Внеклассные чувства

      ― Невероятно, — Мари с удивленным непониманием посмотрела на Итачи, который и сам пребывал в своем прежнем ступоре от встречи с ее отцом. — Значит, вы знакомы?       ― Конечно, — ответил Такахара, вновь не сдержав задумчивой улыбки. — Итачи новый учитель математики в моей школе.       ― Вот как?       Мари переглянулась с матерью, приятное замешательство которой тоже проявилось на ее лице. И, как только задумалась о том, о чем говорила с Учихой ранее, женщина вновь не смогла не обратиться к отцу.       — А ты его работой не перегружаешь, папа? Итачи-кун в последнее время сам не свой.       ― Разве? — директор вскинул брови и перевел взгляд на Учиху, испытав новое удивление. — Не замечал этого за ним. Он только вживается в роль учителя, и стоит заметить, очень неплохо. Однако теперь есть больше поводов приглядывать за ним внимательней. Можешь рассчитывать на меня, Итачи.       ― Что Вы, — Учиха попытался улыбнуться, не зная, как реагировать на подобную новость. — Не стоит.       Однако, если снаружи он демонстрировал вежливую почтенную неловкость, то внутри испытывал самое настоящее негодование. Судьба над ним в последнее время не просто шутит, а по-настоящему издевается каким-то слишком извращённым способом. Он больше, чем просто попал в непростую ситуацию, оказавшись в школе отца его «подруги». И задумавшись об этом не самом удобном стечении обстоятельств, Учиха все равно вспомнил о приличиях и этикете. После того, как представился госпоже Аоки и поклонился ей, Итачи вернул взгляд на ее дочь.       ― Но ведь твоя фамилия Риёки.       ― Ах, это очень забавная история, — начал директор, решив ответить вместо дочери. — Эта негодница, на свое совершеннолетие, взяла девичью фамилию матери, чтобы, как она мне заявила, «добиться всего самой».       ― Потому что я знала, папа, что меня возьмут на работу только услышав мое имя. Точнее твою фамилию, господин Аоки.       ― Видимо, все дело в племяннике нашего премьер-министра, — Итачи вспомнил одну из историй о своем директоре от коллег. — Кажется, он несколько лет брал у Вас уроки.       ― Да, — заметила Мари, не сдержав улыбки. — Тогда его имя быстро разлетелось по городу, а затем и за пределы целой префектуры. У папы даже благодарственное письмо есть от Императора. «За сохранение традиционных методов обучения». И что-то про антикапиталистические взгляды.       ― Это даже больше, чем просто похвально, Такахара-сан, — обратившись к директору, Итачи получил от него молчаливый, не лишенный неловкости и мужского смущения кивок. — Мне многому стоит у Вас поучиться.       — Ну, особо для этого ничего уметь не нужно. Главное любить то, чем ты занимаешься. Ведь репетиторство и преподавание, Итачи, это как искусство. Ты держишь в руках чистые листы, на которых можешь сотворить всё, что пожелаешь.       ― Ну, всё, дорогой, только не начинай, — госпожа Аоки неловко улыбнулась, приглашая в гостиную прибывших. — Прочитать ему свои лекции о призвании ты успеешь и в школе. А сейчас дай Итачи-куну отдохнуть и не думать о работе. Мы ждали только вас, дорогие, проходите.       Теперь Итачи смог сложить все имеющиеся детали воедино. Директор школы — Аоки Такахара, дочь которого с совершеннолетия стала Риеки только для того, чтобы всего добиться самой. Его это даже не удивило, так как другого ожидать от нее и не следовало. Но и тут Итачи все-таки нашел довольно интересное и забавное совпадение. Отец получил грамоту от императорского двора за прививание к детям антикапиталистических взглядов, когда его дочь полностью переняла взгляды на жизнь от самой известной капиталистической страны. Женщина вправе тягаться с мужчиной, дети — не самое главное в жизни, а брак — пустая трата времени и всего лишь формальность бюрократии. В семье такого консервативного человека выросла дочь, объявившая войну правилам и традициям, которые еще с древних времен едва не на законодательном уровне установились синтоистским обществом.       И, размышляя о том, как сильно дети могут отличаться от своих родителей, Учиха вспомнил, что среди его знакомых есть еще один человек, с совершеннолетия сменивший свою фамилию. Кажется, теперь у Итачи и вовсе появилась вполне уважительная причина спросить у него о той первой. И вполне возможно, что тогда Учиха вновь узнает что-то новое и сбивающее с толку.       ― У отца очень хорошие друзья, — Мари потянула Итачи за руку, с детским нетерпением ведя его в гостиную. — Пойдем. Представлю тебя.       Однако он даже этой невинной детали в поведении Мари не успел удивиться. Сейчас его рука горела от воспоминаний того, что ему довелось сделать в классе. К тому же он увидел эту девушку спящей, а от этого сердце до сих пор билось слишком быстро и неестественно. И в этот момент самому себе он невольно показался каким-то мальчиком, которому удалось «потискать» свою одноклассницу. И такие мысли вновь оказались совсем несерьёзными, слишком не по-взрослому и очень неправильными. Она ведь еще совсем ребенок, к тому же его ученица. Несмотря на то, что в последнее время в его голове и мыслях гуляет туман, с каждым днем становящийся все более густым, Учиха должен ему противиться. Ему не стоит думать и вспоминать о ней. Хотя бы не здесь и не сейчас.       ― Значит, вы познакомились с Мари на работе?       Сидя напротив детей за большим обеденным столом, за которым так же сидели друзья Такахары, госпожа Аоки с нетерпением приступила к расспросам.       — Но почему ты ушел из этой фирмы в школу, Итачи-кун?       ― Просто решил сменить обстановку. Кажется, под конец я начал уставать от слишком напряженной атмосферы. Захотелось более спокойных рабочих дней. Мне уже противопоказано жить в напряжении.       ― Ну, скажешь, твои-то годы! — женщина посмеялась, отмахнувшись рукой. — Надеюсь, твой перевод на другое место никак не сказался на ваших отношениях?       ― Какие отношения, мама? — Мари склонилась к столу, смущенно и с укором посмотрев на мать. ― Я же говорила, что мы просто очень близкие друзья.       ― Знаешь, милая, — госпожа Аоки перевела задумчивый взгляд на дочь. — Между мужчиной и женщиной не бывает никакой дружбы. Сегодня вы говорите, что просто друзья, а завтра уже попросите благословения у нас на свадьбу.       ― Твоя мать знает, о чем говорит, — подметил директор Такахара, невольно обратившись к воспоминаниям своей молодости. — Ведь с первых дней нашего знакомства нас тоже связывала только дружба.       ― Такахара, а не ты ли говорил, что влюблен в нее с тех самых первых дней? — сидящий рядом с Итачи мужчина усмехнулся, чем выразил несогласие с другом. — Второй курс филологического факультета. Мари-чан, мы потеряли твоего отца с переводом Таюи-сан в нашу группу.       ― Чего ты выдаешь такие подробности тридцатилетней давности? Я ничего подобного не помню, — Такахара неловко прокашлялся, озадаченно нахмурившись. — Итачи, следи, чтобы он больше не пил.       ― Отец, да ты ведь смущен.       Мари улыбнулась от приятного удивления, что испытала при виде такого отца. Она посмотрела на мать, снова поддавшись чуть вперед.       ― Ты была права, мама, с возрастом он становится все более чувствительным.       ― Я уверена, — начала та, взглянув на мужа, — его сердце совсем растает, когда у нас появятся внуки.       ― Давно пора, — заговорил тот же мужчина, что сидел по левую сторону от Итачи. — Мои уже в школу пошли. Такахара, может, улыбаться больше будет, когда вы, молодые, осчастливите старика.       ― Пожалуй, придется потерпеть, — тихо ответила Мари, поднося бокал вина к губам. — И об этом еще рано говорить.       ― Карьеристки… — недовольно нахмурившись на ответ дочери, госпожа Аоки перевела взгляд на Учиху. — А ты, Итачи-кун, уже готов к семье? Не против детей?       ― Если речь идет о детях, то как можно быть против? — мужчина посмотрел на Таюи, встретившись с ее внимательным и нетерпеливым взглядом. — Кажется, я все-таки из тех, кто считает, что семья — самое важное, что может быть в жизни человека.       ― Верно. Вот и объясни это моей дочери. От одного упоминания Храма любви и семейного счастья ей становится плохо.       ― Почему же? — вновь подав голос, Мари заставила отца и мать взглянуть на нее. — Мы были в этом Храме. Итачи-кун даже написал наши имена на молитвенных дощечках.       И при воспоминании того похода в Храм, в груди Итачи возникла тяжесть, а тело погрузилось в легкий ступор. Он даже сглотнул от возникшего волнения, затем сделал глубокий вдох. Однако все равно что-то не позволило ему набрать достаточное количества воздуха. Для родителей новость о такой поездке может означать только одно. Какие друзья поедут в город любви, чтобы написать имена на молитву об их совместных жизнях в будущем? Нетрудно догадаться, какие мысли теперь у них на этот счет.       ― Что? Вы были в Киото? — Такахара перевел взгляд с Мари на своего математика. — Итачи, только не говори, что это была ее инициатива.       ― Извините, но я вынужден это сказать.       ― Быть того не может, — тихо протянула госпожа Аоки. — Вы попросили благословения на вашу любовь?       ― Вскружил голову моей девочке так, что она сама поехала в Киото? Удивительно, — не в силах унять свою впечатлительность этим вечером, Такахара склонился к своей жене. — Кажется, ужин стоило делать семейным, Таюи?       ― Подожди, — тихо ответила супруга, прикоснувшись к его плечу. — И когда же вы подобное благословение попросите… у нас?       ― Почему мы говорим об этом в день, который посвящен отцу? — Мари капризно нахмурилась, повернувшись к Итачи. — Мне нужна твоя помощь, Итачи-кун. Объясни им.       ― Она уже и защиты у него просит, — седовласый мужчина, сидящий на стороне родителей, улыбнулся от наблюдаемой картины. ― Сегодня, Такахара, ты действительно познакомился со своим будущим зятем. И все-таки здорово они смотрятся вместе, правда?       И в этом замечании чего-то определенно не хватало. Итачи задумался об этом, когда они с Мари уже ехали после ужина обратно на такси. Тогда ту воцарившуюся неловкую тишину нарушила Таюи, отшутившись на слова лучшего друга их семьи. Дальнейшие темы за столом касались лишь совместного прошлого тех, кто присутствовал на ужине. И, если все-таки возвращаться к фразе про зятя, то можно было бы сказать чуть больше. Это оказалось бы не только занимательным замечанием, но и очень интересным. К примеру… «Такахара, сегодня ты познакомился со своим будущим зятем, который, кстати, когда спит с твоей дочерью, думает о своей студентке! Здорово, правда?»       И, выстроив такую весьма щепетильную реальность в своих мыслях, Итачи не смог не задуматься о следующем. Все же в последнее время он взял на себя слишком много ролей. Учитель, близкий друг, зять и тот, кто, кажется, влюбился в школьницу. Ему бы очень хотелось возразить: «Я не влюбился!» Но внутренний голос молча выслушивал монолог его совести. Теперь можно было с уверенностью заключить и о том, что он уже не просто желает свою студентку.       Последнее мысленное признание не потребовало от него правильного возражения или категоричного отрицания. Поэтому Итачи против собственной воли решил найти новые причины и аргументы. Погладь он волосы Мари, его тело наполнилось бы той нежностью, которую он испытал, когда прикасался к ней? Или же это просто его новое увлечение? Кому-то нравится целовать мочки ушей, прикасаться к оголённой спине и плечам, а его слабость — волосы? Чего под старость лет не понравится холостяку? И речь идет именно об этом, потому что все его «за тридцать» и ее восемнадцать имеют слишком приличный временной разрыв. Приличный, но, кажется, не совсем… критичный?       Едва не поперхнувшись воздухом от своего внезапного и нелепого предположение, Итачи постарался опуститься на землю. Какая разница, сколько между ними в годах, если главным остается то, что он ее учитель, а она его студентка? Наивная, глупая, но добрая девчонка, которая заслуживает чистой, невинной любви, как и она сама. Ему пора бы чаще оставаться в реальности, потому что эти мысли отнимают его силы и терпение. Итачи не настолько стальной внутри, чтобы терзать себя обычными фантазиями и домыслами. Ему действительно необходимо выговориться другу, который, возможно, даст ему профессиональный совет и приведет его в чувства, объяснив, что мысли о школьнице до добра не доведут. Но, может, все-таки это удастся пережить в одиночку? В любом случае, он и без посторонней помощи понимает, что Сенджу должна пользоваться его вниманием на уроке и в школе, но точно не за ее пределами.       ― Как тебе вечер?       Мари взяла руку Итачи, который, как и по дороге в ее родительский дом, задумчиво рассматривал пейзаж за окном машины. Однако в этот раз ей не пришлось дважды обращаться к нему, потому что Учиха услышал ее вопрос сразу же, как она его задала.       ― У тебя очень заботливые и внимательные родители. Я полагал, что ты похожа на мать, иначе смог бы догадаться, что ты родственница моего директора, заметив что-то общее между вами.       ― Но характером, кажется, я пошла в отца, — Риёки улыбнулась, прижавшись щекой к его плечу. — Я думала, что говорила тебе о том, что моя первая фамилия Аоки. Кажется, я просила тебя написать на дощечке в Киото именно Аоки. Ты забыл?       Он этого просто не услышал, потому что перед этим несколько часов провел в дороге с милой, голубоглазой бунтаркой. Из-за тех глупых вопросов и игры «кто кого переглядит» он разучился слушать на все выходные вперед. Возможно, он и слышал Мари, но точно уже не слушал, а особенно когда она была рядом с ним в белой юкате. Все вышло за рамки простой близкой дружбы, когда он ступил на территорию храма. Итачи чувствовал, что делает все неправильно. Какое-то необъяснимое предчувствие того, что он пришел в это место не с той, не давало покоя. Разумеется, он мог упустить то, что между делом ему сказала Мари. А когда пришло время писать имя, он и вовсе впал в ступор. Однако тогда кисть уже была в его руках, и чернильница в итоге оказалась полной. Но в конце концов что-то снова пошло не так. И все кончилось тем, что дощечка раскололась.       ― Ладно, — тихо протянула Мари, рассматривая переплетенные пальцы их рук. — Если выйду за тебя замуж, то я, как твоя жена, из принципа не возьму твою фамилию.       ― Предпочтешь остаться Сенджу до конца своих дней?       ― Что? ― Мари отстранилась от спинки сидения и с искренним непониманием посмотрела на Учиху, все еще наблюдая его профиль. — Сенджу?       Сердце Итачи замерло, мгновенно погрузив тело в оцепенение и холод. Казалось, вместе с ним застыл и воздух в легких. Перед его глазами мелькали огни фар встречных машин, а на слуху была лишь эта фамилия и ничего больше. Он не мог сразу вспомнить, что именно сейчас произнес, но то, что Мари схватилась за это имя, не говорило ни о чем хорошем. И, стараясь прогнать ступор и сохранить прежнее спокойствие, Учиха с видимым недоумением повернулся к Риёки. На ее лице, как он уже мог догадаться, было искреннее удивление, помимо которого мужчина увидел и ее недовольство.       ― Итачи, что за Сенджу? Кто это?       ― Сенджу? — вновь задумчиво протянув это имя, Учиха очень нервно и незаметно сжал кулак. — Вроде бы… это мой студент.       ― Вроде бы студент? — Мари придвинулась к нему в плотную, не сводя взгляда с его лица. — И что этот студент делает в твоих мыслях?       Итачи осторожно сглотнул, подавив желание громко вздохнуть. И почему он сразу же хватается за свои воспоминания, когда слышит что-то о ней? Мари задала ему слишком сложный и даже опасный вопрос, ответ на который Учиха с превеликим удовольствие нарисовал в своем воображении. И если он хоть малую часть озвучит из всего, что происходит в его голове с участием несовершеннолетней студентки, то водитель такси сразу же может сменить маршрут, доставив его в ближайший полицейский участок.       Однако, к его мужскому сожалению и к его учительскому облегчению, те самые мысли таковыми и остались, не имея возможностино и реализоваться. Поэтому, решив больше не волноваться по данному поводу, Учиха уже нашел подходящие слова для ответа на вопрос Мари.       ― Это имя доставляет мне много проблем в последнее время.       Честно и частично поделившись всей правдой под пристальным и внимательным взглядом Мари, Учиха не сдержал усталого вздоха. Все-таки правды в этом предложении намного больше, чем он может себе представить. Ее имя, как и она сама, не то, чтобы доставляет ему проблем, оно просто не оставляет его в покое. Поэтому Итачи даже не потребовались силы и решимость признаться в этом женщине, которая все еще молча смотрела на него, пока не задумалась над его ответом.       ― Так это и есть причина твоей задумчивости? Все из-за того, что этот студент доставляет тебе слишком много проблем?       ― Можно сказать и так.       Желая вновь вернуть взгляд на окно со своей стороны, Итачи начал поворачивать к нему голову, однако Риёки не позволила. Прикоснувшись к его щеке и лишив его возможности отвернуться, она дала ему понять, что хотела бы еще кое-что уточнить.       ― И что же произошло? Итачи-кун, ты ведь понимаешь, что я не отстану, пока не узнаю причины.       ― Сегодня я проводил дополнительное занятие. Этот студент уснул и проспал всю мою лекцию.       ― Вот как? Значит, ему с трудом дается твой предмет? — с долей сомнения, но с пониманием Мари наблюдала на лице Учихи неподдельную усталость. — Тебя это так беспокоит?       ― Думаю, да, — Итачи вновь громко и устало выдохнул, протерев ладонями лицо. — Это сплошная головная боль. У нас не заладилось с моего первого рабочего дня.       ― Тогда может, останешься сегодня у меня? Примем вместе ванну. Я добавлю аромамасла, сделаю тебе массаж. Ты расслабишься и не будешь думать о своей работе. Забудешь о своих проблемных студентах сразу, как только расслабишься.       Итачи едва не позволил своим губам изогнуться в усмешке в ответ на предположение, которое он услышал. В том то и дело, что стоит ему расслабиться, как мысли напрочь наполняются лишь той, от которой у него все последнее время работы в школе болит голова. И на одной голове эта боль не останавливается, поэтому беспощадно начинает поглощать его изнутри. Если сегодня он примет это предложение «расслабиться», то и вовсе усложнит все до того, что окончательно затеряется в своих мечтах и реальности. А осознанно позволять себе мысли о другой, находясь при этом с Мари, Итачи уже кажется не просто неправильным, но и неблагодарным. Поэтому, в этой непростой и безвыходной ситуации, он просто обязан сейчас ответить отказом и отправиться к себе домой.       ― Не стоит. Непростая рабочая неделя была и у тебя. Тебе тоже надо отдохнуть       ― Но я отдохну, если проведу время с тобой, — Мари вернула голову ему на плечо и положила ладонь на его бедро. — Я уже успела соскучиться за эту неделю. И разве мы не договаривались о том, чтобы проводить выходные вместе?       Пусть его мысли уже прочно и стабильно заняты другой, однако его тело все равно успело привязаться и привыкнуть к этой женщине. Стоило ему показать то, насколько он измучен этим безобразием в своей голове, как Мари сразу же прониклась женским сожалением и желанием его утешить. А утешение с ней всегда позволяло ему отлучиться от проблем. И Итачи на это смог ответить лишь очередным затруднительным размышлением, которое породило ряд вопросов. Если согласится, поможет ли ему это сейчас? Или все уже окончательно безнадежно потеряно, как и он сам?       Однако несмотря на эти весьма глубокие и философские мысли о потерянной участи, Учиха все равно ощутил, как от руки Мари исходило тепло, которое в считанные секунды наполнило его изнутри. И это действительно то, к чему ему стоило бы привыкнуть и принять, не отвлекаясь на что-то другое. На то самое, что младше его на целую школьную и студенческую жизни.       Поэтому он не устанет повторять самому себе, что это нелепо и глупо — думать о том, о чем не стоит. Все же может быть то, что ему довелось услышать за ужином от родителей Мари и их друзей, это его правильное и вполне логичное будущее? Очередной ряд вопросов, оставшихся без ответа, лишь утяжелили груз на его плечах и в груди, не позволяя ему рационально и трезво мыслить. Поэтому, ощутив помимо тепла и напряжение, которое подавлял всю последнюю неделю, Итачи уже с трудом мог оказывать сопротивление.       ― Итачи-кун? — ласково и тихо прошептав его имя, Мари прикоснулась губами к его уху. — Я весь вечер ждала момента, чтобы остаться с тобой наедине.       Ее рука осторожно двинулась выше по его бедру, на что мужчина заметно напрягся. Снова возникшее неутолимое желание ударило в голову и разошлось по телу. Ему пришлось перевести дыхание и силой прогнать эти лихорадочные и нехорошие чувства. И это помогло ему убедиться в том, что он прекрасно расслабится и дома, утопив свои глупые мысли в ледяной воде с головой.       ― Не сегодня, — Учиха схватил ее руку и повернулся к ней, сразу же наткнувшись на ее новое возмущение. — Я просто провожу тебя.       ― Вы прибыли, господа.       Водитель машины подъехал к многоэтажному дому во двор, после чего повернулся к пассажирам.       ― Господин, теперь Ваш адрес.       ― Вы можете ехать, — Мари взяла свою сумочку и поправила юбку, перед тем как выйти из машины. — Он уже приехал по адресу.       ― Нет, — стоило Итачи снова возразить, как он получил от Мари очередной возмущенный взгляд. — Дождитесь меня.       Водитель кивнул. Мари и слова не успела сказать, как выскользнула из машины, не пожалев силы для того, чтобы хлопнуть дверью. Обычно в такой ситуации девушки еще и по колесу успевают пнуть, но, к счастью, она оказалась не настолько расстроенной и раздраженной. Учиха вышел с другой стороны и тихо прикрыл дверь. По сравнение с тем, как это сделала Риёки, у него это получилось даже слишком спокойно и беззвучно.       ― Мы можем провести весь день завтра.       ― Весь день? — Мари с недовольным возражением нахмурила брови, затем, развернувшись на каблуках, направилась к зданию. — Зачем мне день, если я хочу провести с тобой ночь? Если зайдешь в холл вместе со мной, я тебя уже не выпущу.       ― Придется, — заметил Итачи, проследовав за ней. — Я уже сказал, что просто тебя провожу.       ― Итачи-кун, я знаю тебя уже несколько лет. Мне прекрасно известно, что действительно позволит тебе расслабиться и отвлечься от проблем.       Сравнявшись с ней, Учиха старался найти в себе силы, чтобы не попасться на ее очередную уловку или что-то в себе снова раскрыть. Поэтому, все еще помня о том, что решил отправиться домой, мужчина обошел Мари на пару шагов, чтобы открыть для нее дверь.       ― Я и не спорю, что это помогает, — тихо заметил Учиха, ощутив уже новую усталость от этого разговора. — На утро все равно проблемы вернутся, как бы сильно я ни старался забыться.       ― Но порой и забываться тоже полезно. Не только у тебя есть друг, раздающий жизненные советы, но и у меня. Мой одноклассник, работающий клиническим психологом, не раз говорил о том, что простые техники расслабления способны справиться с самым сильным и продолжительным стрессом. Главное соблюдать регулярность и периодичность этих расслаблений. Кстати, Садзу-кун работает в больнице недалеко от твоего дома. Могу дать тебе его визитку.       — Пожалуй, — потянув за ручку двери в холл, Итачи открыл ее. — Я все-таки доверюсь профессионализму своего друга, не прибегая к помощи чужих.       — Какой ты преданный друг и пациент в одном лице. Икоши-сану с тобой очень повезло.       Мари встала перед открытой дверью и посмотрела на застывшего на месте Итачи. Яркий золотистый свет с холла слишком внезапно, но очень заметно заставил темные пряди ее волос наполниться цветом светлее. Намного светлее. Как тогда при луне этот цвет стал точно таким же, как у нее. Итачи затаил дыхание, задержав взгляд на лице Мари, которая ждала от него хоть какого-то ответа или очередного возражения. Однако вопреки ее ожиданию он снова провалился в свои мысли в предвкушении того, когда стальная серость ее глаз сменится голубой лазурью.       ― Что же с тобой происходит? Ты меня в самом деле, пугаешь, — она тяжело вздохнула и покачала головой, после чего прошла в холл. — Тебе точно нужна внезапная и очень действенная терапия.       ― Извини, — тихо и хмуро ответил Учиха, войдя в здание вслед за ней. — Я задумался.       ― О том, что решил проводить меня до лифта, словно я живу в нем?       Хоть Риёки продолжала возмущаться, проходя через холл, однако она снова остановилась, чтобы пойти рядом с мужчиной.       ― Так у тебя меньше шансов меня…       — Съесть? — предположила Мари, издав смешок. — Ты случайно в детстве не верил в ямаубу?       — Нет. Но я уверен, что ни одна горная ведьма не в силах воссоздать себя такой как ты.       — Такой как я? Злой и хитрой?       — Капризной и красивой.       — С учетом того, что они способны обернуться кем угодно, — Риёки продолжила свой путь к лифту. — Я польщена. Ты первый, кто сравнил меня с ведьмой, сделав мне этим комплимент. Это даже как-то…       ― Доброй ночи!       Мари не сдержала тихого вскрика от испуга, когда поприветствовавший их охранник вышел из-за своей стойки. Низкий черноволосый мужчина в знак приветствия снял фуражку и выпрямил спину.       ― Ватанэ-сан? — приложив руку к сердцу, Мари облегченно вздохнула. — Как у Вас только получается быть настолько… незаметным?       ― Ох, Мари-сан, прости. Снова напугал тебя? — он виновато улыбнулся, накинув фуражку на голову. — Скоро мне придется ходить с колокольчиком. Ведь ты не единственная, кто не слышит моих шагов.       — Да, уж… Я уже и не думала, что Вы все еще здесь.       — На этажах выше десятого не работает освещение в подъездах. Так как коридоры не освещаются, пришлось их проверить. Я вызвал мастеров на завтра, к обеду обещали заменить все лампы.       ― Значит, на моем этаже сейчас темно? — Мари повернулась к Учихе, которому уже прекрасно была известна еще не озвученная просьба. — Проводишь меня хотя бы до порога?       ― И когда ты начала бояться темноты?       Решив все-таки подняться с ней, Итачи направился к лифту. Преодолев оставшееся расстояние в несколько шагов, Учиха нажал на кнопку вызова, после чего его двери сразу же открылись. Однако желание пройти вперед в Итачи так и не возникло. Он до последнего старался себя убедить в том, что ничем не рискует, но сомнение его все-равно не оставляло. И, пребывая в подобном противоречивом и очень неопределённом состоянии, Учиха задержал взгляд на кнопке, затем отпустил ее и все-таки прошел в лифт.       ― Мари? — увидев, что она все еще стоит снаружи, Итачи вновь нажал на кнопку вызова, чтобы придержать двери открытыми. — Теперь ты и замкнутого пространства боишься?       ― Разве? — она усмехнулась, войдя в лифт, затем прижалась спиной к противоположной от мужчины стене. — Кажется, боюсь не я, а ты, Итачи-кун.       Задержав взгляд на ее лице, он вновь постарался себе напомнить, что проводит ее лишь до порога квартиры. Затем, не теряя ни секунды, он вернется обратно в такси. И Итачи будет напоминать себе об этом до тех пор, пока не попрощается с Мари, так как уже начал ловить себя на мысли о том, что неплохо было бы поддаться ее рекомендациям. Да и ее легкая настойчивость в такси, кажется, уже завела его. И в таком состоянии его мысли, как и действия, могут быть слишком непредсказуемыми. Ему следует отучить себя от периодических расслаблений с ней резко и кардинально настолько, насколько это возможно.       ― Я вспомнил, — Итачи прикоснулся к номеру ее этажа, после чего двери лифта прикрылись, и кабинка плавно двинулась наверх. — Ты как-то говорила, что в детстве отличалась изрядной фантазией. Кажется, она не оставила тебя и сейчас.       ― Удивительно. Ты запомнил, потому что я говорила это до того, как ты устроился в школу?       ― Причем тут мой приход в школу?       Учиха перевел на нее взгляд, пытаясь разгадать что за блеск мелькнул в ее глазах. Но помимо того, что не мог ни понять, ни объяснить ее вопроса, она и сама продолжала молчать и что-то обдумывать. Однако, в отличии от него, Мари не нуждалась в долгих задумчивых минутах перед тем, как что-то сказать.       ― Ты был более внимательным, когда работал со мной, — с невинным видом, буквально между делом заметила Мари и подступила к нему. — Но все изменилось, когда ты стал учителем.       ― Что за глупость? — с явным недовольством возразив на ее слова, Учиха вызвал на ее губах усмешку. — Ничего не изменилось.       ― Твоя работа смешалась с твоей личной жизнью, Итачи-кун. Ты о своих студентах думаешь больше, чем обо мне.       ― Это не так.       Снова выразив свой протест, Учиха заметил, как ее рука потянулась к кнопке с надписью «стоп». Спустя пару секунд лифт со скрежетом остановился. Приятное теплое освещение сменилось на аварийное, которое оказалось не к месту слишком тусклым. И подумав о том, что вместе с освящением в лифте сменилась и атмосфера, Учиха перевел взгляд с кнопок на Мари.       ― Зачем ты…       ― Это терапия внезапности, — оказавшись возле него, Мари положила ладони ему на грудь и подняла их выше к шее. — Ты обратишь на меня внимание, если я стану твоей ученицей?       ― Мари, — Итачи схватил ее руки, всматриваясь в этой нехорошей темноте в ее глаза. — Кажется, ты слишком много выпила.       Но на самом деле не больше, чем он. Сейчас никто из них не пьян. Однако после того, как он вошел с ней в лифт, его голова наполнилась легкостью, как и все его тело, несмотря на беспокоящее его напряжение. Температура внутри и снаружи внезапно возросла, от чего рубашка и пиджак начали давить на грудь. Но Итачи все равно решительно сопротивлялся, стараясь игнорировать все желания и запретные, обманчивые мысли.       Однако в ответ на его попытки казаться невозмутимым Мари снова усмехнулась, что не скрылось от взгляда Итачи. Ее милая невинная усмешка оказалась развязной, приманчивой ухмылкой, когда он вгляделся в ее лицо. Тусклый приглушенный свет создал слишком интимную и далеко не дружескую атмосферу, чем и пользовалась Риёки. Чувствуя, что он все же реагирует на ее прикосновения, Мари бедром прижалась к нему и приблизилась к его уху.       ― Но я ведь уже взрослая девочка и имею право выпить. Разве нет? Итачи-сенсей…       ― Ты себя слышишь? — пытаясь оставаться невозмутимым из последних сил, он снова перехватил ее руку у своего ремня. — Прекрати это.       ― От того Вы так напряжены? — ответив ему лишь притворным и шаловливым смехом, Мари прикоснулась к его самому напряженному месту поверх брюк. — Учитель…       ― Хватит.       Не узнав свой собственный голос от внезапно возникшей в нем хрипоты, Итачи замер. Все пространство наполнилось его тяжелым и равным вздохом. Стоило ей снова прижаться к нему и прошептать на ухо это проклятое «сенсей», он не сдержал сдавленного стона, который выдал его возбуждение и непреодолимое желания овладеть ею.       ― Так тебя это заводит? — Мари победно улыбнулась, положив ладонь на его грудь, сердце в которой билось в разы быстрее, чем обычно. — Это так неправильно и нехорошо. Сенсей…       Учиха едва успел мысленно выругаться, прежде чем снова приглушенно простонать и резко обхватить плечи Мари. В этот момент она честно заслужила не самые приятные и приличные слова в свою сторону, потому что довела его до крайности, вернув к тому, о чем он решил не думать. И теперь у всего происходящего был лишь один исход, который не предусматривался им ранее. Итачи осознал, что смирился с этим, когда позволил ее рукам добраться до его ремня, после чего вновь громко вздохнул. С прежней резкостью и решимостью движениях, мужчина отстранил от себя Риёки и развернул ее лицом к стене.       Кажется, в этом случае его совесть будет чиста, потому что она сама подселила эту мысль, позволив себе тихое и слишком нежное «сенсей». Они оба получат то, чего хотят, восполнив пустоту, что накопилась за эту неделю. Однако Итачи все равно не будет легче, потому что он, как и обычно, забудется лишь на время. Но вполне возможно, что забыться ему и вовсе не удастся, если он будет слышать голос Мари, а не тот самый, так желанный для него.       Едва не потеряв равновесие от того, как резко повернулась к стене, Риеки схватила за поручень. Сгорая в ответном желании и в том же нетерпеливом вожделении, она реагировала на каждое его прикосновение громким выдохом, после которого делала глубокий почти лихорадочный вдох. Хватка в ее руках усилилась после того, как она почувствовала его руки на своих бедрах. Импульсивность и ярость в его движениях, с которыми Учиха задрал ее юбку и ближе подтолкнул к стене, на миг даже напугала ее. Однако, находясь во власти этих слишком ярких чувств и ощущений, Мари подчинялась каждой его мысли и воле.       Недолго царящую тишину в лифте нарушил стон, сорвавшийся с губ Риёки, когда она ощутила Учиху невыносимо близко. Поддавшийся вперед мужчина заставил ее опереться ладонями в стену и вновь издать стон. И, когда его руки, задержавшись на ее талии, притянули ее к нему, Мари с трудом сдержала вскрик удовольствия, которое разошлось по ее телу волной. Грудь уже резало и разрывало изнутри от вдохов, с помощью которых женщина пыталась надышаться. От его движений, за ритмом которых она едва успевала, Мари вернула одну руку на поручень, вцепившись в него.       ― Итачи-кун…       Вновь издав громкий и чувствительный стон, который уже принялся сменяться один за другим, Риёки прогнулась в спине. Боясь при этом разжать ладонь, которой держалась за поручень, женщина откинула голову и потонула в чувствах разделяемой с ним близости. Однако несмотря на то, что испытывал эмоций и чувств не меньше, Итачи вернулся к былым мыслям. И, когда Мари вновь несдержанно выкрикнула его имя, он окончательно убедился в своих опасениях. Теперь ему даже такие методы не помогают отвлечься. Ему просто стало их недостаточно.       Мужчина нахмурился сквозь свои туманные, вожделенные чувства и прикрыл глаза. Этот голос и знакомое «Итачи-кун» слишком отвлекают и уже вовсе не ласкают слух, как когда-то. В его движениях было слишком много места инстинктам, не позволяя появиться хоть малой нежности и чувственной страсти. И у всего этого была лишь одна причина, заключающаяся в том, что это не она. Поэтому уже без каких-либо угрызений совести и сомнений Итачи осознал, что думает о другой.       ― Итачи-к-кун, я…       Риёки расправила ладонь на стене, и вовсе желая впиться в нее ногтями. Больше не в силах справиться с тем, что Учиха заставлял ее испытывать, она перестала себя контролировать. И в ответ на ее довольно громкую чувствительность Итачи вновь поддался своеобразному инстинктивному желанию. Обвив талию Мари одной рукой, другой он накрыл ее губы, и прижался к ее спине. Подавляя ладонью ее каждое слово и стоны, он смог вернуться к мыслям, от которых она его отвлекала. Однако их место уже было занято потоком его отчаянных вопросов.       Что он должен сделать, чтобы ощутить тот сладкий миндаль в ее волосах и почувствовать легкий аромат пионов на ее теле? После этого вопроса последовал следующий, который помог возникнуть общему ответу на всех. Что бы он ни предпринял, ничто не изменится. У них слишком разные и отличные друг от друга положения, разделенные непреодолимой пропастью законов и морали. Однако даже и раньше прекрасно понимая это, Итачи грезил о невозможном. По этой причине он так просто поддался этому заманчивому чувству, позволив подобной, грязной игре Мари заинтриговать и завести его. Но все-таки это не помешало ему подвести неприятный, но вполне логичный итог. Всё, что он получает, совершенно не то, чего хотелось бы ему больше всего на свете. И осознание этого только больше вызывало боль в груди и неудовлетворенный голод в его теле.       Тем же вечером, когда Итачи знакомился с родителями его слишком близкой подруги, Шисуи провожал свою до дома, чем забрал все ее оставшееся беспокойство. Куруми молча улыбнулась, когда он, отойдя от нее, обернулся и так же безмолвно улыбнулся ей в ответ. Бесспорно, они узнали не самые приятные подробности той тайны, побывав в их общей начальной школе, но последствия этого вечера оказались самыми добрыми и по-своему милыми.       Дом уже был погружен в темноту, когда Куруми открыла входную дверь. Осторожно и тихо сняв обувь, девушка направилась в свою комнату, но увидела мать, сидящую в гостиной. Митоку спала на диване и проснулась, когда входная дверь закрылась.       ― Ты поздно, — заметила женщина, поднявшись с дивана. — Я даже задремала, пока смотрела телевизор. Гуляла с Юи?       ― Нет. Я гуляла не с ней.       ― Не с ней? Тогда с кем же?       ― С тем, кто присылал незабудки всю эту неделю.       ― Вот как? — Митоку подошла к дочери, встретившись с ней взглядом. — Думаю, в комнате тебе и свет не потребуется. Будет достаточно твоей улыбки.       ― Да. Ты была права, иногда людям надо давать шанс. И, как ты говорила, все было не так, как мне казалось на первый взгляд.       ― Неужели… Кто-то нашел управу на тебя? — Митоку провела рукой по волосам дочери, задумчиво улыбнувшись. — Кажется, он приручил твое дикое упрямство.       ― Приручил?       Девушка замерла, ощутив тепло матери на голове, на смену которого пришло тепло из воспоминаний. Ладонь учителя на ее волосах и та, что держала ее руку. Прошло уже несколько часов, а она все равно слишком хорошо все помнила. Куруми покачала головой, смущенно и неловко прогоняя те нелепые и «кошачьи» мысли. Только стоило ей на миг представить, что она может быть его личным домашним питомцем, у нее перехватило дыхание, а к щекам подступило невероятной силы тепло. Тепло, которое медленно, но уверенно обернулось настоящим лихорадочным жаром.       ― Спокойной… ночи.       Стараясь не встречаться взглядом с матерью, Куруми сквозь свое неуправляемое смущение пробубнила эти слова напоследок и поспешила в свою комнату.       ― Спокойной ночи, — тихо начала Митоку, уже наблюдая спину уходящей дочери. — Милая…       Темнота в комнате и вправду не доставила девушке никакого дискомфорта. Однако дело больше было в уличном фонаре, чем в ее улыбке, которая, кстати, все-таки исчезла с ее лица. Но только взяв над своим смущением контроль, Куруми вспомнила очередную ненужную глупость из его щедрого предложения почесать ей за ушком. И на это Сенджу могла отреагировать так, как умела всегда. Она снова покраснела, но тут же яростно покачала головой. Стараясь убедить себя в том, что никакая она не зверушка, Куруми снова допустила ошибку, случайно припомнив их разговор.       ― Котенок…       Прикоснувшись к своим горячим щекам, девушка повернулась к зеркальной дверце шкафа. Так как она помирилась с Шисуи, который в итоге официально стал ее псом, то она никак не может быть каким-то котенком. Иначе у них выходит довольно странная и нелогичная компания. И даже еще не успев позволить возникнуть очередному аргументу «за», Куруми обреченно вздохнула. Опустив взгляд на дверь, у которой уже успела оставить свой портфель, девушка нервно сглотнула. Она сжала кулак в руке, которой постоянно что-то рисует, и вновь издала тяжелый вздох.       ― Нет, — возразив своим мыслям, Сенджу открыла шкаф и взяла полотенце. — Даже не думай об этом.       Усталость, что скопилась за все последнее время и за этот день, слишком быстро напомнила о себе. Куруми вышла из душа, расслабленная, но совсем не бодрая, что было вполне объяснимо и предсказуемо. Стоило ей только коснуться щекой своей любимой мягкой подушки, она сразу же отправилась в мир снов. Перед глазами стало мелькать что-то из прожитого дня, какие-то слова из вечера. Сюжет никак не мог выстроиться в одну конкретную картину. Куруми наблюдала свои воспоминания со стороны, просматривая то, что прекрасно помнила. Метро, класс, поезд, школа. Целый водоворот, в котором было сложно схватиться за что-то одно.       Однако хаотично мелькающие во сне кадры прервались и снова оказались черным пятном. Прикроватная тумба загудела, чем заставила девушку нахмуриться от легкой неприятной боли в голове. Только спустя несколько секунд Куруми поняла, что это вибрация телефона, который звонит. Ее рука принялась искать источник этого тихого, но очень громкого в данный момент шума. Нащупав смартфон, она даже не была способна взглянуть, кто звонит, а сразу же вслепую провела по дисплею пальцем и поднесла его к уху.       ― Алло…       ― Теперь мне понятно твое поведение при разговоре с Нахарой-сенсей.       ― Шисуи? — тихо и хрипло обратившись к нему, Куруми сквозь туман и дрему протерла ладонью лицо. — Ты чего звонишь так поздно?       ― Извини, я не мог не позвонить. Можно сказать, сейчас это вопрос жизни и смерти…       — Но я уже…       — Так ты это знала?       ― Что? — не в силах открыть глаз и оторвать голову от подушки, Сенджу нахмурилась. — Ты о чем?       ― Ты знала, что это Юи была той девочкой, которая указала на меня. Это ее имя Нахара-сенсей не могла вспомнить, верно?       Куруми застыла, ощутив пробежавшую по ее телу ледяную дрожь. Прошла лишь пара мгновений, как она резко открыла глаза и поднялась на кровати. Сердце предательски сбило темп, нагоняя волнение, от чего ее былой страх вновь усилился. Девушка нервно сглотнула, сделав осторожный и тихий вдох. Темнота комнаты внезапно начала давить на легкие, воздух наполнился тяжестью и стал сухим, до першения во рту.       ― Даже после истерики и слез… она так сладко и беззаботно спит, — тихо заметил Шисуи, чем снова заставил подругу вздрогнуть. — Удивительно.       ― Ши… — ее голос пропал, когда возникший ком перехватил дыхание. — Ш-шисуи, ч-что…       ― Прежней твоя подруга уже точно не будет.       Куруми с оглушительным стуком в висках прислушивалась к звенящей пустоте и молчанию на той стороне. Ее тело так и не двигалось, а дыхание не возобновлялось. Но лишь до того момента, пока она не услышала тихий и короткий звук молнии его брюк и грубый звон застежки ремня.       Тишина в ее комнате нарушилась ее резким и неосторожным шагом с кровати и шелестом простыни, упавшей на пол. Услышанное могло означать только одно. И стоило Куруми это осознать, как глаза ее распахнулись от паники, что вызвали безутешные и жуткие картины в ее мыслях.       ― Нет, — горьким шёпотом сорвалось с ее уст, на что она снова сглотнула и громко выдохнула от слез. — Что… Что ты с ней сделал, подонок?!