ребенок, начинает дергаться в попытке отвернуться; напыщенность моментально сменяется страхом и отвращением. Человек, во всеуслышание заявляющий о своей причастности к многочисленным убийствам, не выдерживает один вид крови и гниющей плоти. Какой абсурд. Губы складываются в загадочную улыбку, а в груди теплеет от того, что его теория наконец-таки подтвердилась. Публика картинно ахает от внезапного поворота событий. В возбужденных разговорах отчетливо слышится замешательство и недоверие, что распространяется по всему участку, будто вирус. Декстер прикрывает глаза и с удовольствием покидает офисный зал. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ В конце концов он собирает вещи и решает вернуться домой. День и так выдался насыщенным, поэтому Декстер не хочет задерживаться в своей скучной маленькой лаборатории дольше положенного. Стоило бы, наверное, пригласить Руди куда-нибудь, а затем посвятить в последние новости, касающиеся Ледяного убийцы; разоблачение Нила Перри — это ведь отчасти и его заслуга. К тому времени, как Декстер оказывается у лифта, сообщение уже отправлено, а мысли неожиданно сводятся к отчаянному желанию получить скорый ответ. — Декстер, подожди! Окрик вынуждает его остановиться, и он оборачивается, чтобы увидеть, как с противоположной части холла к нему подбегает сестра; на лице — многообещающая ухмылка. — Привет, Деб, — улыбается он, — что такое? — Мы выбираемся сегодня выпить куда-нибудь, присоединишься? — с энтузиазмом выдает она, отчего Декстер неловко переминается с ноги на ногу. — Кто «мы»? — скептически уточняет он. Всякий раз, когда сестра приходит с подобными вопросами, те на самом деле являются требованиями — и далеко не приглашениями. — Да так, несколько парней из отдела. Выдохни, толпы не будет, — она, вероятно, замечает нежелание на его лице и, в попытке приободрить, игриво хлопает Декстера по плечу, — давай, даже Доакс идет, а ты ведь знаешь, какой он. Похоже, для неё это что-то реально значит, — думает про себя Декстер, недоверчиво поглядывая на возбужденную сестру. Ему хватило и сегодняшней дозы сержанта, спасибо. Дебра, должно быть, осознала свою ошибку, раз уже через пару секунд немного остужает напор; но это не особо меняет его безразличие к предложенному ранее. Интересно, почему сержант вообще согласился на эту авантюру — он же отшельник похлеще самого Декстера, и то, что Доакс пожелал лишний раз провести время с его сестрой, возможно, о чем-то да и говорит. — Слушай, Деб, звучит здорово, но у меня уже есть планы на вечер, — виновато говорит он, и получает от сестры полный недоверия взгляд, — как-нибудь в другой раз, ладно? — Окей, — через небольшую паузу отвечает она, скрещивая руки на груди, явно расстроившись из-за его отказа. — Спасибо, сестренка. Увидимся позже, да? — ухмыльнувшись, добавляет Декстер. — Конечно. Увидимся. Даже отойдя на несколько десятков шагов, он продолжал чувствовать, как спину буравит чужой осуждающий взгляд. Возможно, Деб подозревает его во лжи и думает, что Декстер соврал, дабы провести вечер в одиночестве. Однако она имеет на это полное право, ведь в прошлом подобное случалось не раз и не два. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Долгожданная встреча происходит в баре близ участка, и, конечно, будь у Декстера шанс возразить против, выбор бы его точно пал на заведение получше. Но Руди твердо настоял на том, чтобы поскорее выпить, поэтому итоговым вариантом оказалось именно это место. Спустившись по лестнице и осмотрев слабо-освещенное помещение, Декстер замечает своего соседа в отдаленном закутке по противоположную сторону от прочих посетителей, столпившихся у транслирующего матч телевизора. Плавно скользнув на соседний стул, он здоровается с повеселевшим Руди и принимает протянутую бутылку пива. — Привет. — Хэй, — отвечает Декстер. Интимная атмосфера моментально сгущается, и он радушно погружается в неё с головой. Внимательно слушая увлекательные рассказы и анекдоты о прошедшем дне, Декстер в очередной раз дивится способности Руди превращать рутинные будни на своей занудной работе в по-настоящему интересные и захватывающие истории о сплетницах-медсестрах, хвастливых врачах, гонках за более престижные гранты, а также жестоком соперничестве стажеров с медицинского факультета. — Смехотворный престиж — это единственная цель всех ребят, что идут учиться на должности в сфере медицины. Конечно, есть исключения из правил, люди, которые искренне хотят спасать жизни, и, как ни странно, я был одним из таких идиотов, — признается он с долей застенчивости. Декстер думает, что это, парадоксально, нечто вне характера Руди и, вместе с тем, бесспорно является его незаменимой частью. — Неужели? — смеется он, — кто бы мог подумать. — Ага. Забавно, не правда ли? Позже, естественно, с меня слетели розовые очки, — пожимает плечами Руди. — Хм. То есть, ты правда хотел помогать другим? Почему? — Ну, если подумать, то, вероятно, из-за мамы — будто, спасая людей, я бы искупал вину за то, что не смог помочь ей в нужный момент. Глупо прозвучало, но иногда мы просто беспомощны, когда дело касается собственных чувств. Какое-то время они сидят в тишине — Руди замолкает, вдумчиво гипнотизируя поверхность стола, а Декстер мысленно пытается набросать подходящий ответ. — Твоим пациентам определенно повезло, — в конце концов говорит он. Руди возвращается с небес на землю и, ухмыльнувшись, спрашивает: — Ну, а как у тебя прошел день? — Декстер не может не усмехнуться в ответ. — Неплохо, очень даже неплохо. В участке не стихают драмы. — О? Тогда я слушаю. И он расписывает все до мельчайших деталей — с энтузиазмом пересказывает последние происшествия в убойном отделе, необычное дело Нила Перри, наивно полагавшего найти славу за счет чужих деяний. Декстер рассказывает Руди о том жалком разоблачении, о трупе матери, захороненном на заднем дворе, об отрезанной посмертно лодыжке. Министерство юстиции снова одерживает победу. Злорадство оказывается довольно приятным занятием — даже если Руди не особо того и замечает. — Хм. Должно быть, ситуация с Перри знатно подпортила вам всем нервы, но я рад, что у этой истории счастливая концовка, — говорит он, качнув бутылкой в подобие тоста, когда тирада Декстера подходит к концу. — Во многом именно благодаря тебе. Ты, и в самом деле, был абсолютно прав, — щедро рассыпается в комплиментах он потому, что люди склонны любить похвалу, а, следовательно, и тех, кто в изобилии её расточает. Декстер действительно хочет нравиться Руди, иначе, без должной симпатии, все его грядущие ошибки могут повлечь за собой непоправимые последствия. — Рад помочь, — нахально улыбается он, — а что насчет другого парня? Ну, того громилы-насильника, подлизывающегося к детям… как там его зовут? — Ты имеешь в виду Пола? — смеется Декстер, — странно звучит из твоих уст, но да, все ещё ошивается рядом. Все ещё раздражает, — признается он. На пару мгновений идея открытого и более-менее честного взаимодействия с Руди начинает казаться не такой заманчивой; шутки шутками, а Декстер с большой долей вероятности когда-нибудь сорвется и убьет Пола. В таком случае подозрений не миновать. Бурлящую от перенапряжения голову удается остудить мыслью о том, что неприязнь свойственна всем людям — от Декстера было вполне ожидаемо невзлюбить его с первой же минуты знакомства, а то недовольство, что он сейчас высказывает, так вообще покажется многим слишком уж сдержанным. Поэтому, если дело дойдет до критической ситуации, Декстер просто воспользуется запасным планом, должную роль в котором сыграют прославленные дружки-наркоторговцы Пола. — Ауч, звучит не очень, — поеживается Руди, — в смысле, я понятия не имею, что сказать. — Даже ничего не посоветуешь? — поддразнивает он. — Не-а. Ничего, — пожимает плечами тот, — признаться честно, мне никогда не приходилось отпугивать бывших. — Хм, это… неожиданно, — честно отвечает Декстер, и Руди фыркает. — Правда? — Ээ. Да, — кивает он. — Почему? — спрашивает Руди. На лице читается смесь удивления и растерянности. Декстер молчит пару секунд, а потом нехотя продолжает: — Я не… ты похож на того, кто любит находить всякие приключения на свою задницу, — неопределенно заключает он, ощущая себя политиком, выступающим перед разгневанной толпой. Руди некоторое время пристально разглядывает его, прежде чем, еле-еле сдерживая хохот, сказать: — Я не понимаю. — Ты выглядишь, как авантюрист, вот и все. — Ты сейчас… ты сейчас серьезно пытаешься намекнуть мне на то, что со стороны я кажусь неразборчивым в плане секса, и поэтому факт моей неопытности сбивает тебя с толку? — Слово «потаскун» сюда подойдет лучше, но да, именно так. Грубость фразы быстро сглаживается заливистым смехом Руди. — Как тебе не стыдно так разговаривать со своими друзьями, — игриво упрекает его он. — О, прости, ты- Шокировано произнесенное «Декстер?» обрубает на корню все попытки отпустить очередную глупую шутку. Он сможет узнать этот голос из тысячи — ему приходилось слышать десятки, даже сотни вариаций различных интонаций; но никогда — никогда ещё столько недоумения и растерянности, — отмечает про себя Декстер, медленно оборачиваясь. Встретившись лицом к лицу с застывшей сестрой, он на автомате обращается к ней слегка удивленным «Деб?», а после переводит взгляд на маячащего за её спиной Доакса и остальную цирковую труппу у прохода. Первое, что Декстер испытывает в тот момент — банальное удивление. Как им вообще могло посчастливиться так столкнуться? Затем на глубине живота оседает смесь неприятных эмоций — слишком далеких от смятения или неловкости. Единственное, что удается различить из той мешанины, так это острое нежелание знакомства Руди и Дебры. По крайней мере, не столь скорого и сумбурного. Или, быть может, он вновь оправдывает свою злость вынужденной необходимостью держать в сохранности хлипко-выстроенные барьеры и рамки; быть может, он скрывал их отношения из чистого упрямства и мимолетной прихоти — ведь, каким бы добрым или любезным Декстер ни притворялся, внутри он остается даже более жадным и эгоистичным, чем многие другие люди. Дебра, похоже, окончательно теряет дар речи. Руди же подобной проблемы определенно не имеет. — О, это твоя сестра? — выводит Декстера из ступора воодушевленная реплика соседа. Склонив голову, он, от греха подальше, быстро встревает в начавшийся было диалог. — Ээ, да. Руди, это Дебра. Деб, это Руди. Пока сестра безуспешно пытается избавиться от внезапной скованности, Руди небрежно, и вместе с тем чертовски очаровательно, протягивает ей ладонь для рукопожатия. По мере того, как Декстер прикидывает дальнейший ход событий, кости вдруг пробирает от предчувствия чего-то далеко не приятного. Компанейские вылазки всегда заставляли его чувствовать себя не в своей тарелке — в основном они заканчивались примерно одинаково: Декстер ссылался на мнимую усталость и возвращался домой, пока остальные окончательно забывались в играх на выпивание и танцах. Одна мысль об аналогичной концовке и этого вечера вызывает чувство стойкого отвращения. — Ага. Эм, ещё раз — кто ты? — в привычно резкой манере спрашивает Деб. Руди, откровенно забавляясь, поворачивается к Декстеру и говорит: — Мне стоит или не стоит обижаться? По правде говоря, любой другой человек бы с легкостью оскорбился, узнав о том, что общение с ним скрывают наподобие какого-нибудь мелкого грязного секрета. Но Руди уже не в первый раз умудряется бросить вызов здравому смыслу и логике; как прирожденный артист, он с ловкостью передает последние бразды правления Декстеру — позволяет тому самолично решать судьбу этого разговора. Естественно, по-хорошему ему стоило бы представить Руди в качестве дружелюбного соседа, затащившего приятеля в бар на часок-другой — такой расклад уж точно впоследствии помог бы избежать нагоняев от Дебры; да и сам Руди вряд ли стал бы возражать. Однако, с другой стороны, он вдруг понимает, что жаждет абсолютно противоположного — Декстеру отчаянно хочется пошатнуть веру коллег в его напускную неуклюжесть и чудаковатость; хочется доказать всем, что заводить прочные связи с людьми вне стен Департамента для него совершенно не трудно. — Руди — мой друг, — невольно вырывается у Декстера, и эта простая фраза звучит, как настоящее заявление. — Чушь собачья. У тебя нет друзей, — бесцеремонно нарушает идиллию Доакс, отчего он в ту же секунду жалеет, что решил пренебречь наиболее безопасным вариантом ответа. Брови Руди взлетают чуть ли не до линии роста волос, а в воздухе разливается липкий дискомфорт. Деб морщится и, слегка обернувшись, начинает недоверчиво посматривать на оторопевшего сержанта. Тот лишь пожимает плечами, а затем, отмахнувшись, присоединяется к другим полицейским у бара. Напротив их столика остаются только Анхель и Дебра. — Вау. Вот ведь мудак, — беззаботно комментирует Руди, ошеломленно моргнув. Украдкой пробежавшись глазами по напряженным позам окружающих, Декстер пробует изобразить на лице такую же обиду, и угрюмо качает головой. Попытка увенчивается блистательным успехом, едва он замечает, как Деб и Анхель обмениваются виноватыми взглядами. — Извини, Доакс — хороший коп, просто немного… эксцентричный, — пытается разрядить гнетущую атмосферу Анхель, обращаясь к Руди, который до этого момента, скорее всего, и подумать не мог, что Декстер подвергается издевательствам на своем рабочем месте. — Эксцентричный. Конечно же… — бормочет его друг, осуждающе поглядывая сержанту вслед: лицо мрачнеет, а в глазах вспыхивает пламя негодования. Наверное, он уже успел мысленно прозвать Доакса идиотом или грубияном, и от этой реакции Декстер чувствует, как грудь распирает от странного могущества; будто он профессиональный кукловод, и все марионетки разом попляшут от одного его жеста или слова. Темный Попутчик впервые за вечер даёт о себе знать удовлетворенным мурлыканьем и шепотом. Однако Декстер, после секундного раздумья, кое-как подавляет натиск соблазнительных предложений своей Тени. В повседневной жизни он редко когда манипулирует, поэтому и отдает предпочтение баловать Попутчика, только если дело строго касается убийств. На эту позицию во многом повлиял Гарри — в памяти мгновенно всплывает его морщинистое лицо и серьезный взгляд, с которым тот поучал Декстера не прибегать к излишнему вранью — все карты когда-нибудь вскроются, и чем больше ты лжешь, тем меньше тебе будут доверять; а чем чаще ты манипулируешь, тем сильнее люди будут тебя сторониться. Ощущение упущенной возможности оседает горьким привкусом на языке, впрочем, ему удается переключиться с терзающего чувства разочарования на Деб и её неловкие попытки завязать разговор. — Как давно вы знакомы? — спрашивает она, отдаленно напоминая замершего перед лисой кролика. Руди прекращает метать гневные взгляды в спину Доакса и хмыкает. Задумчиво потирая подборок, он пожимает плечами: — Черт возьми, я не- уже пару месяцев? — и ищет подтверждение у Декстера. — Вроде бы да, — утвердительно кивает он. — Эй, ребята, как насчет того, чтобы присоединиться к нам? — грациозно предлагает его новоиспеченный друг, в то время как сам Декстер начинает барабанить пальцами по липкому дереву стола. — Конечно, — моментально отзывается Деб. Анхель же рвано дергает рукой, — Я пока пойду проведаю остальных, — и неуклюже отходит к шумной ватаге людей в темно-синей форме. Сестра втискивается в кресло напротив Руди и натянуто улыбается его непринужденной ухмылке. Декстеру после этого вечера теперь уж точно несдобровать. — Так ты и есть Дебра? Декстер много рассказывал о тебе, — мимоходом ведет светскую беседу Руди, будто играет партию в шахматы: делает свой первый ход пешкой любопытства ради — какие действия предпримет дорогая Деб? — Ага, а мне он почти ничего не рассказывал о тебе. То есть — вообще ничего, — протяжно фыркая, говорит она. Как бык в посудной лавке, не иначе. Временами Деб знатно перебарщивает со своей грубостью. Однако Руди, к его чести, в ответ лишь задорно посмеивается, словно этот бесцеремонный комментарий — лучшее, что ему приходилось слышать за день. — Да, я заметил. Прости, давай заново — Руди Купер, преданный поклонник ужинов при свечах и прогулок по пляжу. Приятно познакомиться. Он всегда поражался той легкости, с которой Руди мог заставить его смеяться. Даже Деб удивленно застывает при виде того, как Декстер не сдерживается и прыскает в кулак. — Не слушай его, на самом деле он жуткий, сварливый старик, — перечит он, вскользь отмечая, насколько быстро своей короткой фразой умудряется завладеть вниманием Руди. — Ложь, чистой воды ложь, — стенает тот, — не забывай про стейк, что я тебе тогда приготовил, — многозначительно добавляет Руди. — Конечно… после того, как буквально вломился в мою квартиру. — Ну, — невозмутимо разводит руками он, — в противном случае, пришлось бы терпеливо ждать всё то время, что ты не решался меня впустить. А так ведь и умереть от старости можно. — С чего ты взял, что я бы вообще тебя впустил? — Вот именно. Поэтому-то я и пошел на радикальные меры, — бойко отвечает Руди. Декстер на эту комичную самоуверенность только фыркает. — Лучше бы поблагодарил прихваченную еду за свое везение. Руди опять жизнерадостно смеется, и Декстер завороженно наблюдает, как мимолетная улыбка придает чертам его лица мягкости и изящности. Тихое покашливание вынуждает их отвлечься. Повернувшись к сестре, он непроизвольно замечает, как та сутулит плечи и сжимает челюсти. Что могло так вывести Деб из себя? — рассеянно гадает Декстер. — Итак, Руди, да? Чем ты занимаешься? — спрашивает она, когда прилив смешков идет на убыль. — В смысле, кем работаю? Проще говоря, я хирург-протезист. — Ага, а если не «проще говоря»? — подрывается Деб. От внезапной вспышки чужого раздражения Руди обескураженно моргает. Если у Декстера паршиво обстоят дела с общением и взаимодействиями, то сестра из рук вон плохо разбирается в интеллектуальных дискуссиях. — Ну, я работаю в сфере реабилитационной медицины. На данный момент, большинство хирургов, как правило, выбирают одну ортопедическую специальность, однако мне — посредством колоссальных усилий и нескончаемого нытья — удалось получить аж две: хирургию кисти, стопы и лодыжки; при том, что, забавный факт: в обеих зачастую применяют как безоперационные, так и операционные методики лечения, — подтрунивает над Деб Руди едва ли не саркастическим тоном, на который Декстер с радостью закрывает глаза. — Погоди, то есть ты ещё и ко всему прочему взял биоинженерию? — ненароком вклинивается он. Руди в ответ дергает плечом и корчит мину несчастного страдальца. — И да, и нет. Я не особо изучал биоинженерию — объем материала просто громадный. А мне и так был назначен курс сверх уже освоенной учебной программы, — глотнув пива, он продолжает, — корень моей проблемы лежит скорее в разнице между Американской медициной и Европейской. Те профили, что я выбрал во Франции, оказались совершенно бесполезными в США — и наоборот. Полный кавардак, — объясняет Руди. — Конечно. Учитывая то, что для профессии детского хирурга требуется высочайшая квалификация, спрос на специалистов огромен. Стопроцентная гарантия трудоустройства была тебе обеспечена, — послужной список Руди поистине изумителен. — В принципе да, — ворчит он, — но мне потом всё равно пришлось окончить дополнительный год интернатуры, чтобы выбить себе место в штате. Декстер приглядывается к остаткам пива в своей бутылке, а затем задумчиво проводит пальцем по выступившим на стекле каплям конденсата. В школьные годы он никогда не отличался особыми талантами. Естественно, на бумаге ему было присуждено звание идеального ученика: прилежность, трудолюбивость, блестящая — даже иногда слишком — успеваемость. Однако, в действительности, Декстер предпочитал отцовскую охоту на оленей митингам и студенческим протестам. — Что сказать, впечатляет, — признает он, — несмотря на все минусы и сложности. — Спасибо, — грациозно склоняет голову Руди, — то же можно сказать и о тебе, мистер аналитик брызг крови, — указывает на Декстера он, смеясь одними глазами, — кстати, ты никогда не думал о том, чтобы податься в ФБР? Тебе ведь как раз осталось проработать четыре года в органах для нужного срока, — посерьезнев, спрашивает Руди. — Да, знаю. Я, на самом деле, долго взвешивал все за и против, и в итоге решил остаться, — отмахивается Декстер, подсознательно наслаждаясь скрытой за этими словами похвалой, — посмотрим. Возможно, когда-нибудь попробую, — перспектива иметь в качестве коллег не сотрудников ДПМ, а более опытных и наблюдательных агентов, сулила бы большие проблемы. Лезущего не в свои дела Доакса и так достаточно. — Ну, — снова небрежная ухмылка, — если решишься, то пообещай тогда устроить мне персональную экскурсию, — Декстер уклончиво хмыкает, смаргивает и видит, как сестра вдруг хмуро зыркает на него исподлобья. — Вау, Декс, — слегка обвиняющим тоном говорит Деб, — мог бы и посвятить в свои планы. Впервые об этом слышу, — тщетно силится подшутить она, проглатывая ядовитую обиду. — Ээ. Прости? Я… ты никогда не спрашивала, — что вообще происходит, откуда столько злобы? Он бы не ушел из полиции без её ведома. Растерянное выражение его лица заставляет Деб огорченно фыркнуть. — Знаешь что? Не бери в голову. Всё в порядке, — очевидно, что всё далеко не в порядке. Декстер понятия не имеет, где умудрился оплошать. Чего она хочет? Извинений, заверений? — Я никуда не ухожу. Просто иногда раздумываю на досуге, — однако попытка приободрить её с треском проваливается. К счастью, от сестринской кары Декстера вовремя спасает некий поддатый офицер. — Эй, Морган, — навеселе протягивает он, — с тебя причитается халявная выпивка. Пока Деб ввязывается в разборки с непрошеным гостем, Декстер переключается на Руди, чьи озорные глаза в свете ламп сияют, словно звезды, застланные космической пустотой. Установив с ним зрительный контакт, он показательно достает бумажник — с расчетом на то, чтобы, наконец, сбежать от разъяренной девушки и царящей удушливой атмосферы — а затем косится на дверь, и обратно на Декстера. Время смываться отсюда, как думаешь? Декстер бы только с радостью. Вновь обратив свой взгляд на бранящуюся Деб, он одобрительно улыбается Руди в ответ. Сестра, в случае чего, позволит ему спустить это дело на тормозах. Руди коротким взмахом руки просит его оставаться на месте, и аккуратно проскальзывает к бару, чтобы оплатить напитки. Спор между рослым блондином и Деброй всё разгорается: — Господи, да когда ты уже отцепишься от меня? Мы с братом прекрасно проводим время, спасибо, — успевает уловить он конец фразы. И вот, идеальная возможность для того, чтобы вмешаться. — Ничего страшного, я и так собирался уходить. Ты пока иди к остальным, переговорим в следующий раз. — Слышала, Морган? Не ломайся, — смеется пьяный офицер. Дебра пропускает чужую реплику мимо ушей, и поворачивается лицом к Декстеру. Карие глаза темнеют, и она на мгновение поигрывает челюстями, прежде чем недоверчиво фыркнуть. Злость во взгляде сменяется обидой — Деб уже было разжимает губы, но подоспевший Руди вынуждает её всё-таки промолчать. — Готов? — абсолютно спокойно спрашивает тот, — был рад знакомству, кстати, — добавляет Руди, звуча, к удивлению Декстера, глубоко искренне. На месте сестры он бы не осмелился верить этой сладкой лжи. — Да, я тоже, — выдавливает Дебра. Злополучный бар, в конце концов, остается позади, и они шагают прямиком в согревающие объятия лунной ночи. Обреченный взгляд карих глаз больше не кажется чем-то отягощающим разум и плечи — мысль о нём не оставляет в памяти и единого отпечатка. Молча пересекая пустынную парковку, Декстер наслаждается игрой морского бриза в волосах и мимолетным осколком долгожданного покоя. Они, так же без слов, рассаживаются по своим машинам, и вскоре оказываются подле территории жилого комплекса. Мягко, будто хлопком крышки гроба, Декстер заглушает двигатель и выходит на автостоянку. У подножия железной лестницы, лениво прислонившись к стене, его поджидал Руди. На лице — теплая, манящая улыбка. К такому будет очень легко привыкнуть, — думает про себя Декстер. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ______________ ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Всегда он. Всегда любимый сын. Для неё это Ненависть Каина к Авелю. И почти такая же Любовь. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ ______________
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Какого чёрта тут творится? Пиво в руке успевает ощутимо нагреться, а намерение прикончить ещё, по меньшей мере, несколько бутылок улетучивается, едва она замечает за соседним столом брата в компании своего блядского друга. Ещё и до такой степени веселого, жизнерадостного, что на дворе, по ощущениям, раньше времени наступает сочельник. Как бы Дебре ни было зазорно признавать правдивость слов Доакса, Декстер никогда не стремился к знакомству с другими людьми. Сам факт того, что он захотел скрыть от собственной сестры подобные ошеломительные известия, вызывает в груди жгучую ревность и кислый привкус во рту. С другой стороны, затаившаяся в солнечном сплетении обида никак не оправдывает её мелочность. У Дебры ведь, наверняка, тоже найдутся приятели, о которых брат и знать не знает, да? (Нет) Честно говоря, уж лучше бы она так и оставалась в блаженном неведении. Сомнения успевают изрядно потоптать и без того раздробленную самооценку, и Дебра крепко зажмуривается в попытке успокоиться и, наконец, положить хер на всю эту ситуацию в целом. Но коварный разум не позволяет забыться в алкоголе — медленно, на повторе, проигрывает раскатистый смех Декстера, отчего внутренности скручивает в ядерной смеси ненависти, ревности и отчаяния. С каких это, блять, пор брат так широко улыбается? При ней он только фыркает да усмехается (жалкая альтернатива). Пропустив сквозь пальцы растрепанные волосы, Дебра гадает, на кого именно злится сильнее — на себя, Декстера или Руди К… плевать, как там дальше — чувство ярости и предательства напрочь ослепляет рассудок. Брат всегда был одиночкой — никого не пускал в душу, и от осознания этой незыблемой истины Дебре становилось легче держаться рядом. Кто бы мог подумать, что… что- В глазах предательски щиплет от наплыва раздирающих эмоций. Это ей было суждено стать другом, собеседником Декстера; это она, как-никак, является его ебучей семьей. По итогу же — совсем наоборот. Нижняя губа дрожит, и она прикусывает щёку изнутри, дабы слегка протрезветь. Несправедливо. Чертовски несправедливо. Дебра всю жизнь провела в тени брата, в безуспешных попытках доказать собственную значимость, в погоне за вниманием отца. Когда она жаловалась матери на его безразличие и равнодушие, чрезмерную опеку над Декстером, та лишь отмахивалась и говорила: «Мальчишки, что с них взять». Однако на очевидный подтекст было чертовски непросто закрыть глаза: пока брату позволяли шляться по местам преступления, пока его звали на совместную охоту, Дебру всегда оставляли позади, будто ни на что не годную слабачку. Она стала копом, как отец, для отца — херовой оказалась затея. Будучи подростком, она слонялась по школе в компании парней, она штудировала конспекты, материлась как сапожник, затевала драки в пределах разумного (так, чтобы папа не прознал о её похождениях. Однажды ругнувшись при нём бранным словом, Дебра не осмеливалась больше распускать язык в присутствии родителей). Брат же тем временем… Декстер попросту притягивал людей. И ей до сих пор невдомек, каким образом — ещё в школьные годы — вопреки натуре редкостного зануды, мало кто задирал его в открытую, а даже если и решался на издевку, то получал в ответ целую порцию с легкостью выдуманных острот. Декстеру любое дело давалось с этой необычайной легкостью — начиная от оценок и заканчивая свиданиями. Невозможно было не завидовать силе его духа, способности плевать на идиотов с высокой колокольни. Дебра неоднократно пыталась привить себе черты брата. Однако, несмотря на все усилия и старания, брошенные в спину оскорбления — «засранка» или «шлюха» — из раза в раз забирались ей под кожу и буквально выжигались на подкорке. Иногда, лежа ночью в постели, она мысленно прокручивает эти грубые слова, интонацию, с которой ублюдки кричали их вслед, и ощущение беспомощности, унизительной обиды затапливает Дебру с головой. Она терпеть не может моменты, когда по-настоящему жаждет чужой помощи или защиты. Дебра полагала, что уже давно смирилась со своей сущностью, что готова двигаться дальше без чуткого внимания отца. Вот только стоило Декстеру поступить точно так же, как тело вновь дрожит от еле сдерживаемого гнева, а хваленая выдержка летит коту под хвост. Есть ли у Дебры вообще шанс затмить кого-то вроде Руди? Самым честным ответом на этот вопрос являлось простое и, вместе с тем, вдвойне ненавистное «нет». Сделав глоток дешевого, теплого пива, она брезгливо кривится. Отвратительный вкус. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ______________ ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Его планы — как на ладони. Как петля тугой веревки, Что очень легко повязать на шее Своей Или чужой. ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ ______________
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Скромное убранство одноэтажного дома придаёт участку неброский и естественный вид. Пастельные тона краски гармонично сочетаются с несколькими деревьями и растениями у подъездной дорожки к гаражу. Послеполуденная жара, лишь изредка прерываемая тенями облаков, печёт затылок; солнечные лучи нещадно слепят глаза, и он прикрывает лицо ладонью, чтобы внимательно разглядеть выбитые на стене цифры. Скользнув взглядом по целому ряду аккуратных маленьких строений аккуратного маленького городка, Брайан озорно усмехается. Зачастую люди именуют такие районы «безопасными». Что же, совсем скоро здешние улочки лишатся привычного покоя и умиротворения. Неторопливо захлопнув дверцу машины, он подхватывает ящик с инструментами: ножами, тросом, транквилизатором и дозой инсулина — и перебирается на противоположную сторону дороги. Подошва скрипит о раскаленный асфальт, в нос забивается пряный запах сосны, прохожие приветливо машут и улыбаются. Воображаемый таймер лениво отсчитывает секунды до конечного пункта назначения. Перед взором предстаёт ничем не примечательная деревянная дверь с ручкой, карикатурно искажающей отражение его лица и резного крыльца. Брайан коротко стучит, а затем настороженно прислушивается: изнутри раздается невнятное шарканье, скрип половицы и, наконец, щелчок замка. На порог выходит пожилой мужчина с татуировкой паутины, обрамляющей половину локтя. Седеющий старик окидывает Брайана пронзительным взглядом, когда тот учтиво представляется кабельщиком, и крепко, даже несколько сухо пожимает протянутую руку. Вместо встречных любезностей и приглашений Джо ограничивается лишь небрежным взмахом ки́сти. Оказавшись внутри, Брайан мельком косится на интерьер в гостиной: голые стены без фотографий, полупустые полки, и приходит к выводу, что окружающая обстановка, в отличие от внешней, прямо-таки дышит унылой посредственностью и безвкусицей. Джо минует поворот на тесную кухню, после чего предлагает ему немного виски. Брайан любезно соглашается. Едва коснувшись своего стакана, он начинает ладно трепаться о сгоревших проводах и подскочивших ценах, однако мужчина решительно не идет на контакт, довольствуясь одними задумчивыми наблюдениями. — Как у тебя дела? — надтреснуто сипит тот через пару минут. Брайан мгновенно замолкает. — Прошу прощения? Джо сердито зыркает на него из-под насупленных бровей, и резко вскакивает. — Ты меня за идиота держать вздумал, пацан? — рычит старик, скрываясь за дверью гостиной, — планировал, что я не признаю в тебе собственную плоть и кровь? — выплевывает Джо. Брайан опасливо застывает — мышцы деревенеют, а маска доброжелательности сменяется на ледяное равнодушие. — Как ты узнал? — в конечном счете спрашивает он. — Вьетнам научил людей не только постель заправлять, Брайан, — горько усмехается отец. После долгих лет притворства родное имя непривычно ласкает слух, — ты ведь пришел по мою душу, и я хочу знать, почему, — продолжает Джо, невозмутимо изучая его глазами. Нет больше смысла ходить вокруг да около. Брайан малость колеблется, прежде чем окончательно сдать позиции. — Декстер, — на выдохе произносит он. Выражение лица отца ожесточается. — Ты и его хочешь убить? — Нет, — Джо хмурится, подталкивая Брайана к более развернутому объяснению, — думаю, для нас ещё не поздно будет воссоединиться. Слегка поразмыслив, мужчина спокойно кивает; словно чужие доводы и вовсе не были лишены здравого смысла. — Ты не ответил на мой вопрос, — тяжелый взгляд напротив заметно смягчается. — Какой именно? — потерянно бормочет он. Ситуация не располагает к светским беседам. Джо необходимо вырубить, желательно — без шумной возни и отлагательств, и если в контексте сил Брайану удастся одержать превосходство, то паршивая звуконепроницаемость этих хлипких, точно картон, стен имеет все шансы смести детально проработанный план подчистую. — Как у тебя дела? — повторяет Джо, одним махом выбивая почву из-под его ног. — …Хорошо, — растерянно откликается Брайан. Откуда теперь ждать подвоха? — Я порой наведывался в ту лечебницу, где тебя когда-то содержали мозгоправы. Они меня ещё тогда заверяли, что твои симптомы выльются в социопатию, — откровенничает отец, — скажи-ка мне лучше, чего ты это так зациклился на Декстере? — внезапно выдаёт он, пробегаясь языком по передним зубам. Напряжение в воздухе сгущается, плотно окутывает пространство комнаты, и Брайан гадает, не используют ли сейчас имя брата в качестве намеренной провокации. Заданный вопрос обескураживает, оставляет после себя ощущение томительной неопределенности. За неимением более точного ответа, он решает выпалить первую пришедшую на ум мысль: — Я хочу, чтобы мы снова стали одной семьей. Отец поджимает губы и угрюмо молчит, пытливо разглядывая бесстрастное выражение лица Брайана. От столь пристального внимания к пустой и дотла выжженной стороне его сущности грудь стискивает чувство доселе незнакомой свободы. — Ты уверен, что хочешь именно этого? Что ваши игры зайдут настолько далеко? На кончике языка уже вертится ехидный комментарий, как вдруг Джо продолжает: — Допустим, твои манипуляции сработают, и вы снова станете одной семьей. Что дальше? Спровадишь его, как последнюю шваль? Раз тебе не по зубам искреннее сострадание, то с какой стати ты вообще рассчитываешь на тесные отношения с братом? Уверен ли ты, что твоему сердцу дорог именно Декстер, а не сладкий трепет от ваших рискованных игр? Мерное тиканье настенных часов отдается в ушах звоном набата. Мгновение спустя взгляд Брайана перетекает с фигуры отца на клубящуюся в потоке солнечного света пыль. Скрытый за предположениями Джо посыл оседает в нём удушливой тиной. Что, если на протяжении всей своей жизни он дурачил лишь себя самого? В его мыслях Декстер всегда приравнивался к чему-то первостепенному — жизненно значимому, и Брайан редко когда раздумывал над истоками этой глубокой привязанности. Привычный мир и порядок переворачивается с ног на голову. — Я влюблен в Декстера, — не до конца осознанно произносит он, и тут же поспешно исправляется, — кажется, я влюблен в Декстера. — Но ты не уверен, — одобрительно кивает Джо. Всё это жалкое подобие задушевного разговора с элементами допроса начинает действовать ему на нервы. Утерянный контроль необходимо вернуть в свои руки. — Каково это, иметь в сыновьях аж двух серийных убийц? — режет по живому Брайан в предвкушении бурной реакции. Выражение лица отца рябит, эмоции стремительно тают, а усталый взгляд, что поначалу прожигал в нём дыру, наполняется виной и щемящей тоской. Тяжело вздохнув, он потирает морщинистый лоб и отвечает: — Что ты хочешь услышать от меня, Брайан? Бесполезные самобичевания на тему того, как я не смог защитить собственную семью? Как мне не следовало отходить от вас троих ни на шаг? О том, что смерть твоей матери всегда была и будет на моей совести? — болезненно прикрыв глаза, Джо шепчет, — без разницы, какая муть творится у меня в голове. Она ничего изменит. Она не сможет вернуть Лауру обратно. Внутренности обдаёт крутым кипятком при упоминании имени матери. Насилу проглотив гневный ропот, Брайан вытаскивает из сумки заготовленный шприц. Сеанс терапии подошел к концу. Обернувшись, он замечает, как отец смотрит на него в ответ, затаив дыхание: расклад событий очевиден для обоих. Когда Брайан ступает ближе, Джо не сдвигается с места, а лишь молча протягивает руку. — Последние слова? — спрашивает он, робко примостившись у подлокотника. — Я завещал Декстеру дом. О тебе в бумагах не упоминал, — добродушно отзывается тот, — когда я умру, загляни под кровать. — Хорошо, — игла прокалывает вздутую вену. Взгляд неотрывно скользит по россыпи пигментных пятен на предплечье. Через несколько мгновений Джо морщится и крупно дрожит. Крепкие, мозолистые пальцы грубо стискивают запястье; отец заходится в приступе хриплого кашля. Начинается гипервентиляция легких. — Брайан, — влажно ахает отец, — Брайан, ты… позаботься о Декстере, хорошо? — выдавливает он, прерываясь на судорожные вздохи. Брайан прислушивается к чужой сбивчивой речи, продолжая хранить молчание. — Не… не смей по- попасться, слышишь меня, пацан? — Не попадусь. Дрожь утихает, сдавленные хрипы обрываются; застыв около бездыханного тела отца, он осознаёт, что хочет преподнести тому в качестве прощального подарка свой еле различимый отголосок на чужие человеческие эмоции. Однако, как бы Брайан ни желал проститься с Джо Дрисколлом по заслугам, долгожданное убийство, вместо привычного удовлетворения, оставляет после себя только зияющую пустоту. Расцепив руки, он поднимается на ноги и идет, по последней воле отца, в спальню. Под старой кроватью обнаруживается спортивная сумка с ворохом денежных купюр. Удостоверившись в их подлинности, Брайан с удивлением нащупывает на са́мом дне сложенный вдвое лист — адресованное ему письмо. Забавно получается: по-видимому, того краткого визита очень тщательно поджидали. «Родителям всегда виднее» — так, кажется, говорят? Кто бы мог подумать. Припрятав листок обратно в сумку, он уходит. Задача выполнена. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Брайан, Если ты читаешь это письмо, то я уже давно мертв, и кто именно тому виной: без разницы. Ежели ты всё-таки приложил руку к моей кончине, то знай: я не возражаю. Моя жизнь закончилась сразу после смерти твоей матери, остальное — откровенное паясничество, не стоящее упоминаний, и тяжелое прошлое, которое, так или иначе, укусило бы меня за задницу. Тебе, наверняка, и дела нет до этих сопливых сантиментов. Они здесь скорее для моего собственного душевного успокоения. Знаешь, ведь она любила тебя. Мы оба тебя любили. Думаю, моё запущенное жилище не представляет для тебя какой-либо эмоциональной значимости, а деньги как были, так и остаются деньгами. Мне жаль, что вам пришлось пройти через весь тот беспросветный кошмар. Зря я тогда впутал Лауру в махинации наркоторговцев. Естественно, сделанного словами не воротишь. Более того: я и правда потом не пытался связаться с тобой или Декстером, а всё из-за позорного страха — страха взглянуть на плоды собственных ошибок и потерь. Прошу, хоть это и прозвучит довольно сомнительно, выполни мою последнюю просьбу. Береги себя. И, если можешь, береги брата. Не в моих силах было вернуть всё то, что у нас когда-то отняли. Банальная вера в благополучие и здоровье своих сыновей — единственное, что кое-как да помогало мне раньше времени не выжить из ума. Мы с Лаурой будем приглядывать за тобой, сынок. Прощай. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ…
ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Той ночью он возвращается обратно домой — в свой настоящий дом. Родная обитель ласково приветствует Брайана; порывы знойного ветра свищут торжественные оды его матери, скрипучие деревянные створки и доски — траурные панихиды почившему отцу. Каждый пыльный уголок здесь поведает свою историю, каждая комната звонко наиграет песню или мелодию прошлого. Выцветшие меловые пометки на стене навевают воспоминания о счастливом, даже шаловливом детстве; глиняные горшки, забытые на веранде снаружи, тоскуют по растениям, тусклые стекла окон — по мягкому свечению солнечных бликов. Привалившись плечом к оконной раме, он наблюдает за восходящей Луной и думает о брате. Образ Декстера подобен опьяняющему миражу, и Брайан гонится за этим спасительным маревом, будто изголодавшийся путник. Перед глазами проносятся воображаемые картины того, как брат сидит рядом, очаровательно улыбается, как они оба смотрят в ночное небо и любуются его величественной твердью. Разум застилает желание пропустить сквозь пальцы пряди рыжеватых волос, огладить щеку, заросшую щетиной, вырвать насмешливые карие глаза, дабы навеки сберечь их внутреннюю теплоту. Меланхолия неспешно блуждает по пространству комнаты, плавно огибает Брайана, и безжалостно сминает трахею, чтобы мощным потоком хлынуть в легкие, а затем снова вырваться с воздухом на выдохе: Он влюблен в Декстера. Это суждение — правда, продирающая до костей истина. Жизнь без Декстера не является более полноценной. Одна лишь мысль о подобном исходе событий вызывает отторжение и неприязнь. Подозрения Джо попали в самую точку, хоть и оказались потом совершенно неприменимыми к Брайану. Врачи упрямо талдычили о социопатии, и целое множество характерных симптомов — тому подтверждение. За исключением, влюбленности в Декстера. Ведь он действительно любит брата. Однако искреннее сопереживание по-прежнему продолжает казаться неподвластным и крайне чужеродным чувством. Как ему теперь с этим быть? ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤ Но мерцающие звезды решительно не хотят удостаивать Брайана своим ответом. ㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤㅤㅤ ㅤㅤㅤ ㅤㅤ