Внеклассные чувства

      ― И чего я подонок? — выразив свое искреннее недоумение и обиду, Шисуи снял брюки и закинул их в стиральную машину. — Юи пришла ко мне, когда я вернулся домой, стала раздеваться прямо у меня под дверью. Затем ее стошнило на мои любимые брюки. А подонок все равно я? Серьезно?       По-прежнему боясь сделать вдох, Куруми обдумала услышанные слова, затем снова опустилась на кровать. Постепенно осознавая, что не так все поняла, девушка осторожно наполнила легкие воздухом, затем громко выдохнула. В попытке не только собраться с мыслями, но и успокоить свое разволновавшееся сердце, Сенджу набралась храбрости, чтобы продолжить непростой разговор.       ― Ты ничего… ничего… не сделал?       ― Я только что закинул их в машинку и поставил на бережную стирку. Что мне еще оставалось сделать? Хотя… Думаешь, стоило сначала включить «предварительное замачивание»? Тогда насколько минут? И когда наливать кондиционер? До или…       ― Я не об этом говорю, Шисуи, — Куруми нахмурила брови, прижав ладонь к лицу. — Что с Юи?       ― Ах, ну, конечно. Юи тебя заботить будет больше, чем моя испорченная одежда и мои нервы, — недовольно проворчав ответный упрек, Учиха налил кондиционер в лоток для чистящего средства. — Я пытался ее успокоить, но она закатила настоящую истерику. Я уже хотел тебе звонить, чтобы ты приехала. Но она успокоилась, хотя… страшно представить, как она будет себя чувствовать завтра. Весь ее внутренний мир вывернуло наизнанку. И да, кстати, если ко мне придут завтра с полицией, мы укатим с ней вдвоем.       ― Но как? — все еще нуждаясь в его уточнениях и ответах, Куруми вновь поднялась с кровати. — То есть, как это произошло?       ― Ну… Даже не знаю, с чего начать.       В тот момент, когда попрощался с матерью и направился к входной двери, Шисуи перебирал все возможные варианты того, кто же это мог быть. Он ожидал увидеть кого угодно, даже грабителей, что было мало вероятно, особенно в этом районе. Но вот допустить мысль о своей однокласснице Учиха совсем не мог. И, открыв двери, Шисуи застыл на месте.       ― Прости меня, пожалуйста!       Учихе пришлось задержать взгляд на ее лице, чтобы узнать. Юи дрожала от волнения, от чего было несложно предположить, что она уже оказалась на грани. Шисуи уже хотел обратиться к ней, чтобы спросить в чем дело, но она закрыла ладонями лицо, не сдержав слез.       ― Это была я. Я… т-та самая девочка, которая… указала на тебя.       На него снова навалился очередной ступор. Этот вечер до сих пор хранил в себе неприятный осадок воспоминаний, что вызвала беседа с учителем начальных классов, и эта новость снова вернула его в то время. Шисуи к месту вспомнил поведение Куруми, которая явно вела себя странно, когда он спросил о той, что подошла к учителям в тот день. Теперь все указывало на то, что она знала всю правду о Юи, поэтому хотела перевести тему, едва ли не нагрубив Нахаре-сенсей.       ― Не Руру, она не виновата. Вы стали проводить время вместе, она начала меньше со мной играть. Я не хотела, чтобы она кому-то… П-прости меня. Д-делай со мной, что хочешь…       Шисуи едва не подавился от собственного вдоха, когда увидел, что она начала стягивать с себя свитер, под которым уже показалось ее нижнее белье.       ― Руру ни при чем, Шисуи-кун, это все я, — не в силах поднять на него глаза, Юи опустила голову, вспомнив о том, что на ней есть еще и джинсы. — Т-ты можешь отомстить мне, как захочешь.       ― Что? — Учиха вздрогнул, заметив, как руки Ооты потянулись к ширинке на ее джинсах. — Ты… Ты что творишь?!       Учиха огляделся по сторонам и затянул неадекватную гостью к себе в дом, после чего со всей силы захлопнул входную дверь. Обхватив за плечи дрожащую девушку, которая с трудом стояла на ногах, Учиха склонился к ее лицу.       — Скажи мне, Оота, ты что… совсем дура?! Здесь же камеры кругом.       ― Шисуи-кун… — тихо прошептала та, качая головой. — Я не могу больше скрывать это, после того, что пережила Руру. Она ведь попала на этот сайт, значит, я тоже должна.       ― Да никуда она не попадала. Те фото…       ― Ты был ей д-дорог, — продолжила Оота, отказываясь слушать его объяснения. — А я повела себя так глупо! П-прости… прошу.       Тихо всхлипнув от слез, Юи схватилась за рубашку на его груди, сжимая ее со всех сил. До последнего стараясь не терять мысли и слова, которые еще должна ему сказать, Оота постаралась сделать глубокий вдох. Однако сбитое дыхание и охватившая ее паника не давали ей возможности успокоиться.       ― Все в порядке. Тебе стоит успокоиться, слышишь? — он хотел отстранить девушку от себя, чтобы посмотреть на нее, но та внезапно повалилась на пол. — Юи?       Больше не в силах держаться на ногах, Оота потянула Учиху за собой, после чего уткнулась лицом в его грудь, усевшись на полу. Он видел, как вздрагивала ее спина от слез, и, не понимая, что может сделать, осторожно прикоснулся к ней. Поймав себя на мысли, что за всю свою жизнь не имел дел с таким объемом женских слез, как сегодня, Шисуи тяжело вздохнул. Оота даже не планировала успокаиваться, от чего Учихе даже показалось, что она намерена проплакать до утра.       — Юи?       ― Я узнала тебя, — прошептала девушка дрожащим и хриплым голосом от слез. — Узнала, когда увидела, но… до последнего сомневалась, что это… ты. Я с самого детства вспоминала о том, что сделала, Шисуи-кун. Я достойна самого жестокого наказания от тебя! Я не хотела… Мне очень жаль, Шисуи-кун… Прости меня. Прости.       ― Как же тебя занесло…       ― Я ничтожество! — прохрипела девушка, не отстраняясь от его груди. — Самое настоящее… Поломала жизни стольким… людям.       ― Ты поймешь, что все не так, Юи, если выслушаешь меня.       Однако та в ответ лишь покачала головой, продолжая лить слезы. А тем временем ткань рубашки Шисуи на груди уже стала настолько мокрой, словно он и вовсе стоял под дождем. Поэтому Учиха решил, раз словами ее не удалось убедить и успокоить, значит, ему помогут действия.       ― Даже самое никчемное ничтожество способно перестать плакать. Так чем же ты хуже? — Шисуи попытался подняться, чтобы взять ее на руки. — Представляю, каково же тебе будет завтра… после такой истерики.       С трудом отцепив руки Юи от своей рубашки, Учиха взял ее на руки. Но как только освободился от крепкой хватки в одном месте, сразу же обзавелся ей в другом. Оота обхватила его шею, чем вновь заставила его тяжело вздохнуть. Однако все равно приятным осталось лишь то, что больше ее истеричным плачем стены коридора больше не наполнялись. Юи лишь тихо шмыгала носом, не видя ничего вокруг, пока Шисуи нес ее на руках в его комнату.       Ориентируясь в темной комнате лишь по свету от фонарей с улицы, Шисуи подошел к кровати и усадил на нее Юи, которая и в этот раз упрямо не ослабляла своей хватки. Однако Учиха на другое и не рассчитывал. Для него и это уже считалось маленькой победой. Пусть эта девушка плачет там, где мягче, а не на пороге на полу. И воцарившееся в комнате молчание, которое Шисуи с удовольствие назвал бы долгожданным, натолкнуло его на мысли о том, с чем он сегодня уже неоднократно сталкивался.       Буквально все девушки, с которыми он удосужился познакомиться, оказались не только самыми нелогичными созданиями на планете, но и до крайне степени противоречивыми. Кажется, думают они только тем, что у них бьется в груди, что нередко мешает им прислушаться к рассудительности и разуму. И стоит еще заметить, каким бывает их настроение. Из крайности в крайность. Только они способны ненавидеть и бояться того, что любят. Их взгляды и отношение к чему-либо напоминают качели. Из стороны в сторону, через сложнейший и тернистый путь. Они до последнего будут идти вперед, закрывая глаза на прямую и легкую дорогу, что следует рядом. Поэтому стоит сделать вполне логичный вывод, который настойчиво напрашивается сам. Женщины еще те любительницы всё усложнять. От того их слова и действия не подаются никакому пониманию или объяснению.       — Шисуи-кун…       Пока он погружался в бесконечный и бездонный вопрос о женской логике, Оота притихла, однако внезапно решила напомнить о себе. Ей наконец-то удалось привести дыхание в порядок несмотря на то, что плохие мысли до сих пор в хаотично мелькали в голове, которая к тому же очень сильно разболелась.       ― Моя голова… — отстранившись от парня, Оота прижала ладонь ко лбу, затем опустила ее на губы. — Кажется, м-мне… н-нехорошо.       ― Я отведу тебя в ванну, — заметив бледный цвет ее лица, Шисуи заметно напрягся. — Только не…       Но, сколько бы усилий ни прикладывала, сдержать тошноту, что слишком быстро и неожиданно подступила к горлу, Юи не смогла.       ― Вот же… Черт! Мои брюки! — Шисуи вскочил с кровати, не в силах подавить свое возникшее недовольство. — Да какая разница, что ты там сделала в начальной школе?! Эти брюки я тебе никогда не прощу, Оота!       Он бросил взгляд на Юи, нуждаясь выразить свои чувства резко и беспощадно ей в лицо, но та уже безмолвно лежала на кровати. Позволив новому ступору на несколько мгновений обездвижить его, Учиха, до сих пор не веря в то, что видит, пытался понять, что с его одноклассницей.       ― Уже спит? С ума сойти…       Рассматривая сопящую девушку, на лице которой и следа не осталось от ее былых слез, Шисуи покачал головой. Выразив свою невероятно сильную усталость громким и тяжелым вздохом, Учиха уложил голову одноклассницы на подушку, а ноги на кровать. Но, когда укрывал ее пледом, Шисуи замер, так как вспомнил, какие «извинения» она оставила ему перед сном.       — О, нет…       Схватив чистые брюки, Учиха направился в ванную, не жалея при этом мысленных ругательств в адрес Ооты, уснувшей беспробудным сном. С трудом снимая с себя любимые брюки, он был зол и расстроен до такой степени, что забыл про время. Знающая обо всем Руруми теперь обязана была пережить хоть из всего, с чем столкнулся недавно он. Поэтому, держав в одной руке смартфон, а другой управляясь со стиральной машиной, Шисуи набрал номер Куруми.       ― В общем, Юи уснула на моей кровати, — приблизив свой рассказ к завершению, Учиха прикрыл дверь в ванной и направился на кухню. — Повторю, что она просто уснула. Сама. Без моей помощи.       ― Д-да, я поняла, — тихо ответила Куруми, виновато нахмурив брови. — Прости, что накричала на тебя и…       — Назвала подонком? Нет, это было заслуженно. Я теперь до конца своих дней не избавлюсь от этого клейма.       — Шисуи, — девушка вновь тяжело вздохнула, все еще испытывая вину за то, что не так его поняла. — Мне правда очень жаль. Но все же… Юи должна была хоть что-то сказать мне перед тем, как идти к тебе.       — Может, она решила оставить это в тайне?       — Сомневаюсь, — Куруми опустила руку с телефоном, чтобы просмотреть имеющиеся на нем уведомления. — О, Боже…       ― Что? — Шисуи замер, прислушиваясь к мертвой тишине на том конце линии. — В чем дело?       ― Ты даже не представляешь, какие извинения она для тебя приготовила. Дурочка, — прочитав сообщение от подруги, Куруми снова прижала телефон к уху. — Она сказала родителям, что ночует у меня, а сама пошла к тебе.       ― Значит, я могу ее не будить? Девушка осталась в моей комнате на ночь. Я просто должен проявить гостеприимство, раз дама сама ко мне пришла.       ― Скрой эту пошлую радость на лице и в голосе. Даже на шаг не приближайся к ней.       ― Вы намного ближе, чем подруги, — тихо заметил Шисуи, чем вновь заставил Куруми затаить дыхание. — Ты хотела ее защитить, боясь того, что я могу ей сделать.       ― Да, прости меня.       ― Ты не должна извиняться. Не волнуйся, с ней все будет в порядке.       ― Но все же, — осторожно начала Куруми, нервно сглотнув. — Ты до сих пор за то, что…       ― Я тоже понял, почему она это сделала, — заметил Шисуи, не позволив подруге закончить. — К тому же… она искренне хотела этого прощения. Следуя твоей логике, я ее уже простил. Разве нет?       ― Да, можно сказать и так.       Внезапно ощутив, как оставшееся волнение отступило, Куруми с вернувшейся усталостью легла на кровать. Однако, хоть Шисуи и убедил ее в том, что больше не держит зла ни на кого, поступок Юи все равно будет напоминать ему о том, как она с ним поступила.       — Но, — задумчиво начала Куруми, не сдержав желания об этом сказать. — Сейчас очень многое зависит от тебя самого, Шисуи.       ― Да как на нее можно злиться? — Шисуи заглянул в свою комнату, проходя мимо нее. — Это же Юи.       ― Что? Значит, мстить и злиться можно было только на меня? Как это… по-джентльменски.       ― Ты ведь сама знаешь, что не обделена женской чрезмерной дерзостью, — заметил Шисуи, не сдержав задумчивой улыбки. — Согласись. Но зато… ты по-своему мила.       ― Успокоил, — в обиде и возмущении нахмурив брови, Куруми поджала губы. — Спасибо.       ― Юи и вправду спит так мило и по-детски… беззаботно.       ― Отойди от нее, пёс извращённый!       Наблюдая то, как она укуталась в плед с головой, Учиха заметил, что ее ноги вновь свисли с кровати. Подойдя к однокласснице, чтобы снова ее укрыть, Шисуи испытал очередное недоумение. Спустя какие-то несколько минут после своей безграничной и громкой истерики эта девушка как-то умудрилась погрузиться в крепкий беззаботный сон. И это удивляло больше, чем вызывало уместное в этой ситуации умиление.       ― Что мне с ней делать завтра? Может, купить ей лекарства? У меня круглосуточная аптека рядом.       ― Не волнуйся, — ответила Куруми, не сдержав задумчивой улыбки при мысли о подруге. — Завари для нее какао с розовым зефиром. Ей поможет это лучше любого лекарства. Она снова смешала энергетики с батончиками, вот ей и стало плохо.       Несмотря на то, что Шисуи счел такие методы лечения весьма странными, он все равно купил какао и зефир, который удалось найти. Однако, если учитывать то, что произошло в его комнате, на подобный проступок с цветом зефира, Учиха все же имеет право.       Как Шисуи и предполагал, для Юи утро оказалось не из легких. После всего произошедшего она была обязана проснуться другой. Дневные лучи солнца, наполнившие комнату светом, разбудили крепко спящую Ооту. Она громко вздохнула и протерла ладонями лицо, пытаясь вспомнить и разобраться в картинах, которые принялись хаотично мелькать перед глазами. Однако то, насколько голова и все тело ей казались тяжелыми, девушка не могла вернуть себе ясность мыслей.       ― Доброе утро.       Юи вздрогнула, когда услышала этот голос. Она резко подскочила, оторвав свою набитую камнями голову от подушки, после чего увидела стоящего перед ней парня.       ― Шисуи-кун?! — прикрыв грудь одеялом, Юи задержала непонимающий взгляд на его лице. — Почему…       Но в тот момент, когда намеревалась задать ему вопрос, Оота окинула взглядом комнату. Осознав, что находится у него дома, Юи вспомнила и причину того, почему к нему пришла.       ― Ты сопела, как щенок, — заметил Шисуи, после чего Юи нахмурилась в сожалении и боли.       Опустив голову и вновь ощутив на глазах слезы, которые позволила себе вчера, Оота нервно сглотнула. Теперь вся картина, произошедшая вчера, слишком четко и ясна выстраивалась перед глазами. Юи ощутила знакомый горький ком, который нередко не давал ей глубоко дышать. Очередное воспоминание из детства и осознание того, что погубила жизнь невинного мальчика, сжало ее грудь изнутри. И, следя за тем, что она вновь погружается в свои слишком отчаянные и неспокойные мысли, Шисуи уже не мог молчать.       — Ты поступила вовсе неплохо, — сев возле нее на кровать, Учиха протянул ей кружку с какао. — Осторожно, горячо. Куруми сказала, что ты любишь розовые зефирки, но были только белые.       ― Белые, — повторила девушка, приняв от него какао с зефирками. — Шисуи-кун… я призналась сенсею, что солгала, но было уже поздно.       ― Все и так привело бы к моему исключению. Кажется, тогда я стал вором еще до того, как ты им что-то сказала.       ― Что? — удивилась Оота, чуть не пролив на себя какао. — Как?       ― Осторожнее.       ― П-прости, — неловко протянула Юи, опустив голову. — Ты сказал, что стал вором до того, как я… Почему?       ― Оказалось, что нашему директору нужны были незаконные денежные транзакции из муниципального фонда, но были те, кто этому мог помешать. Та женщина сделала бы все, только бы исключить меня и уволить из комитета мою маму, которая сразу увидела бы недочеты в финансовых документах. Поэтому единственным выходом избавиться от нее оказалось мое исключение.       ― Она подложила тебе деньги, — Юи подняла на одноклассника взгляд, ощутив неприятную и холодную дрожь в теле. — Подставила ребенка, чтобы уволить его маму из школы и комитета?       ― Да, — тихо ответил Шисуи, хлопнув себя по коленям. — Так что тебе лучше себя не винить. Устроила ты вчера представление, которое я еще долго не забуду. Я бы мог промолчать о том, что тебя стошнило на мои любимые брюки. Но не буду.       Шисуи хотел улыбнуться, но замер, когда посмотрел в глаза Юи, что вновь едва сдерживала слезы. И, лишь вспомнив от тех безумствах и пытке, которые пережил с ней вчера, Учиха замер и нервно сглотнул.       — Только не это, прошу. Не плачь.       ― Н-но я могла испортить тебе жизнь, — Юи шмыгнула носом, поджав губы. — Если бы директриса этого н-не планировала, я…       ― Юи, если бы она этого не планировала, никакой пропажи денег не было бы, — заметил Учиха, увидев на лице одноклассницы ступор. — Я мог остаться в той школе, если бы не она.       Оота задумалась и отвела взгляд в сторону, грея ладони об горячую кружку в руках. Шисуи следил за ней и пытался понять, о чем она думает. Допустив мысль о том, что эта девушка ищет новую причину для слез, Учиха вновь затаился. И его опасения подтвердились, когда Юи повернулась к нему, желая что-то сказать.       ― Но я разлучила Руру с мальчиком, который ей… нравился, — прошептала Оота, не сдержав легкой дрожи в губах. — Я сделала ее… несчастной.       ― Ты забыла о том, о чем мы говорили перед этим? — Шисуи искренне удивился ее утренней милой глупости. — Ты вовсе ни при чем. Во всем вина нашей директрисы, Юи. Проснись.       ― Но я ведь уже проснулась.       ― Нет, не совсем, — Шисуи покачал головой, медленно проговаривая слова. — К моему исключению из школы ты не имеешь никакого отношения. Совсем. Никакого. Понимаешь?       Оота предпочла промолчать. Смотря в глаза сидящего рядом с ней парня, она всеми силами пыталась вникнуть в то, что он ей объяснил. «К моему исключению ты не имеешь никакого отношения». Юи прокрутила эти слова еще раз, продолжая отвечать Шисуи молчаливым взглядом. Но постепенно вспоминая его рассказ до этого, на нее снизошло озарение, которое вспыхнуло в ее глазах.       ― Ох… — протянула она, переведя взгляд на потонувшие зефирки в какао. — Злая и очень алчная директриса. Это она во всем виновата.       ― Наконец-то, — Шисуи облегченно вздохнул, не сдержав задумчивой усмешки. — С утра ты особой сообразительностью не отличаешься, верно?       ― Шисуи-кун? Но даже если я не виновата… Я все равно тебя оклеветала. Мне ведь следует извиняться теперь и за это. К тому же… ты все эти года думал, что виновата Руру. Ты страдал и очень сильно.       ― Ты на следующий день решила признаться в том, что сказала неправду. Поэтому, за ту маленькую ложь, я вовсе не держу на тебя зла. Детям свойственно делать ошибки. Главное, чтобы они их вовремя осознавали.       ― Ты правда… не сердишься?       ― Нет, совсем.       ― А на директора? Уже придумал новый план мести для нее?       ― Она ведь в тюрьме, как я ей отомщу? Мне и вовсе кажется, что стоит ее пожалеть. И Куруми заставила меня о многом задуматься и извлечь из этого плюсы. После второго класса я год проучился на домашнем обучении. У мамы были связи, поэтому мне очень быстро нашли хороших репетиторов. Они приходили только в удобное для меня время. А на итоговый тест экзаменатор позволил пронести мне шоколадку. Это был лучший учебный год в моей жизни. Никаких лягушек, мокрых ботинок и кричащих одноклассниц. Кажется, я и вовсе отдохнул от всего этого.       ― А потом? — тихо поинтересовалась Юи, увлеченная его историей. — Что было после того, как ты окончил второй класс?       ― С родителями переехал в Англию.       ― Ты завел там много друзей?       ― Конечно, — Шисуи перевел взгляд на стол, над которым висели его фото с одноклассниками. — Я думал, что своим акцентом привлеку много девчонок, но, когда избавился от него, вполне сходил за своего.       ― Я уверена, что ты, Шисуи-кун, и без того был очень… популярным.       ― Ну, есть такой грешок, — смущенно проведя ладонью по волосам, Шисуи вернул взгляд на Юи. — Но если говорить о том, что я сделал те фото. Ты, должно быть, тоже злишься на меня, как и Куруми.       ― Ну, видимо, она тебя уже простила. Мм, — Юи недовольно нахмурилась после того, как сделала глоток какао. — Несладко.       ― Да как же? — Учиха с непониманием посмотрел на кружку, а затем снова на одноклассницу. — Там ведь и сахар, и зефир.       ― Значит, ты успел поговорить с Руруми еще вчера? — сделав новый глоток какао, Юи всерьез решила задуматься над тем, что они обсуждали до этого. — Настроение становится намного лучше, когда знаешь, что ты ни в чем не виноват. Надеюсь, пройдет немного времени, и тебе тоже, Шисуи-кун, станет легче. Все же то, что ты натворил, не так просто забыть, правда?       ― Так и знал, что на самом деле ты меня ненавидишь.       Учиха покачал головой, ничуть не удивляясь такому «безобидному» замечанию от Юи. Все-таки первое впечатление о ней, когда он увиделся с ней спустя десять лет, совпало с тем, что есть на самом деле. Она только кажется такой робкой, невинной и беззащитной. Стоит кому-то посягнуть на то, что ей дорого, эта девушка первая не побоится объявить войну и сделает все, чтобы выйти из нее победительницей. И, задумавшись о причинах, по которым между ним и Юи завязалась одностороння неприязнь в начальной школе, Шисуи вспомнил слова, которые услышал от нее.       — Так значит, я нравился ей?       ― Это секретная информация, — Оота нахмурилась, напряженно задержав кружку перед губами. — Ты довел меня до слез. У меня не было выбора.       ― Что? Это я довел тебя до слез? — вновь не веря своим ушам, Учиха сложил руки на груди. — Вот это новость. А ты, Оота, не такая безобидная, как кажется на первый взгляд. Быстро нашла, как оправдаться.       ― Это называется «изворотливая».       ― Да. Но змея тоже изворотливая.       ― Никакая я не змея, — с обидой поджав губы, девушка сделала новый глоток какао. — Ты сам сказал, что я сплю, как щеночек.       ― А храпишь, как английский бульдог.       ― Я… Я н-не храпела! — едва не пролив какао, Оота нашла в себе силы толкнуть Учиху. — Шисуи-кун, ты… Ты демон! Руру все равно будет любить меня больше!       Однако хоть и оказался демоном, но прощения у той, которую по собственной глупости обидел, все-таки добился. Шисуи понимал, что должен довольствоваться малым, но страх того, что она передумает о своем прощении, не оставлял его в покое. Об этом ему даже удалось увидеть сон следующей ночью, которую он провел в паническом волнении и беспокойстве. Поэтому будь у него такая возможность, он бы всеми силами каждый день пытался бы ей доказать, что она не зря дала ему второй шанс и простила его.       В понедельник добравшись на метро к школе, Куруми, привычным для нее маршрутом, выходила из перехода в город. Однако стоило ей пройти несколько шагов к пешеходу, как на ее пути возник Шисуи, который до этого каждое утро всю прошлую неделю встречал ее в это время.       ― У тебя уже вошло в привычку? Встречать меня по дороге в школу.       ― Видимо, — Шисуи подошел к ней и протянул бутылочку миндального молока. — Я проходил здесь рядом, поэтому решил тебя подождать.       ― В восемь утра? — не сдержав задумчивой усмешки, Куруми взяла молоко. — Шисуи, я не передумаю.       ― Жизнь слишком непредсказуема, Руруми. Время идет, а это отстранение связывает мне руки. Ты будешь меня ждать?       ― Говоришь так, словно сидишь в тюрьме.       ― Так и есть, — Учиха обреченно вздохнул, вернув на подругу взгляд. — За свое преступление я понес наказание. Всё справедливо, однако все равно мучительно. Так ты правда… не передумаешь?       ― Правда, — тихо ответила Куруми, не в силах больше смотреть на грусть и обреченность в его глаза. — Я даю прощение только раз и никогда не забираю его обратно. Так что не волнуйся, щеночек, я тебя не брошу. Ни за что.       Сказав напоследок, что встретит ее после школы, Шисуи направился к станции. Оставшись на месте, Куруми провожала его взглядом и не сдержала новые мысли о нем. Оказалось, Учиха Шисуи такой, какой есть. Этот парень добрее, чем она думала, и дело не в ошибке, которую он совершил. Он всегда был таким. С их самого раннего детства. И теперь ее вряд ли что-то будет способно переубедить в обратном.       На уроках царила прежняя атмосфера нетерпеливого ожидания летних каникул. Студенты уже не так старательно конспектировали лекции, желая поскорее отправиться на отдых. Отдохнуть и набраться новых сил для предстоящей «битвы абитуриентов», что состоится в конце учебного года, хотелось без исключения всем. Однако Куруми же была озадачена совершенно другим. Не в силах забыть на время о верном друге, что преданно ждет ее на остановке, она нашла только одно решение всему этому.       Подойдя к учительской, в которой во время большого перерыва сидела только завуч, Куруми облегчено вздохнула. Даже сами небеса поспособствовали тому, чтобы у нее все получилось. Значит, подобным шансом ей нужно безоговорочно воспользоваться прямо сейчас и поскорее поговорить с Маи-сенсей об отстранённом студенте.       ― Маи-сенсей?       ― Куруми? — удивленно протянула женщина, ощутив возникшее волнение. — Что-то снова случилось? Он…       Позволив новой мысли сбить себя с предыдущей, Маи нахмурила брови. Теперь ей даже было страшно думать о том, что на этот раз придумал тот парень. Поэтому, окончательно лишившись остатков своего терпения, женщина положила руки на стол, чтобы подняться.       — Ну, я ему устрою. Куруми… Обещаю, я этого так не оставлю.       ― Нет-нет, — девушка покачала головой, поспешив успокоить женщину. — Все в порядке. Ничего не произошло. Но я здесь как раз по этому поводу. Насчет Шисуи.       Пытаясь говорить не так громко, но и не слишком тихо, Сенджу набралась смелости. Пытаясь не вспоминать того, сколько шума подняли он с Шисуи на прошлой неделе, сейчас Куруми могла думать только о том, как ему помочь.       — Маи-сенсей, прошу, отмените его отстранение.       ― Что, прости? — брови женщины удивленно приподнялись, а затем невольно нахмурились. — Ты, просишь… вернуть его в школу… раньше положенного срока?       ― Да, — Куруми нервно сглотнула и тихо кашлянула в кулак, чтобы избавиться от кома в горле и неуверенности. — Я и Шисуи… М-мы… В общем, он очень сожалеет.       ― Куруми, он совершил преступление. И вполне серьезное. Кто знает, что могли бы с тобой сделать те двое?       ― Маи-сенсей, — девушка опустилась на стул возле ее стола. — Не было никакого второго. И на фото была не я.       ― Что? Но ты же… Ты сама сказала, что узнала себя.       ― Я была напугана и расстроена, — пояснила Куруми, борясь со своим волнением и легкой дрожью в теле. — Я даже не заметила, что девушка на фото не совсем я. Лишь лицо. Простите меня и мою невнимательность. Да, Шисуи совершил неприятный поступок, причинив боль мне и неудобства вам с учителем, но я понимаю, почему он это сделал. Это глупо звучит, но он имел полное право на все, что взбредет в его, простите… больную голову.       Разумеется, для полноты образа и убедительности ее слов, Куруми пришлось все рассказать. Конечно, если говорить об отстранении, то Шисуи все же способен восстановиться в глазах учителей, хоть и сделанного уже не исправить. Однако, если им станет известно о причинах его глупости, о тех самых детских мотивах, которые не давали ему покоя столько лет, все может кардинально измениться.       ― Не жизнь, а сценарий какой-то бразильской драмы, — обреченно вздохнула женщина, дослушав объяснения Куруми до конца. — Ужасное отношение со стороны ваших учителей и родительского комитета. Бесспорно, это безответственный и даже зверский поступок. Никто не думал о том, каково будет этому ребенку. Но «ребенок» не растерялся.       Куруми опустила голову, вместе с ней опустились и ее плечи. Мысленно убедившись в том, что попытка переубедить Маи-сенсей полностью провалилась, девушка обреченно вздохнула. Какая разница, что ей пришлось пережить за последние дни? Ей искренне хотелось сделать что-то и для него. Шисуи заслуживает снисхождения за его проступок, как бы противоречиво и нагло это ни звучало. Он пребывал в неведении и страдал от заблуждений все эти годы. Неужели он не может рассчитывать хоть на малейший уступок со стороны учителей?       ― Хорошо, — протянула Маи, после чего Куруми удивленно подняла голову. — Я вижу, что ты в самом деле хочешь ему помочь.       Под молчаливое недоумение своей ученицы Маи открыла документ на рабочем столе своего компьютера и начала что-то печатать. Однако прошло лишь несколько мгновений, после которых Сенджу поняла, что пришла в учительскую не зря, от чего не смогла сдержать свой искренней радости и облегчения.       — Я составлю приказ о том, чтобы его допустили к занятиям. Я подпишу его, но нужна будет и вторая подпись.       ― Хорошо. Чья?       ― Твоего классного руководителя, — Мая встала со стула, затем подошла к принтеру. — Получишь подпись и можешь передать этот приказ Шисуи. Может возвращаться в школу уже с завтрашнего дня.       Женщина вернулась с приказом к своему столу и подписала его. Затем она взяла печать школьной дирекции и поставила ее поверх своей подписи.       ― Пусть покажет его нашей охране, после чего получит свой пропуск и допуск к занятиям, — Маи протянула приказ студентке. — Держи.       ― Спасибо, Маи-сенсей. Вы даже не представляете, сколько сделали для меня и для него, — Куруми взяла приказ, мельком пробежавшись по тексту. — Еще раз простите за предоставленные неудобства.       ― Жизнь моих учеников не может быть неудобством. Для меня важны не только ваши оценки и знания, но и личные отношения друг с другом. Шисуи хороший юноша, но оказалось, что слишком импульсивный и слабый, раз пошел на месть такого рода. Однако, если он смог получить твое прощение, то мужчина из него выйдет достойный, если не будет совершать таких ошибок вновь, конечно.       ― Не будет, — уверила ее девушка, поднимаясь со стула. — Он узнал правду и отпустил свои обиды. Шисуи способен на то, чтобы простить.       ― Да, в том, что он способный, я уже давно убедилась, и Итачи-сенсей тоже. Кстати, — Маи заглянула за плечо девушки, увидев вошедшего мужчину в кабинет. — Вот и он. Итачи-сан, у Вас и у Куруми снова наметился непростой разговор. Поэтому я вас оставлю наедине.       Маи взглянула на окаменевшую ученицу, понимая, что сбила ее с толку. В ответ на ее милый ступор, женщина лишь улыбнулась.       — Ведь чем раньше вы это обсудите, тем лучше, верно? Будь убедительной, милая. Удачи.       ― Маи-сенсей, м-может быть, Вы сами ему…       ― Нет-нет, Куруми, — женщина покачала головой, подойдя к студентке. — Ты прекрасно справишься и без меня. Сегодня в школьной пекарне будут булочки с корицей и арахисом. А я жду их уже с начала учебного года. Перерыв подходит к концу, поэтому…       ― Я куплю Вам, — оживленно заявила Куруми, вздрогнув от раздающихся шагов Учихи, который направился к своему столу. — Из какого теста?       ― Они уже делают их из разного теста? — не сдержав своего желание поскорее отведать школьную выпечку, Маи направилась к выходу. — Я просто обязана на это взглянуть.       ― Н-не уходите, — тихо прошептала Куруми вслед уходящей женщине. — Маи-сенсей…       Ей в подобной ситуации осталось еще протянуть к завучу руку и театрально упасть на колени. И, кстати, подобная мысль возникла у самого Итачи, который наблюдал эту непростую картину, где фигурировали булочки с корицей и какой-то предстоящий разговор. Сказать, что Сенджу не желала оставаться с ним наедине, ничего не сказать. Кажется, эта девушка предпочла бы выпрыгнуть в окно, чем подойти к нему с какой-то просьбой.       ― Значит, у нас снова наметился непростой разговор? — Итачи принялся раскладывать результаты тестирования в папки на столе. — И что на этот раз?       ― Мне нужна, — Куруми опустила взгляд на приказ в своих дрожащих руках, — Ваша… подпись.       ― Сенджу, я тебя не слышу, — Итачи нахмурил брови, бросив на нее взгляд. — Мы не можем говорить через весь кабинет. Подойди.       Она посмотрела на учителя и неуверенно кивнула ему в ответ. Однако, как только Куруми собралась сделать к нему шаг, ее ноги наполнились тяжестью. Мысли о том, что она не сможет его уговорить, вновь вызвали в ней дрожь волнения. Повторив про себя, что должна быть убедительной, Куруми сглотнула ком неловкости, подступивший к горлу. Все-таки оказалось, что ее мысленный настрой не был способен подтолкнуть ее вперед. К нему. В черное и невероятно холодное царство его глаз, при виде которых у нее пропадает не только голос, но и все мысли.       ― Я долго буду тебя ждать?       Снова напомнив о себе, Итачи уже пребывал в полном недоумении из-за ступора студентки, которая все никак не хотела к нему подходить, однако все-таки дала ответ. Сенджу покачала головой, снова опустив взгляд на приказ. Руки так и продолжали дрожать, а внутренний голос из последний сил пытался привести ее в чувства. Куруми поняла, что должна проявить уже не только убедительность, но и смелость. Или даже храбрость. Ради Шисуи. Ради того, чтобы он смог продолжить жить, как обычный ученик в окружении своих новых друзей и одноклассников. И, осознав, что делает это только ради друга, Сенджу мысленно попросила у него поддержки и сил. Однако руки помощи Шисуи, которой бы он подтолкнул ее вперед, так и не появилось. Поэтому Куруми осознала и то, что должна полагаться только на себя и свои силы. Оставшись в учительской наедине со своим классным руководителем, терпение которого не являлось безграничным, Сенджу обязана разобраться со всем происходящим самостоятельно.       ― Сенджу?       ― Да, учитель?       ― Подойди, — Итачи сел за стол, не сводя при этом с нее глаз. — Вот сюда.       Увидев жест его руки, указавший на место возле его стола, Куруми сжала приказ, стараясь мысленно себя настроить. Ради Шисуи ей ничего не стоит хотя бы подойти к этому человеку и положить на его стол этот белый лист, на котором должна быть его подпись. Ей просто нужно сделать несколько шагов к нему, а затем просто показать ему приказ. Вновь повторив этот план действий в форме настоящего приказа самой себе, Куруми послушно направилась к учителю.       Преодолевая расстояние между ними, Сенджу буквально училась заново ходить. Ступор и волнение были уже готовы сбить ее с ног, однако она снова набиралась храбрости и терпения. К этому времени Учиха уже успел утомительно вздохнуть, пока она неторопливо и неуверенно проходила несколько метров к нему. Наблюдая за ней, мужчина вспомнил тот самый момент их первой встречи. Тогда она тоже подходила к доске, как на расстрел, чтобы решить уравнение. И Итачи уже не просто с желанием, а с нетерпением хотел узнать, что же на этот раз стало причиной такого волнения?       И пусть время, пока она шла вперед, длилось непозволительно долго, Куруми все-таки подошла к нему. Встретившись с его изучающим взглядом, девушка тихо выдохнула и положила на его стол приказ, на который он не сразу соизволил посмотреть. Все же в этот момент, как и всегда, изучать ее было намного интересней. Однако вопреки его интересам и желаниям, ему все же пришлось оторвать взгляд от ее лица и перевести его на то, что оказалось на его столе.       Все это время, пока учитель пробегался взглядом по содержимому приказа, Куруми панически перебирала пальцами за спиной. Так как на его лице и мускул не дрогнул, девушка наблюдала за тем, как этот человек остался таким же, каким был несколько секунд назад. Теперь возникла возможность того, что все складывалось не так плохо, как ей казалось раньше. Сенджу даже чуть склонила голову в сторону, чтобы посмотреть на учителя и убедиться в том, что он не испытал недовольства, однако тот наконец-то решил дать свой ответ.       ― Так вот в чем дело? Значит, ему нужно мое согласие? — Учиха сложил руки на груди, подняв тяжелый взгляд на студентку. — Он его не получит.       Куруми не дала никакой реакции, словно не расслышала его слов. Продолжая смотреть на него с ожиданием, она наконец-то подключилась к происходящему. И это оказалась та самая преграда, с которой она боялась столкнуться — его возражение. Теперь для того, чтобы ее преодолеть, ей необходимо держать все мысли и аргументы наготове, чтобы быть убедительной.       ― Мы поговорили с ним. Я больше не виню Шисуи в том, что он… сделал.       ― Больше не винишь его в том, что он сделал? — с пренебрежением повторил мужчина, едва сдерживая недовольство. — Хочешь сказать, что простила его?       Сенджу прикусила губу и сделала глубокий, медленный вдох, чтобы снова взять себя в руки и не поддаваться его сопротивлению. Никто не говорил, что будет легко. Поэтому, раз даже Маи-сенсей поняла, что его будет непросто переубедить, Куруми решила, что не отступит назад и дойдет до конца.       ― Да, — ответила она, чувствуя, как воздух наполнился напряжением и тяжестью.       Итачи снова решил взять молчаливую паузу, чтобы все обдумать, однако то витающее напряжение в воздухе теперь опустилось на его плечи. Сложенные руки на груди слишком открыто и громко это демонстрировали, с помощью закатанных рукавов его белой рубашки. Его плечи и руки в считанные мгновение стали каменными. Его взгляд и весь вид прежней сдержанности могли бы ввести в заблуждение кого угодно, но не Куруми. Она видела, насколько он недоволен этим приказом. А также Сенджу была уверена и в том, что учитель больше недоволен тем, что она просит его подпись после того, как сама искала у него помощи и поддержки.       ― Я не понимаю, как можно простить его за то, что он сделал? А ты еще и за него просишь.       ― Он не знает, — Куруми отвела взгляд в сторону, не выдержав черного натиска его глаз. — Я не говорила о том, что решила подойти к Вам и к Маи-сенсей. Он ведь отстанет в программе.       ― Немаленький, — сдержанно вздохнул Учиха, чувствуя, что галстук начинает его душить. — Догонит. Поэтому нет.       ― Но поймите, что три недели…       ― Хватит, — резко поднявшись со стула, мужчина заставил девушку вздрогнуть. — Я ведь сказал уже нет.       Подняв на него взгляд, Куруми замерла. Возвысившись над ней, Учиха заставил ее столкнуться подобным преткновением и нарочно вторгся в ее личное пространство. Холодной темнотой своего взгляда он напугал ее, о чем говорили растерянность и страх мелькнувшие в ее глазах. Однако, к его удивлению, она продолжала стоять на месте и молча смотреть на него в ответ. Видимо, что бы ни испытывала, смелость никогда не оставит ее. Хотя, в их случае, ее смелость вполне сошла бы за подавление, которое Итачи уже не раз позволял себе по отношению к ней. Но даже его категоричный настрой на отказ все равно не позволил ей опустить руки.       ― Подпишите, — не с требованием, а с искренней просьбой прошептала Куруми. — Пожалуйста…       ― Я не могу.       Устало вздохнув, Итачи отошел от нее к окну и все-таки ослабил галстук, чтобы сделать глубокий вдох. Ему не следовало подступать к ней так близко, потому что теперь в его мыслях лишь ее губы и миндальный аромат пионов. Все это лишний раз напомнило ему о том, что Шисуи является одним из тех «претендентов». И, выходит, именно он может быть самым первым и подходящим, который, получив ее прощение, и вовсе станет самым близким к ней. Как тогда в кабинете химии.       При мысли о последнем Итачи прикрыл глаза, сжимая кулак, чтобы унять и подавить неприятную дрожь в теле. Не ему одному известно, чем именно заканчивается подобная «дружба» между старшеклассниками. Обнаглев и в край зазнавшись, Шисуи и не на такие споры будет ее подталкивать.       ― Но почему? — тихо раздавшийся голос за его спиной заставил Итачи вновь тяжело вздохнуть.       ― Потому что не хочу, чтобы он, — едва не озвучив свои мысли, мужчина сумел вовремя опомниться. — Просто не хочу.       ― Но, как учитель, — вновь начала она, на что Учиха уже нахмурился и повернулся к ней. — Вы должны посмотреть на это… с другой стороны.       ― Как учитель? А до этого как я, по-твоему, смотрел на всё?       ― С личным… интересом.       ― С личным интересом? — Итачи вскинул брови, не веря тому, что она говорит это так открыто. — И в чем заключался мой «интерес»?       ― В-возможно, — Куруми нервно сглотнула, неловко опустив руку на локоть. — Возможно, в воспитательных… целях?       Понимая, что это совсем не то, что хотела сказать, Куруми постаралась перевести дыхание и не позволять своему волнению брать над ней контроль. Однако взгляд учителя, прожигающий ее насквозь, не позволял ей оставаться спокойной, поэтому все свои силы девушка направила на то, чтобы выстоять под натиском его глаз.       — Вы как его кузен испытываете ответственность за то, что он сделал. Поэтому хотите, чтобы он понес полное наказание за причинённые неудобства Вам… и мне.       ― И это всё?       ― Да, — тихо ответила Куруми, опустив голову. — Это всё.       ― Интересно, — задумчиво протянул Итачи, не сдержав своего желания вновь к ней подойти. — Что же еще вас связывает помимо общих воспоминаний о детстве?       ― Дружба.       Куруми замерла, когда увидела учителя перед собой. Однако, вопреки всем правилам и приличиям, девушка так и не набралась храбрости вновь поднять голову и взгляд на него.       — Шисуи стал моим… другом.       ― Только другом?       Хоть он и не был весьма серьезно и враждебно настроен в этот момент, однако в его голосе Куруми услышала опасно невозмутимый и чего-то выжидающий тон. Он говорил так тихо и осторожно, словно хотел поймать ее на лжи. Однако, в ее случае, она сказала ему чистую правду, поэтому никаких проблем не возникнет. Если она сама уверена в том, что утверждает, то ей и труда не составит убедить в этом учителя.       ― Да, — тихо ответила она, с очередным волнением переведя дыхание. — Только другом.       Напряжение опустилось и на ее плечи, когда она увидела, что рука сенсея потянулась к ее лицу. Учиха поддел ее подбородок, чтобы она подняла голову и взглянула на него, потому что терпел все это только ради ее глаз. Своим легким прикосновением он вызвал в ней ступор и внезапно охватившее ее волнение. Однако, каким бы неожиданным и внезапным ни был этот прием, он дал свой результат.       Куруми послушно подняла голову, и, встретившись с темнотой его глаз, едва не разучилась дышать. Она так старательно избегала его взгляда, что, столкнувшись с ним, растерялась. Однако вместо привычной паники и дрожи по ее телу разошлось пугающей силы тепло, которое вызвало его прикосновение и заставило ее сердце замереть.       ― Запомни, — до сих пор не опустив руки с ее лица, Итачи склонился к нему. — Дружбы между мужчиной и женщиной не существует.       Против своей воли он сказал это так, словно все-таки поймал ее на лжи и не сдержал желания обмолвиться об этом. Однако, вопреки его мысленному неодобрению собственных действий, Учиха ощутил себя именно тем, кого она хотела обмануть. Ведь перед ним в самом деле стоит маленькая лгунья, которая что-то шепчет о дружбе, выпрашивая невозможного и противоречивого снисхождения для того самого «друга». Разве друзья пробуют шею друг друга на вкус, как тем вечером в кабинете химии? И что касается самого Шисуи, то никаких дружеских чувств у него к ней быть не может. Потому что «дружить» с такой, как она, будет только полный идиот.       И, погружаясь в мысли о том, что ему уже так долго не давало покоя, Итачи подобрался к самой волнительной и опасной. Придерживая ее лицо указательным пальцем, Учиха задействовал и большой. Хоть сейчас эта девушка выглядела слишком испуганной и ранимой, она все равно оставалась до безумия прекрасной. Поэтому безмолвно наблюдая за тем, как она молчит ему в ответ, Итачи решил воспользоваться этим.       Однако уже сейчас он не рассчитывал услышать от нее ни слова, потому что уже думал о своем. О том, что ощутить блаженство ее неопытных, но несомненно податливых губ и узнать их на вкус, ему хочется сильнее, чем просто жить. Он однозначно лишится рассудка, когда примкнет к ним, потому что и рассчитывать не мог на подобную роскошь. Итачи так и тянуло на край этой пропасти, по другую сторону которой, стоит она. Ему лишь достаточно сделать один шаг, и боль, что резала его сердце изнутри до изнеможения, пройдет. И такой исход изначально был предпочтительнее, чем эти муки, в которых он пребывает.       Поэтому, уже решившись на тот самый шаг, после которого последует темнота, мужчина опустил взгляд на ее нежно-розовые губы. Куруми затаила дыхание, когда ощутила на них тепло. Проведя пальцем по ее нижней губе, Итачи уже не понимал, что делает и где находится. В считанные мгновения окружающий мир перестал существовать, оставив эту девушку только для него. И теперь возможные последствия не казались ему плачевными или из ряда вон выходящими. Он окончательно потерял связь с реальностью, в которой не мог себе позволить того, о чем подумал сейчас.       ― Сен… сей, — Куруми ощутила подступившее к ней непонимание и легкий испуг, когда заметила, что он подался вперед и склонился к ее лицу. — Сенсей?       Итачи замер, затем с трудом оторвал взгляд от ее губ и приложил не меньше усилий, чтобы посмотреть ей в глаза. Наткнувшись на ее испуг и непонимание, он пришел в себя. Учиха слишком легко и быстро вспомнил о том, на что бездумно решился. И теперь расслабленный галстук начал душить его уже более настойчиво и яростно. Мужчина опустил руку и резко выпрямился, не понимая, как допустил такое. Он расслабился и, как какой-то юнец, поддался очень навязчивому и вожделенному порыву. Однако и сейчас, когда он уже все осознал, это неутолимое желание никуда не пропало. Оно и не пропадет. Никогда.       Учиха молча повернулся к столу и взял ручку. Небрежно поставив подпись и печать на этом приказе «раздора», он протянул его Куруми. И та, пребывая в прежнем ступоре, сглотнула от волнения и взглянула на приказ.       ― Только потому, что об этом попросила ты, — пояснил Итачи, подавляя в своем теле дрожь былого напряжения. — Бери приказ и иди на занятия.       ― Х-хорошо…       Осторожно взяв приказ из его руки, Куруми потупила взгляд на подписи, все еще взволнованная его поступком. По вискам бил оглушительный стук ее сердца. Кажется, она еще с того момента, так и не сделала вдох, позабыв о том, как это делается. Однако вернув себе ясность мыслей, девушка посмотрела на учителя, на лице которого уже появилось очередное недовольство и строгость. Но даже несмотря на то, что подписанный приказ сказался на его настроении и лице, Куруми все же решила поблагодарить его.       ― Спасибо.       ― Сенджу, — хмуро произнес Итачи, скрывая свое тяжёлое и сбитое дыхание. — Если ты сейчас же не уйдешь, я передумаю.       ― Но ведь Вы уже…       Стоило ей начать, как в его глазах девушка увидела то, что заставило ее замолкнуть. Ее невольно возникшее и очень наивное предположение о том, что речь шла не о приказе вызвало в ее теле холодную дрожь, после чего к щекам мгновенно подступило тепло. Сенджу сделала шаг назад. Попытавшись убедить себя в том, что он имел ввиду лишь свою подпись, Куруми решила игнорировать и то, о чем говорила темнота в его глазах. В ее случае лучше не спорить со своей женской впечатлительностью, а поступить так, как он ей сказал.       ― Я поняла, — рассеянно пролепетала она, неловко кивнув. — Он… Он не подорвет Вашего доверия… вновь.       Ей так хотелось сбежать из этого места, но она понимала, что если сделает это, то придаст значение тому, что было. Куруми поклонилась перед уходом и обычным шагом направилась к двери, уверяя себя, что ей просто показалось. И вовсе не важно, что произошло в учительской. Главное то, что у нее есть приказ, с помощью которого Шисуи вернется в школу. Ей стоит думать только о нем, а не зацикливаться на глупых и смущающих «шедеврах» ее фантазии. Не нужно придавать ей особого значения. Это была лишь простая глупость, не больше.       Куруми направилась в кабинет, слыша, как звук школьных, шумных коридоров поглощало биение сердца. На мгновение вспомнив лицо учителя перед собой, она тряхнула головой, прогнав подобного рода воспоминания. Если это просочится в ее настрой на этот день, то сегодняшний поход в школу можно считать напрасным. Однако в любом случае этот приказ будет являться самым приятным и единственным плюсом, благодаря которому ее друг сможет вновь посещать школу.       И, уже с нетерпением дожидаясь встречи с Шисуи, после последнего урока Куруми попрощалась с Юи, которая отправилась на кулинарный кружок. Подходя к станции и прекрасно зная, что уже с минуту на минуту встретит Шисуи, Сенджу готовилась к тому, чтобы передать ему этот «билет на свободу». И случайно вспомнив, какой ценой он ей достался, девушка тряхнула головой, однако в этот раз более настойчивей. Игнорируя то, как портфель начал обжигать ее ладонь, Куруми тяжело вздохнула. Ей вновь пришлось повторить про себя, что тогда это была простая нелепость. Не больше. И также она решила пригрозить себе тем, что если снова вспомнит учителя, то кинет свою сумку со всем ее содержимым на рельсы.       ― Привет. Снова, — Шисуи улыбнулся, встретив Куруми у входа в метро. — Юи не с тобой?       ― У нее кружок. Ты прятался от нее?       ― Нет, что за глупости? — Учиха отмахнулся, затем снова с опаской взглянул за спину подруги. — Чего мне прятаться от нее?       ― Сделаю вид, что поверила тебе, — Куруми задумчиво улыбнулась, открыв свой портфель, чтобы отдать ему тот самый приказ. — Держи.       ― Что это?       Шисуи задержал взгляд на руке подруге, которая протягивала ему какой-то белый лист. Однако позволив своему любопытству одержать над ним верх, Учиха взял распечатку и принялся изучать ее содержимой. И спустя несколько секунд брови Шисуи выразили его искреннее удивление, которое его наполнило изнутри.       — Быть не может, — с непониманием протянул он, подняв взгляд с приказа на Куруми. — Как?       ― Просто иногда полезно быть убедительным, — ответила та, не сдержав новой улыбки. — Амнистия!       Куруми вскинула и развела руками, демонстрируя всю прелесть этого слова, словно говорила о каком-то чуде. Однако сам Шисуи, все еще пребывая в своем безграничном недоумении, не разделял с ней этих радостных чувств.       ― У меня противоречивые чувства на этот счет. Звучит неплохо, но… жутко, — неловко улыбнувшись, он еще раз пробежался взглядом по приказу. — Руру, ты правда сделала это для меня?       ― Конечно. У меня ведь только один заключенный. Считай, что ты обменял миндальное молоко на свою свободу.       Хоть Шисуи и пытался сдерживать свою слишком милую детскую радость, однако не смог скрыть ее в глазах. Он покачал головой и едва ли не самоиронично усмехнулся, осознав, что ему вновь захотелось позволить себе слезы. Девушка, что и сейчас не перестает его удивлять, снова своим поступком тронула его до глубины души. За какую-то пару дней она сделала для него столько, что он уже не в состоянии за это отплатить.       ― Можно я тебя… — начал он, однако Куруми уже приглашающим жестом подозвала его к себе.       Шисуи подошел к ней и крепко обнял, стараясь хотя бы сейчас проявить свое мужское терпение и стойкость. Все-таки в последнее время он стал слишком чувствительным и даже ранимым. Однако даже то, что она уже не раз смогла его растрогать своей добротой, он уже мало об этом беспокоился, потому что понимал, что главным оставалось лишь ее прощение. Куруми подарила ему надежду и веру, решив этим «прощаю» все его проблемы. И он никогда больше не разочарует эту девушку и не подорвет ее доверия вновь.       ― Я вообще-то хотел сказать… поцелую, — продолжил Шисуи, ощутив ответное объятие Сенджу, — как щенок.       ― Как щенок?       Вместо новых слов Шисуи предпочел выразить делом то, что он имел ввиду. Учиха склонился к ее лицу и лизнул ей щеку. Застывшая в этот момент девушка ощутила, как лицо вспыхнуло теплом от осознания того, что он сделал. Ее смущение сразу же сменилось на возмущение. Поэтому, понимая, что может попасть под ее руку, парень резко отстранился от нее, выпустив из объятий.       ― Ах, ты, — хмуро начала Куруми, замахнувшись на него. — Пёс… извращенный.       ― Прости, — Шисуи улыбнулся, увернувшись от ее удара в грудь. — Может быть, ты хотела, чтобы я поцеловал тебя… как человек?       ― В тебе нет ничего от человека! Пёс…       Возвращение Шисуи в школу для его одноклассников было таким же неожиданным, как и его отсутствие. Все же за первую неделю обучения здесь он успел привлечь к себе внимание многих, поэтому, как и в свой первый день, он был окружен однокурсниками. Разумеется, не обошлось и без шуток о том, как именно он решил встретить прибывшую делегацию. Некоторые всерьез верили в то, что его отстранили именно за британский флаг, с которого началась презентация. Куруми следила за тем, как Шисуи вновь вживается в школьный коллектив. Но помимо приятной атмосферы в классе, которую принес новенький, возле самой Сенджу сгущались тучи.       Юи с прищуром поглядывала на мило улыбающегося Шисуи, проклиная его про себя за все, чем он успел ее смутить и сильно разозлить. Оказалось, что в итоге все равно из всей ситуации именно он вышел невиновным победителем. Но, если с нее все это началось, то на ней и закончится, так как о том, что было на самом деле, известно лишь ей и ему. Поэтому Куруми даже не переживала о предстоящей «реабилитации» своего друга. Но, как вышло, все-таки зря. Юи оказалась не единственной, кто могла бы разбавить этот ясный день сумерками осуждения и недовольством.       Перед уроком математики Куруми и Шисуи, который отозвался ей помочь, понесли рабочие тетради по иностранному языку в учительскую на проверку. Как только звонок с перерыва разбавил шум, царящий в коридорах школы, студенты поспешили войти в кабинеты и занять свои места. Пробегая мимо пары учеников с тетрадями в руках, опаздывающие все еще не позволяли коридорам погрузиться в прежнюю тишину. Неловко извинившись перед Шисуи за то, что доставила ему столько проблем, девушка в ответ получила его понимающую улыбку.       — Все-таки не все успевают доделать задание на уроке, — ответил Учиха, подойдя с Сенджу к учительской. — Хорошо, что учитель дает дополнительное время.       — Но все-таки некоторые могли бы правильно распоряжаться своим временем на уроке. В итоге я заставила тебя опоздать на математику.       — Думаю, кое-кто был бы счастлив, не явись я на нее вообще.       — Я, — Куруми неловко опустила взгляд на стопку тетрадей в ее руках. — Я пыталась убедить учителя, что…       — Его так просто не переубедишь, — Шисуи не сдержал тяжелого вздоха, открыв дверь в учительскую. — Поэтому будем считать, что, получив его подпись, ты уже сделала невозможное.       Куруми вошла в учительскую вместе с Шисуи и сразу же кинула взгляд на пустующий стол его кузена. Оказалось, Итачи-сенсей, как и обычно, ни минуты не потратил от урока зря. И это бросилась в глаза и самому Шисуи. Все еще не набравшись смелости для того, чтобы увидеться с человеком, перед которым провинился не меньше, чем перед Куруми, Учиха с нежеланием вспомнил расписание на этот день. Как бы он ни противился, но на занятие по математике все-таки явиться обязан.       Идя позади Куруми, которая уже приблизилась к дверям в кабинет математики, Шисуи принялся стряхивать пылинки от бумаги со своего пиджака. Однако, стоило опустить взгляд, как парень внезапно остановился, едва не врезавшись в спину одноклассницы. Перед этим, лишь протянув руку к двери, Сенджу увидела, как та открылась сама. Возникший перед ней учитель взглянул на нее, затем перевел взгляд на стоящего за ее спиной «освобожденного». И, не позволив что-то сказать Сенджу, мужчина схватил ее за плечо и затянул в класс.       ― Я, кажется, уже говорил, — начал Итачи, заставив Шисуи замереть перед дверью в кабинет. — Я позволял опаздывать только старосте и его заместителю. Опоздавший к уроку не допускается.       ― Но он помогал мне, — заметила Куруми, посмотрев на учителя, строгий взгляд которого все еще был направлен на его кузена. — Он опоздал, потому что ходил до учительской со мной.       ― Меня не интересует, где он был и куда ходил.       ― Сенсей? Но Шисуи лишь…       ― Все хорошо, Куруми, — парень улыбнулся ей, увидев ее расстроенное лицо. — Не волнуйся. Встретимся после урока.       И мысли не допуская о том, чтобы снова поверить своему кузену, Учиха даже не скрывал своего слишком предвзятого к нему отношения. Для него, если кто-то хоть раз оступился, заслуживает не прощения или второго шанса, а особого и очень пристального внимания к себе. Поэтому Итачи вряд ли когда-то решиться простить Шисуи то, как он обошелся с этой всех прощающей добрячкой. И, вспомнив о том, что все еще держит ее возле себя, мужчина выпустил ее плечо и прикрыл дверь.       ― Можешь сесть.       Куруми задержала взгляд на лице учителя, на котором царило слишком явное и нескрываемое безразличие. Но в этот же момент она поняла, что в самом деле в данной ситуации бессильна. Все еще помня о том, что учитель и так сделал слишком много тем, что лично подписал документ об отмене отстранения Шисуи, Сенджу невольно смирилась с его решением. Прикоснувшись к плечу, на котором несколько секунд была его рука, Куруми направилась к своей парте. Все оказалось так, как она думала еще утром. Шисуи долго придется убеждать других в своей искренности. И, если на подругу Сенджу могла хоть как-то повлиять, то оказать хоть малейшее влияние на учителя она не в силах.       Проведя не в самых приятных мыслях этот урок, Куруми вернулась к реальности, когда услышала звонок. Решив воспользоваться имеющимся свободным временем, девушка прорешала оставшиеся примеры, затем принялась собирать с парт оставленные одноклассниками тесты. Спустя несколько минут кабинет опустел и погрузился в молчание между оставшимися в нем студенткой и учителем. Подойдя к парте Шисуи, на которой лежали его вещи и пустой тестовый бланк, Сенджу тяжело вздохнула и краем глаза посмотрела на Итачи, невозмутимо заполняющего журнал. Задавшись вопросом о том, сколько еще он будет проявлять недоверие и строгость по отношению к своему кузену, Куруми обреченно покачала головой. Кажется, ответ на этот вопрос слишком очевиден, чтобы пытаться его найти.       ― Он не войдет, пока я здесь, — начал Учиха, заметив стоящего возле кабинета кузена. — А ты, видимо, не уйдешь, раз никуда не торопишься.       ― Вот, — Куруми протянула ему собранные тесты. — В этот раз моя работа подписана. И Вы правильно заметили, что я никуда не тороплюсь. Будет справедливо, если я опоздаю на следующий урок.       ― Какое слепое и благородное доверие, — мужчина задумчиво усмехнулся, взяв тесты из ее рук. — И как он только удостоился такой чести?       ― Своим искреннем сожалением.       ― Значит, искренним сожалением? Ты до умиления наивна, Сенджу. Это лишний раз доказывает, что ты еще ребенок.       ― Я ребенок, потому что взрослые не прощают и не могут кому-то поверить вновь?       Учиха поднял на нее взгляд с тестов, которые положил поверх журнала. Услышанное им замечание оказалось весьма остроумным и, пожалуй, самым справедливым. Люди, уже давно не являющиеся детьми, редко когда позволяют себе доверие. И чем взрослее человек, тем дороже ему обходится такая роскошь, как прощение. Порой в их жизни даже возникает такая необходимость, как никому не доверять. Но несмотря на свои слишком категоричные и суровые взгляды, поступком этой девушки Итачи больше поражен, чем недоволен. Пусть ее решение по-детски наивно, вместе с этим оно является и очень сильным. Не каждый «взрослый» осмелится сделать то, на что она решилась. Вновь довериться человеку, который уже предавал твое доверие, порой кажется невозможным и недопустимым. Но не для нее.       ― В твоем опоздании нет необходимости, — начал Итачи, направившись к выходу. — Я отметил его, как присутствующего.       Шисуи проводил взглядом учителя, вышедшего из класса, затем посмотрел на оставшуюся у трибуны Куруми. Та подошла к доске, чтобы убрать с нее материал урока, после чего в кабинет вошел друг.       ― Прости, — вновь извинилась перед ним Сенджу, взяв в руку щетку. — Это все из-за меня.       ― Вовсе нет. Он ведь в самом деле предупреждал, что опаздывать могут только заместитель и староста, — Шисуи задумчиво усмехнулся, подойдя к своей парте. — Порой я забываю, каким он может быть. Меня успокаивает лишь то, что ты на моей стороне.       ― Они привыкнут. А Юи еще немного повредничает и успокоится.       ― Она все такая же, до жути ревнивая.       ― Да, — Куруми задумчиво улыбнулась. — Юи такая. Наверняка она уже сказала тебе, что я буду любить ее сильнее.       ― Скорее… она мне заявила об этом, чем сказала, — Шисуи собрал учебник и тетради в портфель. — Кстати. Одолжишь мне свои лекции за ту неделю?       ― Утром я сделала тебе копии. Они в библиотеке в тумбе под сканером.       ― Да ты меня балуешь, Куруми, — Шисуи поднял взгляд на подругу, не сдержав своего искреннего удивления. — Если продолжишь в том же духе, я сяду тебе на шею.       ― Поздно. Там уже сидит Юи.       ― Значит, буду крутиться возле твоих ног, — тихо добавил Шисуи, заметив ее собранный портфель. — Как пёсик.       Учиха взял сумку одноклассницы и направился к ней. Оставив их портфели на первой парте, Шисуи решил помочь Куруми с доской. Однако сделав к ней пару шагов, он услышал позади себя шум. Учиха обернулся, увидев упавший на пол портфель подруги, который от силы удара еще и раскрылся.       ― Ой, — Шисуи нервно сглотнул, заметив выскользнувшие из портфеля тетради. — Я не хотел.       ― Не хотел? — Куруми повернулась к нему, увидев лишь его спину. — Что ты там натворил?       ― Твой портфель упал. Я сейчас все соберу.       Учиха принялся складывать обратно в ее портфель тетради, но задержал взгляд на особой, что больше была похожа на альбом. Увидев, что именно оказалось в его руке, Куруми бросила щетку и подошла к нему, выхватив свой альбом.       ― Я бы собрала всё сама, — она нахмурилась, стараясь скрыть свое волнение. — Не тяни свои лапки, куда не следует, хорошо?       ― Это твой альбом? — Шисуи взглянул на тетрадь, которую она мертвой хваткой держала в руках. — Помнишь, ты показывала мне все, что рисовала? Сейчас можно посмотреть?       ― Нет, сейчас нельзя, — возразила Куруми, заметив, что он тянется к альбому. — Шисуи!       ― Я одним глазком. Чего ты стесняешься?       Не сдержав своего желания посмотреть то, что она так старательно пыталась скрыть, Учиха прикоснулся к тетради. Приложив лишь небольшие усилия к тому, чтобы выхватить у нее альбом, Шисуи наткнулся на ее прежнее сопротивление. И, когда желание увидеть ее рисунки смешалось с легкой обидой, Учиха поднял на подругу глаза, наполненные мольбой.       — Ну, пожалуйста, Куруми.       ― Н-нет, отдай.       Она потянула альбом на себя, однако Шисуи проявил новую настойчивость. Куруми не могла справиться с силой, которой обладал друг. Однако до сих пор отчаянно защищая альбом и его содержимое от посторонних глаз, Сенджу резко потянула его на себя и освободилась от рук Учихи. Но, приложив слишком много лишних усилий, девушка невольно отступила на шаг и выпустила альбом из рук. Тот раскрылся, и один за другим листы, которые она когда-то вырывала, разлетелись по аудитории.       До сих пор пораженный тем, что она смогла выхватить альбом из его рук, Шисуи огляделся. Все вылетевшие листы попадали вокруг него, от чего Учиха все-таки не удержался и взглянул на них. Увиденное сразу же ввело его в ступор. У него даже мелькнула мысль, что он обознался. Однако, снова приглядевшись, Шисуи убедился в своем минувшем предположении. Эта девушка рисует слишком хорошо, чтобы кто-то мог обознаться, увидев эти портреты. Всматриваясь в знакомые черты лица человека, изображенного на альбомных листах, Учиха с неуверенной осторожностью в движениях опустился на пол.       ― Это же, — Шисуи взял первый попавшийся портер в руки, бросив на него взгляд. — Итачи…       Уже полностью погрузившись в свое удивление, что все-таки сбило его с толку, Шисуи смотрел на портреты, поразительно схожие с учителем математики. У него и вовсе сложилось впечатление, что он держит черно-белые фотографии своего кузена, запечатленного в самых разных ракурсах и моментах его жизни. Опустив руку с рисунками, где Итачи сидит спящим в поезде и там, где он стоит под деревом, Шисуи взглянул на другие, что лежали вокруг.       Ее талант, что больше тянет на дар свыше, впечатлил его сильнее, чем удивил. За столько лет он и забыл о том, что она так рисует. Теперь Шисуи был больше восхищен ее работами, нежели озадачен тем, кто именно на них изображен. Класс, стол, трибуна. Чуть дальше был сад, монастырь из периода Эдо и какой-то лес. Количество портретов одного человека на мгновение показалось каким-то чрезмерным и даже помешанным. Но то, с какой тонкостью и осторожностью детально доработан каждый эпизод, делало эти рисунки непередаваемо прекрасными. И, сделав вывод о том, что «помешанные» так не рисуют, Шисуи поднял взгляд на подругу, что до сих пор стояла, не двинувшись с места. Однако спустя несколько секунд в ее глазах уже заметно вспыхнуло волнение с нарастающей паникой, которую она так боялась к себе подпустить.       Куруми отступила назад, словно увиденное напугало ее. У наблюдающего за ней Шисуи невольно сложилось впечатление, что она сама не видела эти рисунки до этого и теперь совершенно не знала, как на них реагировать. Ее взволнованный взгляд беспокойно прошелся по полу, затем встретился с удивлёнными глазами друга. Однако она тут же опустила голову и упала на колени. Девушка в спешке начала собирать листы, в панике и страхе боясь проглядеть хоть один. Ее сердце билось так быстро и громко, что на фоне этого биения школьный шум коридоров и улицы стал самым тихим звуком в мире. Дрожь в руках и коленях выдавала ее волнение. Куруми с неудержимой отчаянностью пыталась побыстрее все собрать. И даже ей самой было непонятно, от чего или от кого она бежала. Возможно, от Шисуи и того, что он узнал, или вовсе от себя самой. Но в ее голове четко и ясно звучала мысль «беги».       Когда остались последние рисунки, которые были в руках Учихи, Сенджу выхватила их и спрятала в свой альбом. Только собравшись встать на ноги, Куруми вздрогнула, когда ее остановила рука Шисуи. Схватив ее за запястье, он все еще не понимал, как принять то, что ему стало известно. Однако постепенно для него все собралось в единую картину, когда из памяти совершенно к месту и очень вовремя всплыла та самая фраза. Фраза, полученная в кабинете химии на его довольно интимный и импульсивный порыв в виде вопроса «тебе нравится?» Зачем же тогда он все усложнял в своих мыслях, если на самом деле ответ был на поверхности? Ее робкие смущенные слова «да, сенсей», наполненные нежными чувствами и тихим стоном, относились именно к нему. К Итачи. И, с уверенностью найдя ее поведению и поступкам подобное объяснение, Шисуи уже не видел других вариантов.       Все еще боясь посмотреть на друга, рука которого не позволяла ей уйти, Куруми все-таки решилась. Ее сердце снова ответило безумными ударами, стоило ей встретиться с его взглядом. К лицу подбиралось самое настоящее девичье смущение, настолько внезапное и сильное, что от обиды на ее глаза стали проситься слезы. Она вновь опустила голову, попытавшись освободить свою руку, однако в ответ Шисуи проявил только больше настойчивой силы.       Куруми ощутила легкую нехватку воздуха, хотя и дышала слишком часто и глубоко. Все происходящее внезапно оказалось для нее каким-то пугающим, страшным и непривычным. Она почувствовала, что осталась совсем одна, загнанная в угол. И от осознания того, что лишена возможности выбраться, Сенджу не могла унять дрожь и панику во всем теле, кричащие о ее волнении.       ― Тогда тем «сенсей» ты обратилась… к нему? — осторожно задавшись вопросом, который уже не требовал ответа, Учиха заметил, как она напрягла плечи и замерла. — Куруми, ты… влюбилась в него?