Корни, что цепляют

Когда Шото просыпается, к нему сразу приходят несколько мыслей. — Он не в своей кровати. Он в чей-то кровати, в чьей-то комнате, и он понятия не имеет, как сюда попал. Он никогда не напивался до такого состояния и не шел домой к незнакомцам. Но, видимо, у всего есть первый раз. Возможно, он наконец-то погружается в свои двадцать, что ему всегда говорила сделать Ашидо. Какая жалость, что он ничего не помнит. — Даже без часов в темной комнате, Шото понимает, что на улице где-то поздний день или даже вечер, и оба варианта до ужаса возможны. Он никогда не просыпается позже восьми утра, только если не лежит в больнице и не ранен, но даже тогда он чувствует головную боль после девяти тридцати. — Даже несмотря на сон в хрен-знает-сколько часов, Шото просто пиздецки устал. Он тянет руку, чтобы протереть глаза, и слабо стонет из-за едва заметной боли, закравшейся прямо под веки самым неприятным способом. В животе болезненно пусто, и тело словно свинцом налито, из-за чего очень трудно сесть. На колени внезапно приземляется тонкое фланелевое одеяло с вышитым в центре символом Всемогущего. А. Всемогущий. Тодороки дотрагивается до символа и, хмурясь, пытается вспомнить- Самолет. Аэропорт. Нью-Йорк. Мидория. Живот сворачивается от ужаса. Вылезая из кровати, Шото бросает одеяло комом на полу и вылетает из гостевой спальни вниз по коридору, в носочках, прокручивая в голове нет, нет, нет, словно заевшую пластинку. Он врывается в гостиную, вытянув руки для равновесия, ровно встает и судорожно осматривает комнату. Он застает Мидорию на диване рядом с по-идиотски большими окнами в дальнем конце комнаты, когда тот сидит в телефоне. Заходящее солнце отбрасывает оранжевые и золотые цвета на его спокойные черты лица. На голове гнездо, на теле тонкая футболка, серые домашние штаны и цветастые носки. Шото не может не пялиться, когда Мидория качает правой ногой, свисающей с подлокотника. Умиротворение во плоти. Шото подумывает поджечь себя до состояния стейка прямо здесь и сейчас. Мидория, нахмурившись, отрывает взгляд от телефона. На лице не заметно, но улыбка расцветает, как только он видит Шото.  — О, отлично, — говорит он. — Ты проснулся. Хочешь поужинать? Еды немного, но я подумал, что в твою первую ночь в городе мы можем прогуляться. — Сколько я спал? — не подумав, спрашивает Шото, чувствуя, как его лицо неприятно нагревается. Мидория смотрит на потертую поверхность часов, сжимая губы. Он пожимает плечами. — Четыре часа, примерно. — Четыре часа? — Шото замечает низкую посадку солнца над линией города и нервно пропускает пятерню сквозь волосы. — Почему ты меня не разбудил? — Будил. Дважды. Оба раза ты пытался меня поджечь. Шото моргает. — Ты- Ты врешь. — Да, вру. Но ты мне почти поверил, я прав? — он смеется, в уголках глаз появляются морщинки, и отмахивается. — Не ссы, все было не так плохо. Когда я пришел, ты попытался меня ударить и пробормотал что-то о собе, ну или что-то в этом духе. Я подумал, что будет лучше дать тебе поспать. Шото не помнит сна о собе, о чем очень жалеет. Внезапная мысль о лапше с глухим стоном отдается в животе. Может, позже? Мидория ставит телефон на блокировку, бросает его на колени и откидывается назад, переплетя пальцы за головой. Футболка растягивается на груди и плечах самым обворожительным способом. — Чувствуешь себя лучше после сна? — Нет, — голос Шото равнодушный и хриплый после сна. Такое чувство, что он полоскал рот песком. — Оу, — Мидория пожимает плечами. — Ну, ты выглядишь лучше. Это должно считаться. Шото мягко выдыхает через нос и протирает глаза. Он осматривает квартиру и замечает мягкий янтарный свет лампы и полку с фигурками Всемогущего у дальней стены, которую помнит еще со времен общежития в старшей школе. — Ты знаешь, что я ненавижу спать днем, Мидория. Мой режим- — Придет в норму после небольшого спарринга, — упрямо заканчивает Мидория, после чего встает с дивана и подходит к Шото. Он засовывает руки в карманы штанов, низко висящих на бедрах, когда он качается туда-сюда на пятках, и застенчиво улыбается. — Ты ведь этого хотел, да? Потому что, ну, я позвонил, пока ты спал, и застолбил зал в моем агентстве- Если ты не против, конечно. Мы не обязаны идти прямо сейчас, если ты слишком устал, но я подумал, что пара заходов измотает тебя достаточно, чтобы уснуть ночью. Шото дергает пальцами по бокам. Его внезапно отвлекает тонкая полоска кожи, выглядывающая над резинкой штанов Мидории. — Оу. Эм. К счастью, Мидория не замечает его внутренний конфликт. — Это в паре кварталов отсюда, так что мы можем взять ужин по дороге домой, — пауза, Мидория закусывает нижнюю губу. И быстро добавляет. — Н-но последнее слово за тобой. Если не хочешь- — Нет, — Шото отрывает взгляд от бледной, покрытой шрамами кожи на бедре Мидории и пялится на его неоновые носки, словно это самое интересное, что он видел в своей жизни. Шото обильно сглатывает. — То есть, да. Да. Хорошо. Это звучит… Хорошо. В глазах Мидории цветет облегчение. — Оу. Прекрасно. — Когда отправляемся? — Ну, до моего агентства идти минут десять, — он поднимает бровь. — Пойдем сейчас? — Хорошо. Ему серьезно стоит перестать повторять «хорошо». — Что ж, отлично. Пойду, захвачу обувь, — Мидория поворачивает в сторону парадной двери, где кое-как стоят его глупые красные ботинки, но останавливается и хмурится. Он многозначно осматривает Шото. — Ты в этом пойдешь или.? Шото внезапно понимает, что на нем все еще обычная одежда с костюмом внизу — не лучший вариант для спарринга с Мидорией, только если он не собирается проиграть все раунды. Джинсы слишком жмут в лодыжках. Он пытается не покраснеть от смущения. — Да. Я сейчас пойду… Переоденусь. Мидория кашляет. — Эм, конечно. Ладно. Я буду тут. Понимаешь, ждать. Шото кивает и тихо бормочет извинения. Пихнув себя в тусклую безопасность гостевой спальни, он переворачивает свой чемодан и вылавливает оттуда черные спортивные тянущиеся штаны и серую кофту, совсем чуть-чуть обгоревшую у левого рукава. Он застегивает поверх нее толстовку и утягивает воротник, чтобы закрыться от осеннего холода, после чего берет бутылку воды и выходит в фойе. (Важно поддерживать баланс воды. Он слышит голос Ииды в своей голове — звучит очень похоже на него.) Когда Шото выходит, Мидория уже стоит у двери, оперевшись плечом на стену. Его куртка застегнута, в одной руке — красная бутылка с водой; он бесцельно скроллит ленту, наверняка наблюдая за деятельностью героев поблизости. Он поднимает глаза, его брови ожидающе подняты, когда Шото подходит. Он убирает телефон в карман. — Готов? Шото кивает. — Я пойду сзади. Поездка на лифте долгая и тихая, поэтому Шото занимает себя наблюдением за пальцами Мидории, пока тот играет с пластиковой крышкой бутылки. Он открывает и закрывает бутылку с каждым пройденным этажом. Вполне возможно, что это самый раздражающий звук в жизни Шото. Если бы это делал не Мидория, Шото что-нибудь сказал бы или быстро ее расплавил и двигался дальше. Но это Мидория, поэтому он ничего не делает и просто перебирает в руках молнию кармана спортивных штанов, как будто это помогает держать себя в руках. Это длится до тех пор, пока Мидория не заговаривает. — Как твоя мама? — спрашивает он между тридцать пятым и тридцать четвертым этажами. Голос звучит как обычно, но тихо, словно он рассказывает секрет. Шото вспоминает светлые волосы матери. Ее холодные, мягкие руки. Ее теплую улыбку. — С ней все хорошо. У нее уроки рисования в больнице два раза в неделю. Мидория смотрит на него сияющим взглядом и улыбкой, способной перебить свет солнца. — Звучит потрясающе. У нее получается? — Не особо. Но это ее не останавливает. Тишина висит, пока они проезжают этажи. Мидория мычит, потирая заднюю сторону шеи покрытой шрамами рукой. В улыбке проглядывает слабая ирония. — Кого-то мне это напоминает. — Кого? — Тебя. Сердце Тодороки стучит в груди, как включенный на максимум двигатель. Пальцы сжимают бутылку с водой. Он смущенно кашляет. — Оу. Понятно. — Не удивляйся так, — бормочет Мидория, пихая Шото локтем. В уголках глаз появляются морщинки, а веснушки напоминают тертую корицу, и даже отвратительная флуоресцентная подсветка в лифте, которая не идет никому на планете Земля, на Мидории… Бесспорно смотрится очаровательно. Десятый этаж. Шото опускает взгляд на обувь. — Спасибо, Мидория. — Не стоит, — звучит в ответ. Тишина становится приятнее.

----

Шото узнает, что спортивный зал в агентстве занимает почти два этажа — пятьдесят седьмой и пятьдесят восьмой, если точно — и что такой огромный размер берет в расчет размеры и последствия Причуд. Серые шлакоблоки тянутся так далеко, как только можно увидеть, земля пружинится под ногами Шото: кинетическая впитывающая синяя поверхность минимально растянута. В разных местах на стенах заметны повреждения, и он замечает похожую на паутину вмятину, как будто туда когда-то кого-то бросили. — Итак, — начинает Мидория, снимая куртку. На нем остается только тонкая растянутая футболка. У Шото пересыхает во рту. Он с нервной улыбкой показывает на похожую на пещеру комнату. — Эм, вот… она. Знаю, не супернаворочено, но у нас много героев с разрушительными способностями, поэтому, — он шаркает ногами и морщится, — эм, лучше не использовать что-то красивое. Шото осматривает блоки на восточной стороне зала. — Бакуго? — предполагает он. Мидория начинает смущаться, его щеки немного краснеют. — Вообще-то, это, эм… Обычно, моя вина. За последние полгода стену пришлось ремонтировать три раза. Обсуждаемая стена единственная не покрыта следами и повреждениями. Тодороки интересно, сколько людей случайно пролетали сквозь блоки, и сколько людей пролетали специально. Эта мысль оставляет в его животе моток опасения, он снова осматривает более чем накаченные руки Мидории и вспоминает тот особый удар со Спортивного фестиваля, от которого у него осталось внутреннее кровотечение и о котором он никому не сказал — конечно же, кроме Исцеляющей Девочки. — Что ж, попытайся не отправить меня в полет сквозь стены, если можешь себя контролировать. Не хочу умереть в первый же день в Америке. Глаза Мидории сияют. — О, Команда поддержки поставила биосетку по периметру этажа, не волнуйся. Даже если упадешь, с тобой, по большей степени, все будет в порядке. Просто будет небольшое покалывание, как обнимашки с Каминари или ощущения затекшей ноги. Похоже на, эм. Статическое электричество от телика, наверное? Не знаю. Но чувство примерно такое. Не особо сильное, так что- Шото зыркает на Мидорию. Тот сглатывает и краснеет. — Да. Прости. Спарринг. Давай… Начнем. Сейчас. Шото скидывает кофту и остается только в спортивных штанах и футболке. Он на всякий случай кладет ее и свою бутылку с водой на одну из скамеек около двери. Мидория кладет свои вещи там же. Оба начинают разминаться. Шото сжимает пальцы вокруг пяток, дотягиваясь до пола, когда Мидория начинает разговор. — Итак, — спокойно начинает он, доставая до больших пальцев, — что нового в жизни? Выкладывай все, что происходит в Японии. Хочу услышать все подробности. Почему-то Шото очень сильно сомневается, что Мидория не знает о каждом геройском подвиге в Японии. Возможно, он спрашивает чисто из вежливости, или чтобы тишина не повисла. Со жжением в связках, Шото пожимает плечами — как минимум, пытается, согнутый в три погибели.  — Мало что изменилось. Почти все идет так же, как и было. Мидория кидает на него неверящий взгляд. — То есть за десять месяцев с тобой вообще ничего не происходило? — он фыркает. — Да брось, Тодороки. Ты какой угодно, но не скучный. Ты точно о чем-то недоговариваешь. — А, так ты меня имел в виду. Эм, — он шевелит мозгами в поисках информации. — Ну, Фуюми сделали предложение пару недель назад. Это считается? — Определенно считается, — Мидория подпрыгивает на пятках и переходит к разминке плечевых мышц. Шрамы на его плече пульсируют и отдают серебром в резком свете. — Кто этот счастливчик? — Не знаю. Никогда его не видел. В общем, он живет в Фукуоке, а я не так часто езжу в Кюсю и не могу их навестить. Хотя, она говорит, что он очень милый. — Какая у него причуда? — Кажется, он вроде технопата, — Шото хмурится и пытается вспомнить. — Работает в инжиниринговой компании. Не могу вспомнить название, скажу позже. Мидория поднимает брови и присвистывает. — Технопат, значит? Они редко встречаются. — Ага. Она счастлива с ним, это все, что я могу сказать. Мидория ухмыляется, вращая плечами. — Мама рада помочь с планировкой свадьбы? — Просто в восторге. Это немного пугает, — Шото поднимается и начинает растягивать руки поперек груди. Он иногда кряхтит. — Но… Она еще и злится. Она немного может сделать в стенах больницы. А тот факт, что свадьба будет в Кюсю, делает ей еще хуже. Но она старается изо всех сил. На секунду Мидория замолкает. — А Старатель? Как он отреагировал? Раньше от имени отца у Шото закипала кровь. Сейчас едва ли идет жар, но все равно неприятно. Шото пихает свое недовольство так далеко, как это только возможно. — Ты его знаешь, — Шото встряхивает руками и прыгает на пятках, чтобы разогнать кровь. — Когда Фуюми ему рассказала, он завел шарманку о «чистоте крови» и семейном разочаровании — все как обычно. — Очаровательно. — Не то слово, — Шото хихикает. — Фуюми, в буквальном смысле, сказала ему отъебаться, и что он не приглашен на свадьбу. Мидория не сдерживает смех, после чего закрывает рот рукой, но пара выдохов проходит сквозь пальцы. Его щеки краснеют, а глаза сияют от радости. Губы Шото сами по себе дергаются на уголках. Он всегда любил смех Мидории, даже если это стоило чего-то ему самому. Он особенно любит, когда смех напоминает прыснувшую, до разрыва растрясенную бутылку соды, и выливается прекрасным и милым звуком. — Прости, — выдавливает он, слова приглушает рука. Глаза широко распахнуты, в них виднеются слезы. — Мне очень жаль, но — Божечки, это потрясающе. У тебя классная сестра, Тодороки! Просто бесстрашная. Шото опускает улыбку в поцарапанный пол. Он вспоминает ломаную улыбку своей сестры и достаточно-сильное-чтобы-задушить объятие, очки, которые она всегда забывает снять перед сном, вызывающими головную боль таблетками, прописанными для официально слепых (она дважды провалила экзамен по вождению) и чашку имбирного чая, всегда сопровождающую ее в любое время дня. Он думает о жесткой линии ее челюсти и ее трясущихся руках, когда она зыркала на Старателя через стол для ужина и сказала ему, что он не приглашен на свадьбу. Что Ичиро, Натсуо или даже Шото поведут ее к алтарю, потому что она не собиралась жертвовать самым лучшим днем в своей жизни ради поддержания «образа ебучей семьи». Фуюми засранка. Засранка-воспитатель в детском саду. Шото по ней скучает. — Да, — бормочет он, поднимая на Мидорию взгляд и едва улыбаясь, — она действительно бесстрашная. Глаза Мидории переходят на губы Шото, когда он замечает непривычный для них изгиб. Его лицо сияет так, словно ему дали самый лучший подарок в мире. Он со смешком выдыхает, и Шото чувствует себя легче воздуха. — Я… Я хотел бы с ней как-нибудь встретиться. То есть, если она хотя бы немного на тебя похожа, то она потрясающая. В голове пустота, кровь кипит. В ушах Шото шумит, потом щелкает и появляется звук. На полсекунды он даже надеется, что желание Мидории встретиться с его семьей (как минимум, той частью, что ему нравится) — полушаг к тому, о чем он и мечтать не мог. Он так же быстро отбрасывает эту идею в сторону. — Конечно, — в итоге говорит он голосом, полным пустых обещаний. — Когда-нибудь, обязательно. Мидория ничего не говорит об этой лжи. (Ложь ли это?) Он просто улыбается, кивает и указывает в сторону дорогого зала для тренировок. — Хорошо. Готов? — спрашивает он. Шото разминает плечи, кивает и переходит комнату, чтобы встать примерно в тридцати метрах от Мидории. Он немного опускается и осторожно призывает тонкий слой льда на левую сторону — на всякий случай. Когда Мидория рядом, горит немного сильнее. — Готов, — отвечает Шото. Мидория поднимает кулаки. Он делает шаг вперед- И останавливается. Он выглядывает из-за своих кулаков. — Эм… — он хмурится, на лице отчетливо видно сомнение. — Может, начнем с чего-то небольшого? Просто, эм, для разминки. Шото поднимает бровь. — Боишься? — Тебя? Нет, еще со второго класса, — нахально ухмыляется Мидория. — Если кому и стоит бояться, то тебе. Все равно, я не хочу случайно навредить из-за слишком сильного удара. Назовем это осторожностью. Шото усмехается и дотрагивается указательным пальцем до большого. Оранжевые огоньки оживают, а потом переходят на всю длину пальцев, словно живая перчатка. — Перестань отлынивать и нападай, Деку. Мне становится скучно. Мидория пораженно моргает. Потом он смеется и качает головой. — Хорошо, Шото, — играючи отвечает он. — Сам напросился. — Проигравший покупает ужин? — Идет. Они дерутся. И Шото отправляет волну за волной из огня и льда вслед за зеленой сияющей фигурой Мидории. До него кое-что доходит. Во-первых, Мидория быстрый. Очень быстрый. Быстрее, чем год назад, а это о чем-то да говорит. Он отскакивает от стен быстрее отрикошетившей пули, пинается и поворачивается, уклоняется от атак Шото, словно заранее знает, куда они ударят. Глаза, прикованные к Шото, сумасшедше сверкают, но стена из огня появляется до того, как он успевает достаточно близко подобраться, и откидывает его назад. Шото может заново обдумать свою стратегию. «Я же не настолько себя выдаю, правда?» «Нет», — решает он. — «Мидория настолько быстр и уходит до того, как они его достают». Черт. Во-вторых, лимит Мидории вырос до неузнаваемости. Пластичный коротышка из ЮЭй был заменен шестью футами твердой мышечной массы, заставляющей Шото обороняться вот уже несколько минут. Он опускается каждый раз, как чувствует приближение Мидории, перекатывается каждый раз, как видит тень вытянутой руки в окружающем дыме, и прыгает каждый раз, как чувствует бегущий по спине ток от присутствия Одного за Всех. Мидория — пока что — до него не дотронулся, и Шото планирует сохранить это положение так долго, как только может. Его единственный шанс — дождаться, когда Мидория израсходует свой запас энергии и атаковать, пока он восстанавливается. И что же третье доходит до Шото? Мидории не нужно восстанавливаться. Тодороки понимает это, когда чувствует удар от кулака Мидории, вылетевшего не пойми блять откуда, выбившего из него воздух и отправившего в полет в ближайшую стену, словно тряпичную куклу, до которой пятью пальцами дотронулась Урарака. Удар резкий и ужасный, и Шото хрипит, чувствуя, как блоки под ним превращаются в мелкую пыль. Из-за нее в глазах собираются слезы. Перед глазами все плывет, легкие не принимают воздух, и Шото понимает, что ему конец, конец, конец- Еще удар. Шото тяжело уходит от него и на половину долесекунды чувствует удовлетворение, когда Мидория ударяет бетон. Он шипит от боли. Шото наплевать. К нему быстро возвращается кислород. Он перекатывается и поворачивается на коленях, чтобы контратаковать Мидорию. Из левой руки идет огонь и откидывает волосы Шото в сторону, накрывая все, что встречается на пути. От жара тяжело дышать и невозможно видеть, но Мидория никак не мог избежать- — Слишком медленно! — кричит он из-за спины Шото. Футболку Шото сжимают сзади, его раскручивают, словно собираются бросить через все помещение. Он чувствует, как из-под ног исчезает пол. Это случается в замедленном действии, с ударом сердца, за мгновение. Шото быстро думает. Как только Мидория показывается, Шото хватает его за запястье и примораживает к себе до локтя, сковывая и себя, и его. — Говори за себя, — цедит Шото, показывая зубы. Улыбка. Гримаса. Это какая-то смесь с оттенком удовлетворения. Глаза Мидории распахиваются от осознания, и он швыряет Шото через комнату, но с визгом летит следом, неспособный бороться с созданным им же толчком. Они парят в воздухе, с онемевшими конечностями, тяжелыми вдохами и стальной хваткой. Шото не понимает, где верх и где низ, пока не замечает слева слишком быстро приближающийся пол. За секунду до приземления Шото растапливает удерживающий их лед и уворачивается, приземляясь на ноги и выпуская с левой стороны струю пара, чтобы смягчить падение. Мидории не так везет: он приземляется на задницу и кубарем катится несколько метров. Стон низкий и утробный, и Мидория встает на четвереньки с опущенными плечами. — Читерство, — выдавливает он. Голос звучит грубо. Мидория, качаясь, встает на ноги. Он опасно шатается и опирается рукой о стену, пытаясь побороть головокружение. Шото морщится, чувствуя оставшуюся от удара в стену оцепенелость в спине. — Кто бы говорил. Кажется, я просил тебя не отправлять меня в полет сквозь стены. — Если бы я захотел, то ты бы от моего удара полетел в другую страну. Я был с тобой вежлив. — Сдерживаться пытаешься? Я думал, не доживу до этого дня. Мидория морщится и разминает левое плечо, вполглаза поглядывая на Тодороки на другом конце поля. — Убийство друга не входило в мое расписание, так что да, я сдерживаюсь. А ты нет? Шото пытается не смущаться. Попался на горячем. — Возможно чуть-чуть. — А-ха. Как я и думал. Ладно, давай продолжим — зал наш, но только на следующие сорок пять минут. Потому что я не плачу за ужин, Тодороки-кун. Ни за что.

-------

Шото проигрывает. С небольшим отставанием. Мидория все равно платит за ужин.