Внеклассные чувства

      Куруми еще никогда не доводилось прилагать столько усилий, чтобы сделать обычный шаг вперед. Ее тело наполнилось тяжестью в считанные секунды и полностью лишилось сил. Желание убедить себя в том, что он имел в виду не то, о чем она подумала, уступило необходимости покинуть этот кабинет.       Как только дверь за девушкой закрылась, в кабинете воцарилась тишина, пропитанная непониманием и недоумением, которые ученики могли только направить на своего учителя. Итачи ответил лишь взглядом всему классу, не давая никаких комментариев. Решив не зацикливаться на этой непредвиденной ситуации, Учиха продолжил разъяснение материала.       ― Не верится, — Юи настолько была поражена, что все же решила поинтересоваться у Шисуи о поведении подруги. — Чего это с ней?       ― Понятия не имею.       Учиха задумчиво смотрел на место, на котором только что стояла Руру. Юи нервно и с волнением сглотнула, пытаясь в этот момент хоть как-то объяснить случившееся. И на ум пришла только одна идея, такая же безумная, как и выходка Руруми.       ― Н-на… наркотики?       Шисуи повернулся к Ооте, встретившись с ее обеспокоенными зелеными глазами и очень взволнованным выражением лица. Сама же придумала, сама уже поверила. Ничуть не удивившись такому скоропостижному убеждению одноклассницы в ее же собственных предположениях, Учиха не сдержал тяжелого вздоха.       ― Ох, милая, ― Шисуи усмехнулся с долей умиления над одноклассницей, как над каким-то ребенком. ― У межгалактического вторжения шансов больше, чем это. Мы ведь говорим о Куруми.       ― Мм, ― смущенно отводя взгляд в сторону, Оота успела уже обвинить себя в своей глупой, нелепой наивности. — Ты прав.       Ей должно быть стыдно за то, что она так подумала о лучшей подруге. Каким бы демоном в душе ни был, но Шисуи прав. У вторжения инопланетной цивилизацией шансов больше, чем… Девушка замерла, затем нахмурилась, вспомнив и еще кое-что. Юи слишком громко и недовольно вздохнула, снова повернувшись к однокласснику.       ― Никакая я тебе не «милая». П-понял?       ― Понял, ― лениво протянул Учиха, до сих пор открыто умиляясь ее словами. ― Милая.       ― Т-ты!       ― Оота?       Голос со стороны доски привел ее в чувства и вернул туда, где она и должна была быть. На уроке. Итачи прервал объяснение нового правила и повернулся к ученице, которая резко встала со своего места.       ― Хочешь последовать примеру своей одноклассницы?       ― Н-нет, сенсей, ― Юи неловко опустила голову и поклонилась ему. ― Простите.       ― Если это Сенджу на тебя так влияет, мне придётся вас рассадить.       — Сенсей, корень зла и всех проблем не моя Руру, а…       Девушка прочистила горло, заметив, что учитель уже вскинул бровями, выслушивая ее эмоциональный ответ. Затем, нервно сглотнув, Юи глубоко вдохнула, чтобы привести свои мысли в порядок и взять себя в руки.       — Дело вовсе не в Куруми, а…       Юи не самым тактичным, но смелым жестом указала на соседа по ряду пальцем, что вновь повлекло новую реакцию в классе.       — В нем!       — Кажется, Оота уже окончательно умом тронулась.       Услышав подобное заключение с первых парт, Итачи все равно не был удивлён, а ответу Ооты подавно. Он слишком смиренно и спокойно перевёл взгляд на своего кузена, на которого до сих пор указывала Юи.       — Значит, — тихо начал учитель, встретившись с ответным взглядом Шисуи, — зло и корень всех проблем?       Забавно, что Итачи не единственный, кто придерживается того же мнения. Все-таки подобное утверждает уже не его внутренний голос, а ее лучшая подруга. Это лишний раз доказывает, насколько Сенджу слепа и наивна по отношению к своему «только другу». Итачи даже мог добавить от себя, не останавливаясь на одном корне зла, но сдержался. Если надо, он останется наедине с кузеном и скажет ему об этом лично. И пусть Итачи понимал, что в последней выходке Куруми больше виноват он сам, но он и на секунду забыть не сможет, в чем провинился Шисуи до этого. И, даже несмотря на то, что этот парень в конце концов смог вернуть доверие своей одноклассницы, вернуть доверие своего старшего кузена у него не вышло. Одно его присутствие здесь уже является для Итачи головной болью и проблемой, решение которой ему до сих пор остается неизвестным.       Пока учитель пребывал в своих раздумьях, сидящие в неловком недоумении ученики всерьез задались вопросом о том, как можно объяснить уже поведение не Куруми, а ее подруги. Пусть она не прыгнула выше заместителя, но внимание привлекла к себе не меньше.       — Надо вызывать итако, чтобы помогла.       — Кажется, Оота христианка, — тихо задумался Шон, сидящий на последней парте. — Поэтому за помощью надо обращаться к экзорцисту.       Итачи опомнился, услышав слова главных шутников класса и перевел взгляд с кузена на позади него сидящих студентов.       — У вас промежуточное тестирование. Это единственное, что должно вас беспокоить, — Учиха снова повернулся к доске, чтобы продолжить урок. — К экзорцистам и шаманам пойдёте после него.       Куруми шла по коридору пустой школы, не зная куда держит путь. Сердце торопливо и неосторожно выстукивало ритм, который давил на уши. Если она опустит взгляд на грудь, то увидит, как ее подвеска дрожит. Сенджу покачала головой, зайдя за угол, и спиной прижалась к стене. Это слишком сильное и огромное волнение, чтобы справиться с ним, поэтому ей нужно время, чтобы поверить в то, во что нужно верить.       — Он его не видел…       Больше прошептав это с надеждой, чем с уверенностью, она опустила голову и прикрыла глаза. В жизни каждого человека наступал такой момент, который он всем сердцем хотел бы обратить в сон. И если все не так, как утверждает девушка в отношении его двусмысленной благодарности, то ради того, чтобы оказаться сейчас во сне, она отдала бы все. Но реальность была слишком ощутима и вовсе неизменна. Почувствовав, что режущий ком в горле вызывает слезы обиды и досады, Куруми опустилась на пол, прижала колени к груди.       ― Н-не видел, ― упрямо повторила Сенджу, прижав ладони к лицу. ― Он его не…       Разумеется, взглянув на то, что она отобразила на листе, сразу многого не поймешь. Но зато вполне запросто могут возникнуть вопросы. И какими они будут знает только он сам, потому что то, что происходит в его мыслях, известно тоже лишь ему. Ведь Куруми и представить боится, что будет, попади этот рисунок ему в руки. Увидев свой портрет, он сможет заметить и еще кое-что, если перевернет его. Надпись, в которой Куруми честно призналась своему альбому во лжи, на которую пошла в тот день.       — И зачем я только это написала, ― тихо задавшись этим отчаянным вопросом, Куруми покачала головой. — Дура…       Ей стоило не просто держать язык за зубами, но и руки подальше от ее альбома. Сам рисунок не заботит так, как то, что она вывела на обратной стороне. Она взяла глупую привычку комментировать то, в каких обстоятельствах и в какое время создан тот или иной рисунок. Уже начав писать его портреты, она начала рисковать, однако проявила еще больше неосмотрительности.       ― Куруми?       Девушка вздрогнула, когда кто-то внезапно появился возле нее и обратился по имени. Сенджу подняла голову и увидела перед собой одноклассника. Рё стоял с портфелем в руках и смотрел в ответ на своего сидящего у стены заместителя.       ― Рё-кун? Почему ты…       — Урок закончился, был звонок. Ты, — парень бросил взгляд на ее сумку, что лежала возле нее. — Ты что, сидела здесь все это время?       В ответ на свой вопрос он получил от нее кивок, с которым она все же решила подняться с пола. Надзуки не спешил задавать новый вопрос или просто что-то ей сказать. Он проучился с этой девушкой всю старшую школу, но именно сегодня понял, что не знал ее так хорошо, как думал раньше. Дело не в том, что она изменилась, заставив его поменять о ней мнение. Подобное поведение, связанное с последним занятием, говорит о том, что в ее жизни определенно что-то пошло не так.       — У тебя всё… в порядке?       — Да, ― Куруми отряхнула и расправила юбку, затем потянулась за портфелем. ― Всё хорошо.       — То, что, ― с уже нескрываемой неловкостью Надзуки осторожно указал за плечо в сторону кабинета. ― То, что произошло… в классе.       — У нашего учителя не оказалось чувства юмора. Это печально, правда?       Она улыбнулась ему совсем беспечной улыбкой, невольно доказывая ему и себе, что ее мало беспокоит сложившаяся ситуация. Беспечно, легкомысленно и совсем не озабоченно. Рё, в самом деле, смотрел на свою одноклассницу, но видел совершенно другую девушку. И как известно, они так поступают, когда просто хотят что-то скрыть, пытаясь казаться при этом сильными.       ― Может, будем заниматься математикой вместе? Я помогу тебе.       ― Спасибо, но это не обязательно. Возможно, я просто устала. Все-таки в последнее время произошло слишком много. Думаю, после каникул это пройдет.       — Ты как, Руру?       Вместе с остальными одноклассниками в коридор вышла Юи, которая сразу же принялась искать подругу. Разумеется, стоило ей найти Куруми, как за спиной раздались шаги ее верного пса. Юи с недовольством обернулась, хмуро наблюдая за тем, как Шисуи подходит к ним.       — Всё в порядке, не волнуйтесь.       На лице Учихи мелькнула усмешка, после чего он в согласии и понимании ей кивнул, остановившись возле Ооты.       — Это хорошо, что ты в порядке, ― начал Шисуи, заметив, как Юи с волнением прикусила нижнюю губу. ― Но нам все-таки хотелось бы узнать, что ты выкинула в кабинете.       — Просто решила пошутить.       — Решила пошутить? ― повторил Шисуи, с удивлением вскинув бровями. ― Ну, теперь всё понятно. Ты и «пошутить» над учителем. Вот поэтому Оота и подумала, что ты злоупотребляешь… запрещённым.       — Запрещённым?       Юи вздрогнула от возмущения и злости, осознав, что он продумал все специально. Сделал все, чтобы выдать ее глупое и неуклюжее предположение по поводу поведения подруги. Она хотела сделать вдох, чтобы сдержать себя в руках, но у ее реакции и намерений уже были другие планы.       — Чертов Шисуи-кун, я тебя ненавижу!       Юи схватила руку подруги и потянула в сторону выхода на задний школьный двор, оставляя Надзуки и Учиху одних.       — Ты больше и слова не скажешь моей Руруми! Демон…       Куруми с недоумением на лице и в глазах поплелась за Юи, с трудом успевая переступать с ноги на ногу. Пока шли до заднего двора, Оота старалась не сбавлять шаг, игнорируя вопросы подруги о том, что произошло. Раздражал не только тот, кто заметно подпортил их жизнь, но и то, что ему точно известно намного больше о Руру, чем ей.       В это время задний двор наполнился утренней тишиной, храня в себе временный покой, который нарушится в обеденный перерыв. Оота завернула за угол школы, направляясь к негласному месту раскрывания всех секретов и непростых бесед. И снова удача была на стороне Юи, потому что западная лестница оказалась пуста.       Оота отпустила руку подруги, пройдя пару неуверенных шагов вперед, набираясь смелости для того, чтобы начать этот разговор. И теперь наступила очередь Куруми беспокоиться за нее. Юи всегда была впечатлительной, но никогда прежде не проявляла такую настойчивость, которая бы прибегала к грубости.       — Юи…       ― Что с тобой происходит?       Оота повернулась к ней, на что Куруми замерла, увидев в ее глазах царящее беспокойство и боль. И теперь стала понятна причина того, что Сенджу видела в ее глазах за несколько минут до этого.       — Ты не была такой раньше, Руру. Хоть ты и сидишь на уроке, но все равно присутствуешь не на нем. Пошутить так над учителем. Я знаю, что ты никогда бы так не поступила. У тебя ведь что-то произошло.       — Вовсе нет. Если бы что-то случилось, то…       — Ты сразу же сказала бы мне об этом? ― Юи горько улыбнулась, покачав головой, что вызвало в теле Куруми дрожь. ― Но в этот раз моя Руру переживает это в одиночку, так и ничем не поделившись со мной.       Куруми не смогла больше выдержать взгляд подруги, поэтому отвернулась, подойдя к лестнице, чтобы сесть. Если и предстоит этот разговор, то во время него лучше сидеть. Им обеим. Поэтому, словно предчувствуя то, что Руру пойдет на встречу и поделится своими мыслями, Юи осторожно села рядом с ней.       — Что случилось между тобой и Итачи-сенсеем?       Однако по-прежнему в ответ была тишина. Своим молчанием Куруми и себе не позволила расслабиться, потому напряглась только больше от того, что сама не знала, что именно и как произошло.       — Он…       Оота приняла молчаливый ответ по-своему, снова дав слово своей неуклюжей и бурной фантазии. От мелькнувших перед глазами картин у нее перехватило дыхание, а по телу прошлась холодная дрожь волнения.       — Он что, приставал к тебе? Б-боже… А ведь он с виду такой…       Юи нахмурилась, не желая впредь позволять себе комплиментов в сторону учителя, которого все это время считала одним их самых умных, воспитанных и приличных.       — Подонок! — заключила она, с трудом сдержав дрожь в теле, чтобы та не перешла на голос. — Настоящий маньяк!       — Юи, если и смотреть на все происходящее твоими глазами, то…       Сенджу тяжело вздохнула и повернулась к подруге, мысленно подбирая правильные слова, чтобы поделиться той самой непростой правдой.       — Маньяк не он, а я.       — Чего?       Вместо того, чтобы невинно и с привычным для нее детским удивлением вскинуть брови, Оота серьезно нахмурилась. Если не шутить, то Куруми точно пытается ее в чем-то переубедить. И то самое «в чем-то» смотрится и слышится слишком неправдоподобно.       — Ты что, Руру, уже совсем… заболела?       — Да, — Куруми вновь не сдержала тяжелого вздоха, почувствовав тёплую ладонь подруги на своём лбу. — Я заболела. И название у этой болезни… «Итачи-сенсей».       Рука Юи замерла, как и все ее тело, погрузившееся в недоумение. Замерло не только ее тело, но и сердце. Она осторожно опустила руку, боясь увидеть взгляд Руру. Но все-таки пришлось заглянуть ей в глаза. Вполне серьезный, осознанный и честный ответ. Наивная Оота многим может случайно позволить себя провести, но только не этой девушке. Пусть Куруми местами слишком талантливо может вводить в заблуждение, но это не пройдет с ее подругой. К тому же ей не обязательно пользоваться этим даром в данный момент, потому что она уже решила сказать непростую и очень странную правду.       — Т-ты…       Сенджу покачала головой, давая согласие на верное предположение подруги. Опустив голову, Куруми протерла ладонями лицо, продолжая признаваться в том, в чем даже еще себе не осмеливалась признаться.       — Да, Юи. И, как говорится в таких случаях, «по уши».       — Но… А как же Шисуи-кун? Разве ты и он не…       — Шисуи? — Куруми с удивлением взглянула на подругу. — Нет. Нет, он слишком для меня… хорош.       Юи изогнула бровь и склонилась вперед, словно не расслышала этого последнего ответа. Но так как она ничего не переспросила, стало понятно, что это было своего рода выражение ее несогласия и легкого возмущения.       — Ты и впрямь спятила, Руруми. Этот демон и взгляда твоего недостоин, а ты говоришь «слишком хорош».       Она неодобрительно покачала головой, всем видом показывая свое отношение к тому, о ком они заговорили, но снова вспомнила того, кто появился в их разговоре раньше. Ведь у всего должно быть свое начало. И теперь, благодаря своему женскому, немного детскому любопытству, Оота решила разобраться во всем до конца.       — А как ты поняла, что это… именно оно?       — Я, — Куруми постаралась набрать воздух полной грудью, но его все равно оказалось недостаточно. — Я начала думать о нем. Постоянно.       Она отвела взгляд в сторону, в памяти воспроизводя то, с чего все началось. Вечер за вечером, утро за утро, ночь за ночью. Куруми никогда раньше не задумывалась об этом, но как выяснилось, все, действительно, началось раньше, чем она это заметила. Но, видимо, потому, что она больше это игнорировала, чем принимала. Девушка вспомнила то, как поглядывала на свой альбом, не желая его открывать, но в нем все равно странным образом уменьшалось количество чистых листов. И Сенджу ничего не могла с этим поделать. Рука сама просилась воспроизвести лицо, которое девушка так хотела увидеть.       — Это стало настолько навязчивым, что я не заметила, как изрисовала свой альбом его… портретами.       — Портретами? Но ты ведь не пишешь портреты. Даже меня не рисовала… Ни разу, — Юи с обидой и недовольством сложила руки на груди. — Теперь меня и он будет… раздражать.       — И мое сердце, — продолжила Куруми, приложив руку к груди. — Оно бьется так сильно и быстро, что начинает из-за этого болеть. Оно и сейчас болит. И стоит мне снова вспомнить по какую сторону я нахожусь, мне и дышать становится также больно и… тяжело.       — Милая Руруми, — голос Юи дрогнул от кома, что незаметно возник после признания подруги. — Если бы в моих силах было хоть как-то тебе помочь, я сделала бы все, только бы…       — Нет-нет, — Куруми сглотнула и свой ком, который уже с трудом становилось сдерживать. — Всё… в порядке.       — Погоди. Но, если ты его… т-то есть, почему ты сегодня на уроке сделала… это?       — Он сказал мне, что я… не в его вкусе.       Оота открыла рот, чтобы снова задать вопрос, но тот слишком внезапно вылетел из головы. Куруми уже не раз сбивает ее с толка своими словами и откровениями, но сейчас Юи поняла, что, на самом деле, ей ничего не понятно. Однако, выбираясь из своих запутанных мыслей, которые переполняла подобная словесная тавтология и прежняя неуклюжесть в выводах, Юи все-таки подобралась к тому, что ей хотела объяснить Куруми.       — Руру, из всех нас доставалось только тебе. Даже замечания по форме. Ты ведь не одна, кто ее не соблюдает. У меня были подозрения на счёт того, что он…       — Вышло, что это не так, но я была уверена… в обратном.       Иначе, веди он себя как настоящий учитель, то ничего бы этого не произошло. Один только его взгляд на то, куда смотреть не следовало, после первого занятия чего только стоил. И даже, помимо этого, Куруми приведет не один пример. Однако он с уверенностью заявил, что и малейшего влечения к ней не испытал, выставил ее глупой девчонкой, которая «много ненужного вбила в свою самоуверенную голову».       Куруми снова ощутила те чувства, которые испытала в тот день. Она ощутила обиду, скрываемую за злостью и недовольством. Затем к ней подступило разочарование, которое заставило нахмурить ее брови и затаить дыхание. Кажется, она до сих пор удивляется тому, как смогла выстоять в тот момент, глядя ему в глаза. Ее сердце однозначно почернело от того протеста, рвение которого она с трудом сдержала, выразив его более мягко, чем хотелось ей на самом деле. В груди жгло, в горле першило. А он все равно остался таким спокойным и непоколебимым, наблюдая то, как ее былая уверенность и желание выяснить правду меркнут на фоне той реальности, с которой он ее столкнул. Все именно так. Мысленно придя к такому заключению, Куруми сделала глубокий вдох. Пусть она поступила слишком смело и необдуманно, но все же шла в его сторону с надеждой и с сердцем, переполненным чувствами.       ― Все, действительно, из-за него, ― тихо заключила Сенджу, выпрямив спину. ― Юи, это он виноват в том, что я это испытываю.       ― Ну, да, так и есть. Тебя впечатлил его характер, возможно, ― Оота озадаченно нахмурилась, стараясь поддержать этот непростой разговор. ― Но, скорее всего, больше сыграла его богатая и сексуальная внешность. Особенно его руки и…       ― Нет-нет, я не об этом, ― Куруми повернулась к подруге, встретившись с ее неловким и полным смущения взглядом. ― Это его вина, потому что он сам позволил мне так думать. Дал мне повод, позволяя себе…       ― Ч-что? — Оота снова нервно сглотнула, склонившись к подруге. — Что… позволял себе сенсей?       ― Н-ничего.       Куруми и сама вспоминала всё с трудом, поэтому сейчас оказалась не в силах говорить об этом. Настаивая на своем, она слишком внезапно получила от него ответ, который задел ее слишком сильно и неприятно. Куруми отвернулась от Юи, снова уронив лицо в ладони. Если для нее он все же что-то себе порой и мог позволить, то для него же это не было таким важным и значительным.       ― Может, я действительно слишком много выдумываю, потому что просто чувствую себя обманутой и… разбитой?       ― Руруми, — Юи погладила подругу по спине, желая хоть как-то избавить ее от боли и грусти в глазах. — Может быть, когда пройдет немного времени, т-то…       Однако еще раз обдумав услышанное, Оота нервно сглотнула. Зная еще с детства о том, что Руру не наделена легкомыслием и наивностью, сейчас Юи невольно пришла к одному справедливому, но неприятному выводу. Поведение и поступки подруги действительно выдают в ней то, на что редко когда решится молодая девушка. Впустив в свое нетронутое невинное сердце взрослого мужчину, который к тому же является ее учителем, Куруми обрекла себя не на страдания, а на настоящие душевные муки. И эти муки уже начали сводить ее с ума, раз к своим восемнадцати годам, находясь в шаге от выпуска, она начала делать странные и необдуманные вещи.       — У тебя это не пройдет, — тихо заключила Оота, заставив вздрогнуть Куруми. — Ой…       — Спасибо, Юики, — Сенджу выпрямилась и повернулась к застывшей от неловкости подруге. — Ты всегда умела поддержать и поделиться со мной своим оптимизмом.       — Прости…       Куруми вновь наполнила легкие воздухом и громко вздохнула. Каким бы неосмотрительным и прямолинейным ни было замечание подруги, в нем была лишь правда. Может пройти месяц, год, десятилетие. За это время Сенджу сама изменится до неузнаваемости, однако то, что испытывает ее сердце, останется с ней навсегда. Неприступный учитель математики занял слишком много места в ее мыслях, от которых ей уже вряд ли когда-то удастся избавиться. И осознание такой неизбежной участи вызвало весьма неприятные и слишком ярые чувства. Только представив то, как из-за безответной любви к черноглазому деспотичному человеку, она будет коротать день за днем в одиночестве, Куруми нахмурилась. Не только отработку, она и профильные пропускать будет, только бы лишний раз не видеть этого наглого и ужасного человека.       К приятному удивлению Куруми, следующие выходные наступили быстрее, чем предыдущие. Девушка на протяжении всей недели, как и планировала, пропускала назначенные ей отработки и дополнительные занятия по математике. Но все-таки этой молчаливой войне-забастовке против Итачи-сенсея было суждено прекратиться, когда наступил один из важных дней. И этим днем в доме Сенджу самой первой проснулась Митоку, которая сразу же с момента своего пробуждения начала заниматься сборами. Прошел еще один час, и к ней уже присоединилась сама Куруми.       ― Уже оделась?       В комнату дочери вошла Митоку, увидев ту в платье. Куруми повернулась к матери спиной, чтобы та застегнула ей молнию и пуговицу на юбке.       ― И все-таки твое платье сегодня мужчины на этой свадьбе оценят больше, чем девушки. Даже у меня возникла мысль оставить тебя дома и никуда не выпускать.       ― Но тебе ведь оно понравилось.       ― Да, платье тебе очень идет. Но как я уже говорила, оно лишний раз напоминает мне о том, что ты уже выросла.       ― Выросла, но не так сильно, как хотелось бы, ― задумалась Куруми, когда мать закончила с ее замком. ― Соберешь мне волосы?       Девушка села перед зеркалом за туалетный столик и подала женщине расческу.       ― Не думаешь, что тебе стоило записаться к мастеру? ― Митоку встала позади Куруми, взяв расческу. ― Все же он смог бы сделать что-то более изысканное.       ― Мама, в это время только ты можешь проснуться и хоть что-то начать делать. Ни один салон сейчас не работает. Вот и минус участия в организации свадьбы. О, кстати, занимаясь ее подготовкой, ты все-таки забыла принести нам приглашение? Наверняка оно получилось очень красивеньким и милым.       ― Не волнуйся, для тебя я его все-таки взяла, чтобы получить твою итоговую оценку.       Женщина улыбнулась, выйдя из комнаты, затем вернулась с чёрным конвертом, перетянутым золотой лентой. Сенджу взяла конверт, после чего мать снова занялась ее волосами.       ― Какая бумага, ― девушка сняла шелковую ленту с конверта. ― Действительно, серебристый смотрелся бы не так, как цвет золота. И рельефная печать вышла той, как я себе представляла.       Куруми провела пальцами по рельефным узорам на конверте, удивляясь тому, что типография выполнила заказ даже лучше, чем ожидалось.       ― Делали все так, как объясняла им ты.       ― Мне нравится, ― заключила Куруми, открывая конверт. ― И лазерная резка такая ровная по краю. Поставлю им высшую оценку на сайте, записав себя в список потенциальных клиенток.       ― Кажется, приготовлением своей свадьбы будешь заниматься только ты, не позволяя вмешаться кому-то другому.       ― Я предпочту заниматься только теми вопросами, в которых присутствуют бумага и цветы, а остальное доверю тебе и матери моего будущего мужа.       Куруми потянула за край самого приглашения, желая уже наконец добраться до самого главного пункта своей оценки. Однако, пребывая в легком предвкушении и трепетном ожидании того, чтобы оценить и сам текст, Сенджу столкнулась с одной маленькой проблемой. Она слишком долго не могла оторвать взгляд от имен в этом письме. И особенно ее заинтересовало имя, что стояло рядом с «Сакура Харуно». Вспомнив то, что само по себе напомнило о своем существовании, девушка пришла к одному логичному и очень наблюдательному выводу.       ― Как интересно, ― Сенджу задумчиво усмехнулась и положила приглашение на столик, взглянув на мать в зеркале. ― И почему я раньше об этом тебя не спросила?       ― Не спросила? ― Митоку посмотрела на отражение дочери в ответ. — О чем?       ― О том, какая у жениха фамилия. Мне уже не терпится познакомиться с ним и… с его семьей.       Погода в конце весны уже не одну неделю радовала своим щедрым желанием угодить каждому. Цветущие деревья, зеленая листва, цветы и приятный тёплый ветер, который разгоняет их невероятный аромат по всему городу. В этот день все по-особенному стало нежным и прекрасным, напоминая каждому о том, какое мероприятие ожидается впереди в окружении этой природы.       ― Поздравляю, Сакура-сан.       Куруми улыбнулась, обнимая девушку осторожным, но очень теплым объятием. Розоволосая невеста в свадебном платье обняла ее в ответ. И, как только Сенджу отстранилась от нее, то снова отступила назад, чтобы ещё раз восхититься этим белоснежно-розовым видом.       Каждое свадебное платье или наряд, будь он современным или традиционным, заслуженно может называться романтичным. Но в случае Сакуры он был «самым» и «одним из всех». Нежный, воздушный подол светло-розового пастельного цвета не тускнел на фоне ее цвета волос, а, напротив, слишком утонченным и «вкусным» образом подчеркивал его. Белые кружева лифа и корсажа бережно обхватывали хрупкое тело невесты, плавно переходя к ее рукам. От очень легкого, почти невесомого макияжа виновница торжества выглядела настолько невинно и прекрасно, что первые секунды взгляда на нее наполнялись тишиной и настоящим восхищением. И это восхищение станет безгранично сильнее, когда взгляд поднимется к ее счастливо-изумрудным глазам.       Не просто самая красивая в этот вечер, она по праву является самой прекрасной невестой на Земле. Придя к такому заключению, Куруми покачала головой, едва сдерживая слезы восхищения и радости.       — Куруми-чан, если ты сейчас заплачешь, я тоже начну плакать.       — Нет-нет, — Сенджу выдохнула свое желание позволить себе подобный сантимент и прикоснулась мизинцами к мокрым уголкам глаз. — Тебе плакать нельзя, но, Сакура-сан, от тебя просто невозможно отвести глаз.       — Как и от тебя, — Сакура смущенно улыбнулась, прикоснувшись к щеке подруги. — Даже уже не верится, что ты оканчиваешь школу, а я…       — Выходишь замуж.       Харуно кивнула, задумавшись над этим. Время, в самом деле, имеет слишком отличные друг от друга свойства и черты. Оно либо быстротечно и неуловимо, или же наоборот слишком неторопливо и медлительно. Казалось, только вчера эта девушка делилась с ней впечатлением от своего первого дня в средней школе, когда сама Сакура только переходила в последний класс старшей. И спустя столько лет, что прошли быстро и незаметно, каждая из них начинает новый этап в своей жизни.       — Сакура-сан, ты похожа на одну из диснеевский принцесс. На Русалочку.       ― Значит, Саске-кун похож на…       ― Эрика?       Сакура тихо посмеялась, ощутив единственную слезинку на глазу. Харуно краешком платочка смахнула ее, вспомнив о красноволосой принцессе.       — А ведь в детстве это был мой любимый мультик.       — Он мой любимый до сих пор, — ответила Куруми, не в силах перестать рассматривать наряд подруги. — Невозможно глаз отвести. Мм…       Сенджу снова уловила какой-то аромат, затем подступила к Сакуре, идя за его источником. Девушка принюхалась к ее волосам, понимая, что именно это было в первый раз, когда ощутила его.       — От тебя пахнет клубничным мороженым.       ― Не тебе одной так показалось, — Харуно смущенно улыбнулась, прикоснувшись к пряди волос у лица. — Брат Саске тоже что-то подобное почувствовал.       ― Правда?       Куруми вскинула брови в удивлении, с трудом сдерживая усмешку на губах. Она всё-таки позволила себе эмоций больше, чем требовалось, но вспоминая то, о ком зашла речь, ее это совершенно не смущало.       — Интересно, почему только он один это заметил?       — Здесь всё просто, — тихо начала Сакура, тихо рассмеявшись. — Когда дело касается такой сладкоежки, как он, это вовсе не кажется удивительным.       — Сладкоежки?       Воздержавшись от одного комментария в адрес этого наблюдательного человека, Сенджу озвучила его мысленно. Он называл ее ребёнком, а сам, как вышло, ребёнок не меньше. И, сделав это приятное заключение, Куруми заметила на лице Сакуры озадаченность.       — Что такое, Сакура-сан?       — Я тебя так и не познакомила с его родителями.       — Ох, не волнуйся. Познакомишь со всеми, когда пройдёт церемония. Вдруг Саске-кун увидит тебя до неё. Но здесь, кажется, я единственная и понятия не имею, как выглядят его родители.       Харуно неуверенно кивнула, но спустя мгновение засветилась какой-то идеей. Прикоснувшись к руке Куруми, она подвела ее к двери.       ― Это они.       Куруми проследила за взглядом Сакуры, увидев мужчину и женщину, разговаривающих с гостями. Отец жениха оказался довольно сдержанным в компании родственников, которые что-то бурно обсуждали, не сдерживая улыбок и смех при этом. Но лишь спустя несколько секунд после взгляда на него, можно было заметить его улыбку, когда он и сам что-то вспоминал из их обсуждения. Черноглазый мужчина разделял подобное настроение с теми же темными, как ночь, глазами, когда поворачивался к женщине, стоящей возле него. Сенджу приятно удивилась, переведя взгляд на его супругу.       Чёрные волосы, собранные в вечернюю причёску, открывали и подчёркивали ее изысканную шею. Чёрное кимоно, ушитое на подоле золотыми цветами и затянутое таким же благородным поясом, выделяло тонкую талию. Хоть она и подавала свои чувства очень сдержанно, все равно светилась смущением и счастьем, которое выражалось ее улыбкой.       ― Какая же она красивая.       ― И очень добрая, — Сакура задумчиво улыбнулась, глядя на Микото. — Я не знаю человека добрее, чем она. Возможно, прозвучит нелепо, но все ее самые тёплые и искренние качества достались старшему сыну.       ― Вот как?       Этот день определённо закончится не так, как должен. Хоть здесь и присутствует достаточно много людей, но рано или поздно они с ним все равно встретятся. И кто знает, что из этого выйдет? Куруми уже могла ответить на этот вопрос, но все равно постаралась сдержаться и не озвучивать его в мыслях. Лучше пусть все пройдет так, как и должно пойти, а она лишь направит ситуацию в нужное русло. Последний уединенный разговор с учителем на слишком многое открыл ей глаза, что не позволяет ей пускать их недопонимание на самотек, оставляя все как было.       — Именно поэтому твой жених не почувствовал клубничное мороженое? — Сенджу улыбнулась, вернув взгляд на Сакуру, когда та прикрыла дверь. — Потому что в нём недостаточно искренности?       ― Если и почувствовал, он все равно мне этого не скажет.       — Возможно, он просто смущается?       Харуно неловко отвела взгляд в сторону, подойдя к зеркалу, чтобы убедиться в том, что все детали из ее наряда на месте.       — И если смущается, — Харуно снова нежно и задумчиво улыбнулась, опустив взгляд на платье, — то этого точно не покажет.       — К официальной части все готово.       Через другую дверь комнаты вошла высокая светловолосая девушка с небесно-голубыми глазами. Темно-синее платье футляр элегантно и чрезмерно официально сидело на ее стройной фигуре, придавая ее образу деловой утонченности. Торопливо, но очень умело переступая с ноги на ногу в туфлях на высоких каблуках, она довольно быстро пересекала комнату. И не замечая стоящую у второго входа Куруми, главная подружка направилась к невесте, ни на секунду не позволяя себе расслабиться.       — Служитель и его ассистенты уже на месте. Как и все гости с обеих сторон. От графика отстаём лишь на половину минутки и, — девушка посмотрела в зеркало, увидев в отражении помимо Сакуры кое-кого ещё. — Ох…       — Здравствуй, Ино-сан.       Та обернулась, столкнувшись взглядом с ещё одной подружкой невесты. Ино потребовалось несколько секунд, чтобы узнать ту, что стояла перед ней. Она сделала шаг вперед, но остановилась от мимолетной неуверенности, которую испытала в этот момент.       — Куруми-чан?       На это неуверенное и тихое обращение Яманака получила уверенный кивок и теплую улыбку, которую узнала с первых секунд взгляда на нее. Теперь появился новый повод, чтобы продолжить шаг и поприветствовать давнюю знакомую.       — Боже, — Ино пыталась разглядеть все, что изменилось в той девочке с их последней встречи. — Да ты уже такая красотка.       За эти несколько лет, что Яманака отсутствовала в этом городе, получая образование в другом, ей ни разу не удалось увидеться с ней. Хотя им часто доводилось видеться в детстве и в то время, когда Ино и Сакура ходили в старшую школу. А теперь старшеклассница именно она — девочка, что никогда не выпускала из рук свой альбом и рисовала везде, где взбредет в голову. Крыша, лестница, деревья. Но сейчас своевольная, но миленькая непоседа превратилась в настоящую взрослую девушку, рядом с которой однозначно уже кто-то должен стоять из молодых людей, пытаясь хоть чем-то ей угодить. Ведь то, насколько сдержанным и взрослым кажется ее взгляд, говорит о том, что ее мало кто может заинтересовать или удивить. Но, возможно, все дело в ее наряде и образе? Однако строгий, ровный пробор и низкий, идеальный пучок, все равно смягчаются на фоне ее нежного, но не менее «немногословного» платья.       — Какое платье, — подойдя к Куруми, Ино обняла ее, после чего ощутила руки девушки в ответном объятии на спине. — Где ты его взяла?       — Моя невестка помогала мне с выбором. Но в тот день мы прошлись по стольким магазинам, что я и не вспомню, где взяла его. Могу отправить тебе фотографию бирки.       — Конечно-конечно. — Яманака отстранилась от Сенджу, проведя рукой по ее спине и заглянув той за плечо. — Ух, а в этом платье провокации больше, чем континентальной классики. Какой идеальный вырез. И как твой парень только осмелился отпустить тебя на свадьбу? Мужчины такое оценят больше, чем подобное спереди.       — Единственный человек, кто мог бы меня не отпустить, это мой брат, но его жена обещала, что присмотрит за ним. И, кажется, мне уже поздно обзаводиться страстными и наполненными ревностью отношениями.       Ино тихо посмеялась, покачав головой, однако тут же погрузилась в воспоминания своей школьной юности.       — Твои-то годы… Это ведь и есть самое подходящее для подобных безумств время. Выпускной класс, первая любовь, первый поцелуй, — девушка склонилась к лицу Куруми, шутливо толкнув ту локтем. — Хотя бы сорви пуговицу с пиджака какого-нибудь красавца, и, можно сказать, школа окончена не зря. Хорошо?       Понимая о какой школьной традиции она говорит, Куруми тихо посмеялась. Если она и могла допустить мысль, что изменилась сама, то что касается Ино, то все так, как и было раньше. Смелая, дерзкая, красивая и до безобразия харизматичная. Не зря в свой последний день в школе после выпускной линейки Яманака пришла домой с горстью пуговиц, которые добровольно преподнесла ей почти половина студентов выпускных классов. Своего рода признание в симпатии и в любви из года в год не теряло своей популярности. Мальчики отрывают третьи пуговицы с пиджака школьной формы, что ближе всех находятся к сердцу, и преподносят на сохранение тем, кто им нравится. Такая непростая и интересная народная примета стала национальным достоянием среди старшеклассников и выпускников всей островной страны.       — Хорошо. Обещаю позариться на пуговицу самого обольстительного красавца нашей школы.       В это же время сделав все, что требовалось от него как от старшего брата жениха, Итачи вышел к гостям, которые уже с нетерпением ждали начала церемонии и появления будущих молодожён. Задний двор загородного европейского отеля выходил в необыкновенной красоты сад, который, как нельзя кстати, вписывался в самый важный день будущих молодожён. Но самым главным и живописным предметом была арка, украшенная белой тканью и цветами. Нежность красок подчеркивалась пейзажем, что располагался позади нее. Учиха и не сомневался, что в этот день будет такая приятная и подходящая для праздника погода. Но впервые свое любимое уходящее время года Итачи провожал с таким нежеланием. Теперь весна стала для него и его воспоминаний слишком ценной, чтобы просто так ее отпускать. Она никогда не пахла настолько прекрасными и нежными ароматами, как сейчас. Ароматами цветущих деревьев в саду, весеннего ветра, миндаля и… пионов.       Схватившись за эти последние ноты, летающие в воздухе, Итачи даже огляделся. Уже не первый раз он поймал себя на мысли, что она где-то рядом. И это не говорило, а просто кричало о том, что он окончательно лишился рассудка. В этот день она может быть где угодно, но точно не на свадьбе его младшего брата. Поэтому, для того чтобы увидеть ее снова, ему остается лишь подождать начала новой учебной недели.       — Что за девушка? Та, что разговаривает с фотографом.       Один из гостей, стоящий в окружении своих друзей, приметил незнакомку в темно-синем наряде. Кареглазый шатен с особым вниманием разглядывал девушку, которая стояла в другой части сада. Ему ничего не осталось, как попросить помощи у друга. И тот, проследив за его взглядом, увидел ту самую гостью.       ― Кажется, — он пригляделся, пытаясь вспомнить ее, — это одна из подруг Сакуры. Я видел, как она выходила из ее номера вместе с Ино.       — Значит, она одна из ее подруг?       Мужчина вскинул брови заметив и то, какой сюрприз его ждал, когда незнакомка повернулась к нему спиной.       ― Боже… Дайцуки, как думаешь, это плохо, что я чаще смотреть на нее буду, чем на саму невесту?       ― Ну, — задумчиво протянул тот, также оценив ещё один притягательный ракурс девушки. — Я думаю, тебе такое простительно. Верно, Итачи?       Учиха услышал своё имя и повернулся к ним, не имея понятия, о чем шёл разговор. С трудом оторвав себя от воспоминаний о Сенджу, мужчина попытался привести свои мысли в порядок и ответить на вопрос, который ему задали.       ― О чем вы?       ― Ни о чем, а о ком. Та милашка, — Дайцуки указал в сторону девушки пальцем руки, в которой держал бокал с шампанским. ― В этом дивном платье.       — Что?       Увидев знакомую светлую голову и профиль, Итачи даже затаил дыхание. Взгляд сам по себе опустился с её головы на спину и плечи. Но вместо того восхищения, что выразили эти двое, он испытал лишь удивление от того, что все-таки встретил ее.       — Она здесь?       Или это снова игры его нездоровой фантазии и безумных мыслей? Но как сильно бы ни хотелось сомневаться в реальности происходящего, Итачи пришлось в это поверить. Ее видят те, что стоят рядом с ним. Или правильнее сказать… Они ее «заметили» и теперь смотрят не так, как должны смотреть на незнакомых девушек. Чувствуя недоброе покалывание в руке, мужчина сжал кулак, не зная, как контролировать реакцию своего тела на происходящее. Он сам довольно внезапно встретил ее и слишком быстро отреагировал на это проявлением не самых хороших эмоций.       — Так ты ее знаешь?       — Знаю, — ответил Учиха, по-прежнему стараясь унять растущее волнение и недовольство. — Но ничем тебе помочь не смогу.       — Умоляю тебя, Итачи, хотя бы познакомь нас. Дальше я справлюсь сам. О, хочешь, я тебе даже заплачу?       Учиха нахмурил брови, повернувшись к тем двоим. Но подобную реакцию с ним разделил и Дайцуки, который толкнул друга плечом, готовя поучительно нравственную речь для него.       — Хидео, ты хоть понял, что ляпнул? Заплатишь ему денег, чтобы он тебя с ней познакомил? Подумай, на что это похоже. Извращенец.       — Неосознанно. Простите, — Хидео опустошил свой бокал шампанского и ослабил галстук, сделав глубокий вдох полной грудью. — Сам не знаю, что со мной. Но что, если она моя судьба? Может быть, мне самому…       — Напрасно об этом думаешь.       Очередное возражение от Итачи в этот раз Хидео пришлось не по вкусу больше, чем первое. Не просто переведя на него взгляд, а полностью повернувшись к нему, он выражением лица показал Учихе, что категорически против такого расклада.       — Это ещё почему?       — Потому что она всего лишь школьница, — сдержанно озвучив этот факт, Итачи нахмурил брови, когда заметил, что второй нравоучитель прикоснулся к своей руке. — Дайцуки… Какого черта ты снял свое кольцо?       Тот замер, с непониманием смотря на друзей, а затем и на своё обручальное кольцо, которое уже оставило его законное безымянное место.       — Ох… Неосознанно?       Услышав неуверенный и слишком легкомысленный ответ Дайцуки, Итачи и сам застыл на месте, осознавая, что совершенно не узнает этих людей. Пусть не всегда, но им чаще всего были характерны сдержанность и серьезность, особенно тому, кто уже женат. Но теперь из взрослых, адекватных людей, они оба превратились в типичных подростков, разволновавшихся при встрече с девушкой.       — Вы…       Итачи не мог построить слова в логически сложенное предложение, потому что до сих пор был сбит с толка присутствием девушки, на которую так отреагировали его друзья. Но если он не знал, что сказать, ему прекрасно было известно о том, что надо делать. И, набравшись терпения, чтобы вернуться в своё прежнее эмоциональное состояние, Итачи нахмурил лицо и решил продолжить.       — Из вас двоих к ней и шага никто не ступит, ясно?       Не дожидаясь какого-либо ответа или комментария на его предостережение, очень похожее на угрозу, Итачи ушел. Оставшиеся наедине Хидео и Дайцуки переглянулись, не понимая того, что только что произошло.       — Он что, пьян?       — Вроде нет, — Дайцуки опустил взгляд на оставленный бокал Итачи. — Он даже еще не притронулся к шампанскому.       — Странно. Мне показалось, что он и вовсе… может меня ударить.       Хидео наблюдал удаляющуюся спину Учихи, пытаясь вспомнить хоть один момент из жизни, когда видел его таким… опасным. Мужчина озадаченно нахмурился, затем покачал головой, понимая, что пытаться вспомнить такое бесполезно. Такого момента в его жизни не было. Но если он не в силах найти хоть какой-то ответ, то снова можно обратиться к другу за помощью. И вернув взгляд на Дайцуки, Хидео случайно заметил обручальное кольцо, что до сих пор не вернулось на свое место.       — Дайцуки, в самом деле, лучше надень кольцо, пока твоя жена не заметила.       К этому времени, дав необходимые наставления фотографу, Куруми получила от него понимающий кивок, после чего осталась наедине со своими новыми задачами как подружка невесты. Мысленно пройдясь по всем пунктам, которые должны быть выполнены перед церемонией, девушка убедилась в том, что все, действительно, готово к началу.       Оставляя за своей спиной сбитых с толку друзей, Итачи шел вперед, теряя связь со всем происходящим вокруг. В этот момент сердце слишком уравновешенного и сдержанного мужчины забилось с тем же примитивным юношеским волнением, которое его ввело в ступор несколько минут назад. Он с каждым шагом чувствовал, как его тело пробирает легкая дрожь и наполняется тяжестью.       — Сенджу?       Она повернулась к нему так плавно и с такой грацией в движении, что Итачи остановился, так и не преодолев последнюю пару шагов. Школьница… Глядя на неё без школьной формы, он, как бы ни старался, все равно в ней её не увидит.       ― Вы так удивлены, сенсей.       — Странно, что, — Итачи сглотнул, прочистив горло, чтобы избавиться от этой внезапной хрипоты в голосе, которая возникла вполне уместно и ожидаемо, — я один удивлён.       ― Наши матери лучшие подруги, поэтому Сакура-сан и для меня не чужой человек. А что касается Вас… Увидев фамилию жениха, я поняла, что он приходится Вам тем самым младшим братом, который не отказался бы от такой младшей сестренки, как я.       Младшей сестренки? Не успевая задуматься о том, что его больше всего смутило в этом предложении, Итачи уже затронул другую тему. Она сделала ему настоящую услугу, когда повернулась к нему лицом, потому что смотреть на ее открытую спину и плечи становилось невыносимо с каждым шагом, с которым он приближался к ней. Лишь малая и контрастная доля этой откровенности способна спровоцировать на то, о чем однозначно придется жалеть, потому что это выйдет очень неконтролируемым и импульсивным безумством. И, задумываясь уже о возможных последствиях подобного поступка, Итачи, благодаря своей ответственности, вернулся к тому, с чего начал эти мысли. «Младшая сестренка». И судя по тому, что она здесь в таком не младшем виде, ее «старший» халатно отнесся к своим обязанностям.       — Не понимаю, — тихо начал Итачи, не сдержав тяжелого вздоха. — И как он только допустил это?       — Что?       Услышав его недовольное тихое замечание, Куруми выразила свое непонимание на лице, но ей снова пришлось столкнуться с новым.       — Ничего.       Итачи отстегнул среднюю пуговицу пиджака, на которую тот был застегнут, и снял его. Ничего не понимающая Сенджу в прежнем ступоре уже наблюдала то, как учитель остался без пиджака, а затем замерла, когда он накинул его на ее плечи.       — Ч-что Вы…       Набираясь сил для одного запланированного дела, ей пришлось столкнуться с незапланированным смущением, которое вызвал его поступок. Она смотрела ему в глаза и понимала, что отстает от него, потому что позволила сбить себя с толка. Теперь он был единственным, кто контролировал свои мысли и чувства. А ей же пришлось бороться со своим непослушным сердцем, чтобы не показать того, что его вещь на ней как-то ее беспокоит и, что еще хуже, смущает.       Куруми все-таки нашла возможное объяснение тому, что он сделал. Она отступила на шаг в сторону, чтобы посмотреть туда, откуда он пришел. Хорошо, что от этого смущения ее женское чутье и интуиция не растерялись, в отличие от нее, а помогли ей сделать верные выводы. Все сразу же стало доступным ее пониманию, когда она увидела друзей жениха, стоящих по другую сторону сада.       — Все же моё платье производит какой-то эффект?       Стараясь ухватиться за это как за новый источник ее сил, она улыбнулась приветствующим кивкам от Хидео и Дайцуки.       — Тот, что повыше, случайно не снимается в журналах? Кажется, я видела его в одном. Это же… Коуске Дайцуки. У моего учителя и Саске-куна не только замечательные родители, но и очень интересные друзья.       — Ты как моя ученица не должна позволять мне видеть то, что я наблюдаю сейчас.       — И что же вы наблюдаете?       Куруми приподняла руку, чтобы поприветствовать их, скромно, но игриво помахав пальчиками. И этот жест вызвал две противоположные реакции. Приятное удовольствие у Хидео и новое недовольство у Итачи.       — Прекрати.       — Прекратить что, сенсей?       — Ты знаешь, о чем я.       Учиха с нежеланием взглянул на предсказуемую реакцию Хидео, который опустил узел галстука ещё ниже. И, судя по тому, как он смотрел на без стеснения заигрывающую с ним Куруми, его совершенно не заботило то, что сказал ему Учиха до этого. Но если решить этот вопрос Итачи все ещё мог, поговорив с другом «по душам», то повлиять на свою ученицу было сложнее.       — Сенджу, — он обхватил ее запястье, чтобы опустить ее руку. — Хватит давать им повод.       Оставшись видимо непринужденной, она покорно перевела на него взгляд и без сопротивлений опустила руку вслед за ним. Встретившись с ней взглядом, Итачи едва не допустил мысли, что не узнает ее. Но он слишком хорошо помнил ее лицо, наизусть зная каждый его сантиметр, поэтому сразу осознал действительность. Сейчас ему лишь кажется, что это не она.       — Какой повод не стоит давать им, сенсей?       — Представлять эти… — Итачи и в этот раз не воздержался, чтобы бросить в ту порочную сторону взгляд перед тем, как ответить на ее вопрос, на который она и так знала ответ. — Непристойные картины в своих мыслях, которые вызывает твоё поведение.       Тихо и неодобрительно озвучив своё наблюдение, Итачи с теми же чувствами вернул на неё взгляд, но уже столкнулся с ее ответным желанием что-то сказать.       — А Вы? Вы тоже представляли эти непристойности?       Перед тем, как отреагировать на ее провокационную и смелую выходку, Итачи успел кое-что понять. Все же он действительно задел ее и сильно обидел, когда дал тот слишком резкий ответ в учительской. И понимая это, Итачи все равно не думал, что все обернётся подобной сложностью в их и без того непростом общении. Ему все-таки не показалось. Это по-прежнему она, но только определено изменившая своему повседневному настроению. И глупо ждать того, что все изменится к лучшему или уляжется. Остается лишь быть тем, кем он является. Ее учителем, который не должен позволять ей говорить с ним на подобные темы.       — Кажется, ты забываешься. Не только учителям, но и мужчинам, в принципе, непозволительно задавать подобные вопросы, тем более в твоем возрасте.       Его удивило и то, что его слова не произвели на неё никакого впечатления, не вызвав и малейшей реакции у неё. Она лишь позволила себе задуматься, выразив свою задумчивость во взгляде. Ему и гадать не пришлось, чтобы понять, что ее мысли точно были посвящены не тому, о чем бы ей следовало подумать на самом деле.       — Тут я узнала о Вас чуть больше, чем довелось в школе. Оказывается, вы старше меня на пятнадцать лет, хотя я была уверена, что на тринадцать. Но два года вряд ли что-то решают, впрочем… как все эти пятнадцать лет. Как думаете?       Стоило им оказаться за пределами школы, как их разговоры резко сменились на внешкольные. Однако если Итачи попытается понять, кто первый из них заходит за границы дозволенного, он не сможет с уверенностью прийти к одному ответу. Они оба провоцируют друг друга, задавая подобные вопросы, и оба осознанно пересекают границы, отвечая на них.       И, пока пытался заставить себя обозначить те самые границы, о которых не должен забывать, Итачи заметил, что Куруми обернулась на чей-то голос. Мужчина проследил за ее взглядом. Пришлось с легкой досадой принять то, что он не сможет озвучить свой нравоучительный ответ из-за женщины, приближающейся к ним.       — Мама, — Сенджу улыбнулась подошедшей к ней матери. — Ну как, убедилась, что Сакура-сан теперь в надежных руках?       Учиха встретился взглядом с очень знакомыми глазами. На два, а то и на три тона темнее, чем у ее дочери, взгляд госпожи Сенджу казался ему мягче, чем у любого присутствующего на этом мероприятии. Внешне они оказались очень похожи, вплоть до особых и едва различимых черт лица. Однако подобное нельзя было сказать о характере, в чем Итачи уже был убежден. Пусть он и не знаком лично с этой женщиной, что подошла к ним, но он с уверенностью может заявить, что эти двое, имея самое близкое, кровное родство, разные, как небо и земля.       И к списку их различий можно было отнести то, во что была одета мать девушки. Сохраняя традиции и обычаи в отношении нарядов на торжествах для старшего поколения, она остановила выбор на черном кимоно с темно-бордовым поясом. Отсутствие каких-либо красочных принтов и рисунков на ткани ничуть не делало ее строгой и слишком консервативной на вид. Вопреки подобным свойствам этого наряда, госпожа Сенджу смотрелась очень мягкой и чувствительной, чего нельзя было сказать о ее дочери, взгляд которой стал только холоднее из-за подобного цвета ее платья. Следовательно, можно сделать вывод, что дело не в том, как они выглядят, а в том, как они себя подают. И… «нападают».       — Ещё бы, — начала Митоку, улыбнувшись дочери в ответ. — У таких очень добрых и милых людей и семья соответствующая. Но странно, что с братом ее жениха нам довелось познакомиться только на их свадьбе.       Итачи слишком поздно понял, что разговор уже зашел о нем, так как был погружен в небольшой сравнительный анализ. Намереваясь ответить на замечание госпожи Сенджу, Учиха уже был готов объясниться, как вместо него свое слово сказала его ученица.       — На самом деле, мама, мне довелось с ним познакомиться еще в начале учебного года.       По ее неестественно дружелюбному и милому тону голоса Итачи понял, что за этим фальшивым добром последует и ее улыбка, которая будет дарована ему.       — Правда? — Митоку с удивлением взглянула на дочь. — И где же?       — В школе.       Действительно, все произошло так, как он и предполагал. Куруми с издевательски нежной и дружелюбной улыбкой посмотрела на него, от чего Учиха едва не нахмурил брови, требуя от неё прекратить этот цирк.       — Он наш новый математик и мой классный руководитель. Очень чуткий и внимательный ко всем. Без исключения.       В ее руке завибрировал телефон, оповещая о входящем сообщении. Прочитав его, Куруми сообщила, что церемония начинается через несколько минут и направилась к отелю, чтобы встретить невесту.       — Удивительно, — задумчиво протянула Митоку, провожая взглядом уходящую дочь. — Мир временами бывает таким тесным.       — Он тесный чаще, чем просто «временами».       Смотря в ту же сторону, что и госпожа Сенджу, Итачи замер. Его сердце пропустило удар, на что все тело пробрала легкая дрожь. Почему он не задумался об этом раньше? Если он говорит сейчас с матерью девушки, в которую влюблен, то, следовательно, она и мать его друга, которому неизвестно, кто именно учит математике его младшую сестру.       — Так это Ваш пиджак?       Митоку задумчиво улыбнулась, когда Куруми что-то ответила на удивленные вопросы Ино, увидевшую ее в пиджаке.       — Это было весьма благородно и очень заботливо с Вашей стороны. Но как бы нам ни хотелось, они все равно вырастают слишком быстро. И ты совсем не успеваешь насладиться тем, пока они еще являются детьми.       Это слишком правдивое и точное заключение, чтобы вслух выражать свое согласие с ним. Ведь так и есть. Ты не успеваешь смотреть на то, как они растут, потому что лишь спустя одно мгновение они уже вырастают. Так можно сказать о детях и о младших братьях. Итачи провел аналогию между примером Митоку и своим, когда увидел, как Ино и Куруми сопровождают его невестку, спускаясь с ней по лестнице в сад. Саске слишком быстро стал самостоятельным и взрослым, успев при этом приятно удивить старшего брата своим смелым шагом к другой жизни. Однако приятного в этом больше, чем печального, потому что после этого взросления наступают самые важные и незабываемые перемены, которые затрагивают всю семью.       — Примите мои поздравления, Итачи. Сакура мне как дочь, и я рада, что она встретила такого человека, как Ваш брат. И мне…       Она замолчала, задержав взгляд на его лице, на котором уже мелькнуло ожидание, смешанное с удивлением. Уже имея дело с подобным милым ступором, что нередко мелькал на лице Куруми, Итачи мог предположить, что Митоку что-то вспомнила, пытаясь полноценно воспроизвести это в памяти.       — Кажется, — неуверенно начала она, озадаченно хмуря брови. — Среди друзей моего сына был кто-то с этим именем. Я определенно слышала, что он обращался так к кому-то по телефону. Вы случайно не…       Внезапно осознав всю шаткость и хрупкость своего положения, Итачи снова позволил легкой дрожи пройтись по его телу. Можно ли назвать это чувство трусостью, если в момент, когда Митоку была перебита начавшейся игрой музыкантов, Учиха с облегчением выдохнул? Не желая даже задумываться об этом всерьёз, он направился на свою сторону места проведения церемонии, найдя своих родителей, сидящих среди гостей.       Среди западных видов интерьера отеля и этого сада синтоистский монах, читающий молитву, словом наполнял все вокруг очень тихой и по-своему таинственной атмосферой. Странно и необыкновенно красиво две культуры умело гармонируют друг с другом, сливаясь в один восхитительный по своему исполнению процесс. Каждый с трепетом и волнением вслушивался в слова, в которых заключалась мольба о счастье молодых. Подобное и разделяли между собой виновники торжества, крепко держа за руку друг друга.       Итачи снова убедился в том, что Саске влюблен и любит не на шутку. Тот без каких-либо возражений позволил себе, по его словам, «глупые анатомические сантименты» на глазах всех присутствующих гостей. Но, если Итачи испытывал подобные приятные чувства, смотря на создание новой семьи, он и предположить не мог, что церемония пройдет таким образом. Против своей воли он позволил своим братским мыслям разбавиться теми, что относились к девушке, которая находилась на стороне гостей невесты.       Молодые встретили закат, после которого официальные и поздравительные детали свадьбы уже перешли в более простые и неформальные. Из сада, где проходила сама церемония под открытым небом, весь праздник перебрался в банкетный зал отеля.       Один из ожидаемых моментов свадьбы всегда является появление свадебного торта. И тут уже Саске стал проводить грань своей беспечной щедрости, когда первый кусочек от разрезанного им торта оказался перед его лицом.       — Никто из гостей не сможет попробовать торт, пока первым его не попробуют молодожены, — Сакура поднесла кусочек к губам мужа, которые не спешили послушно разомкнуться. — Саске-кун?       — Надеюсь, ты не всегда будешь этим пользоваться.       Услышав в этом признании лишь один безобидный смысл, присутствующие, в отличие от Сакуры, улыбнулись. Но сама же Харуно лишь с удивленным непониманием вскинула брови, после чего в обиженном виде начала их опускать вместе с рукой, совершенно не понимая, что он имел в виду. Но спустя одно мгновение ее рука вернулась в прежнее положение, когда Саске к ней прикоснулся.       — Он говорил о своей любви, — после того, как Саске всё-таки попробовал торт из рук своей жены, Итачи обратился к ней. — Теперь ты можешь заставить его сделать все, что только пожелаешь.       — Не только на меня, но теперь и на неё пытаешься оказать своё дурное влияние? — недовольно протянул Саске, когда встретился взглядом со старшим. — Ты неисправим, Нии-сан.       — Кажется, — задумчиво начала Ино, не сдерживая улыбки. — Сейчас многие увидят Саске-куна… в гневе?       — Его уже видят. Но только в смущении, — заметил Итачи, получив новый недовольный взгляд младшего, за которым тот прятал ту самую неловкость.       Для многих в этот день впервые испытываемые сегодня чувства были необычными. Не только для Саске и его супруги. Итачи думал об этом, наблюдая за братом и невесткой со стороны. Все же долг старшего обязывал его допускать мысли только об этом, однако, как бы ни старался, его настойчиво беспокоило и еще кое-что. И, вновь поймав себя на ненужных размышлениях, Учиха сделал логичный вывод. Ему было бы проще, не окажись он в одном месте с Сенджу, вид которой заставлял его терять связь с реальностью.       При взгляде на нее он и вовсе задыхался. Ее присутствие сильнее обычного сжимало грудь, не позволяя ему спокойно дышать. Это оказалось выше тех сил, что у него были. Только стоило ему заметить, как кто-то из друзей Саске смотрит на неё, он с трудом сдерживал непреодолимое желание к ним подойти и силой заставить их отвести от нее взгляд. Он никогда бы не подумал, что способен допускать такие мысли в отношении своих и друзей Саске. Но, даже если и не был способен думать рационально и непредвзято, Итачи понимал, что чем раньше возьмет себя в руки, тем будет лучше для него самого.       Заняв самое тихое и неприметное место, Учиха из угла зала наблюдал за тем, как молодожены танцуют свой первый супружеский танец. Приглушенный свет и мелодичная музыка создавали романтичную обстановку, при этом не только лаская слух, но и приятно радуя глаз. Однако приятного снова стало слишком мало, когда на его глаза попалась знакомая фигура, приближающаяся к нему.       — Учитель.       Куруми подошла к его столику и сняла пиджак, повесив тот на спинку стула, на который села. Пребывая в довольном и праздничном расположении духа, одним своим присутствием возле него Сенджу очень видимым контрастом выделила их настроения.       — Наверное Вам еще неизвестно, но Вы омрачаете праздник своим хмурым настроением, испепеляя все, на что падет Ваш взгляд.       Учиха молчаливо ответил ей подобным взглядом, снова с неодобрением смотря на ее плечи. Но на его лице все-таки мелькнула реакция, которую он скрыть не смог, когда увидел в ее руке бокал. Однако, понимая и без лишних слов, что его так смутило, помимо отсутствия на ее плечах пиджака, Куруми благородно решила ему всё пояснить.       — Это минеральная вода, не волнуйтесь. Вы и проблемы с Вашим предметом не дают мне права употреблять алкоголь в Вашем присутствии.       — Не только я и мой предмет, тебе твой возраст и закон не дают такого права.       ― Да, так и есть. Кстати, не могу не поделиться этим.       Куруми нашла взглядом танцующих молодожён, не сдержав тёплой улыбки. Она выдержала недолгую, молчаливую паузу, чтобы преобразовать свои мысли в грамотно составленный аргумент.       ― Все же хорошо, что она связала свою жизнь с Вашим братом, а не с Вами. Ведь я уверена, что несмотря на Ваши пристрастья к сладостям, никакой женщине жизнь рядом с Вами не покажется сладкой.       ― И даже тебе?       Итачи не успел обдумать этот вопрос, как уже задал его. Однако не позволив впечатлить себя подобной провокацией, Куруми бросила на него косой взгляд, не прилагая сил для того, чтобы задержать его. Хоть был соблазн и вовсе посмотреть на него не просто бегло, а оценивающе, чтобы всерьез задуматься над его словами, ей все-таки пришлось сдержаться.       ― Сенсей, кажется, Вы забываетесь. Подобное спрашивать непозволительно не только у своей ученицы, но и у девушек в принципе. В вашем-то возрасте… Но, закрыв глаза на мое несовершеннолетнее положение и не отвечая прямо на этот вопрос, я лишь могу Вам тонко намекнуть, что не имею привычки идти против большинства. Лучше просто объясните мне следующее. Почему каждый раз, говоря со мной, Вы совсем не смотрите мне в глаза? Возможно, Вы периодически не слышите меня, поэтому вынуждены читать по губам.       ― Это моя слабость.       Ее взгляд снова вернулся на него. В своем ожидании и легком женском нетерпении Куруми невольно затаила дыхание и повернула к нему голову.       ― Женские губы, — уточнил Итачи, увидев вспыхнувший интерес в ее глазах. — Они выглядят слишком притягательно во время разговора, а в твоем случае, очень забавно.       ― Забавно? ― ей едва удалось скрыть досаду в голосе, не выдав своей расстроенной реакции. ― Точно. Ведь я недостаточно «зрелая», чтобы выглядеть притягательно.       ― Напротив, — Итачи тяжело вздохнул, смотря на танец младшего брата и его жены. — Притягательности в тебе не меньше, чем в любой взрослой женщине. Кажется, я за всю свою жизнь не говорил девушкам, какие они красивые, столько, сколько уже сказал это тебе.       — Но я все равно красивая не до того уровня, чтобы попасть в категорию «в вашем вкусе»? Несправедливо.       Услышав в ее упреке обиды и недовольства больше, чем можно было, Итачи ещё раз успел проклясть тот вечер в учительской, рядом с которым поставил и день их первой встречи. И в этот же момент ему странным образом вспоминались слова друга. «Не гладь кошку против шерсти». Зная общий смысл этой мудрости, Учиха упрямо и настойчиво водил рукой в том самом неправильном и неприятном направлении — против. Стоит также вспомнить и то, о чем ее брат сказал после.       «Теперь можешь ждать того момента, когда она укусит».       Если все это не дар его предвидения, то это точно врожденные способности к психологии, что позволяют ему так четко предвидеть расклад любой ситуации. Но сама Сенджу, как и свойственно этим милым, но временами опасным созданиям, решила изрядно поиграться с ним перед тем, как укусить. И чем быстрее Итачи предпримет попытки хоть как-то исправить случившееся, тем будет лучше для них обоих, а особенно для него.       — Возвращаясь к сути того, что произошло, — мужчина осторожно, но уверенно начал подходить к этому вопросу, надеясь, что все же получит в ответ ее понимание. — Не лучше ли нам просто сделать вид, что ничего не было? Ты перестанешь злиться на меня и начнешь ходить на отработку, посещая при этом профильные.       ― Я вовсе на Вас не злюсь, — слишком медленно и задумчиво протянув каждое слово, Куруми поднесла бокал к губам и сделала короткий глоток. — Я лишь пребываю в простом замешательстве.       Итачи, сдержав легкий импульс возмущения, нахмурил брови, удивляясь тому, как ему удается все еще терпеть весь этот разговор. Остались лишь считанные предложения и слова до того момента, когда он снова ответит ей так, как следует на самом деле.       ― Тебе, думаю, также известно, что и я в нем пребываю.       ― Разве в этом есть моя вина, сенсей? — подарив ему новую неестественно игривую улыбку, она прикусила губу, изобразив задумчивость на лице. — Все же Вы оказались более впечатлительным, чем я думала.       ― Сенджу.       В его голосе впервые за этот вечер прозвучала настоящая строгость, с которой Куруми сталкивалась редко, но каждый раз довольно ярко. Уже не имея терпения для того, чтобы играть по ее самонадеянным правилам, Учиха столкнулся с безысходностью, в которой решил наконец-то пресечь ее наглое своевольство.       ― В твоих же интересах не ругаться со мной, а вести себя тихо и послушно, как это делают прилежные ученицы.       ― «Прилежные»? Разве я позволила себе что-то… неприлежное?       ― Ты прекрасно знаешь, о чем я говорю. Что мне сделать, чтобы ты это прекратила? Если выполню наш уговор, согласно которому я должен принести тебе извинения перед всем классом, хоть что-то изменится?       ― Вам совсем необязательно это делать. Ведь дело вовсе не в этом. К тому же Вы уже сделали для меня слишком много, когда это было необходимо. И, в знак моей благодарности, я уже давно освободила Вас от обязанности с извинениями.       К его удивлению, вызывающего тона и противоречивой дерзости в ее голосе стало меньше. Она постепенно окунулась в свои мысли, обдумывая что-то. И даже на мгновение Итачи показалось, что он смог ее переубедить, найдя что-то в роде возможного компромисса, к которому они единогласно придут.       ― В таком случае, если дело вовсе не в этом, я убедительно тебя прошу прекратить вести себя так и начать заниматься моим предметом, сделав вид, что ничего не было. Ты согласна?       И, если он действительно ее переубедил, значит, она должна выдержать недолгую молчаливую паузу. Разумеется, подобное решение будет означать ее полное поражение, но так как всю эту «войну» вела лишь она, то победившего не будет. И пусть те слова, которые он высказал ей в кабинете, сошли за большее, чем за простое отвержение или отказ, уже ничего не вернуть. Итачи следовало взять себя в руки еще тогда, не позволяя ей того, что случилось. Но уже не просто веря и надеясь на ее адекватное согласие, Учиха стал всецело полагаться на него, потому что испытывал настоящую необходимость в этом. Однако, вопреки его ожиданию, которое он с трудом предоставил ей, она так и не спешила со своим решением, что стало уже его беспокоить.       ― Сенджу?       ― Да? — тихо отозвавшись, она также тихо и неспеша перевела на него взгляд. — Сенсей?       ― Я не услышал твоего ответа.       Её брови невинно вскинулись вверх, демонстрируя легкое недоумение, смешанное с чрезмерно фальшивой наивностью.       ― О, конечно, мой ответ…       Итачи, в ожидании этого ответа, следил за тем, как она неторопливым движением отстраняется от спинки стула, намереваясь что-то сказать. Ее лицо и глаза впервые не выдавали того, о чем она думает. Ещё никогда ясность ее лазурного взгляда не была такой молчаливо холодной. Учиха даже успел задуматься над тем, что в этот момент может ожидать от неё что угодно. Но стоило ему подумать об этом, как его внимание привлекла её рука с бокалом, которая опустилась слишком рано, так и не дотянувшись до стола.       ― Ох, простите!       Как только содержимое ее бокала пролилось на его брюки, Куруми прижала ладонь к губам и резко вскочила со стула. Итачи опустил взгляд на колено, которому пришлось принять на себя ее неосторожность, и глубоко вдохнул, сдержав приступ лёгкого негодования.       — Простите, мне так жаль, — не просто вызывающим недовольным тоном, а настоящим полушипением, Куруми заставила его замереть на месте. ― Жаль, что это всего лишь вода, а не раскаленное масло.       Она смотрела на него уже полностью сменив сожаление в своих глазах на женскую ярость и ненависть, с которыми Итачи столкнулся впервые. Ее взгляд и поступок уже не просто провоцировали его стать участником их войны, они силой вынуждали в нее вступить. И, судя по тому, как она громко и резко вдохнула, у неё было ещё, что добавить.       ― Такой ответ Вас устроит? Достаточно громко, чтобы Вы его… услышали?