Внеклассные чувства

      ― Снова на что-то поспорили?       Куруми пробрала дрожь от голоса, который раздался позади нее. Шисуи бросил взгляд за ее спину, увидев стоящего у дверей Итачи. Воспользовавшись моментом, Сенджу высвободила свою руку и схватила портфель. Ее страх смешался со смущением, что по силе стало похоже на самый настоящий стыд, в котором она прижала альбом к груди и бросилась прочь.       Шисуи не сразу заметил, что в классе остались только он и кузен. Пока он, пребывая в недоумении, поднимался с пола, Итачи неодобрительно проводил взглядом убежавшую Куруми, которая едва не сбила его с ног. Мысленно задав себе вопрос о том, кто виноват в том, что она быстрее пули вылетела из аудитории, мужчина сразу же нашел ответ, когда посмотрел на Шисуи.       ― Серьезно? — хмуро протянул Итачи, пройдя в кабинет. — Ты, кажется, все мои предупреждения мимо ушей пропустил. Что ты натворил?       — Ничего. Я лишь, — Шисуи нервно сглотнул, поднявшись на ноги с пола. — Сказал…       — И что же ты ей сказал?       ― Правду?       Шисуи все еще не мог принять факт, который лично увидел своим глазами. Но, услышав в своем голосе неуверенность и сомнение, он вновь попытался все обдумать. И недавний заключенным им вывод в очередной раз вызвав в его теле непонимание и ступор.       ― Ты меня спрашиваешь? — наблюдая на его лице растерянность, Итачи терпеливо вздохнул. — Ну, и о какой «правде» идет речь?       ― Слушай… Если ты думаешь, что я как-то обидел ее или оскорбил, это не так. Я и слова ей плохого не сказал и ничего не сделал. Я никому не позволю ее обидеть, — Шисуи отвел неловкий взгляд в сторону, протерев от волнения шею. — Теперь…       ― Да, это в твоих же интересах. Иначе, ты знаешь, что будет.       ― Знаю, — вернув на кузена взгляд, Шисуи нахмурил брови. — Если забуду, пропишешь все последствия на моем лбу.       ― Не думаю, что ты в том положении, чтобы метать мне подобные шутки. Мне снова спросить о том, почему она сбежала?       — Я ведь уже сказал. Она сбежала, потому что услышала правду.       — И какую же?       Шисуи не сдержал нового усталого вздоха. Едва он успел задуматься об этом вопросе, на ум пришел лишь вывод о том, что он уже достаточно сдерживался, чтобы не высказать кое-чего своему старшему кузену. Разумеется, Шисуи понимал, что как человек, совершивший ошибку, сейчас он не имеет никаких прав. Но все-таки с недавнего момента, как только Куруми все-таки решила оставить всё в прошлом и дать ему шанс, он может позволить себе некоторую наглость по отношению к их классному руководителю. И причина такой «расправы» будет заключаться в том, что и сам Итачи проявил наглости и нечестности не меньше, оставив свою ученицу в неведении.       ― Ты ей так и не рассказал правду о том, как было все на самом деле с этими фото, — наблюдая прежнее спокойствие на лице мужчины, Шисуи подступил ближе к нему. — Еще с того дня, как все вскрылось, тебе стало известно, что на них была не она. Не знаю, по какой причине ты решил оставить это не обговоренным, но поступил ты с ней очень плохо. Согласен?       Но в ответ на этот слишком явный и прямолинейный упрек Шисуи получил лишь молчание. Не позволив на своем лице проявиться ни единой мысли, Итачи лишь дал больше поводов своему кузену обдумать его безмолвный ответ. И Шисуи с удовольствием продолжал мысленно обвинять его в том, что он не удосужился рассказать обо всем Куруми, которая имела полное право узнать правду. Однако новоиспеченный учитель решил оставить своего брата опасной персоной в глазах униженной и оскорбленной девушки. И при мысли об этом лицо Шисуи выразило все его внутреннее недовольство, которое он уже не имел сил держать в рамках.       ― А теперь ты сам рассчитываешь узнать от меня какую-то… «правду»? — парень нахмурился, покачав головой. — Не дождешься. Как ты ей ничего не сказал обо мне, так и я тебе ничего не расскажу.       Решив закончить этот разговор, Шисуи отвернулся от кузена и направился к первой парте, на которой остался его портфель. Однако, уже потеряв какую-то надежду на то, что Итачи хоть что-то скажет ему в ответ, он все-таки услышал его голос за спиной:       ― Думаешь, что-то бы изменилось? Ты предал ее, обманом заполучив ее доверие. Ты не заслужил второго шанса и прощения после того, как намеренно стал причиной ее слез. И, как только запудрил ей мозги этой детской дружбой, ты лишний раз дал понять мне, что тебе нельзя верить.       ― Да, ты прав, но, — Шисуи задумчиво улыбнулся, неторопливо повернувшись к кузену вновь. — Может, постараешься ей это объяснить? Попытайся открыть ей глаза и доказать, что мне нельзя верить. Вот только жаль, что слишком доверчивая и наивная Куруми даже задуматься о твоих словах не успеет, потому что я не позволю. Ведь, как бы сильно тебе это ни нравилось, но я ее друг, который всегда будет с ней рядом.       Итачи хоть показывал внешнее спокойствие всем своим видом, но то, что происходило внутри него на самом деле, погружало его в очень шаткое и нестабильное состояние. Шисуи не улыбнулся ему после этих слов, а по-настоящему и самодовольно ухмыльнулся. И это настолько тряхануло мысли и сознание Итачи, что он невольно сжал кулак и даже двинулся с места, сделав короткий и импульсивный шаг вперед. Но в следующую секунду мужчина опомнился, после чего сделал глубокий и терпеливый вдох. Как бы сильно его ни злили и ни беспокоили слова Шисуи, он должен сохранять порядок в своей голове и контролировать свои эмоции.       Но, если Итачи казалось, что он смог взять себя в руки в последний момент, то Шисуи же думал иначе. Поймав себя на мысли, что уже видел этот взгляд неделю назад в этом же кабинете, парень невольно задумался над истинными причинами этого. Оказалось, Итачи лишь со стороны кажется спокойным и собранным, но стоит всмотреться в его глаза внимательнее, можно многое увидеть. Его слишком сильно заботит то, что Куруми простила его кузена и то, что теперь между ними исчезло недопонимание. Но вот только логичное объяснение этого Шисуи было пока не ясно.       Он задумался о возможном объяснении лишь тогда, когда вышел из кабинета. Вполне возможно, что Итачи слишком ответственный и внимательный учитель, который не прощает тех, кто хоть как-то оступился. Однако факт того, что он не раскрыл всю правду о тех фото сразу, начал разбавляться странными и противоречивыми догадками. И, пока Шисуи терялся в своих предположениях, Куруми всеми силами пыталась взять свое волнение под контроль.       ― Боже мой, — прошептала девушка, нервно сглотнув от смущения. — Б-боже…       На улице светило весеннее, почти летнее солнце. Теплый ветер срывал лепестки цветущей сакуры и разносил их по всей территории школьного двора. Все наполнилось посторонними природными и школьными звуками, но в ушах Куруми раздавался лишь стук ее сердца и нервно пульсирующая кровь. Сенджу выбежала из класса и направилась только вперед, не смея оглядываться назад. Прямая дорога без своротов и каких-либо препятствий привела ее к запасному выходу. Девушка за считанные секунды поднялась с первого на третий этаж, не заметив, как лестница закончилась у дверей на крышу.       Опустившись на лестницу, она положила альбом на колени. Именно об этом Куруми всеми силами пыталась не думать, потому что понимала неправильность и абсурдность своих действий. Но рука сама тянулась к карандашу. Впервые все началось, когда они сели в один поезд. Еще полностью не погрузившись в сон, она заметила, что он уже уснул. Куруми и одуматься не успела, как достала альбом из рюкзака и принялась рисовать то, что было перед глазами. Хотелось запомнить и изложить на листе все до мелочей. Его волосы, лицо, нос, губы, руки… Даже опущенные ресницы волновали не меньше, привлекая внимание молодой художницы. И на одном рисунке ничего не прекратилось. Теперь чтобы что-то нарисовать, достаточно было просто прикрыть глаза и воспроизвести его образ. А дальше работала ее изрядная фантазия. Так и вырисовывался один человек, но в разных образах и жизнях.       ― Здесь не хватает одного, — тихо заметила Куруми, перебирая альбомные листы. — Как…       Раздавшиеся шаги снизу заставили ее вздрогнуть и ощутить холодную дрожь. Кто-то начал подниматься наверх, каждым своим шагом погружая ее тело в волнение и страх. Куруми затаила дыхание, прижав альбом к груди и готовясь выбежать на крышу. И, если понадобится, она с нее спрыгнет, только бы спрятаться и скрыться от посторонних глаз.       Услышав, что шаги уже раздаются довольно близко, а на ниже по лестнице мелькнула чья-то тень, девушка вскочила с места и повернулась к выходу.       ― Куруми?       Она замерла на месте. Ее тело наполнилось невыносимой тяжестью, после которой по нему снова прошлась ледяная дрожь. Узнав его по голосу, Куруми ощутила, как в горле встал ком, который уже нагло и грубо не позволял ей спокойно дышать. Сенджу опустила голову. Все проблемы к ее восемнадцати годам в один момент свалились на нее, не оставив шанса на свободу. Такие несерьезные, безобидные проблемы, но слишком нерешаемые и непривычные для нее показались чрезмерно жестокими и даже опасными.       ― Ты в по…       ― Нет, не в порядке! — дав волю своей злости и обиде, Куруми заставила Шисуи вздрогнуть и замереть. — Я ведь говорила тебе не трогать его! Просила не смотреть, а ты!..       От переполнившей ее злости она не рассчитала со своим голосом, на что он сломился от крика и предательски задрожал. Куруми хмуро бросила сумку на пол, держа в другой руке альбом. Она с волнением и возрастающим недовольством сглотнула, в надежде избавиться от режущего кома в горле.       ― Т-ты…       ― Прости, — тихо прошептал Шисуи, выражая свою боль от сожаления на лице и в глазах. — Я не знал.       ― Даже Юи… Д-даже она…       Чувства и переживания, перехватившие в этот момент ее дыхание, не дали ей закончить. Куруми тихо всхлипнула и схватилась за голову, опустив взгляд на свой альбом.       — Я н-никому не могла, Шисуи… Никому.       ― Я не скажу, — осторожно ответил Учиха, сделав несколько шагов вверх по лестнице. — Никто не узнает.       Тот страх и волнение, что она испытала в кабинете, не отступали от нее до сих пор. И поэтому, наблюдая за тем, как Шисуи приближается к ней, Куруми отступила назад. Паника новой волной накрыла ее тело, после чего Сенджу предприняла попытку броситься к двери, но и сейчас Шисуи не позволил ей сбежать.       ― Куруми, — тихо обратился к ней Шисуи, боясь спугнуть. — Всё хорошо.       Учиха прикоснулся к ее плечу, почувствовав, что ее тело вздрогнуло от его прикосновения. Возможно, в его последнем утверждении ему еще придется поверить самому и убедить в этом подругу, но сейчас он должен сделать все, чтобы избавить ее от желания бежать прочь.       — Давай, мы просто поговорим о том, что…       ― Всё не так, — возразила Куруми, услышав свой хриплый голос от режущего кома в горле. — Н-не так, как ты… п-подумал.       ― Хорошо. Всё не так.       ― Д-да, не так…       Сенджу покачала головой, снова повторив слова, в которые сама не могла поверить. На ее плечи по-прежнему давила тяжесть. Земля постепенно уходила из-под ног и тянула к себе. Она опустила голову, всхлипнув от слез. И только когда на ее спине оказались его руки, Куруми смогла расслабиться. Шисуи прижал ее к груди и опустился на лестницу, усадив ее себе на колени. Пришлось стараться успокаивать ее как ребенка, чтобы наверняка добиться от нее прежнего спокойствия, без которого невозможно будет начать разговор.       ― Плохой пес…       Все-таки решив хоть как-то отвлечься и отругать Шисуи за его чрезмерное любопытство, Куруми лишь рассмешила его своим недостаточно серьезным видом и тоном.       ― Зато очень наблюдательный, — протянул он, почувствовав, как она уткнулась лицом ему в шею.       У Шисуи перехватило дыхание, когда он ощутил тепло на коже, которое отзывалось легким покалыванием. Пусть и был взволнован и даже расстроен, но в этот момент он испытал самый настоящий ступор. Парень прочистил горло и нервно сглотнул. Если ей будет так легче, то может делать все, что захочет. Однако даже сейчас, находясь к этой девушке непозволительно близко, Шисуи осознал, что его кузен стал ему лишь больше ненавистным. Мало того, что Итачи сам к ней относился не лучшим образом, так он и сейчас заставляет ее страдать, не приложив к этому никаких усилий. И, чувствуя, как от ее плача у него сжимается в груди, Шисуи тяжело вздохнул.       ― Куруми, пожалуйста, не плачь.       ― Я, — сжав его пиджак на груди, девушка снова всхлипнула. — Я… не плачу.       ― Да, я слышу, — с долей укора протянул Шисуи, погладив ее по плечу. — Разве стоит из-за этого расстраиваться? Судя по их количеству, у тебя это началось с его прихода. Ты ведь должна была уже привыкнуть к этому.       Стоило ему это заметить, как он услышал очередной ее всхлип, после чего мысленно и с самоосуждением выругался. Хоть Куруми уже его как-то утешала, сам он еще не в состоянии ответить тем же. Шисуи еще очень долго придется учиться, как успокаивать девушек. Но в этой ситуации радовало то, что ее слезы значительно отличаются от тех, которыми его залила Юи.       ― Что мне сделать, чтобы ты успокоилась?       ― Просто, — прерывисто вздохнула Куруми, шмыгнув носом. — П-помолчать.       ― Я уверен, что в этом случае, ты только продолжишь лить слезы. Тебе надо отвлечься от своей внеклассной любви.       ― Что? — тихо прошептала она, после чего осторожно отстранилась от его шеи. — От внеклассной любви?       ― Да.       Шисуи слабо и устало улыбнулся, прикоснувшись к ее щеке, чтобы вытереть остатки ее слез. Хмурясь в сожалении и боли, Куруми смотрела на него в ответ. Позволяя прикасаться к ее лицу, она задумалась над его словами, после чего с ее груди снова сорвался девичий, неспокойный вздох от слез.       ― А что, — неуверенно начала она, усилив хватку в руках на его пиджаке. — Что, если это лишь простой… художественный интерес?       ― Глупая Руру, — Шисуи не сдержал тяжелого вздоха и грустной усмешки. — Я бы мог соврать, но обещал, что буду говорить тебе только правду. Простой художественный интерес у тебя возник только ко мне. А к нему у тебя совсем другое. Не будь он учителем, ты бы поняла это намного раньше.       Невольно отведя взгляд в сторону, Сенджу уже с нежеланием задумалась над очередным его ответом. Она и сама прекрасно понимала, что это так, однако от стеснения и страха перед ним, все равно пыталась все отрицать. Теперь она и себя в этой ситуации начала бояться, несмотря на то что столько времени боролась с этими чувствами. Неправильные и смущающие мысли об учителе приводили в ее жизнь только тучи и нагоняли мрак. Как лучшая студентка этой школы она должна олицетворять собой и пример в нравственном поведении, о чем говорил неоднократно и сам он. Но Куруми не заметила, как чаще стала задерживать взгляд на нем, а не на доске. Ей повезло, что она собранная и сконцентрированная с рождения. Иначе, в его присутствии, девушка бы забывала обо всем на свете, не в силах разобрать его слов. И все от этого успокаивающего и уже так понравившегося ей голоса, который вызывает волнение и дрожь.       Действительно, за рамками класса и школы, все становится личным. Но когда личное мешается со школьным, все имеет только один безнравственный и нехороший оттенок. Бессмысленные и ненужные чувства к учителю сделали из нее развратную и распущенную особу. Узнай об этом кто-то другой, она бы уже давно сгорела бы от стыда и этого позора. Она и вправду еще наивный и глупый ребенок, который вместо учебы на занятиях думает совершенно о другом. И, задумавшись об этом, девушка не смогла не поделиться этим с человеком, мнение которого окажется самым решающим для нее в этот момент.       ― Шисуи? — Куруми осторожно повернулась к нему, вернув на него свой взгляд. — Я т-теперь буду тебе… не нужна?       ― Что ты такое говоришь? — Учиха нахмурил брови возмущенный и едва не оскорбленный этим предположением. — Как я могу бросить свою хозяйку, которая стала мне самым близким другом?       ― Но я… — Куруми вновь не смогла смотреть на него, от чего в очередной раз отвела взгляд в сторону. — Я такая…       ― Какая?       ― Бессовестная и… безнравственная.       ― Это даже к лучшему. Мне нравятся бессовестные и безнравственные.       В ответ на подобную шутку Куруми обреченно покачала головой, снова раздумывая о своем. Она так долго подавляла эти мысли, пытаясь не обращать внимания на свои действия, что совсем перестала следить за их последствиями.       ― Их оказалось слишком много. Я не думала, что нарисовала уже… столько. Это же нехорошо, — ее голос снова дрогнул, предупредив о новых слезах. — Это бесчестно, нехорошо и…       Вновь поймав себя на мысли, что больше не переживет ее слез, Шисуи прикоснулся к щеке подруги, чем не только сбил ее с мысли, но и заставил посмотреть на него.       ― Хочешь, можешь влюбиться в меня.       ― Хочу, — тихо призналась Куруми, накрыв рукой его ладонь. — Я и словами передать не смогу, как сильно этого хочу. Н-но… К-куда бы н-ни взглянула, я… Я вижу…       ― Знаю, — снова не позволив ей закончить, Шисуи невольно лишил выражение своего лица понимания и мягкости. — Но ты должна понимать, что ревность могут испытывать все. Даже такой «пес», как я.       Куруми замерла, всматриваясь в совершенно иную темноту черных глаз. Поймав себя на мысли, что они похожи, но в то же время слишком разные, девушка нервно сглотнула. Но несмотря на то, что она видела явные отличия, стоит им сбавить голос и начать говорить тише, она начинает теряться, не замечая прежней разницы.       ― Х-хорошо. Я поняла.       Но, пока Куруми думала о том, какими похожими и разными могут быть их глаза, Шисуи так же погрузился в раздумья. Эти мысли и неприятные воспоминания слишком внезапно и настойчиво затуманили его рассудок. Однако даже через эту неясность он знал, что преимуществ больше на его стороне. К тому же еще оставалось неизвестным, как сам Итачи относится к этой девушке. Даже, если и будет какая-то вероятность, что ее чувства окажутся взаимными, учитель не сможет открыто ответить ей по ряду уставных и законодательных причин. Поэтому у Шисуи всегда будет возможность держаться с ней рядом и сделать все, чтобы она смогла видеть лишь его. Ведь если волку ничто не помешало прикинуться безобидной овечкой, то псу это удастся и подавно.       ― Можешь отругать меня снова.       Спустя пару задумчивых и молчаливых минут Шисуи помог подняться подруге с его колен и встать на ноги. Поднявшись вместе с ней, Учиха наткнулся на ответное непонимание, которое застыло на лице Сенджу.       — Что?       ― Можешь наказать меня за то, что я ослушался и открыл твой альбом, — Учиха поднял ее портфель с лестницы, затем улыбнулся ответ на ее прежнее недоумение. — Я тебе не только друг, но и пёс, не забывай.       ― Тебе что, нравится, когда я на тебя кричу?       ― Да. Кажется, иногда меня это… возбуждает.       ― Вот как? — Куруми подавила тихий смешок, взяв из его руки свой портфель. — Если тебя возбуждает то, как я на тебя кричу, то у тебя есть склонности к одному половому извращению.       ― К мазохизму?       Наблюдая за тем, как подруга убирает альбом в портфель, Учиха отступил в сторону, чтобы пригласить ее пойти с ним.       — Я никогда не задумывался об этом.       ― Что и к лучшему, — тяжело вздохнув, Куруми закрыла портфель и подняла на Шисуи взгляд. — Мне будет спокойнее, если ты не будешь об этом думать.       Все еще испытывая легкое головокружение от того, что встала на ноги, Куруми начала спускаться вместе с Шисуи, но оступилась, едва не упав с лестницы. Быстро отреагировав, Учиха схватил ее за локоть, удержав возле себя.       ― Осторожнее!       Испытав мимолетный испуг, Шисуи с трудом подавил в своем теле дрожь волнения. Заставив подругу вздрогнуть, а затем смущенно повести плечом, Учиха отпустил ее, однако продолжил стоять на месте.       ― Мне теперь страшно оставлять тебя одну! Боже… Не забывай смотреть под ноги. Безумная женщина.       ― Будешь отчитывать меня, я тебя накажу.       ― Н-нет, — Учиха нервно улыбнулся, взглянув на девушку. — Сейчас я слишком уязвим, чтобы терпеть такие шутки с наказанием. И зачем ты еще делаешь такой голос?       ― Какой голос?       ― Такой! — Шисуи хмуро схватил подругу за руку и потянул ее за собой. — Что, если у меня действительно есть склонность к извращениям?       ― Шисуи, они «определенно» у тебя есть.       После прозвеневшего звонка занятия продолжились. Урок легкой атлетики хоть и являлся самым активным времяпровождением в школе, но некоторые на нем отдавали больше, чем получали. Выкладываясь на полную, чтобы сдать все нормативы перед летними каникулами, некоторые студенты все оставшееся время в бессилии проводили время на заднем дворе подальше от стадиона или под трибунами. Главной целью уже являлось не угодить учителю физического воспитания, а просто не попадаться ему на глаза.       С трудом преодолев все препятствия подходящего к концу урока, Куруми направилась к дальним трибунам возле заднего двора. Пересекая стадион, девушка уже не чувствовала ног. Все равно, сколько ни ходи с Юи на всевозможные занятия, выносливости в ней никогда не прибавится. И, если вспомнить выражение о силе духа в здоровом теле, то Сенджу и здесь не сдержит тяжелого вздоха. Ведь получается, что, как только какие-то невзгоды и проблемы появятся на горизонте, она не найдет в себе силы с ними справиться. Но, даже допустив вполне справедливое предположение, Куруми поняла, что слишком себя переоценила.       ― Эти проблемы не просто на горизонте, — тихо вздохнула Сенджу, усаживаясь на лавочку. — Они уже дышат мне в спину.       ― Кто дышит?       ― Ты, — Куруми подняла взгляд на подошедшего к ней Шисуи, который так же решил уединиться после нормативов. — Слишком громко.       ― Как уставший пёсик? — Учиха улыбнулся, протянув подруге бутылку. — Я принес тебе воды.       Оставив класс дописывать контрольную, Итачи решил пройтись по коридору, чтобы собрать недавно возникшие беспокойные мысли воедино. Он мог бы заняться этим в классе, но внезапно шелест тетрадных листов и карандашей показались ему раздражающими, собственно, как и все, что попадалось на его пути. Учиха старался не думать о последнем разговоре с Шисуи, но воспоминания были слишком свежи, как и его последние слова, в которых он явно намекнул на свои дальнейшие планы. И это оказалась слишком самоуверенно и по-английски прямолинейно. Мелкий щенок, нагло воспользовавшийся доверием невинной девушки, прикидывается безобидным добряком, который наделал ошибок от своего незнания и неведения.       Итачи сбавил шаг, проходя мимо окон, освещающих весь школьный коридор. Его не просто возмутило поведение кузена, оно по-настоящему разозлило его до мерзкой и холодной дрожи в теле. И когда в мыслях выстраивалась вся ситуация, в ней ясным и четким силуэтом возникала она — сначала беззащитно плачущая на его груди, затем настойчиво защищающая причину этих слез. Между ними не может быть дружбы, о которой Куруми уверенно утверждала. Если она до сих пор видит в Шисуи своего детского школьного друга, то он же только может этим пользоваться и делать все, что ему вздумается. Однако, верить и ее невинному виду Итачи уже не мог. Один момент в кабинете химии продемонстрировал то, насколько близко Шисуи способен подступить к ней, не получая сопротивления в ответ.       Тишина в коридоре снова воцарилась, когда Итачи заметил очередное препятствие на своём пути и остановился. Но покой школьных стен вновь был нарушен, когда раздался девичий голос.       ― Ты только посмотри, — мило улыбнувшись в окно, темноволосая девушка локтем задела плечо своей подруги. — Кажется, у нас появилась новая парочка?       Устроившись у одного окна, что выходило на задний двор, две старшеклассницы смотрели на стадион. Разумеется, как и полагается прогуливающим, самого начала этого урока не обошлось без телефонов и параллельной слежки за тем, как их одноклассники оставляли все свои силы и души на беговых дорожках.       ― Ты о чем? — задумчиво протянула подруга, не оставляя экран своего смартфона без внимания.       ― Наш заместитель и Шисуи-кун.       ― Разве она новая? — задумчиво усмехнувшись, девушка опустила руку с телефоном, чтобы взглянуть на трибуны. — Я видела их вместе, еще когда Шисуи-кун и недели здесь не проучился. Они уже гуляли по городу в выходные. И сегодня ворковали на лестнице, а потом спустились, держась за руки.       ― Кто бы мог подумать, что Куруми-сан, помимо рисования, в выпускном классе еще и мальчиками заинтересуется. Думаешь, у них уже было?       ― Было? Что было?       ― Секс, Мико, — одноклассница нахмурилась и повернулась к своей «наблюдательной» собеседнице. — Я говорю о том, чем большие мальчики и девочки занимаются, когда начинают встречаться. Ты где вообще летаешь?       ― О, — задумчиво протянула та, вскинув брови. — Ну, стоит Шисуи-куну снять футболку, каждая потеряет голову. Поэтому, все возможно. Куруми-сан ведь совсем его не стесняется. И смотри, они даже пьют из одной бутылки. Мне кажется, что…       ― Такогава, Мациу.       Внезапно раздавшийся голос за их спинами, заставил девушек вздрогнуть и резко отпрянуть от подоконника. Студентки осторожно начали поворачиваться, уже боясь сказать что-то в ответ этому недовольному, холодному тону.       ― Почему не на уроке?       ― Сенсей? — тихо прошептала Такогава, нервно сглотнув. — М-мы… У н-нас…       ― У нас освобождение, — не без волнения помогла своей подруге Мацуи, убрав телефон за спину. — Мы едем на сборы по волейболу.       ― Так, может быть, полезно проведете свободное время за учебниками в библиотеке, чтобы подготовиться к промежуточным тестам?       Не контролируя своего возмущения, что таилось еще с самой перемены, Итачи сложил руки на груди. Мягкий и временами справедливый взгляд его черных глаз внезапно стал режущим и холодным, на что стоящие перед ним девушки лишь больше испытали волнения.       ― Х-хорошо, сенсей, — Мико поклонилась, пряча растерянный взгляд, после чего схватила подругу за локоть. — Идем. Извините нас, сенсей.       Может ли быть это обычным совпадением? Стоило подумать о тех двоих, как ему тут же довелось услышать что-то новое о них. А затем Итачи довелось еще и увидеть. Когда он подошел к окну, возле которого минуту назад тихонько грелись студентки, Учиха взглядом нашел ту самую новую парочку. И действительно все оказалось так, как о них и говорили. Те двое ведут себя настолько дружелюбно и раскрепощенно, что вопросов возникает больше, чем ответов.       Итачи уже было знакомо это чувство и темнота, что проступила в глазах от подобной картины. Но только сейчас он не стал скрывать то, как мерзко и неприятно ему было смотреть на все происходящее. Еле уловимое напряжение скул от скрежета в зубах, что с силой стиснулись, ужесточило его сдержанное и строгое лицо, когда рука этой девушки потянулась к другому.       ― Мой пёсик. — Куруми улыбнулась, взъерошив волосы Шисуи, после чего тот прикрыл глаза, наслаждаясь ее прикосновением. — Сильно устал?       ― Очень.       ― Можешь отдохнуть на моих коленках, раз хорошо себя вел и принес мне воды. Даже извращённым псам нужен отдых, — Куруми похлопала себя по коленкам. — Ложись.       ― Если у меня внезапно случится остановка сердца, не возвращай меня к жизни, — довольно улыбнувшись, Учиха лег головой на ее колени. — Я хочу пролежать так вечно.       ― Кто бы мог подумать, что извращенцы такие романтики?       ― То, что я имею склонность к мазохизму, — Шисуи задумался, протянув руку к щеке подруги. — Это еще надо доказать.       Текущая неделя смогла вернуть все на свои места. За пару дней Шисуи освоился так, как не удавалось за все время, что успел здесь проучиться. Он знакомился и узнавал своих одноклассников под хмурый и недовольный взгляд Юи со стороны. Но и то, сама Оота уже начала понимать, что от такого как он, ожидать чего-то худшего, чем было, не стоит. Если подруга искренне поверила ему, значит, и она должна проявить это доверие. Однако ничего поделать со своей ревностью Юи не могла, поэтому каждый раз, когда Учиха пытался приблизиться к подруге, она сразу же вставала между ними. Не скрывая своих намерений им помешать и завладеть всем вниманием Руруми, Юи и понятия не имела, что кто-то в этой школе испытывает то же рвение и желания. Но только методы того человека значительно отличались от тех, что позволяла себе Оота.       ― Что? Удовлетворительно?       Услышав свой результат за последнюю контрольную по математике, Куруми с непониманием приковала взгляд к учителю, который продолжал зачитывать фамилии студентов и их баллы. В этот раз Сенджу с трудом перешагнула в отметку «удовлетворительно». Какие бы мысли ее ни беспокоили на последней лекции, она уверена, что тема ею была полностью освоена. И теперь вопрос о том, почему у нее вышла такая оценка, не давал ей покоя уже более настойчивее, чем в первый раз.       ― Как у меня снова вышел такой результат? — как только за дверью скрылся последний одноклассник, Куруми сразу же подошла к трибуне, за которой стоял учитель. — Снова удовлетворительно?       ― Видимо, ты не поняла тему, — пояснил Итачи, подняв взгляд с журнала на нее. — Твои родители были правы, тебе стоит меньше рисовать и больше учиться.       ― Что? — не понимая того, что услышала от него в ответ, Куруми не побоялась задать ему уточняющий вопрос. — Учитель. Вы точно проверяли мою работу?       ― Разумеется, проверял, — Итачи нахмурился, не сдержав рвущееся наружу возмущение. — Иначе как бы я поставил тебе оценку, Сенджу?       Он захлопнул журнал, от чего Куруми вздрогнула и нервно сглотнула, наблюдая его явно оскорбленный этим вопросом вид.       — Ты, помимо неверных расчетов, сдала мне работу, в которой совершенно не было применения правил, о которых я рассказывал вам два дня. На уроке старайся держать свои мысли здесь, — Итачи ткнул пальцем по ее лбу, вновь вызвав в ее теле дрожь неловкого смущения. — И не выпускай их за пределы этого кабинета. Помимо профильных я назначу тебе и дополнительные. А если и дальше так пойдет, то оставлю тебя на отработку во время каникул.       ― На отработку? — Сенджу нервно сглотнула, потирая лоб. — М-меня?       ― Да, Куруми. Тебя.       ― Н-но, сенсей, — она старалась говорить уверенно, но волнение все равно дало о себе знать, когда ее голос дрогнул. — Я никогда не оставалась на отработку.       ― Видимо, придется попробовать.       Закончив этот очередной бессмысленный разговор, Итачи направился к выходу, услышав, что она последовала за ним.       ― Учитель, пожалуйста, — Куруми догнала его у дверей и прикоснулась к его плечу. — Я никогда не имела дела с отработкой. Еще ни один преподаватель…       ― Значит, я буду первым, — резко повернувшись к ней, Итачи заставил ее замереть на месте. — Первым во всем, с чем тебе еще не приходилось иметь дело.       Он сказал это, опередив ход своих мыслей. Лишь после того, как услышал свои же слова, Итачи осознал, что его подобная заинтересованность быть первым теперь слишком очевидна. «Всё» и быть «первым». И смотря на нее, он, к своему счастью, убедился, что она больше оказалась напугана его резкостью, чем удивлена его словами. Ему не стоит полагаться на то, что она проявит свой характер и волю, придерживая своего старого школьного дружка на расстоянии, хотя бы в воспитательных целях. Она всего лишь глупая девчонка, наивности в которой больше, чем в любом беспечном, мечтательном ребенке. Но этот ребенок слишком взрослый и уже готов к новому в жизни. К чему приведет ее любопытство и желание что-то попробовать? Ведь Итачи по себе знает, что выпускной класс наполнен новыми пробными приключениями и экспериментами. И стоит ей о чем-то задуматься, рядом сразу же появится этот чертов Шисуи со своей «дружбой».       Допустив мысль о последнем, Итачи едва подавил крупную дрожь недовольства в своем теле. Однако теперь он не был в силах, чтобы сдержать его новые проявления.       ― И что я говорил тебе про форму? — Учиха опустил взгляд на ее рубашку, на которой снова не было ни галстука, ни бабочки. — Застегнись.       ― Д-да, — Куруми опустила голову и потянулась к рубашке, чтобы застегнуться. — Простите.       Но стоило ей попробовать застегнуть первую пуговицу, что шла выше груди, та, что была ниже, отскочила. Белая пуговица упала на пол, к ногам учителя. Итачи не просто посмел проявить дерзость, бросив взор открывшемуся ему виду, он совершил настоящую глупость, позволив себе это. Мимолетные мгновения, которые раньше были неуловимыми, замедлились до непозволительного. Не ожидавшая подобного инцидента с рубашкой, Сенджу опустила руки, не понимая, что делать. Казалось, что до нее просто не дошло, что случилось на самом деле. Но Учиха был единственным, кто не растерялся в этой ситуации и пользовался ей до конца.       Его пальцы хрустнули, когда он сжал журнал в одной руке и кулак в другой. Как положено, от увиденного, что вызвало волнительную дрожь, он сглотнул. Голова наполнилась тяжестью лишь от одного секундного взгляда на приоткрытую грудь, что пряталась за белой рубашкой и таким же невинным кружевным лифом. Безысходный ступор навалился и на его плечи.       Уже который раз, сталкиваясь с тем, что привычно в его жизни, он реагирует слишком по юному, как какой-то школьник. Но реакция его тела уже доказывала обратное, проявив очень взрослые и мужские ощущения. Приятный весенний воздух, что смешался с запахом книг, тетрадей и школьной мебели, снова наполнился ароматом пионов и миндаля. Подступая к краю этого наваждения и безумия, Итачи вдохнул полной грудью. По его ушам заколотило биение сердца, что внезапно лишилось своего покоя и участило пульс.       В классе стало душно. И галстук, как когда-то, снова стал душить. Учиха зацепился пальцем за узел и потянул его вниз. И в этот момент она подняла на него глаза, столкнувшись с его взглядом. Итачи замер. Множество мыслей, противоречий столкнулись друг с другом, оставив его наедине с самим с собой. Он хоть и смотрел уже на ее лицо, но все равно видел лишь ее губы, нижнюю из которых она так чувственно и виновато прикусила. Учиха не смог сдержать тяжелого и тихого вздоха.       ― Сенджу…       Ее глаза распахнулись, когда он подступил к ней. Куруми в панике отступила назад и уперлась в парту, застыв на месте. Приблизившийся к ней учитель лишил ее всех мыслей и природного чувства самосохранения, заставив ее затаить дыхание и чего-то ждать. От охвативших ее легкой паники и ожидания, она не сдержала тихого вздоха, который коснулся ушей Итачи. И реакция его тела заставила его осознать весьма мрачный и неприятный факт. Ученица не может вздыхать так в присутствии своего учителя. Она также не должна смотреть на него этим томным и полным волнения взглядом.       Подступающий к ней Учиха с каждым мгновением возвышался над застывшей на месте Куруми, вынуждая ее окунаться в оцепенение с головой. Ее сердце замерло, затем с новым сбитым и неумелым ритмом забилось вновь.       ― Сенсей?       От волнения и непонимания всего происходящего, Куруми не знала, что сказать. Ощутив его присутствие настолько близко вплотную, она лишилась способности думать и осознавать. Дыхание снова перехватило, когда он склонился к ее уху, вдохнув нежный аромат, исходивший от ее волос. Итачи даже в таком состоянии смог заметить, что еще ничто так его не опьяняло, как этот миндаль и цветущие пионы. Однако, хоть и чувствовал, как теряет связь с реальностью, он не забыл того, что хотел ей сказать:       ― Тебе известно, что делают в таких ситуациях?       Куруми прикрыла глаза и заметно встрепенулась от его шёпота у самого уха, которого Учиха едва не коснулся губами. Он не просто слишком быстро и импульсивно к ней подошел, учитель вторгся в ее пространство, подавив ее волю и дух. Сколько бы ни пыталась, Сенджу не могла взять себя в руки. До сих пор чувствуя его дыхание у своей шеи, она услышала, как задышала сама. Неспокойно, сбито и непристойно громко. Дрожь в теле сменилась на тепло, которое нагоняло на разум туман и пустоту, оставляя в них только мысли о нем. Не было времени задумываться о том, почему ей не страшно так, как тогда. Все же спустя некоторое время на подобную внезапность многие люди реагируют разумно и здраво. Однако ее инстинкт самосохранения сменился на совершенно иной, смешиваясь с чем-то смущающим, волнительным и желанным.       ― Прикрываются, — продолжил Итачи, схватив ее за воротник блузки на груди.       С ее уст сорвался вздох, похожий на сдавленный и очень тихий вскрик, который очень легко было спутать со стоном. Учиха усилил хватку, потому что наивно и глупо принял ее реакцию именно за то, о чем нельзя было думать. Опасное ожидание наполнило все вокруг, и последнее оставшееся расстояние между ними пропиталось искушением, с которым столкнулись они оба.       Сжимая воротник ее блузки, он чувствовал, как ее грудь под этим натиском натянула ткань. И его тело на это ответило вполне ожидаемой реакцией. Это далеко не школьные формы, которые он уже с первого дня своего пребывания здесь принялся больше, чем просто идеализировать. И стоит ему сейчас посмотреть на нее, Итачи в беспамятстве отдастся охватившим его чувствам и вожделению. Но даже в таком состоянии он понимал, если даст волю этому желанию, то уже ни за что себя не остановит.       Куруми сглотнула от охватывающего ее волнения и какого-то нового для нее чувства исступления. От этих чувств у нее сжималось и трепетало в груди, а по телу проходилась теплая приятная дрожь. Ей снова пришлось глубоко вдохнуть воздух, пропитанный ароматом его духов, тела и волос. Тепло, что не смело притронуться к ее шее и уху оказалось слишком провокационным и дразнящим. Девушка уже думала только о том, что хотела бы ощутить его губы. Совершенно не заботясь о том, кто они и где находятся, она позволила возникшему желанию покинуть пределы своих мыслей:       ― Пожалуйста, сенсей…       Ее тихий, полный ласки и мольбой голос распарил его тело до непозволительного. Уже не в силах открыть глаза, Учиха тяжело вздохнул, воспринимая ее слова за просьбу опомниться. И подобное ему еще никогда не доводилось делать с таким трудом. Но видя в подсознании картины того, что он может предпринять, Итачи заметно напрягся. Его рука, что по-прежнему мертвой хваткой держала ее воротник, не думала опускаться. Осознав, что его отделяет лишь одно мгновение от того, чтобы обхватить ее талию и усадить на парту, он тряхнул головой и нервно сглотнул. Всего одно простое движение рук вниз, затем верх, и он приспособит ее невинное, трепетное тело под свое, накрыв ее губы своими.       ― Поцелуйте меня…       Итачи замер, затаив дыхание от услышанного. Он смог найти в себе силы открыть глаза и осознать, как далеко он чуть не зашел и не пересек черту. Хотя формально можно считать, что он уже это сделал давно, раз допустил такую ситуацию.       Куруми опомнилась, не веря в то, что сказала это. Пугающая реальность, что была прекрасным мимолетным сном, чуть не сбила ее с ног. Смущение румянцем залило ее лицо и нагрело воздух, витающий вокруг. Чувствуя, что он отстраняется от нее, девушка в новом приступе паники затаила дыхание, готовясь снова броситься прочь. Но желание сбежать от него или просто сдвинуться с места было подавленно в следующую секунду, после которой они встретились взглядами.       Темнота его глаз, в которых горело самое острое и откровенное желание, заставила Куруми вздрогнуть. Только сейчас она поняла, что играла с огнем, позволив себе подобную беспечность и упрямое своевольство. Перед ней настоящий взрослый мужчина, которому не до наивных и легкомысленных шуток. Он именно в том состоянии, которое следует обходить стороной, особенно ей.       ― Что? — тихо произнес Учиха охрипшим от охватившего его желания голосом.       Сенджу распахнула глаза от своего удивления и непонимания его реакции. Хрипота в его голосе вызвала в ее теле дрожь, от которой затрепетало в груди. Совершенно не имея представления о том, что ему ответить, Куруми продолжала молча на него смотреть, прислушиваясь к этим новым ощущениям.       Но давать ему такой ответ долго не пришлось, потому что он сам решил опомниться. Все же в его глазах горело не только темное вожделение, что стояло на краю безумия. Сенджу вполне ясно разглядела на его лице непонимание и ступор. Возможно, он не расслышал или не понял ее слов. Но так казалось только со стороны.       Итачи прекрасно услышал эти два невероятно желанные слова, что были способны свести его с ума. Но погрузившись в свои мысли о ней и о том, что он испытывает, Учиха вполне мог выпустить эту просьбу из своего подсознания. Страшно уже предположить, на что еще способна его фантазия. Скорее всего, если он не возьмет себя в руки, следующими ее словами будут: «Возьмите меня, сенсей, прямо здесь на этой парте». И в тот момент Итачи уже не сможет проявить терпение и привести себя в порядок, в который с трудом пришел сейчас.       ― Чтобы больше не являлась ко мне без галстука, поняла?       ― Д-да, — Куруми нервно и с волнением прикусила нижнюю губу, что не осталось бесследно для учителя. — Поняла…       ― Застегивайся.       ― Н-но Ваша рука, — она опустила взгляд на его руку, что сжимала оставшиеся верхние пуговицы и воротник. — И м-моя… моя п-пуговица.       ― Я единственный, кому ты доставляешь столько проблем?       Итачи хмуро взглянул на ее блузку и свою руку, затем выпустил ее. Стараясь не смотреть на то, что увидел ранее, Учиха ослабил свой галстук и снял его. К этому времени, несмотря на дрожь в руках до самых кончиков пальцев, Куруми застегнула оставшиеся пуговицы по горло.       ― Вот. Можешь надеть мой.       Он протянул ей свой темно-синий галстук, который, по совпадению или нет, отлично гармонировал с ее юбкой.       ― Ваш галстук? Но я…       ― Будешь по всей школе демонстративно ходить без пуговицы на груди?       ― Н-нет, — тихо ответила Сенджу, смущенно протянув руку к его галстуку. — Мне жаль. Простите.       ― Я уже это слышал.       Как только галстук слабой и неуверенной хваткой оказался в ее руке, Итачи повернулся к дверям.       — Соберись перед промежуточной аттестацией и больше не допускай ошибок в контрольных.       Оставшись в кабинете наедине с собой, Куруми опустилась на пол. И совсем не для того, чтобы найти ее пуговицу. Сил держаться на ногах не осталось, потому что волнение украло их вместе с дыханием. Он не успел коснуться губами ее шеи, как она уже смогла испытать все то, что пережила с Шисуи в кабинете химии. И ей вовсе не показалось, что это был учитель. Она намеренно и целенаправленно вспомнила его. Куруми мысленно вернулась в библиотеку к первому моменту того, когда в ее личное пространство вторгся он. Затем неосознанно, но с желанием она спроецировала всё на действия Шисуи.       ― Плохо, — прошептала Куруми, прикоснувшись к своему сердцу. — Это плохо.       Она замерла, когда почувствовала, что прижимает к своей груди. Его галстук. То, что принадлежит ему и хранит его запах. Девушка осторожно и неуверенно расправила ладонь. Даже когда его нет поблизости, она чувствует его присутствие, потому что ткань галстука впитала аромат его тела и идеально выглаженной рубашки.       Решив дождаться прихода подруги, Юи еще не притронулась к своему обеду. Невольно вспомнив о том, что Куруми снова получила низкий балл за контрольную, Оота мысленно посочувствовала ей. Она боялась даже представить, каким непростым и напряжённым был разговор подруги и учителя, взгляд которого в последнее время стал слишком тяжелым и чрезмерно строгим.       — Прости, что заставила тебя ждать, Юи.       — Руру? — услышав голос подруги, Юи обернулась. — Все в порядке. Ты освободилась очень… Это… Что это за галстук?       Увидев подошедшую Куруми к их столику на школьной веранде, Юи озадаченно нахмурилась. Пытаясь вспомнить, где же могла еще увидеть подобный галстук, девушка прищурилась.       — Где-то я уже его видела.       ― Моя пуговица… оторвалась, — Куруми поставила поднос с обедом на стол и тяжело вздохнула. — Пришлось одолжить этот галстук.       ― Но у кого?       ― Ох, Оота, какая же ты всё-таки невнимательная.       Юи вздрогнула, услышав позади этот голос. Непонимание и озадаченность на ее лице сразу же сменились недовольством и возмущением. Девушка вытянула нижнюю губу, взглянув на подругу, которая улыбнулась подошедшему.       ― Руру, не радуйся ты так появлению этого безбожного.       ― Сегодня я «безбожный»? — Шисуи улыбнулся, пройдя мимо Юи, чтобы сесть возле Куруми. — У тебя изрядная фантазия, Юи-чан.       ― У меня еще достаточно припасено подходящего и изрядного для тебя, Шисуи-кун.       ― Все равно могу сказать, что вы уже ладите, — Куруми задумалась, проткнув пачку миндального молока трубочкой. — Или, возможно, это станет форматом вашего общения?       ― Такому, как он, известен только один пошленький и развязный формат, — Юи хмыкнула, взяв приборы, чтобы приступить к обеду. — Я за тобой слежу, европейский любитель грязных фото.       ― Юи, — тихо, но с укором протянула подруга. — Мы же договорились не вспоминать об этом.       ― Не стоит, Руру. Я еще не до конца опробовал горечь своего наказания, — Шисуи неловко улыбнулся и склонился к ее лицу. — К тому же она говорит правду. Я еще тот любитель.       ― Хватит, я знаю, что ты не такой. Извращённый пёс, но все равно не извращенец. Ах, ну еще, возможно, мазохист, но не больше.       ― Знаешь, а оно ведь граничит и с другим, — Учиха опустил взгляд на её галстук. — Я говорил тебе, что склонен к ревности.       ― Разве я давала тебе повод? Вы с Юи получаете достаточно внимания. А она все-таки, как моя самая любимая и близкая подруга, должна получать его больше, чем ты.       ― Что, выкусил, щенок?       Куруми поперхнулась молоком, не просто удивленная, а ошарашенная выходкой подруги. Тихо прокашлявшись, она уставилась на Юи, которая сдержала себя, чтобы не показать однокласснику язык или что еще по лучше пальцами.       ― Я говорил тебе, Руру, что твоя подруга не та, за кого себя выдает, ― Шисуи очень лениво и даже по-кошачьему улыбнулся, подперев руками лицо. — Юи-чан ничем не лучше меня, мы ведь все знаем об этом. Так и ждет момента, чтобы повернулись к ней спиной. Затем всадит…       ― Мы все знаем и о том, Шисуи-кун, момента, чтобы «всадить» ждешь только ты, — подметила Юи в очень шаткой смелости. — И речь далеко не о ноже в спине.       ― Прекратите, — прочистив горло, Куруми покачала головой и оставила миндальное молоко. — Хватит. Шисуи, не провоцируй ее лишний раз говорить о том, о чем она боится и стесняется. А ты, Юи, можешь верить ему так, как верю я.       ― Глупая и наивная Руруми, ему нужно от тебя только одно.       ― Я был бы глупцом, если бы пытался это скрыть, Юи-чан, — Учиха невинно пожал плечами, когда Оота одарила его смущенным и недовольным взглядом. — Однако могу тебе поклясться, что и пальцем не трону Руруми. Но до момента пока она сама этого не захочет.       ― Фу-фу! — Оота накрыла уши ладонями, качая головой. — Моя Руруми не такая! Она не падкая на заграничное, мускулистое, безнравственное воспитание!       ― Оота-сан?       У дверей на веранду появилась девушка, увидевшая Юи. Но обращаясь к той, однокурсница так и не добилась от нее внимания, только от ее подруги. Заметив напарницу Юи по кулинарному кружку, Куруми поняла, что она должна идти на собрание.       ― Юи, Мизуки пришла за тобой. У тебя собрание кружка в столовой. Юи? — Сенджу потянула к ней руки, чтобы освободить ее зажатые уши. — Юи!       ― Чего? — та с непониманием взглянула на подругу, затем проследила за ее взглядом. — О, Мизуки… Да, я иду! Сейчас!       ― Удачи на собрании, Юи-чан, — Шисуи улыбнулся, не скрывая своего слишком довольного настроения. — Жаль, что мы не провели весь перерыв втроем, у нас с Куруми-чан больше нет занятий.       ― Тебе недолго осталось радоваться, — пробубнила Юи, взяв поднос со стола. — Демон.       ― Поверь, мне будет и этого достаточно.       Улыбка Шисуи стала еще шире, что заставило Юи нахмуриться сильнее. Проглотив ругательства, которые так и просились сорваться с ее губ, Оота попыталась подавить в теле дрожь своего женского негодования. Терпеливо наполнив легкие воздухом, девушка едва не оскалилась на одноклассника.       ― Я за тобой слежу. Понял?       Учиха довольно прикрыл глаза и смиренно кивнул. Стараясь воспринять его жест за полноценный ответ, Оота поджала губы и громко вздохнула, после чего все-таки направилась к ожидающей ее у дверей Мизуки.       ― Какая же она правильная, — заметил Шисуи, провожая одноклассницу взглядом. — Там, откуда я приехал, таких, как она, называют истинными христианками.       ― Зачем ты ее дразнишь?       ― Она тоже мило злится, как и ты. Но наивности в ней больше, чем в тебе. Я не мог этим не воспользоваться.       ― Юи только зря растрачивает свое внимание и концентрацию на тебя, — Куруми задумчиво поправила галстук, смотря на свой обед. — Ее терпеливое напряжение отнимает у нее слишком много сил.       ― Поверь, растрачивает она его не зря, — тихо заметил Учиха, повернувшись к подруге. — Почему на тебе его галстук?       Куруми задержала палочки с щепоткой риса навесу, так и не поднеся ее к губам. Вмиг вспомнив все причины того, что эта вещь сейчас на ней, Сенджу снова чуть не поперхнулась. Она опустила палочки и осторожно взглянула на друга, который все еще ждал ответа на свой вопрос.       ― У меня оторвалась пуговица.       Ощутив вновь учащенное биение своего неспокойного сердца, Куруми нервно сглотнула. От вернувшегося к ней смущения и неловкости, она отвела взгляд от Шисуи и потянулась к пачке с молоком, чтобы запить возникший в горле ком.       ― Значит, пуговица оторвалась? — Шисуи схватил ее за руку, не позволив прикоснуться к миндальному молоку. — И как она у тебя оторвалась?       ― Случайно. Просто отлетела, когда я решила застегнуть… верхние.       ― Случайно?       ― Да, Шисуи. Случайно, — Куруми повернулась к нему, встретившись с тем же царившем мраком в черных глазах. — Почему, когда я верю всем, в ответ получаю лишь недоверие?       ― Я тебе верю, — Учиха отпустил ее руку, отведя хмурый взгляд в сторону. — Но не ему.       Куруми задумчиво улыбнулась, вспомнив подобные слова от учителя. Своими некоторыми привычками, формулировками и даже взглядами эти двое становятся очень похожими друг на друга. Поэтому сталкиваясь с одним, она непроизвольно может вспомнить другого.       ― У вас очень много общего, словно вы не кузены, а родные братья.       ― Неправда, — Учиха взял палочки, размешивая вылитый ранее соус на порцию пшеничной лапши. — Ничего общего у меня с ним нет.       ― Ошибаешься, — тихо возразила Куруми, попробовав рис. — Есть.       ― В таком случае, будь у нас с ним что-то общее, ты влюбилась бы в меня, а не в него.       ― Шисуи. Не стоит делать таких громких заключений. Прошу, — стараясь очень осторожно и тщательно подбирать слова, Куруми покосилась на друга. — Ты знаешь, что дорог мне уже очень давно.       ― Не всегда хорошо напоминать мне об этом, — он все-таки не смог приступить к обеду, ощущая себя не в своей тарелке. — Ты знаешь, что русских писателей особо ценят за рубежом?       ― Ну, да. Мы все читали Достоевского, потому что он есть в школьной программе зарубежной литературы, если ты об этом. Мой любимый писатель, Масахико Симада всегда гордился тем, что родился в том же году, когда русские первые в мире отправили человека в космос. Это и вызвало в нем интерес ко всему, что связанно с их страной. Забавно и так странно.       ― Он, как и тот космонавт, тоже родился в марте. Сборники «Москва-Токио»… Я тоже их читал.       ― Я не знала, что ты настолько увлечен литературой русского и японского круглого стола, — Куруми положила палочки, запивая обед миндальным молоком. — Но ты вряд ли хочешь обсудить со мной суровый и реалистичный постмодернизм в тех произведениях.       ― Да, я хотел сказать, что за пределами Азии и Востока, признанием пользуется не только Достоевский.       ― Пушкин? Его стихи мы тоже читали в детстве. Шисуи, к чему ты ведешь? Ты вырос в Европе, откуда подобный интерес к…       ― Одному писателю принадлежат такие строчки: если человеку говорить, что он свинья, то рано или поздно он… захрюкает.       ― О, — Сенджу вскинула брови, удивленная глубоким и весьма правдивым смыслом этой цитаты. — Все действительно так. Отчасти.       ― Отчасти? — Учиха нервно сглотнул, прислушиваясь к своим ощущениям и чувствам. — Эту цитату взяли за основу учений «способов о манипуляции» на кафедре социологии Оксфордского университета. Этого писателя несколько раз номинировали на Нобелевскую премию.       ― Вот как? Я не знала. Видимо, он достаточно был умен и образован.       ― Не то слово, — Шисуи не сдержал тяжёлого вздоха, после чего ослабил галстук и расстегнул верхние пуговицы своей рубашки. — Кажется, и со мной этот принцип стал работать.       ― Но разве тебя называл кто-то…       ― Только собакой, — парень впустил руку в волосы, опустившись локтями на стол. — Я понял, что это его галстук по чертовому запаху. Я его чувствую сейчас на тебе, Куруми, и меня это жутко злит. Мне не нравится, что его вещь на тебе.       Куруми замерла, затем и вовсе затаила дыхание. С виду Шисуи был похож не на пса, а на оборотня, который начал свое обращение под луной. Его не просто злило то, что она надела галстук учителя. Его до жути это бесило. И Учиха всеми силами старался взять себя в руки, понимая, что теперь многое зависит и от нее самой. От того, какие слова она ему скажет и как поступит.       ― Ты придаешь этому внимание больше, чем я, Шисуи.       ― Не растерялся, а быстро подсунул тебе свой галстук. Ублюдок.       ― Не говори так. Он твой брат. Что бы ни было, вы не должны так говорить друг о друге. Я верну ему галстук и отстираю свою блузку, чтобы она снова пахла только мной и тобой. Хорошо?       ― Знаешь? А ты от многого отказываешься, решив вернуть ему галстук, — Шисуи выпрямился, повернувшись к ней. — Если мне нравится получать боль, то причинять ее другим тоже должно быть интересно. К примеру, я бы затянул этот галстук на твоей шее сильнее, чтобы ты начала меня бояться.       Он схватил ее за галстук, приблизив ее лицо к себе. Ответив лишь легким ступором и неловкостью, Куруми украдкой взглянула на соседние столики.       ― Шисуи, у меня нет одной пуговицы. Привлечём внимание, дурная слава нам обеспечена.       ― Нет, — Учиха продолжил думать о своем и прикоснулся к ее щеке, чтобы она вернула на него взгляд. — Я бы по-другому выразил свои склонности. Я привязал бы твои руки к изголовью кровати этим галстуком и разорвал бы все оставшиеся пуговицы на твоей блузке.       ― Один разврат и ни капли садизма, — она в очередной раз склонилась к парню, когда он потянул ее за галстук. — Шисуи.       ― Я сорву с тебя всю одежду, оставив только галстук на руках. Безжалостно и грубо сяду сверху. Ты ощутишь, как тяжесть моего тела вдавливает тебя в кровать.       Куруми вдохнула, чтобы снова что-то ему сказать, но не смогла. Завороженная и погруженная в его речь, она не знала, как на это реагировать и что воспринимать всерьез, однако все равно продолжала его слушать. К тому же взгляд глаза уже казался слишком убедительным, чтобы подумать о том, как бы его прервать.       ― Ты и шевельнуться не успеешь от страха, что охватит тебя. У тебя даже не будет возможности прикрыться. Увидев серьезность и опасность моих намерений, ты закричишь и начнешь сопротивляться, умоляя меня. Но твои крики только больше будут подначивать и подталкивать меня. Ты уже представила, что бы ты кричала?       ― «Шисуи, н-не надо…» — неуверенно ответила Куруми, воспроизводя свои слова и мольбу в той ситуации. — «Отпусти меня, прошу!»       ― Проси сколько хочешь, но я сделаю это. Я накажу тебя за то, что ты посмела подпустить к себе чужого. Твой умоляющий, охрипший голос и извивающееся тело заставят меня пустить в ход руки. Ты будешь кричать и умолять меня остановиться, но я все равно склонюсь к тебе и…       Учиха приблизил ее лицо к себе до того, что кончиком своего носа коснулся ее. Пребывая в ошеломительном ожидании, Куруми затаила дыхание.       ― Защекочу тебя. До смерти.       ― Н-нет…       ― Да, Руруми, — тихо протянул Учиха, задумчиво улыбнувшись. — Да… Ты будешь плакать, вздрагивать, задыхаться. А я и мысли не допущу, чтобы на секунду остановиться… Смех.       ― Смех? — наткнувшись на подобное завершение этой фантазии, Куруми в непонимание вскинула брови. — Какой еще… смех?       ― Так как я не могу сейчас засмеяться громко и со злорадством, обойдемся словом «смех».       ― Понятно. Ты в самом деле настоящий садист и ревнивый пес. Но что, если, следуя этому принципу со свиньей, у тебя появится хвост и уши?       ― Тогда я буду спать на твоей кровати, как настоящая собака и охранять твой сон, иногда позволяя себе непристойности с твоей ногой.       Не выдержав последнего откровения своего друга-пса, Куруми рассмеялась. Вместо того, чтобы тихо прыснуть смехом, она им залилась. Разумеется, ее подобного рода эмоциональный выкат привлек внимание окружающих.       ― Ой, простите, — Сенджу прикрыла рот ладонями, виновато поклонившись своим соседям по столикам. — Простите.       Шисуи решил игнорировать посторонние запахи и взял палочки, чтобы уже покончить с своим обедом. Краем глаза следя за тем, как смущенная подруга извиняется за свой неистово внезапный смех, Учиха усмехнулся.       ― Позорятся другие, а стыдно тебе. Знакомо?       ― Предатель, — Куруми нахмурилась и ударила кулаком его по плечу.       ― Ай, б-больно…       Учиха потер место удара, поджав губы и нахмурив брови, чем снова привлек внимание Сенджу. Сначала допустив мысль о том, что он притворяется, спустя несколько секунд Куруми увидела задумчивость на его лице, при которой он продолжал потирать плечо.       ― Значит, ты не испытал сейчас никакого удовольствия?       Куруми с прежним интересом разглядывала профиль друга. Но тот так и не спешил с ответом. Сейчас его заботило совершенно другое. То, какое отношение Итачи мог бы позволить к своей ученице. Учиха еще не был уверен до конца, однако его мужское предчувствие говорило громче, чем рациональность и логика. Его кузен хоть и честный, правильный учитель, но ему ничего не помешает сделать одно исключение. И этот галстук является тому подтверждением.       Подтверждением стало и то, каким Итачи был на последнем уроке. Весь на взводе, напряжённый и порой очень резок в словах и движениях. Жар, поселившийся в его теле, разошелся не на шутку. Успокаивало лишь то, что впереди выходные, и он может отправиться домой пораньше. И, когда этот момент настал, Учиха сел в машину, беспощадно хлопнув дверью. Впервые за последние несколько лет ему захотелось закурить, чтобы хоть как-то перевести дыхание и успокоиться. Однако, бросив взгляд на дверцу ящика перед пассажирским сидением, он поймал себя на мысли, что может обойтись и без этого. Сейчас уже никакая сигарета не сможет привести его в чувства.       ― Поверить не могу, — Итачи сжал руль, нервно сглотнув. — Хуже и не придумаешь…       Пусть и прошло не очень много времени, но дрожь и напряжение, что выдавали в нем неутолимое желание, так и не стали отступать. Он увлекся до опасного предела, не в силах совладать со своей мужской впечатлительностью. И сколько еще он будет реагировать на какие-то мелочи, как неопытный школьник? В самом деле ситуация дошла до настоящего абсурда, как и мысли, что не дают ему покоя.       Понимая, что от своего напряжения ему не просто желательно, а по-настоящему необходимо избавиться, Итачи потянулся к телефону. Но уставившись в экран на имя Мари, Учиха нахмурился. Действительно ли это то, что ему поможет? Или же то, что произойдет, все только больше усложнит? Ведь это неправильно — поступать так по отношению к той, что столько времени была рядом с ним. Она заслуживает лучшего, потому что всегда была честна с ним. Какими бы невыносимыми ни были эти обстоятельства, он не должен больше позволять себе такого отношения к Мари.       И, думая о таких светлых и благородных вещах, Учиха скрывал самое главное. Он и на секунду своего голода не утолит, когда услышит голос Мари и почувствует аромат ее тела и волос. Все равно будет не то. Ведь не может он снять напряжение очень примитивным и юношеским способом. Возможно, если прилично долго постоит под холодным душем, его отпустит, в противном случае…       Экран телефона загорелся, после чего поступил входящий звонок. Все это судьба или же простое стечение обстоятельств, называемое совпадением? Учиха громко вздохнул, протерев ладонью лицо.       ― Да?       ― Итачи-кун? Ты уже освободился? Отец сказал, что ты уже должен был закончить.       Отец… Итачи мысленно проклял тот момент, когда упустил эту деталь, которая держит его пребывание в этой школе на волоске. Директор теперь и дня не упускает, чтобы уделить минутку своего внимания «будущему зятю». Таким образом риски быть раскрытым только возросли. Но так как еще никому не удавалось залезть другому человеку в голову и прочитать его мысли, Итачи мог спокойно вздохнуть. Поэтому он больше обеспокоен тем, что случайное родство Мари и директора негласно стало причиной еще одного пункта по его сближению с их семьей.       ― Да, я уже освободился.       ― Поужинаем? Я так устала, наверняка ты тоже. Но сейчас пятница, все уже…       ― Ты сделала заказ на дом, — Итачи не был удивлен, потому что прекрасно знал, что по остроумию и хитрости с этой женщиной никто не сравнится. — Могу предположить, что даже не сегодня, а еще вчера.       ― Хм. А ты видишь меня насквозь. Я уже почти дома. Приезжай ко мне.       Возможно, обычный ужин так и останется обычным ужином. Итачи мысленно усмехнулся в ответ на наивность своего предположения. И осознав, что поймал себя на слишком нехарактерном для него заблуждении, Учиха вспомнил и кое-что другое. Он уже не впервые встречается с чем-то нехарактерным. Его слова, поступки, мысли, догадки и даже фантазии — все стало другим.       Выезжая со школьной парковки, он пребывал в таком смятении, что забыл куда надо повернуть, чтобы выехать на шоссе в сторону дома Мари. Но Учиха бы и до своего с трудом доехал. При воспоминании невинной фразы и сбитого дыхания своей студентки, ему стало жарко. Итачи потянулся к галстуку, чтобы ослабить, но того не оказалось на месте. И тогда вместо прежних мыслей его начали посещать и другие.       Следовало бы и вовсе отдать ей свою рубашку. И совсем не в школе, а после того, как она вышла бы из душа. Сухая, хлопковая ткань припала бы к ее влажной груди и бедрам, краями доставая до их середины или чуть ниже, и придала бы ее образу неосторожной, но милой беспечности. Смущения в ее глазах было бы больше, чем неловкости, от чего она снова прикусила бы губу. И тогда Итачи снова бы не смог устоять на месте, обхватив ее лицо и склонившись к ней.       По слишком явной причине того, что в этой девушке его волнует все, он помнил бы о том, что она никуда не денется. Поэтому Учиха бы с нескрываемым удовольствием уделил бы отдельное внимание ее губам. Возможность испытать удовольствие от того, как она извивается под ним от желания и страсти, равнялось с тем, какое безумное чувство он испытает, мимолетно примкнув к ней поцелуем. Даже простое прикосновение к ее щеке заставит его сердце чаще биться, а мысли погрузиться в туман. И, задав себе вопрос, испытывал ли он такое раньше, у него будет только один ответ. Нет. За всю его уже прилично прожитую жизнь его не поглощали настолько безумно вожделенные мысли и чувства. Эти чувства в нем даже не вызывала женщина, с которой он хотел связать свою жизнь. И только одно осознание этого пугало Итачи сильнее, чем удивляло.       Все-таки несмотря на свое слишком напряженное и озадаченное состояние, он смог доехать до дома Мари. Ему так же удалось заехать в магазин по дороге к ней, о чем Риеки заранее его попросила. И Учиха мог гордиться собой, что не пропустил ее просьбу мимо ушей, что позволял себе в последнее время неоднократно.       ― Ты быстро, — Мари улыбнулась, увидев вошедшего Итачи. — Купил?       ― Твоё любимое.       ― Как это мило. Ты помнишь, что я люблю именно это, — Риёки взяла вино, прикоснувшись к его щеке губами. — Мм? Что это?       Она задержалась возле его щеки, затем опустилась к его шее. Итачи замер, не понимая, в чем дело и что за причина ее странного поведения. Но игнорируя его видимый ступор, женщина вдохнула полной грудью и нахмурила брови.       ― Кэнзо…       ― Кто?       Итачи не понял услышанного им имени или слова, после чего Мари отстранилась от него и посмотрела в его глаза.       ― От тебя пахнет Такадой Кэнзо.       ― Вот как? Но, к сожалению, я не удостоился чести увидеться с ним лично.       ― Забавно, — Мари отошла от него, чтобы позволить ему разуться. — К тому же последние года он провел во Франции. Но я говорила о духах из одной его цветочной линии. Что же это? Кажется, дыня, яблоки и… пионы?       Итачи задержал взгляд на своей обуви, которую снимал в этот момент. Его сердце в волнении замерло, отказываясь биться. Легкий приступ совсем ненавязчивой паники подкрался к нему и заставил его сглотнуть. Мало того, что и до этого он был слишком напряжен и на взводе, те воспоминания снова накрыли его с головой. Однако, нервно сглотнув и терпеливо наполнив легкие воздухом, Учиха все же с внешним спокойствием поднял взгляд на Риеки.       ― Видимо, французское парфюмерное обоняние у тебя в крови. От бабушки.       ― Возможно, — Риёки всматривалась в его лицо и глаза, стараясь зацепиться хоть за что-то. — Ты еще и без галстука. Где его оставил?       ― Я был без него.       Мари очень задумчивым и испытывающим взглядом продолжала смотреть на Итачи, давая ему больше новых поводов для домыслов и волнений. Но простояв безмолвно на месте несколько секунд, она внезапно улыбнулась.       ― Хорошо. Проходи. Накормлю уставшего учителя самым вкусным ужином.       ― Звучит так, словно ты готовила все сама, — тихо заметил Учиха, проходя мимо нее.       ― То, как я обговаривала заказ с кухней этого ресторана, делает меня участницей приготовлений. Боже… Но ведь это и вправду глупость, верно?       ― Что…       Снова не так? — хотелось бы ему добавить, однако Итачи себя сдержал. Набравшись нового терпения, он с видимым спокойствием неторопливо повернулся к стоящей позади него Мари. От этого затянутого непонимания у него уже настойчиво першило в горле и даже бросило в легкий жар. Однако эта женщина все равно не спешила с ответом, продолжая испытывать его терпение. И, уже не имея никаких сил ее ждать, Учиха решил задать ей вопрос напрямую:       — О чем ты?       ― Да, собственно, ни о чем, но, — Мари подняла взгляд с бутылки вина на Итачи и снова неловко улыбнулась. — Принимая во внимание то, чьим больше всего спросом пользуется такая линия. Это очень юный и невинный аромат. Поэтому, я бы сказала, что от тебя, Итачи-кун, пахнет… старшеклассницей.