***
Вроде бы побег проходил по плану... Но меня ни на секунду не покидало чувство приближающейся беды.
Ей нужно было добежать до одной из остановок, куда я её и вёл. После того, как мы убежали от этого ублюдка, мы ни разу не обменялись словами. Просто молча шли. Она весь этот путь хотела заглянуть в моё лицо, но я старательно прятал его за капюшоном. Где-то на половине пути я ощутил прилетевший в меня камень и смех, похожий на лошадиное ржанье — эти уроды догнали нас и решили действовать. Я, взяв её за руку, побежал вглубь улиц и попытался убежать дворами, скрыться от них. Я не хотел, чтобы они достали её. Смех и крики преследовали нас и надвигались сплошной волной, а я всё ещё надеялся скрыться, подавляя страх и панику.***
У меня почти получилось оторваться, но всё оказалось тщетно — я перепутал дома, и мы забежали в тупик между очередными блевотно-серыми малоэтажками, стены которых были одеты в ковёр из плесени и граффити всех сортов и расцветок. Они наступали медленно, но решительно, с чувством полного контроля над ситуацией — так же идут шакалы, когда чувствуют, что добыча уже не уйдёт. Я сказал ей держаться за моей спиной и медленно отступал вместе с ней. Холодный ноябрьский ветер повеял неприятным холодком, заставив меня передёрнуть плечами. Их было шестеро. Шесть школьников наступали стеной и загоняли в угол девушку и её защитника в самый конец "тоннеля", где света для них, к сожалению, не виднелось. На лицах у них была вся палитра, что может выдать отпетый безумец очередному доктору, что принялся его лечить. Было всё: улыбки, недобрые взгляды, безумные глаза, выискивающие идеальный момент для нападения, истеричный и надменный смех, которым они надеялись запугать меня окончательно...***
Каждый из них имел что-то при себе: кирпич, бита, кусок арматуры и пара палок, а у идиота, что ими руководил, в руке виднелся нож. Как только я увидел лезвие, сверкнувшее лучом дневного солнца мне в глаз, и улыбку того, кто им орудовал, случился он — тот самый момент, когда рубильник внутри каждого из нас щёлкает, и когда это происходит — всегда есть жертвы. Все мысли ушли из головы, оставив вместо себя лишь одно — желание выжить. Дыхание утяжелилось и стало заметно чаще. Я понимал, что живым они меня не отпустят. Но я боялся не столько за себя, сколько за неё. Что с ней сделает этот отбитый псих? Хоть я и понимал это, но всё ещё был в смятении, и, бьюсь об заклад, не решился бы напасть первым. Мне пришлось повернуться и заглянуть ей в глаза. Она была напугана, и слёзы текли по её щекам. Это стало пусковым крючком. В руку легла бутылка, становясь моей единственной возможностью спасти её. Меня захлестнул праведный гнев, в глазах всё начинало плыть, вся мышечная ткань моего тела напряглась, став похожей на питона, сжимающего меня в своих удушающих кольцах. Каждый канат сухожилий был на пределе, выдавая свой максимум, усиливая меня для грядущей битвы. Кулаки налились сталью. Я сжимал и разжимал их, параллельно разминая. Адреналин ударил в тело. Кровь начала вскипать, а сердце стало биться в диком ритме, подобному работе заряженного мотора очередного болида, с табуном из сотен лошадей под капотом. Тогда они добились этого. Я был зол.***
Глаза покрылись красными прожилками сосудов. Они приближаются. Я чувствую их злобу. Необоснованную агрессию и ненависть, с которой они собирались нападать. Зачем они это делают? Почему всё происходит именно так? Они встали на месте. Я уже пригнулся, ожидая нападения, и смотрел в их лица, перебирая моё импровизированное оружие в руке. Я готов. Нападайте. Кажется, я их понял. Я знал, что они хотят сделать. Слишком глупо и примитивно. В голове начал звучать знакомый мотив. Кажется, это была композиция одного француза. Помнится, назвал он её "Ненависть или Слава". Сойдёт. Пускай она будет задавать мне ритм. Какого чёрта они улыбаются? Я сотру улыбки с их лиц. Этот ублюдок выходит вперёд, указывая на меня пальцем, и показушно проводит им у шеи. Они снова начинают медленно приближаться уже с большей решимостью.СЕЙЧАС ИЛИ НИКОГДА.
И в следующую секунду моя глотка издала протяжный крик, неестественный для человека. Это был даже не крик, а рёв, принадлежащий обезумевшему от безысходности и загнанному в угол зверю, что был готов встретить смерть. Его эти выродки запомнят надолго. Секунда прояснения в глазах, за которую я успеваю приметить каждого из них. Из носа напором хлынула кровь. Сегодня никто не уйдёт безнаказанным. Спустя секунду, я бегу к ним. В разбеге замахиваюсь на того, что имел неосторожность стоять впереди остальных, и, не отрывая взгляда от своей первой жертвы, стараюсь вложить всю свою боль, отчаяние и страх, которые копил годами в свой первый осознанный удар. Бутылка со звоном разбивается ровно у его лба. Я вижу его растерянный взгляд и медленно отлетающие от его головы окровавленные осколки стекла и некоторые ошмётки плоти, отлетевшие от удара. Шрам на всю жизнь, не меньше. Это насекомое на всю жизнь запомнило меня. Лязг осколков стекла о твёрдую поверхность. Звук упавшего плашмя о землю тела. От прежнего оружия осталась лишь половина, которая состояла из потрескавшегося острого стекла. Как ударное оружие теперь его оценивать было нельзя, но как тычковое - вполне. Теперь мои шансы увеличились, и я стал ещё опаснее для этого стада шакалов. Одёргиваю руку назад, прицеливаясь в следующую мишень. Вижу его. Тот дурак, что играет в бейсбол. Почему я решил, что он дурак-бейсболист? А как иначе объяснить, зачем он брал биту, не захватив пары мячей?Справа!
Трое есть. Осталось ещё столько же.
В шаге от тела мелкого стоял ещё один, но уже без оружия, стоя с открытым ртом и остекленевшими глазами. Скорее всего испугался той лужи крови, которая становится всё больше с каждой секундой, благодаря тому здоровяку. Нужно вырубить его скорее, а то его мамаше придётся стирать ещё и его подштанники. Ещё один резкий замах битой, хотя уже полегче того, который получил его приятель, и он выпадает из реальности. Развернувшись от удара в обратную сторону, он, падая лицом в грязь, даже вскрикнуть не успел. Отлично. Осталось ещё немного. Я оборачиваюсь и еле успеваю полностью уклониться от удара ножом, что был направлен мне в грудь, куда-то в район рёбер. Мне повело, и заместо начальной цели он вошёл мне в левую руку, проткнув слои куртки и ещё пары вещей, пройдя почти насквозь из-за угла удара. Отпрыгивая назад, я, не обращая внимания на огромный кровоточащий порез, бью ногой наотмашь куда-то в район коленной чашечки. Бинго. Попал ровно туда, куда хотел. Очередной выродок лежит и держится за выбитое колено, корчась от боли. Короткий замах сапогом, и от него больше не исходят звуки. Закончив с последним из его дружков, который точно имел намерения меня убить, я медленно шёл к их главарю. Этот урод стоял и смотрел на меня с глазами, в которых обитал ужас. Он знал, что просто так он отсюда не уйдёт. Мне нужна была его боль. Я хотел видеть, как он страдает. Теперь мы поменялись местами. Охотник обернулся добычей. Я медленно иду к нему, волоча за собой биту. Левая рука подрагивала из-за кровоточащей раны. Я должен закончить начатое. Он бросился прочь. Бежит со всех ног. Он хочет спастись, подло бросив своих. Я не позволю ему уйти. Бросив биту где-то за собой, бегу так, как никогда до этого в жизни не бегал. Остатки сил позволили мне догнать его и повалить на холодный асфальт. Я забираюсь верхом на его грудь и, хватая его голову, начинаю с силой бить её о грубую поверхность дороги. После трёх ударов я выпустил его из захвата, ведь его руки больше не мешали моим, посему я просто начал бить, даже не тратя время на большие замахи. Я не разбирал, куда летели кулаки.. Это продолжалось довольно долго, пока мне не надоело колотить эту полумёртвую тушу, вымазывая кулаки в его крови. На последнем издыхании я встал, зажимая левую руку с раной на ней, и огляделся по сторонам. Шесть человек. Шесть лежащих без признаков жизни тел. Я справился с ними. Угрозы больше нет. Где она? А, теперь вижу. Она сидит в углу этого треклятого закоулка и плачет от страха, сжавшись в комок, весь выпачканный в грязи этого места. Я медленно ковыляю к ней и присаживаюсь рядом, приобняв её. Я начинаю что-то бессвязно бормотать, надеясь её успокоить. Похоже, что тогда у меня вышло. Я потратил много сил. Даже слишком. Мне холодно, и отчего-то очень хочется спать. Она с силой прижимается ко мне, всхлипывая и дрожа то ли от холода, то ли от страха. Тогда я поступал правильно. Защищал единственного действительно дорогого мне человека. Я начинаю медленно выключаться под сопение этой бедной девчонки, которой выпало несчастье лицезреть моё безумство. Кажется, мой лимит подошёл к концу. Сил больше не осталось. Теперь медленно выключаюсь и где-то вдалеке слышу гаснущие крики взрослых. Я заслужил немного отдыха.***
Дальше не помню, что было. Хоть убей, не вспомню. Помню только то, как я сижу в местном участке нашей «славной» жандармерии с наскоро перебинтованной рукой, которая неприятно болела. Я сидел на стуле рядом с приёмником, откуда на меня глазел местный сброд, среди которого были и дружки моего отца. Они перешёптывались и с ужасом всматривались в меня. Кажется, я могу понять, почему на меня так смотрели. Не каждый день можно увидеть подростка, который, по словам участкового, изувечил шестерых своих сверстников, которые решили загнать его в угол вместе с какой-то девчонкой. Моя одежда вся была перепачкана в крови, руки были в порезах из-за битого стекла, а тело болело из-за тотального растяжения мышц, а также благодаря одной единственной ране, синякам, ссадинам и паре ушибов — вершины сопротивления моих одноклассников, причём неслабо вооружённых. В конце коридора виднелось зеркало, которое позволяло разглядеть себя во всей красе. Но что же случилось с той бедняжкой, что была обречена мною на эти страшные муки? Куда она подевалась? Скорее всего, её отвезли родителям или в больницу. Да, так было лучше. Там о ней позаботились бы лучше, чем я. Всё с ней будет отлично. Когда людям нужно, они умеют быть полезными и могут помогать друг другу. Помню, тогда я смотрел на себя через зеркало, не отрывая взгляда, чем и наводил ужас на местное отродье, что пребывало в камере, решившее, что я, как минимум, являюсь сыном Сатаны, и понял, что я могу немного больше, чем подразумевал ранее. Я осознал, что я могу сделать, если меня довести до точки кипения. Моя уверенность в себе увеличивалась с каждой минутой наблюдения себя в зеркале, и я понимал, что больше пресмыкаться я не собираюсь.Каждый получит то, что заслуживает.