Внеклассные чувства

      Спустя одно мгновение Куруми резко отступила от раковины, не в силах отвести взгляда от своих губ в отражении. Смущение накрыло ее очень сильной, непреодолимой волной. Оно усилилось настолько, что девушка с трудом устояла на ногах, потому что осознала, что момент в учительской был далеко не единичным случаем. После него был кабинет, в котором его дыхание уже касалось ее уха. И при мысли об этом, Куруми снова накрыла губы ладонью, чтобы подавить неизвестного рода вздох.       Если он стоял к ней достаточно близко, то в любом случае должен был услышать то, что она ему сказала. Как только она произнесла ту вызывающую и непозволительную просьбу поцеловать ее, он испытал удивление, которое слышалось в его голосе и было видно в его глазах. Однако Учиха все равно сделал вид, что ничего не понял. Или же вовсе подумал, что ему показалось. Однозначно, он решил, что ему послышалось. И это в порядке вещей, слышать такие слова от своей ученицы?       Куруми озадаченно нахмурила брови, подступая к новой суровой и нестандартной правде. Кажется, учитель думает, что она слишком наивна и глупа, чтобы не сложить несколько деталей воедино. Разумеется, он также считает, что в ней недостаточно храбрости спросить его о таком. Но она его спросит. Но только для начала ей предстоит сделать то, что сможет опровергнуть или подтвердить ее догадки.       Весь оставшийся день и вечер Куруми была вынуждена обдумывать то, что осознала в школе. Пребывая в сомнениях и волнении, она с трудом подготовилась к завтрашнему дню и сделала уроки. Ей не раз приходилось откладывать ручку и делать глубокий вдох, чтобы мысленно настроиться на занятия. Однако учитель и его странное поведение не уходили от нее далеко. Теперь ей оставалось лишь дождаться начала очередного учебного дня, чтобы решиться на то, что она задумала.       И вновь, проведя беспокойную ночь в раздумьях, Сенджу пришла в школу раньше остальных. Но в этот раз она понимала, что сомневалась и волновалась не зря, а обоснованно. Так как от исхода ее небольшого «эксперимента» зависит истинная причина всего происходящего, она не могла реагировать по-другому. Поэтому сейчас, сидя в кабинете, который лишь недавно начал наполняться одноклассниками, Куруми старалась унять свое беспокойство перед началом урока математики.       ― Доброе утро, Руру! — Юи подошла к подруге, чтобы обнять ее. — Как спалось?       ― Доброе утро, — Куруми улыбнулась, не сдержав тяжелого вздоха. — Спала, как младенец.       ― Ага, по тебе видно. Ты не выспалась, — Оота приобняла сидящую за партой Руру и прижалась щекой к ее щеке. ― Или, может быть, тебя расстроил этот лондонский демон? Давай… убьем его? Толкнем под поезд, когда он будет ехать с нами домой.       ― Тогда я лучше пересяду на автобус, — раздался голос позади Юи, после чего она резко выпрямилась, отстранившись от подруги.       Девушка повернулась в сторону того, о ком она только секунду назад допустила мысль, а уже столкнулась с его притворно дружелюбным взглядом. Юи нахмурила брови, недовольно поджала губы и сложила руки на груди, чтобы набраться смелости ему ответить.       ― Хм. Ты и подкрадываешься к нам таинственным образом тихо, как какой-то нечестивый.       — Нечестивый?       Шисуи не сдержал громкого вздоха и довольно задумчивой усмешки, после чего неторопливо сократил расстояние между ним и Юи, чем заставил последнею перемениться в лице.       ― О, да, Оота. Я дышу только одной похотью и полностью увяз в своих грешных помыслах, — Шисуи довольно ухмыльнулся, склонившись к лицу застывшей на месте девушки, и перешел на шепот. — И я, клянусь, сделаю все, чтобы ты воплотила хотя бы одну из них.       ― Ах, ты… Д-демон.       ― Все же я предпочитаю, чтобы в те моменты ты звала меня по имени.       Учиха пальцами схватил ее подбородок, приблизив ее лицо к себе. Постепенно все понимающая и осознающая Юи начала злиться, однако все равно не смогла прогнать страх, который вызвали его шепот и слова.       ― Тогда в моих руках ты будешь такой непристойной и развязной, умоляя меня не останавливаться. Но все равно ты останешься по-своему милой и нежной. Однако уже не такой непорочной, как…       ― Нет!       Оота резко отступила от него, не в силах унять своего волнения и очень сильного смущения. И, разумеется, подобное выражение ее протеста не осталось незамеченным в кабинете, от чего большинство одноклассников посмотрели на них.       ― Юи-чан? — девушка с первой парты с темными короткими волосами повернулась к ней. — Что случилось?       ― Он… Это всё он! — Оота указала пальцем на стоящего перед ней Учиху. ― Говорит мне такие гадости! Мерзкие и отвратительные…       ― Мерзкие и отвратительные? — Учиха вскинул брови, демонстрируя свое непонимание и искреннее удивление. ― Юи… Я ведь просто хотел пожелать тебе доброго утра и сказать, что твои новые сережки очень идут к твоим невероятно зеленым глазам.       ― Ох, Шисуи-кун, — одноклассница с первой парты перевела взгляд на него, не сдержав нежной улыбки. — Это слишком мило. Ты такой заботливый и внимательный.       ― Спасибо, Такогава. Мне приятно, но все равно больше неловко, — Шисуи смущенно улыбнулся, пустив руку в волосы. — Я не смею принимать подобные слова от такой милой леди, как ты.       ― Он назвал ее леди? — девушка с другого угла класса опустила руки с телефоном и повернулась к Учихе. ― Я сейчас расплачусь. Шисуи-кун, ты точно не с нашей планеты. Настоящий английский джентльмен.       ― Настоящий мужчина, иными словами, — подхватила ее соседка, что вызвало недовольство на последних партах, где расположились парни.       ― Метнул налево и направо «леди-милашка», и всё? И теперь все девчонки твои? — Итока с последней парты взглянул на Учиху. — Какого черта, Шисуи?       ― Ну, — он задумчиво улыбнулся, следя за тем, как Юи с трудом сдерживает свой гнев и смущение. — Девушки, как цветы. Они любят ласку и уход. Чем больше ты им это даешь, тем ярче и прекрасней они для тебя расцветают.       Юи громко выдохнула и снова встала на место, где стояла до этого всего фальшивого откровения. И, когда Шисуи снова улыбнулся, она вздрогнула, желая закричать еще громче и позвать на помощь. Но Оота не настолько впечатлительна, как может казаться. Она взяла себя в руки и настроилась на последнее предупреждение за этот день.       ― Зло. Какое же ты… зло, — Юи покачала головой, вновь сложив руки на груди, чтобы скрыть дрожь в теле. — Но я выведу тебя на чистую воду и всем покажу, какой ты на самом деле.       Его невинная улыбка сменилась на усмешку. Учиха нарочно не спешил с ответом. Он сунул руки в карманы брюк и задумчиво прищурил глаза. Подумав в этот момент о том, что он старается не засмеяться своим злобным, дьявольским смехом, Оота нервно сглотнула от волнения. Но, к приятному удивлению, он не засмеялся, а только подступил к ней и приблизился к ее уху.       ― С нетерпением буду ждать, — ответил Учиха, задев кончиком носа ее ухо. — Этой ночи.       ― Демон! — Юи не выдержала его второго наступления и собрала все силы, чтобы оттолкнуть его от себя. ― Тебе это с рук не сойдет!       Едва не потеряв остатки своей рассудительности и равновесия, она пригрозила ему пальцем дрожащей руки и изо всех сил пыталась быть убедительной.       — Я сделаю все, чтобы не допустить подобного!       ― Куруми-сан, что с ней происходит? — Такогава все же не усидела на месте и подошла к заместителю. ― Никогда не видела ее такой.       ― Юи? — Сенджу слишком поздно начала вслушиваться в вопрос, но все же поняла о ком шла речь. ― Кажется, она просто…       Куруми обернулась, увидев недовольную подругу уже сидящей на своем месте со сложенными руками на груди. Но в силу того, что и сама она уже со вчерашнего дня пребывает в своих мыслях, Сенджу смогла лишь предположить самое логичное и простое объяснение:       — Переволновалась.       ― Переволновалась? — Такогава задумчиво усмехнулась, покачав головой. ― Да тут ведь что-то посильнее.       ― Посильнее? — Сенджу вернула взгляд на одноклассницу. ― О чем ты?       ― Кажется, о том самом.       Прозвенел звонок. Услышав звук входной двери, Куруми напряглась всем телом, ощутив себя каменной статуей. Даже когда прозвучала команда встать, Сенджу не сразу на нее отреагировала, но вспомнила, что если не встанет, то привлечет к себе внимание. Следя за тем, как он подходит к трибуне, девушка нервно сглотнула и сжала кулаки, чтобы унять свое волнение и набраться сил для предстоящего безумия.       Решаясь на это весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро, Куруми каждую минуту смотрела на часы, поднимая взгляд выше доски. Чем ближе подходил конец урока, тем меньше времени оставалось до проверочной работы. И именно этой работе будет суждено остаться не написанной. Выбрав очень безответственный и рискованный способ проверки своих предположений, Сенджу не переставала себя к нему подготавливать. Вполне возможно, что он и взглядом не проходится по ее работам, ставя ей низкие баллы просто так. Ведь она не могла скатиться по математике настолько быстро и так низко. Если сегодня сдаст ему пустую работу и получит за нее ту же оценку, что и раньше, то это станет ответом на ее главный вопрос.       Это время пришло. Куруми сидела с карандашом в руке и смотрела на бланки теста, снова испытав сомнения по этому поводу.       ― Боже, — она нервно сглотнула, поднося карандаш к листку с заданием. — Я сошла… с ума.       ― Руру? — Юи тихо обратилась к подруге, прикоснувшись к ее спине. — Что такое?       ― Н-ничего, — Куруми повернулась к плечу и покачала головой. — Всё в порядке.       ― Сенджу?       Раздавшийся голос учителя заставил ее вздрогнуть и резко повернуться к нему. Заметив, что в ее глазах мелькнул даже страх, когда она встретилась с ним взглядом, Учиха озадаченно нахмурил брови.       ― В чем дело?       ― Ни в чем, сенсей, — тихо ответила Сенджу, опустив взгляд на тест. — Простите.       ― Хорошо, — с едва слышимой неуверенностью протянул Итачи, взглянув на свои часы. — До звонка пятнадцать минут. Время пошло.       Хоть оно и пошло, но вот задачи так и не начали решаться, потому что Куруми решилась на задуманное. Заполнив лишь лицевую форму, Куруми оставила задания не тронутыми. Краем глаза, следя за тем, как учитель записывает домашнее задание на доске, Сенджу взглянула и на одноклассников, которые заканчивали с проверочной.       После звонка, стараясь вести себя как обычно, Куруми сложила свой тест между теми, которые успела собрать с других парт и отнесла их Итачи. Тот занимался ведомостями, пока она убирала материал с доски. И теперь ей осталось только ждать. Завтра, когда он объявит результаты тестирования, все станет ясным.       И следующее утро было самым страшным и волнительным в жизни Куруми, однако по-своему ожидаемым. От неловкости и легкого страха, она не могла спокойно дышать и унять дрожь в теле. Заняв свое место, когда он позволил всем сесть, Сенджу затаила дыхание, хотя Итачи только начал с начала списка. И когда приблизилась ее фамилия, она сделала глубокий вдох.       ― Сенджу…       Куруми даже опустила голову и зажмурила глаза. Одно из двух. За пустую работу ставится «не зачтено». Но если он специально занижал ей оценки, не проверяя ее работы, то она, как до этого, получит…       ― Шестьдесят два.       Класс наполнился тишиной, однако он продолжал говорить, озвучивая баллы других. Куруми захлестнуло ступором и волнением сразу, от чего уши заложило, как от самого громкого в мире звука. Но все равно она слышала лишь тишину. Сердце забилось с таким беспокойством, что стало болеть, распространяя эту боль в груди, затем по всему телу.       ― Невозможно, — Сенджу схватилась за голову, не понимая и не слыша того, что он начал говорить о новой теме. — Он не проверил мою работу, но…       Проигнорировав отработку и по этой теме, Куруми боялась одной только мысли о том, чтобы остаться наедине с ним. Пусть она готовила себя к этому и даже хотела такого результата, но все равно ее переполняло волнение и легкий шок. Поначалу не верилось в то, что это происходит на самом деле. Но результат, который она слышала даже на следующий день, не позволял ей больше сомневаться в действительности.       Собраться с мыслями и успокоиться Сенджу смогла лишь после уроков, когда пришла на кружок живописи. Занимаясь своей картиной для конкурса, Куруми параллельно с этим помогала учителю рисования проводить занятие первогодкам. И одна из них, проходя мимо ее мольберта, заметила того, кто позировал на картине:       ― О господи… Это ведь тот красавчик из твоего класса! Ты его хоть потрогала, сенпай?       ― Что за новая мода на непристойности? — Сенджу тяжело вздохнула, повернувшись к девочкам, которые уже столпились вокруг нее. ― Лучше займитесь натюрмортом и привыкайте держать руку навесу за мольбертом. Кто вперед закончит, возьмет из корзины все фрукты, какие захочет.       ― Ну, Куруми-сан, прости, фрукты рисовать не так интересно, как такого натурщика. Пригласишь его к нам на занятия?       Остальные девочки смущенно посмеялись, возвращаясь к своим местам, когда в кабинет вернулась учительница. Время за рисованием для Куруми всегда проходило незаметно, к тому же в этот раз был повод хорошо «кое-что» обдумать в своем сосредоточенном состоянии. И уже спустя пару часов, из всех присутствующих в аудитории остались не только она с преподавателем, но и опустевшая чаша для фруктов. Куруми обратила внимание на время, когда в дверь постучали, после чего та осторожно открылась, чем заставила девушку отложить кисть.       ― Куруми-сан? — в класс живописи вошел Надзуки. — Учиха-сенсей просил тебя зайти.       ― Просил зайти? — она взглянула из-за мольберта на вошедшего старосту. — Спасибо, Рё-кун, я зайду к нему чуть позже. Мне надо закончить.       Надзуки кивнул и, попрощавшись с одноклассницей и учителем, вышел из аудитории. Сенджу перевела задумчивый взгляд на окно, за которым уже близился вечер.       ― Не забудь к нему подойти, Куруми-чан, пока он не ушел. Ключи от кабинета оставлю тут, — женщина показала ей ключи в руке и положила их на стол. — До завтра.       ― До свидания, сенсей.       Теперь в этих стенах осталась лишь она. И как только класс опустел и наполнился идеальной тишиной, ее мысли стали громче и менее сдержанно посещать ее голову. Куруми протянула кисть к картине, но задержала руку, смотря на своего друга, и сразу же вспомнила его двоюродного брата. Итачи был в тот вечер больше, чем просто возмущен и недоволен. Сенджу видела, насколько сдержанным пытался казаться учитель, разговаривая с ней за дверью, но его глаза говорили сами за себя. Но ей и в голову не могла прийти мысль о том, что он способен на подобные меры. Твердя ей о том, что она должна собраться силами, посвятив себя ему и его предмету, он сам пошел на такой нечестный метод.       И это теперь ее не волновало, как раньше. Даже теперь и малейшего смущения Сенджу не испытывала при мысли о том, как Учиха-сенсей решил преподать ей урок. Девушка нахмурилась, решительно встав со стула, и сняла с себя фартук. Чем сейчас не подходящий момент спросить его и кое-что ему сказать?       ― Учеба важнее, значит?       В это время Итачи сидел в учительской, заполняя табель с оценками своих студентов, и проверял рейтинг одной из учениц. Если такое влияние на нее оказывает Шисуи, то ему придется провести непростую беседу с этими двумя экспериментаторами, которые свои игры перенесли из кабинета химии в класс рисования. И в очередной раз связав перевод своего кузена в эту школу с низкими оценками Сенджу, Учиха подавил в теле прохладную дрожь от чувства, что царапало его грудь изнутри.       — Вы просили зайти, сенсей?       Голос, нарушивший тишину в учительской, вызвал в теле Учихи новую легкую дрожь. Он поднял взгляд с ведомостей на двери и увидел ее. Итачи повернулся к окну, наткнувшись на вид скрывающегося солнца за горизонт. И как он увлекся работой и своими мыслями настолько, что не заметил, как остался в учительской один?       — Да, просил, — ответил Итачи, вернув взгляд на девушку. — Но сделать это следовало сразу после уроков, а не на ночь глядя, Сенджу.       — Лучше поздно, чем никогда.       Она непринужденно, почти легкомысленно пожала плечами и с таким же видом улыбнулась, приближаясь к его столу. Мужчина проследил за ее походкой. Она делала все настолько тихо и медленно, словно и вовсе подкрадывалась к нему. Итачи нервно прочистил горло, пытаясь игнорировать свои замечания в ее нестандартном поведении.       — Ты могла бы прийти завтра. Утром.       Учиха почувствовал знакомый цветочный аромат, когда она подошла ближе. Миндаль и пионы совсем не кстати наполнили все пространство вокруг, от чего его тело моментально отреагировало заметным напряжением. Ему снова пришлось терпеливо сглотнуть.       — Вы ведь сами нас учите не откладывать на завтра, если можно сделать сегодня, — заметив это с долей притворного легкомыслия в голосе, Куруми заставила учителя нахмуриться. — Ведь так?       — Да, но…       — Значит, я сделала правильно, что пришла сейчас, а не завтра?       Стараясь убедить себя в том, что ему не стоит обращать внимания на такие детали, Итачи решил сдаться. Чем короче будет этот разговор, тем лучше. Также ему лучше игнорировать все эти нетипичные перемены в ней, которым удается сбивать его с толка.       — Если тебе будет легче от этого, то да.       — Тогда зачем Вы просили меня подойти к Вам?       Итачи выдержал молчаливую паузу, задержав взгляд на лице студентки. Она ведь прекрасно знает, зачем он попросил ее зайти к нему, но почему-то делает вид, что нуждается в ответе. Строит из себя слишком невинную и ничего непонимающую студентку, которую он вынудил явиться к нему так поздно. Учиха и дальше бы продолжал мысленно возмущаться ее поведению, если бы не начал вглядываться в ее глаза. Он вновь обратил внимание на обстановку в кабинете и приближающийся за окном вечер. Поэтому Итачи заметил, как при свете уходящего солнца ее глаза наполнись светом, приобретая более насыщенный и темный оттенок голубого. Мужчина лишь сделал глубокий вдох в ответ на то, что так и не увидел на ее лице неловкость и смущение, которые нередко замечал до этого.       — Ты систематично делаешь ошибки в контрольных, — взяв себя в руки, ответил Итачи. — Я посмотрел твои оценки до моего прихода. Ты никогда не получала отметки ниже восьмидесяти баллов.       — Выходит, я стала хуже учиться, когда Вы пришли?       — Выходит, что так.       — А что с моими другими оценками?       — Что? — Учиха не понял вопроса, а точнее даже не ожидал услышать его.       — Мои другие оценки.       Она склонилась к учителю, затем взглянула на табель оценок, что лежал перед ним. Пройдясь взглядом по списку фамилий, Куруми нашла свою, после чего направила свой взгляд вдоль перечня предметов и оценок.       — Вы ведь уже убедились в том, что по другим предметам я учусь как и раньше. Я не стала знать Ваш предмет хуже, — Куруми подняла на учителя глаза, вернув свой внимательный взгляд на его лицо. — Просто Вы сами дали понять мне, что хороших оценок мне не получить.       — Вот как? — Итачи в легкой усмешке и изумлении вскинул брови. — Посмею спросить, чем же я дал тебе это понять?       — Тем, что, не проверив мою последнюю работу, Вы поставили мне оценку.       Учиха замер, позволив своему удивлению проявиться на его лице. Но несмотря на то, что ситуация становилась все более напряженной и непростой, это ничуть не смутило Куруми. Она продолжала смотреть на учителя в ответ, без труда набираясь храбрости для очередной ее попытки узнать правду.       — Вы даже не заглянули на последний листок теста, а сразу внесли оценку в табель. Сенсей, разве учителя так поступают? Кто знает, как я решала контрольные до этого на самом деле…       ― На самом деле? Ты хоть вообще понимаешь, кому ты это говоришь? Я не твой одноклассник или приятель, чтобы позволять так разговаривать со мной, — он поднялся со стула, затем склонился к ней, опираясь руками на стол. ― Просто согласись, что тебе учить уроки не так интересно, как проводить время с парнями на заднем дворе.       — Вы еще и шпионили за мной? — ей пришлось приподнять голову, чтобы видеть его лицо. ― За это у меня и выходят плохие оценки? Я не с тем провожу время? Возможно, это Ваша месть за то, что я не приходила к Вам на отработку, а предпочла репетитора моложе и…       — Довольно, — слишком резко и грубо бросил Итачи, не понимая, как ей только удалось задеть его подобным предположением. ― Думай, прежде чем что-то говорить. Мне совершенно неинтересно, почему ты не приходила.       — Значит, я сама Вам совсем неинтересна? И даже не нравлюсь Вам?       — Что? — Учиха осторожно выпрямился, испытав довольно сильный ступор и так не свойственное ему волнение. ― Сенджу, прекрати. Сейчас же.       Но, судя по ее взгляду и выражению лица, ни отступать, ни прекращать все это безумие в ее планах не было. До сих пор пребывая в своем ступоре и непонимании, Итачи проследил за тем, как она обошла его стол и подошла к нему. Собирая остатки терпения и сил, Учиха повернулся к ней, чтобы потребовать объяснений, но напрочь забыл об этом, когда снова встретился с ней взглядом.       — Я думала, что хоть немного заинтересовала Вас, Итачи-сенсей.       Она прикоснулась к его руке, на что по его телу прошлась дрожь. Он даже не нашел в себе силы одернуть руку, позволив этим чувствам полностью наполнить его тело. А после его имени, произнесенного ее тихим, нежным голосом, весь его рассудок и вовсе беспощадно охватил туман.       ― По Вашему взгляду, — тихо и вкрадчиво продолжила Куруми. — Тому, как Вы смотрите на меня. Мне показалось, что я Вам… нравлюсь.       Сенджу нежно прикоснулась к его щеке, на что Итачи осторожно прикрыл глаза, затаив дыхание от истомы, что разошлась от ее тепла. Напряжение, что он стал испытывать, как только она вошла в кабинет, уже не было сил скрывать и сдерживать.       ― Значит, Вы никогда не хотели прикоснуться ко мне? — она приложила его руку к своей щеке. ― И сами не желали, чтобы я… коснулась Вас?       Окончательно сбитый с толку, Итачи не мог не то, чтобы пошевелиться, он даже не был способен вспомнить как дышать. Тепло от ее ладони на щеке лишило его рассудка и всех мыслей, что беспокоили его несколько секунд назад. Также ощутив прикосновение в своей руке к ее щеке, мужчина едва не расправил ладонь. Ее смелый и вызывающий поступок оказался настоящим весомым аргументом, против которого Итачи не хотел идти. Допустив мысль о том, чтобы честным согласием ответить на каждый ее вопрос, мужчина расслышал тихий голос своей утраченной рациональности.       И, вопреки тому, как сильно он хотел признаться в правдивости ее догадок и предположений, Учиха наткнулся на свое собственное внутреннее возражение. Его чувства и желание хоть уже и лишили его воли, однако он помнил, что должен держаться. Поэтому, с нежеланием взывая к своему терпению, мужчина принялся собирать ничтожные остатки сил воедино, чтобы вернуть в свое расположение прежний контроль над ситуацией. Пусть он не мог унять свое бешено колотящееся сердце в груди и подавить дрожь в своем теле, но Итачи заставил себя открыть глаза и снова встретиться с ее взглядом.       — Я сказал, чтобы ты прекратила, — Учиха накрыл ее руку ладонью и освободил своё лицо. — Если думаешь, что так можешь выпросить зачет за промежуточные, к которым я тебя не допущу, ты ошибаешься.       Ее защита из уверенности и недовольства, выстроенная перед этим разговором, треснула. Куруми задержала взгляд на его глазах, не зная, что сказать в ответ. Его решительный отказ был таким внезапным и неожиданным, что она не смогла его должным образом обдумать. Волнение быстро охватило ее мысли и тело. Куруми нервно сглотнула, стараясь всеми силами не терять той смелости, что была у нее все эти несколько минут.       ― Но мой…       ― Твой нерешенный тест с пустыми бланками лежит у меня на столе, — Итачи и на секунду не мог прервать свой взгляд на нее, всматриваясь в глаза, которые теряли ее былую, дерзкую храбрость. — На примере с этим пустым тестом, ты показала, как неплохо можешь применять метод математической индукции, но, как выяснилось, не там, где следует. Ты слишком много ненужного вбила в свою юную самоуверенную голову.       Она молчала и после этих слов. Все не могло так быстро обернуться против нее. Эти моменты, в которых он каждый раз пытался ненавязчиво к ней прикоснуться. Его взгляд туда, куда учитель смотреть не может. Ведь всё это было. И если он увидел ее тест и знал, что он пустой, то почему в итоге у нее вышла та оценка? Сенджу незаметно сделала глубокий вдох, сжав кулак в руке, которой касалась его лица.       ― Почему Вы не поставили пропуск или неудовлетворительно?       Ее голос прозвучал тише, но все равно с долей убедительности и той смелости, которую она тратила с каждой секундой. А его взгляд только ускорял этот неприятный процесс, в котором Куруми буквально на глазах теряла нить к спокойствию и свою уверенность.       ― Потому что какую бы оценку я тебе ни поставил, ты все равно будешь переписывать эти контрольные и отработаешь все свои ошибки, которые допустила ты. Сама.       — Я…       И как это могло произойти с ней? Задав этот вопрос самой себе, Куруми ощутила, как голова наполнилась теплом, которое стало подбираться к ее щекам. Это не мог быть ее очередной «просчет». Она же сделала все верно. Сложила некоторые детали, сопоставила весьма нестандартные ситуации и факты, а в итоге ошиблась? Нет — тихо возразил ее внутренний голос, который хоть немного, но все же смог прогнать ее растерянность и волнение.       ― Я не буду ходить к Вам на отработку, — Сенджу нахмурилась, стараясь унять дрожь в голосе. — Ни за что.       — Тебе придется, — собрав все своё последнее спокойствие, ответил Итачи. — Если не хочешь проблем с экзаменами, то исправить свои оценки ты должна. А теперь, когда мы все выяснили, мне нужно работать.       Демонстративно дав ей понять, что желает заняться работой, Итачи вернулся за стол и взял папку с тестами другого класса. Но какой бы напуганной или растерянной Куруми ни была в этот момент, она поняла, что не станет послушно склонять голову и извиняться перед ним.       — Да я лучше вообще перестану ходить в школу, чем приду хоть на одну Вашу отработку.       — Твое право, — тихо и непринужденно протянул Учиха, обводя верные ответы в проверочной. — Ты вольна поступать так, как считаешь нужным. Но все-таки, как твой классный руководитель, я этого не одобряю.       ― Сенсей…       Всматриваясь в профиль его лица, Сенджу не могла поверить и принять свое заблуждение. Даже это легкое прикосновение к его щеке показало, как он к этому отнесся. И в отличие от него, Куруми не прикрывала глаза. Все эти напряженные и непростые минуты она смотрела только на него, наблюдая его реакцию.       ― Почему Вы просто не признаете то, что я Вам нравлюсь? Нравлюсь… как девушка.       По его телу незаметно прошлась дрожь. Это был последний день, когда он надел галстук, потому что сейчас терпеть и выдерживать то, как этот узел его душит, Итачи уже не может. Волнение не успело проявить себя, как сменилось легким учительским возмущением, панически боясь обернуться в настоящий страх. Хотя Учиха уже стоял на пороге того, что своим поведением и неспокойными мыслями он запросто мог бы себя выдать. Но как бы ему ни хотелось высказать всю «правду» и признаться в том, в чем нельзя, Итачи должен оставаться учителем, по крайней мере сейчас.       Он осторожно сделал вдох и отложил ручку, чувствуя ее взгляд на своем лице. Странно, но в этой ситуации он все равно злился больше на себя, чем на нее. Ее дерзкие предположения пусть и правдивы, но все равно показывают ему истинный, суровый расклад, который он поменять не в праве и не в силах.       ― Кажется, я уже говорил тебе об этом, — Итачи повернулся к ней, встретившись с ее искренне непонимающим взглядом. — Я не отрицаю, что нахожу тебя довольно привлекательной и красивой. Но, в силу твоего возраста и неопытности, ты не входишь в категорию «в моем вкусе».       Куруми, словно по недавно отработанной привычке, хотела ему возразить, однако вовремя себя одернула. Черный холод его глаз внезапно стал колючим и режущим, от чего девушка ощутила весьма символичную боль в груди. Не в его вкусе… Кажется, Сенджу из этого разговора теперь будет помнить только это. Главная причина того, что она просчиталась — его вкус? Все ее догадки и «теории» наткнулись на то, что она просто оказалась за рамками его предпочтения? Сейчас она видела в его глазах настолько сильную правду и настоящую убедительность, что, казалось, Куруми и вовсе прикоснулась к ним. Она ощутила их, протянув руку. От того ее тело и наполнилось больной и очень мучительной тяжестью.       ― Если не поторопишься сейчас, — его голос напомнил ей о том, что этот непростой разговор должен подходить к концу, — можешь опоздать на поезд.       После того, как его последнее слово дошло до ее ушей, она опомнилась. И даже если теперь она рисковала остаться на улице без возможности вернуться домой, оставаться в школе ей хотелось меньше всего. Помимо того, что указал ей на ее девичью самоуверенность и чрезмерную фантазию, учитель также забрал свои недавние слова о том, что может быть ей другом. Приколотив ее к полу словами о том, что она не в его вкусе, этот мужчина ударил ее по лицу, обескуражив и лишив земли под ногами.       Куруми вышла из кабинета, не выдержав и минуты в одном помещении с ним. Как только она оказалась за дверью, Учиха тяжело вздохнул и наконец-то ослабил свой галстук, чтобы не задохнуться от эмоций, что до сих пор не могли оставить его. Кровь била по ушам, не позволяя ему слышать ничего кроме его пульса и биения сердца. Итачи схватил галстук и совсем стянул его с шеи. Потерев ее, он до сих пор надеялся, что дышать будет легче, но на самом деле с каждой секундой становилось только хуже. Приняв свои чувства к ней, он подумал, что все равно хуже уже ничего не будет. Но Итачи уже тогда начал заблуждаться. Он проявлял неосторожность, слепо и без оглядки следовал за своими желаниями, от того это и привело его к тому, что произошло сейчас.       Громко выдохнув, Учиха схватился за голову, опустив локти на стол. Он ничего не просчитал, действовал необдуманно и спонтанно. Куруми подступила слишком близко к правде, чем не только сбила его с толку, но и напугала. Ему еще не доводилось испытывать такое волнение и прилагать столько сил, чтобы скрыть его. Оказалось, что не ей, а ему приходится сталкиваться с многими вещами впервые. Первая неконтролируемая ревность, которая не оставляла его даже во сне. Первое волнение, заставляющее его чувствовать себя таким юным и неопытным рядом с ней. Первый необъятный страх быть раскрытым и первое чувство, так сильно изменившее его жизнь.       После того, что ему довелось пережить в конце учебной недели, Итачи понимал, что эта пятница не должна пройти без встречи с тем, кто единственный мог ему помочь. Учиха никогда не просил советов у других относительно тех девушек, с которыми он на тот момент имел дело. Все решалось само по себе и никогда не усложнялось. Но встретив эту дерзкую, не по годам умную школьницу, Учиха, во всех смыслах этого слова, сломался. Теперь он не имел полный контроль над своими мыслями, желаниями, словами и действиями. Все происходит слишком быстро, неосторожно и неожиданно. Итачи осознавал, что не в силах ничего поделать, потому что теперь за его разум говорило сердце, которое рвется из груди и не позволяет хоть на секунду задуматься о чем-то «правильном».       ― Я могу тебя положить в одну клинику, — Котуки улыбнулся, сидя напротив друга в их постоянном месте встречи. — Отправлю тебя на пару месяцев. Отдохнешь, полечишь нервы, наберешься сил.       ― Мне уже все равно, ты можешь говорить что угодно, — Итачи опустил взгляд на свой стакан с нетронутым виски, в котором уже таял лед. — Сам я эти проблемы решить не могу. Можешь выставить мне за эту встречу счет, как за прием.       ― Итачи, — мужчина покачал головой и тяжело вздохнул. — Во всей сложившейся ситуации ты слишком жалок, чтобы брать с тебя деньги.       ― Ты придаешь сил и уверенности своим пациентам, унижая их? Невероятно.       ― Нет, так я поступаю только по отношению к друзьям и родным. Но если серьезно, даже не знаю, чем тебя порадовать. То, что произошло, конечно, бесследным для вас не останется. Можно сказать, что ты запустил механизм действий, который пошел не в твою пользу.       ― Механизм действий?       Котуки выдержал недолгую паузу задумчивого молчания. Он опустил взгляд на стакан Итачи, видя, как лед разбавляет виски. Невооруженным взглядом было видно, что человек сидящий перед ним, уже не тот, что был раньше. В нем уже нет уверенности в завтрашнем дне, от того он и просит помощи, не заботясь о том, как это выглядит со стороны. У этого стакана виски и у жизни Итачи появилась одна схожая черта. Они оба разбавлены тем, что меняет их привычный вкус и характер. И если с виски эту проблему решить можно легко, то с тем, как помочь другу, Котуки должен постараться.       ― Ты когда-нибудь слышал одно забавное выражение? — задумчиво начал он, подняв взгляд на Итачи. — «Кошку против шерсти не гладят».       ― Даже если и не слышал, я все равно понимаю, на что ты намекаешь.       ― Ну, вот. Ты погладил ее против шерсти, Итачи. Теперь жди, что она тебя укусит в ответ. К тому же ты сказал ей, что она не в твоем вкусе… Мне даже страшно за твою жизнь. Теперь она тебя точно ненавидит.       Учиха решил ничего не отвечать на слова друга, который поднес стакан к губам. Если взглянуть на всё очень внимательно и с толком, то можно прийти к выводу, что каждый сможет быть психологом. Однако, следует сразу же заметить, что не все будут этим пользоваться там, где надо. Кому-то удается на простом примере объяснять очень сложные вещи, к чему не каждый сможет прийти самостоятельно. Как Итачи уже говорил, выучить — не значит понять. Но Котуки понимает даже больше, чем следует, и, возможно, выслушав короткую предысторию вопроса, он уже знал, что и как закончилось. Он обошелся без уточнений о деталях у самого участника того вечера. Однако, как только поставил стакан на стол, мужчина все-таки решил кое-что уточнить.       ― С каким главным аргументом она пришла к тебе?       ― Она, — задумчиво протянул Итачи, тяжело вздохнув. — Она сказала мне, что я специально занижал ей оценки, потому что ревновал ее к однокласснику.       ― А ты хочешь сказать, что это не так?       Увидев на лице друга усмешку, Итачи все-таки вернулся в кабинет и в то время. На щеке снова возникло легкое тепло, которое вызвало дрожь в его теле. А при виде лица Котуки все только больше становилось слишком навязчивым и даже слишком реалистичным.       ― Не так, — Учиха нахмурился и отвел взгляд в сторону, проведя ладонью по лицу. — Отчасти. Я признаю, что ревновал. Но ошибки были ее.       ― Поэтому она и сдала тебе пустые тесты, чтобы проверить? Какая смышленая… — Котуки задумчиво улыбнулся, после чего покачал головой. — Итачи, а ведь эта школьница видит намного больше, чем ты думаешь.       И вышло, что Куруми не просто умнее. Она оказалась смышлёнее и сообразительнее, чем он сам. Слишком быстро и ловко все сложила воедино и проявила при этом чрезмерно много внимательности. Возможно, все в один момент изменилось бы, но все-таки не под конец первого триместра. Поэтому, даже боясь подумать о том, что ему предстоит пережить за этот учебный год, Учиха снова не сдержал тяжелого вздоха.       ― И все уже не будет как прежде? Всего лишь от того, что я…       ― Итачи, ты отверг ее, используя учительский метод, но не совсем деликатный.       ― Хочешь сказать, — начал Итачи, посмотрев на Котуки в ответ, — я ошибся, сказав ей это?       ― Нет, — возразил друг, сложив руки на груди, после чего откинулся на спинку дивана. — Ты поступил правильно. А говоря о том, что будет, здесь я вижу одно из двух: она может поверить тому, что действительно не в твоем вкусе или все-таки окончательно убедиться в обратном. Но судя по тому, какую реакцию я вижу на твоем лице, ты не особо желаешь, чтобы все сложилось по последнему варианту.       ― Но ведь так будет правильней. Я и понятия не имею, какой была бы ее реакция, если бы я сказал правду, — Итачи приложил руку ко лбу, устало вздохнув. — В итоге все должно оставаться на своих местах. Я ее учитель, а она моя студентка. Если соглашусь с ее последующими предположениями, это равносильно тому, что я сделал выбор за нее. Пусть она уже и думает слишком по-взрослому, но все-равно остается очень впечатлительным и глупым ребенком.       ― Вот как? — Котуки вскинул брови, внимательно выслушав подобное откровение. — Значит, ты уже близок к последней стадии?       ― К последней стадии? Это снова твои экспериментальные наблюдения и опыты надо мной?       ― Можно сказать и так, — Икоши склонился к столу, сложив на него руки. — Обычно, сталкиваясь с какой-то стрессовой ситуацией, человек воспринимает и принимает это через несколько стадий. Поначалу ты старался не обращать внимание на то, что твоя студентка заставляла тебя смотреть на нее по-другому. Наверняка ты отказывался в это верить, отрицал и уверял себя в том, что это не так.       Заинтересованный этим предположением Итачи в знак своего согласия молча смотрел на Котуки, позволяя ему продолжить. Если он так верно обозначил то, как все начиналось, то ему и труда не составит описать и то, что было после.       ― Затем ты испытывал дискомфорт и неудобство от того, что уже не мог сопротивляться. Да, точно, — вспомнил Котуки, стараясь полностью воспроизвести слова друга в тот вечер. — Ты ведь говорил, что напугал ее, проявив к ней строгости больше, чем следовало бы. Можно сказать, тогда, пребывая в агрессивном состоянии, ты срывался на всех, кто попадал тебе под руку. Но целенаправленно ты пытался сделать это по отношению к ней, потому что обвинял ее в том, что переживал в тот момент. Тогда это была вторая стадия, при которой отрицание медленно перешло в агрессию и гнев относительно твоей проблемы.       ― И какая была третья стадия?       ― Ну, как Вам сказать, учитель? Вы и сами уже догадались.       Оставив свой последний ответ без продолжения, Котуки задумчиво усмехнулся. Ситуация его уже не забавляла, как в первый раз, а действительно интересовала с профессиональной точки зрения. Мысленно удивившись тому, что даже с таким случаем он способен применять свои знания и методы диагноза, мужчина пригубил стакан, чтобы сделать неторопливый глоток, после которого продолжил:       — Твоя сексуальная французская подружка. С помощью нее ты хотел забыться и вернуться в привычное для тебя состояние.       Учиха молча выразил свое согласие, перед которым появилось удивление. Итачи лишь мог предполагать, что друг догадается о том, для чего именно отношения с Мари были возобновлены. Но, как оказалось, для Котуки ситуация была ясной, несмотря на то, что он знал о ней равным счетом ничего. И прежнее молчание Итачи, который и сейчас не предоставил другу никаких новых элементов и деталей, не помешало психологу продолжить свои мысли и анализ.       — На самом деле эта методика изначально применялась по отношению к больным, которые узнавали о своей скорой смерти. Психологи помогали им принять их судьбу и жить до тех пор, пока есть время. Но все равно, встречаясь с необъяснимой и неизбежной проблемой, все люди ведут себя одинаково, будь то смерть, старость, одиночество, увольнение и что-то другое. И, так как на этой стадии больные в большинстве случаев пытаются исправить и изменить свою судьбу, они прибегают к самостоятельному лечению. Иными словами, человек испытывает острую необходимость в лекарствах. И твоим стала Мари. Надеясь и веря в то, что забудешь о той, о ком думать не следует, ты и возобновил отношения с женщиной, на которой хотел жениться.       Странно, но даже рядом со своим другом Итачи позволил себе удивиться, как ребенку. Но, позволяя себя удивить, Учиха не забывал ставить все под сомнения. Математики, медики, физики, химики и все, кто занимается точными науками, по большому счету, психологию совсем не принимают за науку. Впрочем, как и весь этот мир. Как знание о душе может называться наукой? Психологию даже не назовешь псевдонаукой. Ведь больше по ее смыслу и всему, что она имеет, ей подойдет другое клеймо. «Лженаука».       Психология имеет разные школы, противоречащие друг другу. Она базируется на множестве учений и представителях, однако до сих пор не обрела единого фундамента, основой которого была бы единая цель. Даже в астрологии есть свои законы, порядок и задачи. А что есть в психологии? Но если Итачи не находит конкретных аргументов, которые вполне сошли бы за фундамент, он понимает и видит на своем примере, что это работает. Работает то, что не имеет точной системы, признанной всем научным сообществом. Если психология по определению изучает и понимает человеческую душу, то, следовательно, можно сделать вывод, что душа есть, и психологи ее видят?       ― Как ты…       ― Как я это понял? — Котуки уже видел на лице Итачи все вопросы, какие он только мог озвучить. — Среди моих пациентов есть врачи, банкиры, техники, инженеры. Странно, что люди, изучая психологию по общей программе, утверждали, что это не наука. Однако в итоге обращаются к ней, чтобы справиться со своими проблемами. Ведь не все в этой жизни можно решить с помощью математической дедукции и формул, верно?       ― Но ведь это действительно не наука, — тише заметил Итачи, наблюдая на лице Котуки все ту же безобидную усмешку.       ― Однако она дает свои результаты. Неважно «лже» или «псевдо», она может быть искусством или сплошной, огромной теорией, с помощью которой людям дают шанс жить по-новому. Я стал понимать это, когда мне пришлось слетать с моим пациентом на самолете. Тогда мы справлялись с его боязнью полетов. И что иронично, я подготавливал авиаинженера к его полету на научную конференцию на материке. Было забавно.       ― Забавно то, что это была научная конференция или то, что он проектирует самолеты, но сам на них не летает?       ― И то и другое, — протянул Котуки, задумчиво улыбнувшись. — Но что самое главное, псевдонаука помогла ему справиться с его фобией.       ― Я никогда не сомневался в твоих способностях.       ― Знаю. Я ведь вижу, что ты до сих пор удивлен тем, что мне известно то, о чем ты не рассказывал детально. Именно так я и понял, что это действительно…       ― Болезнь? — тихо предположил Итачи, получив от друга уверенный кивок.       ― Да. Ты болен, но не тем, с чем я сталкивался раньше. Ты болен «любовью» и то, как ты пытался справиться с этим, показывает, что все было серьёзно. Для тебя эти чувства стали смертельным диагнозом, и ты действительно хотел излечиться. Если честно, я только сегодня осознал то, сколько много упустил в нашу последнюю встречу.       И подобное замечание вновь заставило Итачи задуматься о том, насколько жизнь может быть непредсказуемой. Еще каких-то пару месяцев назад мужчина и подумать не мог, что с получением лицензии на преподавание и приходом в старшую школу, он ввяжется в подобную историю. Поначалу все действительно казалось ему увлечением. Итачи даже нередко вспоминал слово, которое Мари в слишком непростых и сложных ситуациях произносила по-французски. Но именно «конфуз» стал причиной того, что он загнал себя в глубокий и довольно опасный тупик. Он заболел мыслями о девушке, быть с которой никогда не сможет. И осознание этого теперь вызывало у него не только боль в груди, но и беспечную, усталую усмешку.       ― Мой диагноз звучит как какой-то роман, — тихо задумался Итачи, рассматривая свое отражение в стакане с виски. — Безответная болезнь.       ― Ну, в психологии это сошло бы за диссертацию.       ― С помощью которой ты и получил недавно докторскую степень? — по-дружески сострив, Учиха лишь рассмешил своего психолога.       ― Неплохо, — сквозь тихий смех произнес Котуки. — Но, сенсей, Ваши ответы стали такими мягкими и изнеженными, что меня не удивляет, почему эта школьница Вас уделала.       ― Это уже не помощь, а настоящее издевательство, — заметил Итачи, впервые за этот вечер прикоснувшись к виски. — Как же у вас с ней много общего.       Тихо закончив свои мысли и снова их обдумав, Учиха взглянул на друга. В нем вновь возникло какое-то необъяснимое чувство, которое он испытал еще при последней встрече с ним.       ― Почему бы им не ввести виски с холодными камнями? — Котуки оставил свой стакан без внимания, повернувшись к бару. — Хотя, возможно, это уже есть в их меню, просто я проглядел…       Мужчина прошелся взглядом по стене с меню, намереваясь найти хоть какое-то упоминания о камнях для виски. Но, так и не увидев о них никакой информации, Котуки снова посмотрел на Итачи и встретился с его задумчивым взглядом.       — В чем дело?       ― Ни в чем, — тихо ответил Учиха, сделав короткий глоток. — Будь у них камни для виски, они сразу бы заменили ими лед.       ― Логично. Ты что-то хотел мне сказать или спросить?       ― Моя следующая стадия, — Итачи решил продолжить их разговор, не обращая внимания на то, что начинало сбивать его с толка. — Какой она была?       ― Депрессивное состояние, которое наступило, когда ты осознал, что вылечиться с помощью Мари тебе не удалось. Но стоит заметить, что ты оказался слишком сильным и терпеливым, потому что проблема оказалась не такой критической и серьезной. Подсознательно веря в то, что у тебя есть шанс на ее решение, ты остался собой, но все равно начал думать о не положительном исходе. Именно в таком состоянии ты был в прошлую нашу встречу. Ты был подавленным. А теперь, поставив символичную точку в том, что вас с ней могло связать, ты принял свое положение и положение своей студентки в этой ситуации. Возможно, не сразу, но все-таки ты придешь к смирению.       ― Почему не сразу? Разве есть смысл на что-то надеяться?       ― Я ведь уже говорил тебе, что у тебя есть шансы на то, что и она к тебе это испытывает, ― заметил Котуки, вновь позволив легкой озадаченности проявиться на его лице. ― Кто знает, с какой целью она решила разузнать у тебя о том, что ты чувствуешь? Действительно ли дело было в оценках? Она хотела узнать правду, потому что сомневалась. Поэтому я лично склонен полагать, что ее больше интересовало твое отношение к ней.       ― Разумеется, ведь она уверена, что это причина ее плохих оценок.       ― Да, надо отдать ей должное. Девчонка оказалась взрослее, чем есть на самом деле. Не забывай, все-таки женщины чувствуют, когда мужчины ими заинтересованы. Будь ты немного терпеливее, то подобного можно было бы избежать.       Он уже который раз говорит настолько верные и элементарные слова, что Итачи без какого-либо сопротивления соглашается с ним. Да, Котуки бывает слишком откровенным и прямолинейным, но и сам Итачи не обделен подобной чертой. Действительно, ему стоило быть более осторожным и терпеливым по отношению к девушке, в которой прежде всего он должен был видеть свою студентку.       ― Забудь о том, что она девушка, из-за которой ты отказался от Мари и спокойной жизни. Теперь ты должен видеть в ней только свою студентку, никого больше.       Словно прочитав его мысли, Котуки снова озвучил слишком правдивый и точный аргумент. Учиха задумчиво усмехнулся, тяжело вздохнув. Разумеется, он находится в таком положении, что даже сам у себя вызывает жалость, но даже осознание своей «ничтожности» не способно придать ему сил. Итачи не испытывает желание бороться со своей беспомощностью, потому что на кону стоит слишком много, так как от такой девушки, как она, невозможно отказаться.       ― Кажется, я слишком на ней зациклен, — признался Учиха, не сдержав нового усталого вздоха. — У меня не получится смотреть на нее, как на простую студентку.       ― Попытайся, иначе все выйдет из-под контроля, и ты знаешь, что начнется. Ты же понимаешь, что так для нее будет лучше. Ей ничего не будет угрожать.       ― Впервые в своей жизни я не знаю, что делать.       ― Отсутствие уверенности в том, что ты делаешь и думаешь, когда дело касается ее — это и есть один из основных симптомов любви. И, как только научишься держать себя в руках и быть терпеливым, заметишь, как все начнет меняться.       ― И что будет потом? То есть, как разрешится то, что случилось? Есть ли методики, которые способны это спроецировать или… предсказать?       ― О, да, — Котуки озарено вскинул брови, заметив мелькнувшее удивление на лице друга. — Стеклянный шар. Но только я не взял его на этот сеанс.       ― У тебя весьма необычное чувство юмора, — задумался Итачи, всматриваясь в лицо Котуки. — Громкий, но довольно безобидный… сарказм.       С которым он уже имел дело. И это даже было не так давно. Итачи вновь задержал взгляд на глазах друга, пытаясь увидеть в них что-то еще. Но в них по-прежнему горела усмешка, которая была ответом на тот самый безобидный сарказм. Учиха невольно поймал себя на мысли, что он такой же, как и у заместителя старосты его класса.       ― Не знаю, каким образом, но вроде это у нас семейное, — пояснил Котуки, задумчиво улыбнувшись. — От отца к сыну, от брата к сестре.       ― Значит, семейное?       ― Да. Я так шутил над мелкой, а теперь и она научилась. А все началось с отца. И знаешь, а он ведь как в воду глядел. Имя для сестры выбрал именно он, — уточнил Котуки, следя за тем, как Итачи подносит стакан к губам. — Оно просто впитывает и показывает ее характер. Наглая, дерзкая и колючая, как заноза в…       ― Женские имена сами по себе звучат очень мило и нежно, — заключил Учиха, намереваясь сделать глоток. ― Не сомневаюсь, что и имя твоей сестры такое же.       ― Разве? Ну и где же в имени «Куруми» есть нежность?       Итачи замер, ощутив как его сердце пропустило удар. Его рука намертво задержалась у его лица, сжимая стакан. Всматриваясь в стеклянное дно, которое скрывалось за прозрачной темно-янтарной жидкостью, Учиха не знал куда ему пристроить свой взгляд после нее. Казалось, что в таком положении он просидит всю свою жизнь. И хорошо, что он не успел сделать глоток, иначе это могло ему стоить жизни. Однако в горле слишком внезапно пересохло, голова наполнилась тяжестью, а сердце в ожидании замерло, словно Итачи ждал какого-то продолжения после услышанного. После того, как услышал ее имя.       Возможно ли, что это другая девушка с этим редким «колючим» именем? Но только намереваясь себя в этом убедить, Учиха вспомнил то, что сбивало его с толку. Сходства между ней и тем человеком, что сидит напротив него. Глаза, лицо, даже волосы и… их цвет. Итачи осторожно взглянул на Котуки, увидев сходства больше, чем замечал раньше. Семейный сарказм… Он мог уже догадаться об этом намного раньше, если бы не был так погружен в мысли о том, что будет.       ― И эта мелкая колючка единственная, кто способна вывести меня из себя, — продолжил Котуки, услышав звук входящего сообщения на своем телефоне. — Даже Юки это не удается.       Он прошелся взглядом по экрану, прочитав сообщение. Не прошло и мгновения, как на его лице возникло слишком видимое и несдержанное недовольство, в котором Котуки поднес телефон к уху, чтобы перезвонить супруге.       — Персики и соевое молоко? Я не буду пить эту… Алло? Юки, ты что, упилась своих биококтейлей? — Икоши отвернулся с телефоном от стола, бросая силы на то, чтобы начать говорить тише. — С этой диетой ты не только без ребенка останешься, но и без мужа. Нет. Я к тому, что тебе проще будет меня похоронить, чем заставить пить эту… гадость.       Итачи осторожно опустил руку, поставив стакан на стол. Возможно ли, что в прошлой жизни он провинился перед вселенной настолько, что судьба решила наказать его и поиздеваться над ним «по полной»? Он влюбился в ту, с которой не может быть, потеряв из-за нее покой и сон. Также Итачи устроился в школу, директором которой является отец той девушки, что знает о его внеклассной любви. Насколько еще круг его знакомых должен сузиться? До тех пор, пока он не задохнется? Или же на Котуки эта цепочка прервется и у Итачи все-таки останется место, где он сможет спокойно вздохнуть? Однако все еще можно изменить его положение, если первая фамилия его друга не будет той, которая принадлежит ей.       ― Кто заводит детей по расписанию? Боже, — поговорив с женой, Котуки положил телефон на стол, явно недовольный тем, к чему они пришли. — Я до этого думал, что она сошла с ума, но после персиков с соевым молоком, я в этом уверен. Вижу, ты уже сочувствуешь мне. Не волнуйся, я сделаю ей ребенка так, как сам хочу.       ― Ты, — тихо и неуверенно начал Итачи, прочистив горло. — Ты в прошлый раз называл свою первую фамилию, но я не расслышал.       ― И сейчас ты подумал именно об этом? Какого… Итачи, меня хотят напоить персиковым соевым молоком. Понимаешь? Моя жена сошла с ума. Соевое молоко и… персики.       ― Ты ведь сказал, что сделаешь ей ребенка так, как сам захочешь. Стоит ли тогда волноваться из-за этого?       ― Не стоит? — Котуки задумался над своими же словами, затем кивнул в согласии с собой. — Ладно. И я начну с сегодняшнего дня. Ночи. Она, возможно, обидится, но через девять месяцев это пройдет, и дедушкин род начнет процветать. Кстати. А откуда у тебя такой интерес к моей фамилии? Что-то задумал?       ― Нет. Я лишь хочу проверить, насколько этот мир может быть… тесным.       Итачи еще никогда не проводил выходные в таком состоянии, в котором время не имеет никакого значения. И этот понедельник наступил слишком неожиданно и незаметно, потому что мир все-таки оказался тесным. Услышав от Котуки его первую фамилию, Учиха все-таки поперхнулся, но только воздухом, хотя уже изначально был готов ко всему. Он смотрел на друга и понимал, что теперь и слова не должен говорить о той, что не дает ему покоя. Поэтому, как только Котуки заметил перемены в нем, то получил на свой вопрос шаблонный и стандартный ответ — «все в порядке».       Мало того, что Итачи позволил себе чувства романтического характера к девушке, которую старше практически вдвое, так при этом она еще является его студенткой и сестрой его лучшего друга. Полный набор для успешного завершения карьеры учителя и его жизни. Даже думать не хочется о том, что будет, если Котуки узнает, кто та самая девушка. Итачи потеряет друга и его сестру в один день, без возможности видеться с ней хотя бы в школе.       ― Всем встать, — скомандовал Надзуки, когда Итачи вошел в кабинет. — Поклон.       Под конец первого триместра посещаемость по-прежнему держалась на уровне «полная», что не могла не радовать Итачи как классного руководителя этого класса. Однако даже сейчас он невольно нашел в этом один большой минус. Она. Девушка, что стояла среди всех и послушно выполняла команды своего старосты. И, следя за ней, Итачи задался вопросом, который беспокоил его все прошлые выходные. Изменится ли всё так, как сказал Котуки? Пусть догадки об этом кажутся слишком осторожными, но Учиха должен проявлять именно ее. Осторожность. Итачи уже проявил ее даже тогда, когда подошел к трибуне и бросил взгляд на Куруми. Станет ли она кусаться так, как предполагает ее старший брат, которому Учиха лично говорил, что хочет его младшую сестру?       ― Садитесь, — ответил Итачи, открыв журнал и методичку. — Близится неделя промежуточной аттестации. Все, у кого есть отработки и не засчитанные контрольные, решайте с этим вопросы, иначе не будете допущены к выпускным экзаменам в конце года.       Итачи взглянул на Сенджу, увидев только ее опущенную голову. И это было вовсе не от стыда. Куруми что-то писала и даже старательно выводила в тетради. Видимо, она во всем не похожа на других женщин, которым характерна мстительность. Все-таки хорошо, что она пришла на урок, не высвобождая свой скрытый бунтарский характер. Может быть, она решила наконец-то взяться за ум и разобраться со своими отработками? И, придя к такому приятному заключению, Итачи взял методичку и подошел к доске, чтобы записать уравнения к новой теме.       В классе воцарился шелест тетрадей, карандашей и скрип мела. Объясняя принцип метода решения этих примеров, Итачи порой следил за тем, все ли проявляют внимание. И в основном его взгляды были направлены на светлую опущенную голову, которая так и не поднималась. Но Учиха все-таки решил продолжить, и после первого примера наступил второй. Отвечая на вопросы студентов, Итачи подвел занятие к тому, что данную информацию стоит воспринимать, глядя на доску, но, как вышло, на нее смотрели не все.       Даже когда Итачи сделал акцент на том, что объяснит только раз на примере, который написан на доске, Куруми все равно на нее не взглянула. Это и дало ему повод подойти к ней и увидеть, что на самом деле пользуется ее вниманием.       ― Что это? — оказавшись около нее, Итачи взглянул на ее тетрадь в которой были какие-то эскизы, а не конспекты. — Сенджу, ты чем занимаешься?       ― Рисую своего злого и неприступного математика, — дополнив рисунок последними штрихами, Куруми подняла на мужчину взгляд. — Смотрите, похож?       Она показала ему тетрадь, на которой карандашом была нарисована недовольная ласка в галстуке. Все, кому удалось увидеть рисунок, засмеялись, проведя аналогию имени учителя и зверька на листе.       ― «Будние хроники разъярённого Итачи-сенсея». Учитель, позволите мне использовать Ваше имя для создания веб-манги? — Куруми снова окинула взглядом свой эскиз. — Думаю, она будет довольно популярной, если добавить больше сюжетов и диалогов. Как же Вы говорите? Ах да…       Позволив очередной безумной идее возникнуть в ее мыслях, Сенджу улыбнулась. Под всеобщее внимание она спрятала свое лицо за рисунок, демонстрируя его одноклассникам и Итачи, и потрясла при этом тетрадь. И как только прикрылась портретом, Куруми решила озвучить изображенную на ней ласку:       — Сенджу, явись на отработку! Сенджу, сдай тесты! Сенджу, ты не в моём…       ― Вон, — с недовольством бросил Учиха, выхватив разрисованную тетрадь из ее рук. — Сейчас же.       Он повернулся к остальным, после чего смешки затихли, и все снова уткнулись в свои учебники, стараясь не сталкиваться с его взглядом.       — Что? Вам это уже не кажется таким смешным? — Итачи вернул взгляд на Куруми. — Ты отстранена от сегодняшнего занятия.       ― Примите мою искреннюю благодарность. В пустом коридоре мне будет куда интересней находиться, чем на Вашем уроке.       ― Я в этом и не сомневаюсь, — тише протянул Учиха, повернувшись к ней спиной. — Считай, что эту тему ты тоже завалила.       ― Ты что творишь? — Шисуи склонился к подруге, все еще не веря в то, что произошло на его глазах. — С тобой все в порядке?       — Это все твое дурное влияние, демон, — пораженная не меньше, чем он, Юи с недоумением наблюдала за тем, как Куруми собирает портфель. — Свел с ума мою Руруми…       Вслушиваясь в перешептывания, в которых фигурировала она и ее выходка, Сенджу все равно не заботилась о произошедшем. Сложив учебник и тетрадь в сумку, девушка взглянула на друга и подругу напоследок.       ― Увидимся на обеде, — Куруми улыбнулась им, после чего направилась к выходу из класса. — Спасибо за незабываемый урок, учитель.       ― И тебе. За мой незабываемый портрет.       Сенджу внезапно остановилась вместе со своим сердцем, которое в этот момент пропустило удар до сильной боли в груди. Куруми затаила дыхание, когда ощутила спиной его взгляд на себе, и нервно сглотнула, боясь к нему повернуться. Однако спустя несколько мучительных секунд молчания, она набралась храбрости это сделать. Осторожно задавшись вопросом, о каком портрете он сказал, Сенджу нервно сглотнула. И, как можно было бы и предположить, по его глазам и выражению лицу она совершенно не увидела и не поняла, что именно он имел в виду. Ее тело била мелкая, холодная дрожь. Куруми знала, что выглядит со стороны заметно растерянной и даже напуганной. И что еще страшнее, так это то, что и сам Шисуи обратил внимание на замечание Итачи. Сенджу убедилась в этом, когда с непониманием взглянула на друга, встретившись с ответным недоумением в его глазах.       ― Куруми? — обратившись к ней, Итачи вызвал в ней новую ледяную дрожь.       Она неторопливо и очень осторожно перевела на него взгляд, мысленно убеждая себя в том, что он не мог увидеть. Пытаясь успокоиться, Куруми почувствовала, как паника и страх начали ее душить. Но молчание в ее случае уже не могло длиться долго, поэтому девушка решилась подать свой хриплый и неуверенный голос, боясь услышать то, что он хотел сказать.       ― Ч-что…       ― Я не продолжу урок, пока ты не покинешь кабинет. Так что, пожалуйста, не задерживай наше занятие. Пустой и интересный коридор тебя ждет.