Внеклассные чувства

      Застывшая на месте девушка с нескрываемым удивлением задержала взгляд на лице мужчины, который едва не выбил землю из-под ее ног. Боясь даже переспросить его о выборе такой нестандартной и очень неловкой мотивации, Куруми по-прежнему была не в силах сделать вдох. Единственное, на что хватило в ней сил — сглотнуть ком смущения, подступивший к горлу. Однако непонимание так сильно начало ее беспокоить, что ей все-таки пришлось собрать всю волю в кулак и набраться смелости с ним заговорить.       — Вы сказали… свидание?       — Да. Ведь как самая ответственная ученица ты не могла забыть о том, что с этой недели начинаются дополнительные занятия, на которые ты записана.       Ей потребовалось вновь взять молчаливую паузу, чтобы понять, о чем на самом деле шла речь. И, как только в мыслях мелькнула правда, от которой по телу девушки прошлась легкая дрожь негодования, она нахмурила брови. Осознание того, что она позволила ему ввести ее в заблуждение, сильно ударило по ее самолюбию. Куруми осторожно и неторопливо сделала глубокий вдох, чтобы сохранить остатки своего терпения, прожигая при это лицо мужчины глазами.       ― Меня всегда удивляла Ваша способность «правильно» подавать информацию, — с легким и нескрываемым неодобрением Куруми вновь отвела взгляд в сторону. — Я буду на этих занятиях, потому что готова подарить Вам это «свидание» просто так. И готова пропустить кружок рисования ради него.       ― Кажется, недовольна ты намного сильнее, чем просто расстроена. Все дело…       ― Нет, — Куруми все-таки дошла до парты, чтобы забрать свой портфель. — Дело вовсе не в моем кружке.       — Если не в рисовании, то в чем?       — В том, что все это время Вы постоянно меня провоцировали. Раньше я хоть могла это терпеть.       ― Только раньше? И что же изменилось теперь?       Задумавшись над тем, что действительно изменилось, Куруми всеми силами пыталась не отвлекаться от своих мыслей. Но стоило ей вновь повернуться к нему, она наткнулась на препятствие. И теперь на его вопрос быстро и незамедлительно ответить стало невозможно, так как бескрайняя ночь этих глаз сама вызывала ряд других вопросов и непонимания. К примеру, ее уже не раз волновало то, как ему удается сохранять такое выражение лица? Даже сейчас, явно и открыто поставив на кон «свидание» с ней, он проявил настолько безоговорочную непринужденность, что это ставило в тупик сильнее, чем сам его намек. Решившись пошутить таким образом и проверить ее реакцию, Учиха заставил ее убедиться в том, о чем она уже неоднократно допускала мысли. Теперь Куруми была уверена, что никогда не ошибалась на его счет. Каждая ее мысль о нем была чистой правдой, которую подтвердила его издевательская и двусмысленная мотивация.       ― Теперь, — задумчиво начала она после недолгой молчаливой паузы. — Периодически Вы будете меня… раздражать.       ― Раздражать? Думаю, это…       ― Немногословно, но содержательно? Да. И честно. Если я предпочту своему рисованию дополнительное задание с Вами, то и Вы исполните мое желание.       ― Дай угадаю, — Итачи задержал взгляд на ее глазах, в которых горело прежнее недовольство. — Попробовать что-то ужасное и неприятное?       ― Верно. Свой характер.       Дело уже не просто в ярости и гневе, которыми наполнились ее глазах. Сейчас эта девушка уже светилась неудержимым желанием задеть его так, чтобы он и слова не смог ей сказать. Однако Итачи уже достаточно ее знает, чтобы предугадывать любой ее ход в их очередном непростом противостоянии. Поэтому, чтобы сейчас ни говорила, его это больше позабавит, чем удивит.       ― Только разбавьте его с водой, — Куруми нервно сглотнула, сжав ручку портфеля сильнее. — Иначе будет слишком приторно.       ― Хорошо, — с вежливой покорностью приняв ее совет, Итачи задумчиво улыбнулся. — Кажется, мне повезло, что речь шла именно о моем характере, а не о твоем. Ведь никакая вода не разбавит его… специфичную остроту.       ― Остроту? Значит, теперь я еще и «невкусная» для Вас? Невероятно. А может быть, Вы просто слишком привередливы, сенсей?       ― Я не могу говорить о вкусах, пока не попробую… их.       Уже увлеченный не только ее реакцией, но и своими мыслями Итачи невольно опустил свой взгляд на ее губы. И это довольно безобидное, однако слишком заметное действие вновь заставило Куруми напрячься. Но в этот раз ее тело переполнилось не бескрайним волнением, а девичьим смущением, от которого к щекам подступило тепло. Казалось, даже прохладный ветер, проникший в кабинет из-за открытого окна, не сможет остудить пыл, что вызвали его слова. Поэтому только допустив мысль о том, какой вкус он имел в виду, смотря на ее губы, Сенджу вздрогнула. Хоть она уже не раз чувствовала, как смущение не дает ей дышать, именно сейчас оно начало ее душить. Однако с каждой молчаливой секундой, которой отсчитывался момент, когда темнота его глаз начала сгущаться, Куруми из последних сил пыталась не придавать значения его словам.       ― Сенсей? — тихо обратившись к нему, девушка заставила его вернуть взгляд на ее глаза. — Я с нетерпением буду ждать профильных «свиданий» с Вами.       Ничего ей не ответив, Итачи продолжил задумчиво на нее смотреть. Он погрузился в свои мысли намного глубже, чем ему казалось, иначе опомнился бы сразу, как только услышал бы ее голос. Голос, который не оставляет его в покое даже тогда, когда ее рядом нет. И, осознав то, что вновь задумался о своих желаниях, а не об учительских обязанностях, Итачи невольно затаил дыхание. Подобные мысли уже не в первый раз вызывают в нем слишком неправильную реакцию, от которой все его тело бросает в жар.       Нервно сглотнув, Учиха опустил взгляд на заполненные ведомости и задумчиво нахмурил брови. Ощутив нужду в глубоком и неторопливом вдохе, мужчина зацепился пальцем за петлю своего галстука, чтобы его ослабить. Однако в этот же момент вспомнив, что он здесь не один, Итачи задержал руку и прочистил горло.       ― Несомненно, — он собрал все тесты и ведомости с трибуны, стараясь подавить в своем теле легкую дрожь. — Я буду ждать их не меньше.       Проводив вышедшего из кабинета учителя, Куруми смогла наконец-то спокойно вздохнуть и накрыть тревожно бьющееся сердце рукой. Хоть произошедшее здесь мало чем отличалось от того, что было раньше, она все равно испытывала весьма странные и противоречивые чувства. Но, помимо того, что ее одолевала необъяснимая неопределенность, сейчас она пребывала еще и в недоумении. В чем настоящая причина ее тлеющего тепла на лице и неровного взволнованного дыхания? В словах, которые он сопроводил взглядом на ее губы? Или же все дело в его молчании, в котором мелькала несвойственная для него неловкость?       — Кажется, я сошла с ума.       Куруми покачала головой, внезапно осознав, какую глупость допустила в мысли. То, с какой непоколебимой уверенностью он каждый раз держится при разговорах с ней, физически не позволяет ему испытывать какие-либо чувства. Поэтому убедив себя в том, что от неловкости сгорала сейчас лишь она, девушка решила отправиться на следующее занятие и больше не думать о минувшем разговоре с ним.       Все-таки приложив усилия для того, чтобы ни на что не отвлекаться, Куруми без каких-либо мысленных терзаний смогла отсидеть один урок за другим. После последнего занятия девушка направилась на кружок рисования, проводив перед этим Юи на ее кулинарный. Так как еще не полностью пришли в себя, они старались не затрагивать тему, из-за которой им обеим пришлось пролить немало слез. Однако Куруми понимала, что рано или поздно им придется вновь это обсудить. На этот случай она могла лишь запастись терпением и ждать, когда те мысли уже не будут вызывать головной боли и горького кома в горле.       Несмотря на то, что понедельник выдался довольно простым и ненапряженным, встреча со вторником оказалась труднее. Все-таки вернувшись домой после кружка рисования, во время которого испробовала отцовские краски, Куруми увидела корзинку с незабудками в своей комнате. Едва она схватилась за цветы, как мать необъяснимым образом оказалась рядом и не позволила их выбросить. После этого сон сняло как рукой. Сенджу бросала одну мысль, хватаясь за очередную. И ловила она себя на этих спонтанных размышлениях, когда просыпалась, чтобы перелечь с одного бока на другой. Поэтому ночь оказалась очень непростой и неспокойной. И на одном вторнике Куруми не остановилась.       Благодаря ее девичьей впечатлительности и внутреннему недовольству среда мало чем отличилась от вчерашнего дня. Четверг так же выдался бессонным, неспокойным, как, собственно, и долгожданная пятница, на которую было запланировано то самое «свидание» с учителем. Каждое утро всю эту неделю Куруми начинала очередной день с очень трудного и непростого подъема. Отсутствие крепкого сна, усталость, беспокойные мысль сказались на ее моральном состоянии и физическом самочувствии. Кроме подавленности и желания закрыться на весь день в своей комнате она больше ничего не испытывала. Однако стоило ей услышать этим утром звонок в дверь и голос матери, тело девушки пробрала дрожь.       — Это снова для тебя. Незабудки, — Митоку повернулась с корзинкой незабудок в руках к спустившейся дочери. — А он настойчив. Каждый день их присылает.       Не скрывая своей злости, которая напрочь перебила ее усталость, Куруми бросила взгляд на цветы и нахмурила брови. Кажется, если кому-то захочется описать самого упертого, надоедливого и глупого человека в мире, который не дает спокойно жить другим, он может использовать лишь одно имя. Шисуи. По своевольной настойчивости этого парня под конец текущей недели их дом уже стал настоящей оранжереей, по которой просто невозможно пройтись, не наткнувшись на цветы.       ― Снова? — Куруми подошла к матери и выхватила корзинку в намерении выкинуть эти проклятые незабудки. — Хоть сегодня избавимся от одного.       ― Боже… Но разве можно относиться так к цветам? — возмущенная поступком дочери, Митоку остановила ее. — Он ведь от чистого сердца, а ты и письмо прочитать от него не можешь. Это очень жестоко.       ― Что?       Не сдержав своего нового возмущения, которое вызвали слова матери, Куруми замерла. Воспользовавшись ступором девушки, женщина забрала корзинку из ее рук.       — Ах… Значит, я поступаю жестоко?       ― Да, — согласилась мать, пройдя мимо Куруми. — Жестоко.       — Невероятно.       Куруми покачала головой, мысленно проклиная человека, который даже в своем нелепом и низком положении смог заполучить расположение ее семье. С этими неприятными мыслями девушка проследовала за матерью, которая уже оставила цветы в гостиной и направилась на кухню. И в этот момент Куруми уже испытывала не то, чтобы злость в отношении Шисуи, а самое настоящее яростное презрение.       — Какой же ты ублюдок…       — Милая? Ты ничего не перепутала? — Митоку хмуро сложила руки на груди, встретив дочь на кухне. — Что это еще за выражения?       — Это то, что он заслуживает. Ты не представляешь, насколько этот человек сам оказался жестоким, — с ответным недовольством заметила Сенджу, усаживаясь за стол. — И принимать от него такие извинения — неуважение к себе.       ― И в кого ты у меня такая…       — Упрямая? Ты сама знаешь в кого.       Митоку не сдержала тяжелого вздоха, подавив в теле дрожь материнской злости и женской обиды. Однако, как бы сильно ей ни нравились слова дочери, она должна принять то, что в них действительно правды больше, чем чего-либо. Поэтому, не имея желания спорить о том, что не имеет смысла, женщина обреченно покачала головой и положила на стол конверт, что был с цветами.       — Ничего не случится, если прочтешь хоть одно.       ― Не буду, — Куруми вновь недовольно нахмурилась, отодвинув от себя конверт. — Выбрось.       ― Не упрямься, а прочти.       Митоку терпеливо, но уже с нарастающим напряжением в теле вернула конверт на прежнее место, не сводя глаз с дочери.       — Не буду.       — А я сказала, что ты должна прочесть то, о чем тебе хочет сказать человек уже на протяжении всей этой недели.       — Нет.       Очередной упертый и чрезмерно упрямый ответ дочери заставил Митоку нервно сглотнуть и вновь нахмурить брови. С прежним, но уже таким слабым и шатким терпением женщина в третий раз пододвинула конверт по столу к девушке.       — Куруми. Прочти его.       ― Либо я ем, — тихо начала девушка, взяв стакан с соком. — Либо читаю это письмо и ухожу в школу голодной. Выбирайте, Митоку-сан.       ― Ты…       Митоку застыла в немом недоумение, которое вызвала выходка дочери. Не стерпев такого шантажа и «панибратского» тона, женщина схватила со спинки стула кухонное полотенце и шлепнула им дочь по плечу.       — Ты как с матерью разговариваешь? Бессовестная!       Едва не подавившись соком от неожиданного и воспитательного шлепка полотенцем, Куруми поставила стакан на стол и подняла взгляд недоумения на мать.       ― Мама…       ― Что «мама»? Разве я так тебя воспитывала, Куруми? Ты должна давать людям шанс объясниться. Всем свойственно ошибаться, пойми. Ты же переживаешь именно из-за этого. Не спишь, ничего не ешь. Поговори с ним. Ведь вам обоим это нужно.       ― Нет. Мне это не нужно. И у меня нет никаких проблем со сном и аппетитом.       Однако, если убедить мать в последнем она еще могла, съев свой завтрак, то избавиться от утренней усталости была не в силах. То, что девушка не выспалась, увидеть можно было и невооружённым взглядом. Но Куруми и с этим была готова поспорить. Проявив свое упрямство, доставшееся ей от матери, Сенджу смогла бы уверено доказать, что в полном порядке. К тому же в ней все еще горит негодование, с которым каждое утро она отправлялась на остановку и садилась в поезд. Без торопливых и яростных шагов по улице не обошлось и сейчас.       Более того, ничего не изменилось, когда она подъехала к школе и вышла из метро. Уже готовясь к тому, что вновь будет отбиваться от него, как и предыдущие дни, девушка увидела пустующую лавочку перед станцией. И Куруми не смогла сдержать победной усмешки и сделать соответствующий вывод. Впервые за эту неделю черноглазый мститель решил обойтись лишь цветами, наконец-то оставив свою жертву в покое.       — Неужели сдался?       И с его стороны это оказалось правильным решением, потому что все его жесты и слова в жалких письмах, которые она все-таки читала, ничего для нее не значат. К тому же она вовсе не горит желанием видеть его. Ведь этот день, как и предыдущие, мог быть испорчен неприятной и бессмысленной встречей с ним. А значит, сегодня все пройдет намного лучше, чем вчера. И, мысленно убедив себя в этом, Сенджу впервые за долгое время спокойно выдохнула и направилась к школе.       Но, как оказалось, хоть неприятной встречи и не состоялось, бессонная ночь все равно внесла свои планы в общее настроение и самочувствие девушки. Ее спасали только перемены, на которых она могла вздремнуть, и милая болтовня Юи. Каждый перерыв под бесконечные расспросы подруги и ее комментарии каких-то новостей из сети, Куруми прикрывала глаза и просто вслушивалась в ее голос. Именно в такие моменты она не подпускала к себе поток тех воспоминаний, что уже неделю стоял над душой и просился заполнить собой все ее мысли.       ― Мы обязательно с тобой сходим туда, Руру. Обещай.       Листая в смартфоне новостную ленту их любимого торгового центра, Юи уже не первую перемену уговаривала подругу сходить на шопинг. И та, на их всеобщее удивление, послушно соглашалась на всё, чем Оота с чистой совестью решила пользоваться.       ― Обещаю, — Куруми сложила руки на парте и уткнулась в них лицом. — В выходные я с тобой от начала и до конца.       ― Хочу к лету этот купальник, но он такой дорогой. Все-таки новинка…       ― Тот купальник из рекламы с фламинго?       ― Да. И я хочу его, — Юи поджала губы, покосившись на свой браслет, купленный недавно на карманные деньги. — Но, может, стоит подождать? Как опытный акционер, я проявлю терпение.       ― Я ведь говорила тебе, что акционер — не тот, кто покупает что-то по акции, Юи. Это держатель ценных бумаг, который получает от них… дивиденды.       ― Но при чем тут акции, если он держатель ценных бумаг? — опустив руку со смартфоном, Оота взглянув на спину засыпающей перед ней подруги. — Руру? Не спи.       Юи потянулась через парту и потрясла Куруми за плечо. Та вздрогнула и резко открыла глаза, осознав, что едва не окунулась в мир кратковременного неглубокого сна. Но несмотря на то, что Сенджу все-таки успела вздремнуть, она прекрасно помнила, о чем они говорили с подругой.       ― Я не сплю, — Куруми устало вздохнула, затем повернулась к Юи. — Акция… это и есть ценная бумага. И тот, кто ей владеет, является акционером.       ― Значит, я не акционер? — Юи с обидой и упреком в голосе сложила руки на груди. — Тогда кто?       ― Ты, Юи, шопоголик.       Сделав это логичное и вполне справедливое заключение, Куруми сложила руки на парте подруги и снова уткнулась в них лицом. К концу этого непростого учебного дня ее голова отяжелела до такой степени, что девушке было неважно, как и где ее опустить. Главное просто воспользоваться свободной минуткой и позволить своему организму отдохнуть.       ― Шопоголик? — Юи задержала взгляд на своей переполненной корзине в приложении. — Это ведь плохо? Руру?       Не получив никакого ответа, Оота отложила телефон и погладила подругу по голове. С болью в сердце наблюдая то, как на протяжении этой недели Куруми старалась делать вид, что в порядке, Юи испытывала то же бессилие и усталость. И она не могла не предпринимать попыток отвлечь или пожалеть подругу.       — Ты снова не спала, бедная моя Руруми. Еще осталось совсем немножечко. Последний урок пройдет так быстро, что ты и не заметишь. Хочешь миндального молочка?       ― Лучше энергетик или крепкий кофе. Боюсь, что, зайдя в метро, я усну в поезде и уеду до конечной. Я даже не исключаю, что засну прямо в школьном холле, когда буду… переобуваться.       Невольно вспомнив подобный момент из жизни подруги, Юи задумалась о его причинах. Пусть и не просто было об этом думать и говорить, она уже не могла делать вид, что больше об этом не беспокоится. Узнав о подробностях прошедшего свидания Куруми и Шисуи, Оота не сдержала очередного обвинительного укора в адрес последнего:       ― Я никогда и ни за что бы не подумала, что он способен подсыпать тебе… что-то.       ― Да, — тихо протянула Куруми, громко вздохнув. — Я тоже. Никогда и ни за что. Я дважды доверилась одному и тому же человеку, наивно полагая, что знаю его достаточно. Это так глупо.       ― Всё будет хорошо, — всеми силами желая приободрить подругу, Юи обхватила ее плечи и коснулась своей щекой ее головы. — Представь, что все это было ужасным сном.       ― Но только то, что было перед этим, вовсе не сон. Я слишком долго думала, почему он уехал, не сказав мне об этом ничего.       ― Кажется, тот мальчик действительно тебе нравился, — Юи почувствовала ком, подкативший к горлу. — А я так поступила с ним… Все ваши беды из-за меня. Это я во всем виновата. Прости.       ― Все не так, Юи.       Куруми подняла голову, после чего отстранившаяся от нее подруга закрыла ладонями лицо. Услышав, что Юи тихо всхлипнула, Сенджу обхватила ее руки, чтобы заглянуть ей в глаза и успокоить.       — Юи, не плачь. И не говори больше такие глупости. Хорошо?       ― Я… не могла не думать о том, что сделала.       ― Мне кажется, дело было вовсе не в тебе, — Куруми смахнула слезы с щек зеленоглазой плаксы и обхватила ладонями ее лицо. — Весь его уход… сплошная тайна и недомолвки со стороны наших учителей. Мы же договорились с тобой, чтобы ты перестала себя винить, помнишь? Ради меня, пожалуйста, не плачь.       В противном случае выходит, что Шисуи предал и сильно обидел не только ее, но и эту никогда не унывающую девушку. Поэтому для Куруми важно видеть Юи такой, какой она видела ее всегда. И, всеми силами взяв себя в руки, Оота смогла справиться со слезами и улыбнуться подруге в ответ. Пусть ее улыбка и не показалась жизнерадостной, она была искренней. Все еще не избавившись от чувства вины, она должна показать Руру, что сможет справиться.       Последний урок прошел еще быстрее и незаметней, чем ожидала Куруми. Прикладывая немало усилий на то, чтобы бороться с собой, она не забывала о том, что главная борьба ей еще предстоит. Всю неделю думая о предстоящих профильных занятиях по математике, девушка и не заметила, как время скоропостижно прошло. Теперь вместо не самого приятного ожидания она испытывала нежелание туда идти. Но, вспоминая наставления отца и то, что сама лично записалась на профиль, Сенджу смиренно собралась в кабинет математики.       — Руру?       Юи остановилась, когда подруга, выйдя из кабинета, направилась в противоположную сторону от класса живописи.       — Да? — Куруми обернулась, ответив Ооте недоумевающим взглядом. — Что такое?       — Сегодня пятница. Разве у тебя не кружок рисования по расписанию?       ― Да. Но теперь по пятницам у меня будут профильные по математике.       ― Вот как? — Юи задумчиво улыбнулась, заставив подругу насторожиться и нахмурить брови. — Значит, сегодня ты делаешь выбор в пользу Итачи-сенсея?       ― Никакого выбора я не делала, просто так вышло. Профильные всегда будут в приоритете перед кружком.       Не сдержав тихого смеха, который вызывал этот полусмущенный и назидательный вид подруги, Юи покачала головой. Теперь ей известно, что заставит эту девушку не только нахмуриться, но и смутиться.       ― Какая же ты, Руру за-ну-да.       — Какая есть, — тихо протянула Куруми, стараясь заметить в подруге то, что та пыталась скрыть. — А ты куда? Идешь на мастер класс по кондитерскому искусству в торговом центре? Ты говорила, что он сегодня.       ― Ах да… Я забыла. Точно. Я сейчас поеду туда.       — Хорошо, — Сенджу задержала взгляд на слишком довольной и беззаботной улыбке Юи. — Если будешь вести трансляцию, сохрани ее. Я вечером посмотрю.       — Нет, все-таки в этот раз мне будет неудобно вести прямой эфир. В следующий раз.       — Ну, тогда угостишь меня завтра этими авторскими пирожными. Вы же их будете делать?       — Авторские пирожные? Не помню…       Куруми вновь нахмурила брови, затем с подозрением прищурилась. Девушка стоящая перед ней не будет вести прямой эфир с подобного мероприятия и не принесет с него угощения только в одном случае. И, допустив мысль о том самом случае, Сенджу заставила подругу нервно сглотнуть и выдать свое волнение.       — Ты не идешь ни на какой мастер класс, Юи. Я же тебе говорила, что ты совершено не умеешь врать.       — Руру, прости. Вместо этого мастер класса мне надо кое-что сделать и кое-куда сходить.       ― Куда? — не отпуская свою прежнюю подозрительность, Куруми скрестила руки на груди. — И какие у тебя «дела» на ночь глядя?       ― Пока что это секрет. Но обещаю тебе, что нет ничего криминального, запрещенного или безнравственного. Я расскажу тебе об этом чуть позже, хорошо?       Как бы ни сомневалась в этот момент, Куруми все-таки согласилась. К тому же прозвеневший звонок напомнил ей о том, что стоит поспешить в кабинет математики, в котором уже должны были собраться студенты и учитель. И, как она и подумала, к моменту раздавшегося звонка, Учиха уже сравнивал присутствующих в классе с теми, кто был заявлен в списках.       На самое первое дополнительное занятие в этом году явились все студенты, выбравшие профильный курс математического анализа. Конец недели хоть и не самое простое время, однако ученики всеми силами проявили тягу к новым знаниям, что не могло не порадовать их учителя и наставника. Отметив тех, кто пришел Итачи мысленно взял свои слова обратно. Ему стоило признать, что он заблуждался, называя их ленивыми и ничем не интересующимся поколением. Однако тут ему все-таки пришлось сделать маленькое и голубоглазое исключение, которое он не наблюдал в кабинете в этот момент.       ― Просмотрев этот курс, я понял, что Вам необязательно ходить на профильные всем вместе, — Итачи подошел к трибуне, раскрыв учебник дополнительной литературы. — Я бы поделил курс на экономический и финансовый. Использование формул и расчетов в этих разделах отличаются. К тому же есть те, кому просто нужна высшая математика для вступительных в технический. Я не думаю, что им будет интересен материал, который им не пригодится. Из трех дней, что отведены на профильные, можно уделить один на математический анализ, а остальные распределить на экономику, финансы и налоги.       ― Тут есть еще и налоговый профиль, — заметил Надзуки, листая свой учебник. — Может, нам объединить их расчеты с финансовыми? У них много общего.       ― Сенсей?       Раздавшийся тихий голос у входа в кабинет привлек внимание всех присутствующих. Студенты повернули головы к дверям, в которых появилась опоздавшая. Сенджу сглотнула ком неловкости и откланялась за свое опоздание.       — Простите за опоздание.       ― Да, так и сделаем, — Учиха подчеркнул два рядом стоящих раздела в учебнике, которые староста предложил объединить. — До каникул можно заниматься вместе, изучая общий математический курс, который предусмотрен в едином вступительном экзамене.       Закончив с пометками в учебном пособии, мужчина взглянул на стоящую возле входа девушку, которая все еще испытывала невероятно сильное сожаление за то, что пришла позже всех, и ждала его позволения войти.       — Проходи.       Та робко кивнула и осторожно прикрыла за собой дверь. Пройдясь перед трибуной учителя на носочках, затем так же тихо и беззвучно минуя парты среднего и крайнего ряда, Куруми подошла к своей.       ― Если получили задание на дом по какой-то теме, — продолжил Итачи, обращаясь к ученикам, — постарайтесь решите его в этот же день. Иначе, пока будете тянуть и откладывать, забудете основы.       ― По принципу: не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня?       ― Верно, Такагава, — мужчина поднял взгляд на сидящую перед ним за первой партой девушку. — Это особо важно в технических специальностях. Хоть вы способны проявлять концентрацию в нужный момент, порой голова у вас может быть забита не тем, чем нужно.       Учиха перевел взгляд на ее парту в середине ряда, что шел вдоль окон. Затронув именно эту тему, он не мог не подумать о том, кого изначально следовало бы привести в пример.       — Сенджу?       ― Д-да, — Куруми подняла глаза на мужчину, только что разложив учебник и тетрадь на парте. — Учитель?       ― В первую очередь это касается тебя.       ― Меня? — девушка выразила свое неловкое удивление вскинутыми бровями вверх. — Но…       — В последнее время ты допускала слишком глупые ошибки. Поэтому с этого момента я бы хотел убедиться, что ты точно будешь находиться именно здесь.       ― А где же еще я могу находиться?       ― Ты знаешь где, — тихо заметил Учиха, подойдя с книгой к доске. — Основная программа экономических и финансовых факультетов начинается с раздела дифференциального исчисления. Производные и дифференциалы будут на вступительных экзаменах.       — Вот же, — Сенджу не сдержала внезапно вспыхнувшее недовольство в ответ на его неуместные намеки о кабинете химии. — Какой…       ― Ты сегодня не в духе, Куруми-чан, — тихо обратилась к ней Такагава, решившая перебраться ближе к однокласснице. — У тебя что-то случилось?       ― Случилось, — Сенджу осторожно указала пальцем на Учиху, который расписывал формулы на доске. — Он.       Проследив за тем, на кого показала Куруми, Такагава сначала испытала удивление, затем тихо посмеялась. Особенно, вспомнив самое первое занятие, на котором заместитель старосты класса выделилась весьма непривычным для нее образом, девушка не сдержала задумчивой улыбки.       ― Ну, в этом ты не одна. Однако я с самого начала защищала тебя до последнего, как могла.       ― Я знаю, — Куруми тяжело вздохнула, вспомнив дни первых занятий с ним. — Спасибо, Мико. Но не волнуйся, я правда в порядке, хоть и звучит это… неправдоподобно.       И так же неправдоподобным выглядел ее настрой на предстоящее занятие. Однако девушка старалась вновь собраться с силами, с которыми смогла отсидеть последний урок. И, к ее удивлению, у нее это получилось, когда в классе воцарилась тишина, которую нарушали лишь объяснениями и расчёты учителя.       Его голос и тихий скрип мела на доске, сопровождающийся шелестом страниц, погрузил аудиторию в атмосферу очередного занятия по математике. Учиха так часто начал что-то обводить и подчеркивать, что невольно почти у каждого присутствующего возникало недоумение от объема информации. Поэтому не обошлось без уточняющих вопросов и параллельного комментирования примеров на доске. Одно правило выводило несколько, в которых возникали свои исключения. И, как обычно, исключения разбирались намного дольше, чем основное правило, редко встречающееся в практике.       Сенджу задумчиво нахмурилась, когда очередная формула попала под детальный разбор учителя. Только переписав новое правило в тетрадь, девушка услышала, что он начал объяснять следующее. Удивившись тому, как быстро и оперативно он перешел с одного примера к другому, Куруми тяжело вздохнула и подперла голову рукой. Новое правило оказалось на слух таким скучным и непонятным, что девушка прикрыла рот ладонью, тихо зевнув. Сразу же вспомнились слова, которые она уже говорила в адрес его лекций. «Многословно, но несодержательно».       Куруми с превеликим удовольствием убедилась в том, что тогда это был вовсе не сарказм, а чистая правда. Стоит лишь отлучиться на секунду в свою тетрадь, как у него уже исписана вся доска. Этот человек однозначно ушел с биржи в школу, чтобы подоставать детей. Что-то в роде мести взрослого, которому пришлось несладко, поэтому подрастающее поколение обязано помучиться на его глазах. И за этим выводом напросился другой. У него и Шисуи подобная тяга к мести в крови. Пусть их методы имеют заметные и слишком кардинальные отличия, но они оба не позволят другим спокойно жить. Особенно ей. В школе ей приходится бороться с этим слишком правильным и умным учителем, а на улице ее достает его непутёвый кузен. И эта правда настолько непростая и трудная для принятия, что даже голова становится тяжелей от мыслей о ней.       ― Куруми-чан? — Такагава тихо обратилась к уснувшей однокласснице, чья голова мирно покоилась на сложенных на парте руках. — Куруми…       ― Не стоит, — обратившись к Мико, Итачи заставил ее повернуться к доске, после чего закрыл свою книгу. — Можете идти.       — Спасибо за занятие, — Надзуки поклонился учителю перед тем, как уйти. — Хороших Вам выходных, сенсей.       — И вам. Но только не забудьте про примеры.       — Постараемся, — едва не ответив учителю лихорадочной улыбкой, Такагава так же поклоном выразила ему благодарность. — Спасибо за урок, сенсей.       И, как только студенты один за другим покинули кабинет, его стены наполнились тишиной. Оставшись наедине с Куруми, которая все еще не соизволила проснуться, Итачи направился к ее парте. Удивительно, что одна из самых старательных и ответственных учениц этой школы провела свое первое профильное занятие подобным образом — тихо посапывая, смирно опустившись на парту перед этим.       ― Обычно люди спят ночью, а не днем, — заметил Учиха, присев на стул стоящий впереди нее. — Сенджу?       Но никакого ответа не последовало. И это было неудивительно. Она так крепко спала, что ее даже не разбудила одноклассница, похлопавшая ее по плечу. Итачи вспомнил разговоры в учительской, в которой кто-то говорил, что в последнее время Сенджу «отлучается» с занятий. Однако до этого подобное отлучение выражалось лишь ее задумчивым состоянием, а не сном на уроках. Но стоит заметить, что все-таки под конец недели она не выдержала.       ― Ты и вправду очень похожа на него, — Итачи задумался, прикоснувшись к волосам спящего приставучего котенка.       Ей действительно не хватает ушек и хвоста. Потому что подобную милую беспечность могут проявлять только глупые котята. Спит в самых неудобных местах, лазит по деревьям, «царапается», когда кто-то хочет с ней поиграть. И она не всегда приходит, когда ее зовешь. Гордая, но слишком слабая и уязвимая, потому что наивно привязывается к людям. Чем не котенок? К тому же и имя у нее такое же волевое и острое как когти, которые она выпускает, стоит сказать ей то, что ей не нравится.       ― Мм? — Куруми сонно нахмурилась, ощутив, как что-то касалась ее головы. — Ч-что…       ― Мало того, что ты опоздала на наше «свидание», так ты еще и испортила его тем, что уснула.       ― Я…       Подняв голову и увидев лицо учителя перед собой, Куруми не сразу осознала, насколько близко он к ней оказался. Стараясь понять и вспомнить, что случилось, Сенджу окинула взглядом пустующую аудиторию и замерла.       — Я уснула? — девушка нервно сглотнула, вернув виноватый взгляд на учителя. — Простите…       ― Тебе не кажется, что спать на моих занятиях — это уже слишком даже для тебя?       ― Мне жаль, — тише ответила Куруми, опустила взгляд на парту, чтобы взглянуть на тетрадь. — Я все прорешаю, правда.       ― Даже если в твоей тетради ничего не написано?       Вздрогнув от того, что он все-таки увидел ее конспект, в котором от силы набралось несколько формул, Сенджу подняла на него глаза.       ― Почему Вы не разбудили меня раньше?       ― Потому что хотел, чтобы ты отдохнула.       Услышав в этом ответе намного больше, чем он имел в виду, Куруми подавила в теле легкую дрожь волнение. Ощутив знакомое тепло, подступившее к щекам, девушка решила просто проигнорировать эту странность, а вместе с этим покинуть аудиторию как можно скорее.       ― Снова Вы о том, что волнуетесь за здоровье своих учеников? — Куруми нахмурила брови, закрывая учебник и тетрадь. — Но обо мне не нужно волноваться, потому что у меня все в порядке. Спасибо за урок.       Девушка уже хотела подняться со стула, на что учитель накрыл ее руку ладонью, чем вызвал в ее теле новую дрожь.       ― Не «всё» и не «в порядке», — столкнувшись с ее возмущением во взгляде, Итачи другую руку опустил на ее плечо. — Сядь.       ― Чего Вы хотите? — обреченно и устало вздохнув, Сенджу снова опустилась на стул. — Я ведь извинилась за то, что уснула. Этого больше не повторится. Обещаю.       — Как давно у тебя начались проблемы со сном?       — У меня их нет.       ― Они у тебя есть, — заметил Итачи, на что Куруми отвела взгляд в сторону. — Что с тобой происходит?       Куруми вновь издала громкий и резкий вздох недовольства, которым показала, что не хочет говорить о том, о чем он ее спрашивает.       ― Ничего.       А вот и то, о чем он успел подумать ранее. Она царапается, даже когда просто хочешь с ней поговорить. Проявляя свое упрямство и ярко выраженную непокорность, эта девушка даже своим молчанием способна вывести его из себя. Однако, еще с самых ранних лет обладая безграничным терпением, Итачи был готов проявить его и сейчас.       ― Пожалуйста, усмири свое гордое упрямство и просто ответь на мой вопрос. Что тебя…       ― Я показывала ему свои рисунки и ждала перемену, чтобы увидеться с ним, — не позволив учителю закончить, Куруми вернула на него взгляд. — Шисуи стал моим другом еще в начальной школе.       Испытав мимолетный ступор удивления, Итачи заметил в ее глазах блеск, который говорил о просящихся на свободу слезах. Теперь он понимал, в чем именно заключалось ее желание поскорее закрыть эту тему и сбежать из этого класса. И уже сейчас вместо ее недовольства Учиха наблюдал на ее лице досаду и боль, которые вызвали ее воспоминания о том «друге».       ― Я дважды доверилась ему и дважды была им предана. Неужели я настолько противна, что всем сразу же хочется мне отомстить и вытереть об меня ноги?       Она так старалась не думать об этом, но не смогла воспротивиться этим мыслям. Уже с того момента ее беспокоил не только сам факт предательства, а его причины. Те, что не касались самой мести и ненависти, с которой Шисуи жил последние несколько лет. Познакомившись с ней вновь, он даже не испытал ни капли сомнения, а уверено дошел до своей цели. И то, что она не вызвала в нем никаких теплых эмоций и чувств, может говорить лишь о том, что и другие способны обойтись с ней так же.       — Я уверена, что и Вы когда-нибудь поступите со мной так же.       ― Что за нелепость? — Итачи сурово нахмурил брови, не уследив за своим серьезным тоном. — Ты вовсе не противна для других. И больше не сравнивай меня с этим недоумком. Я никогда не позволю себе подобного отношения в твою сторону.       ― П-простите, — Куруми виновато опустила взгляд на его ладонь, что до сих пор была на ее руке.       Для математика у него оказались слишком сильные руки. Хотя вполне возможно, что и у всех мужчин они такие. Куруми могла бы размышлять об этом более уверено, если бы раньше обращала на них внимание. Но смотря именно на него, она думала только о нем. И сейчас в ее не самую трезвую голову полезла всякая наивная глупость. И эта глупость имела слишком много общего с тем, что лежало в ее портфеле вперемешку с его лекциями. Однако даже это не смутило ее и не заставило остановиться. Начав изучать учителя, Куруми невольно приняла решение изучить его до конца.       Позволив своему взгляду подняться с его запястий выше, Куруми затаила дыхание. Завернув рукава своей рубашки во время минувшего занятия, Учиха оголил предплечья, чем дал повод этой девушке испытать новое волнение. Но уже напряженная всем своим телом Сенджу не остановилась на этом, по-прежнему давая волю своим мыслям. Если у него такие руки, наверняка у него такие же сильные и красивые плечи, мужественность которых не скроет никакая одежда. А если сильные руки и плечи, то и грудь, значит, такая же сильная и крепкая.       Сенджу едва не отпрянула от него, услышав свои последние мысли. Ее тело незамедлительно ответило весьма логичным и естественным смущением, которое ей уже будет нелегко подавить. Однако сколько бы сейчас она себя ни одергивала, ей все равно думается только об этом. И, сохранив видимое спокойствие, Куруми постаралась объяснить свое поведение. Может быть, она смотрит на него как художник, который восхищается чей-то скульптурой? Великолепная работа, в которой великолепно и прекрасно все. Цвета, текстура, аромат и… руки. Слишком сильные, слишком красивые и…       ― Мужественные…       ― Что?       Услышав непонимающий голос учителя, о присутствии которого напрочь забыла, Куруми вздрогнула. Ощутив подступившие к ней смущение, девушка нервно сглотнула и прикусила губу, ругая себя при этом за глупые мысли и беспечность.       ― Ваша рука.       Хоть и вела себя растеряно снаружи, однако внутри была готова взвыть от своего негодования. Мысленно выругавшись на себя последними словами, Куруми искренне пожелала провалиться на месте. Но, так как это было невозможно, она решила для начала хотя бы выбраться из его хватки.       Итачи опустил взгляд на свою ладонь, которой остановил ее. В этот же момент Сенджу потянула руку на себя, однако он вновь не позволил ей освободиться. Наткнувшись на очередное за этот день непонимание, девушка вернула на него взгляд, после чего вновь наткнулась на бескрайний мрак его глаз. И даже находясь в весьма неловком и смущающем положении, Куруми успела сделать вывод — в природе нет настолько черного цвета, как у этих глаз.       ― Тебя что-то беспокоит еще, — Итачи склонился вперед, старательно всматриваясь в ее лицо. — Помимо того, что произошло.       — Нет.       — Снова упрямишься? Ты ведь говорила, что веришь мне. Разве нет?       Ощутив, как его слова отозвались неприятной болью в сердце, девушка замерла. Поступая так лишь из желания защититься, она не замечает, как обесценивает его беспокойство и желание помочь. Не будь Куруми такой упрямой и своевольной, она бы прежде всего думала бы о том, сколько неудобств и проблем приносит другим. Но, если уже ей и впрямь больше некуда деваться, она из уважения и благодарности откроется ему. И пойдет она на это не потому, что должна, а потому что действительно верит.       — Если ты все еще переживаешь о тех…       — Нет, — девушка покачала головой, неловко сглотнув. — Дело не в них.       — Тогда в чём?       — В том, что, — не выдержав подступившего к ней смущения, Куруми отвернулась от мужчины. — Т-теперь я сама для себя не являюсь чистой и… невинной. Но даже несмотря на то, что чужие руки сделали меня грязной… меня мало это… заботит. Сейчас меня беспокоит лишь то, что этот человек человек предал мое доверие и… использовал меня.       Признавшись ему в том, в чем и себе боялась признаться до этого, Куруми бросала взгляд от одной парты к другой. Сейчас она была готова смотреть на что угодно, только бы не видеть глаза учителя. Но, только допустив мысль о том, чего хотела бы сейчас меньше всего, ей пришлось на это пойти.       Снова ощутив его ладонь на своей голове, Куруми обреченно вздохнула. Учиха, как когда-то, повернул ее к себе, все-таки заставив посмотреть на него. Для него в этой и без того нешкольной атмосфере было слишком опасно прикасаться к ее щеке. Ему было достаточно и того, что в этот момент он держал свою ладонь на ее руке.       — Всегда, когда человек хочет что-то пережить, ему необходимо время. Ты должна проявить силы и терпение, чтобы с этим справиться.       — Но я ведь и так проявляю силы. Я стараюсь.       — Но вместе с этим ты позволяешь подобным проблемам превращаться во что-то большее. Ты не замечаешь, но это и вправду губит тебя изнутри, — так и не убрав руку с ее головы, Итачи заметил на ее лице мелькнувшее удивление, за которым скрывалось озарение. — Вижу, ты начала понимать, что я имею в виду?       — Это действительно настолько заметно?       — Это заметно лишь тем, кто старается тебя понять. Но если продолжишь в том же духе, это будет заметно каждому.       — З-значит, следы усталости на лице и… преждевременное старение?       Куруми в легком испуге и волнении прижала свою ладонь к щеке, на что Итачи не сдержал задумчивой улыбки. Поймав себя на мысли, что давно не видел ее такой, Учиха впервые за последнее время ощутил, как его беспокойство начало отступать.       — Не волнуйся, преждевременное старение тебе не грозит. Просто обещай мне, что теперь ты будешь соблюдать здоровый режим сна, не думая о случившемся.       ― Хорошо, — тихо согласилась Куруми, ощутив легкое поглаживание на голове. — Я испытываю сильное желание закрыть глаза, сенсей.       Смущенно и неловко признавшись ему в этом, Куруми от дрожи на макушке, что вызывали его пальцы, вжала голову в плечи. Пусть это и расслабляло, однако она уже рисковала слишком этим увлечься.       — Прекратите…       ― Зато сейчас ты не царапаешься, — протянул Учиха, заметив, что она прикрыла глаза. — Хочешь, почешу тебе за ушком?       ― За ушком?       Тихо и невнятно ответив на его странное предложение, Куруми едва не погрузилась в приятное тепло от его ладони. Но, все-таки не растратив остатки своего здравомыслия, девушка задумалась над его словами, после чего резко открыла глаза.       — Н-не надо. Странно слышать от Вас… такое.       ― Действительно, — задумался Итачи, убрав руку с ее головы, а затем с ладони. — Звучит странно.       ― А выглядит и вовсе как… домогательство.       ― С каких пор приручение стало домогательством?       ― Приручение?       Оставшись сидеть за своей партой, Куруми взглядом проводила учителя, который направился к трибуне. Переполняемая безгранично сильным смущением она даже в этой ситуации не смогла сдержать своего желание ответить ему так, как позволил бы их разговор.       — Значит, Вы искали на моей голове ушки? — обратившись к нему, девушка заставила его поднять на нее взгляд. — А наберетесь храбрости поискать у меня хвостик?       ― Хочешь, чтобы я поискал у тебя хвост? Невероятно. Смущать и ставить в неловкое положение своего учителя — вот что может сойти за настоящее домогательство.       За всю эту непростую и очень долгую неделю Куруми впервые искренне улыбнулась именно сегодня, когда по дороге домой, вспоминала завершение их «свидания». Сидя в полупустом вагоне метро она задумалась над его словами. Судя по той аналогии, которую он привел с ней ранее, ее проблемы и вовсе теперь кажутся ей клубком, которым играются котята. И если она в роли одного из них, то ее проблемы не решаются, а катаются из одной стороны в другую. И сколько бы она ни прикладывала сил, на данный момента он не может раскрутиться. В ход уже шли и когти, и зубы, однако все равно клубок остается того же размера, что и был.       Проводя в таких мыслях весь путь до станции, возле которой живет, девушка вновь вспомнила своеобразное прощание с учителем. Теперь мимо мочек ушей она без конца будет прикасаться к макушке, чтобы унять свое смущение. И, выйдя из вагона метро, Куруми сделала именно это. Вновь испытав те неловкие чувства, она прижала ладонь к своей голове и не сдержала задумчивой улыбки. Будь ее воля она действительно предпочла бы быть котенком, который все свое время крутился бы возле приручившего ее учителя. И, только допустив мысли о том, какой именно она была бы по отношению к нему, девушка остановилась, когда вышла со станции.       Хоть и была погружена в приятные мысли о последнем разговоре с учителем, Сенджу все равно испытывала слишком надоедливое чувство тревоги. И теперь ей стала ясна причина этого. Еще утром не застав этого человека возле школы, она увидела его вечером по дороге домой.       ― Ты мне уже надоел.       ― Сегодня я поговорю с тобой, чего бы мне это ни стоило, — уверено заявил Шисуи, решившись подойти ближе к ней. — Пожалуйста, дай мне шанс все тебе объяснить.       ― Боюсь, что я могу неправильно тебя понять, — Куруми нахмурила брови, не желая идти с ним на контакт, как и всю эту неделю. — И прекрати отправлять мне эти цветы, иначе на моей улице скоро поползут слухи. Отец постоянно задает вопросы, да и соседи уже перешептываются. А там, где ты… для меня кончается хуже некуда.       ― Ты не читала их? Мои письма… Я каждый вечер ждал тебя там, но ты так и не приходила.       ― Ох, правда? Какая же я жестокая по отношению к такому светлому и доброму другу, как ты, — девушка приложила руку к сердцу и театрально изобразила сожаление. — Мне так жаль… Я просто ужасный человек.       Однако, не стерпев своей же собственной фальши и присутствия этого человека, Куруми снова нахмурила брови, с недовольством отступив в сторону.       — Ты думал, это я тебе скажу, когда узнаю, что ты ждешь меня в той школе?       Шисуи отзеркалил ее шаг, ступив в ту же сторону, что и она. Он снова преградил ей путь на этом безлюдном тротуаре. Иначе будь тут другие прохожие в этом тихом жилом районе, то у него возникли бы большие проблемы из-за его настойчивого желания с ней поговорить. Но удача, каким бы неприятным ни был этот факт, оказалась именно на его стороне. И Шисуи решил сделать все, чтоб ей воспользоваться.       ― Значит, — неуверенно начал он, готовясь к любой попытке его оттолкнуть. — Ты все-таки их… читала?       ― Отойди от меня! Я не хочу с тобой говорить, разве непонятно?       ― Куруми, прошу, дай мне еще один шанс. Мне никогда не было тяжело так, как сейчас. Пожалуйста…       ― Тебе повторить еще раз? — не желая его больше слушать, девушка прошла мимо него. — Не преследуй меня. Никаких шансов у тебя на прощение нет. Просто оставь меня в покое.       Но в этот раз не намереваясь отступать, Учиха вновь проявил упорство. Желая заполучить ее прощение любым способом, он решил идти до конца. В последний момент осознав, что теперь действительно ничего не исправить, Шисуи не смог позволить ей уйти, поэтому сделал шаг вслед за ней и обхватил ее плечи со спины.       ― Я знаю, что поступил, как полное ничтожество…       — Ты!.. — Куруми замерла, ощутив спиной подступившего к ней одноклассника и его хватку на плечах. — Убери от меня свои руки!       — Прости меня, Куруми…       ― Отпусти.       ― Только если дашь мне еще один шанс, — прошептал Шисуи, склонившись к ее уху. — Пожалуйста. Встреча с тобой было самым лучшим из всего, что со мной… произошло. Ты нужна мне… очень. Мне больно и… невыносимо плохо без тебя.       ― Плохо? А ты не забыл, что и сам причинил мне боль?! Ты предал меня и уничтожил мое доверие! Уничтожил все хорошее, что я испытывала… к тебе!       Ее обида и злость позволили ей набраться сил, чтобы освободиться от его рук. Выбравшись из хватки Шисуи, Куруми повернулась к нему и толкнула его в грудь, окончательно утратив контроль над своими эмоциями и чувствами.       ― Я не хочу тебя видеть! И повторю снова, — Куруми пригрозила ему пальцем, с трудом подавляя дрожь в руке и в голосе. — Не приближайся ко мне! Понял?       Шисуи замер, увидев в ее взгляде безграничное отчаяние и боль. Хоть и понимал, что своим поступком предал и подорвал ее доверие, он только сейчас осознал, как сильно это ее ранило. Для такой жестокой расправы, которую он приготовил для нее, она оказалась слишком хрупкой и слабой. Поэтому, увидев результат своего предательства во всем его виде, он лишь больше убедился в верности его желания с ней поговорить.       Однако, в отличии от него, Куруми не была настроена на разговор. Сказав свое последнее слово, она продолжила путь домой. Но, как только свернула за угол на пустующий тротуар, девушке пришлось остановиться. Опущенный шлагбаум и красный сигнал светофора говорили о том, что по железным путям, которые пересекают эту улицу, с минуты на минуту проедет поезд. Тишину на улице тут же нарушили предупреждающие сигналы, впервые показавшиеся Сенджу противными и раздражающими. И у этого оказалась своя явная и приставучая причина — та самая, что поплелась за ней по пятам.       ― Тогда я умру.       Услышав раздавшийся голос Шисуи за спиной, Куруми вновь ощутила прошедшую по ее телу дрожь злости и недовольства. Однако в этот раз он не стал распускать руки, а просто прошел мимо нее. Молясь о том, чтобы поезд проехал как можно быстрее, Сенджу бросила на одноклассника хмурый взгляд.       ― Я не вижу смысла жить без тебя и твоего прощения.       Учиха пригнулся и прошел под шлагбаумом, после чего лег поперек рельс. И несмотря на то, что до сих пор пребывала в своем женском негодовании и недовольстве, Сенджу все-таки опомнилась. Задержав на Шисуи взгляд, в котором выражалось ее недоумение, Куруми вздрогнула, когда услышала приближающейся поезд. Она повернулась в сторону, из которой доносился стук колес и уже показался сам состав.       ― Ты что делаешь? — Куруми вернула взгляд на одноклассника, который до сих пор неподвижно лежал на рельсах. — Встань с путей, там ведь поезд!       ― Пока ты меня не простишь, я не сдвинусь с места, — сложив руки на груди, Шисуи прикрыл глаза. — Я должен на это решиться.       ― Уйди оттуда, ненормальный!       ― Ты моя первая детская любовь. Я обязан искупить вину за свое предательство… Только кровью. Ничем больше.       На тело Куруми навалился ступор, от которого она даже не нашла, что сказать в ответ. Вновь повернув голову к поезду, что стремительно приближался к ним и беспрерывно сигналил, девушка себя одернула. Звук поезда, громкий сигнал светофора и стук ее сердца напугали ее настолько сильно, что она не на шутку разволновалась от подобного шантажа.       ― Встань с путей! — услышав в своем голосе настоящую панику, Куруми подступила к шлагбауму. — Сейчас же!       ― Встану, если скажешь, что прощаешь меня.       ― Хорошо. Я прощаю тебя!       ― Извини, но я тебя не слышу. Тут так шумно.       ― В-вот же, наглец… Ты еще и торговаться вздумал?!       Не в силах больше на это смотреть, девушка бросила портфель и пролезла под ограждением. Встав на рельсы возле этого безумного вымогателя извинений, она схватила его за руку, прикладывая все усилия на то, чтобы его поднять.       — Я прощаю тебя! А теперь вставай, живо!       ― Правда прощаешь?       ― Правда! — Куруми в панике бросила взгляд на приближающийся к ним поезд. — Шисуи!