***
С появлением в помещении коллег стало довольно-таки шумно. Все они разом обступили клетку с подопытным и принялись делиться мнениями об увиденном. — Штамм ведь является потомком Прародителя, верно? — начал мыслить вслух Томас, — Думаю, он также делит всех живых на «везучих» и «невезучих». — И кто же у нас здесь? Везунчик или нет? — Хэм закончил читать написанный мной отчёт. — Скорее всего нет. И я бы очень хотел посмотреть на везунчика. Оставшиеся тридцать минут своей без того короткой жизни мышь пошевелилась всего единожды. Она вытащила нос из прутьев клетки и, словно маленький больной старичок, прошагала, хотя скорее даже прошаркала в угол с тенью. По пути с неё упало ещё несколько клочков шерсти. Ждать полного описания картины вскрытия придётся достаточно долго, а у меня уже совершенно не было желания и сил находиться в лаборатории. Я побрёл из кабинета к лифту, стараясь не думать ни о чём. Но не получалось. Устроившись лицом в подушку, я быстро понял, что так совершенно невозможно дышать, а воздух был и без того довольно затхлый. Перевернулся на спину и закрыл глаза. Сонливость и усталость вдруг как рукой сняло. Не может быть, чтобы я на самом деле не вымотался. Скорее наоборот, вымотался настолько, что у организма было мало сил даже на отдых. Само собой, ведь отдых — тоже активный процесс, требующий энергии. Не требует энергии разве что мёртвый… Старый особняк глубоко в лесу, секретная лаборатория фармацевтического гиганта, загадочный вирус, убивающий недостойных его генов, безумный учёный, таинственный глава компании… Мысли и обрывки воспоминаний метеоритным дождём проносились в голове, а я пытался его как-то упорядочить. Маркус всё жаловался на мистера Спенсера, которому нужны были результаты. Знает ли он, каких именно результатов мы пока что добились? Если Биркин и Вескер не дураки, то стопроцентно должны были рассказать ему всю неоднозначность ситуации. Или опять же, возвращаясь к тому вопросу, — неужели только мне настолько не по себе посреди этих событий? Я шёл по улице. Под ногами у меня чавкал тонкий слой слякоти, ветер прицельно метал крупные хлопья снежинок прямо в глаза, облака превращали прозрачное солнечное сияние в отдающую дымкой серость. Кругом было привычно уже настолько тихо. Ни единого звука. Ни единого намёка на присутствие людей. Пятый квартал был позади, а мне так и не встретилось ни одной машины, ни одного человека. В очередной раз мне откровенно надоело ждать зелёный сигнал светофора, когда кругом нет никого, кроме меня и ветра. Я перешёл очередной перекрёсток, как из-за дома на углу вышел силуэт и встал у дороги боком ко мне. Сейчас, если я подойду к нему, он обязательно будет осуждать меня. Но пройти мимо я не могу, мой путь этим утром лежит только прямо. — Оно того не стоило, — произнёс силуэт, когда мне оставалось до него два метра. — Ты не знаешь, чего хотел я. И я не просил ничем за это платить, — уйти от разговора тоже не получится. — Нет, я всё знаю, — силуэт повернул лицо ко мне и тут же отвернулся обратно к дороге. Черты его лица мгновенно испарились из моей памяти, — Ты хотел всего лишь сделать этот мир чуточку лучше. Но не тебе решать, что вообще нужно делать с этим миром. — Почему это? Я — его часть. И я могу его изменять. Значит, я могу и решать, что с ним делать. — Это не так, — силуэт покачал головой, — Ты всё слишком упрощаешь. Ты считаешь, что добро для многих — это добро для всех. Но ты так до сих пор и не понял, что люди слишком порочны, чтобы жить в добре для всех. — Все до единого? — В том-то и дело, что нет. Самые жадные, самые властные, самые корыстные из числа сильных мира сего никогда не позволят тебе отнять их голос. Слабые никогда не признают новые идеалы, покуда старые ещё во плоти. Понимающие никогда не смирятся с несовершенством. Но таков баланс человечества. Стороны всегда побеждают по очереди. Таков закон. — Нет, — ответил я с несвойственной жёсткостью, — Это не тот закон, который нельзя нарушить. — Его можно нарушить, но посмотри, к чему это привело? Кроме снега на улице ничего и никого не прибавилось. Я не знаю, проедет ли мимо меня ещё когда-нибудь машина, пройдёт ли спешащий пешеход, прошмыгнёт ли шумная детвора, прозвенит ли велосипедный звонок за спиной. — Они просто были не готовы. Осознать и принять такое очень сложно. — Не нарушай естественный ход вещей. — Я не нарушаю. Я — часть этого мира, и я не могу выйти за рамки его правил. Что бы я ни сделал, оно не может не вписаться в них. И я знаю, в чём вся проблема. Силуэт снова повернулся ко мне лицом, и меня обдало сухим жаром со всех сторон. Свежий весенний воздух словно сдуло пустынным ветром. — Проблема лишь в нашем разуме, — еле шевеля губами произнёс я и тут же широко открыл глаза. Тёмная комната, духота, старая кровать под спиной, собственный сонный голос, прозвучавший вдруг сквозь сон. Я всё-таки задремал…***
В одном Маркус прав точно — потенциал у Прародителя воистину огромен, и никто даже примерно не может представить насколько. Особенно эффективно у него выходит убивать носителей и, как выяснилось только что, делать это весьма изобретательными способами. Биооружие… Хватает этому хрупкому миру того, что в любую секунду может начаться ядерная война. Первая и последняя в истории человечества. На этом фоне биологическое оружие массового поражения кажется в какой-то степени менее устрашающим, но отнюдь не менее бесполезным. Если можно говорить о пользе в массовом убийстве людей. Впрочем, речь скорее не о пользе, а о выгоде. Ох, какие ж сказочные деньги можно заработать на оружии! Так вот о чём был мой странный сон. Как призыв не быть безответственным. Конечно! Хватит ныть, в конце-то концов, хватит поддаваться панике! Браться за дело, идти к своей цели, успеть добежать до неё, пока своего не добился кто-нибудь другой, с иными намерениями. Я вскочил с кровати, наспех переоделся и умылся, собрал раскиданные по всем углам записи и помчался к лифту. И лишь когда я оказался в десяти шагах от двери в кабинет, то вспомнил, что время уже ночное. Ох, ну конечно, — без пятнадцати два, как сообщили мне часы. Но возвращаться назад я не хотел, покуда меня охватил такой порыв. И каково же было моё удивление, когда в помещении я увидел Томми и одного из переведённых из другой лаборатории зоологов, Крэйга. — О! Возвращение блудного сына, — поприветствовал меня Том, отрывая взгляд от своей работы, — Ты куда пропал в самый интересный момент? — Я ужасно устал. Имею я право на парочку часов сна? — он и Крэйг препарировали мышь. Точнее уже то, что от неё осталось. — Не время отдыхать, коллега, когда мы открываем новые горизонты, — то ли я уже привык к этому извечному полу-нахальному тону, то ли сказано было беззлобно. — Разобраться бы со старыми прежде, чем открывать новые, — я встал сбоку чуть поодаль, чтобы не расстерилизовать рабочее место, и рассмотрел содержимое импровизированного аутопсического* стола. В радиусе метра разносился лёгкий запах спиртовой горелки, приятно оттеняющий смрад от трупа. Ребятам было чуть лучше — они хотя бы в масках сидели. Все внутренние органы, как я и предполагал, перестали быть похожими на себя. Печень превратилась в уголёк: маленький, тёмный, сухой, будто обрубленный. Первая треть кишечника заметно истончилась, а остальная часть вообще некротизировалась. Желудок пострадал не так сильно, но размер явно уменьшился. Содержимое грудной клетки я со своего места, к сожалению, рассмотреть не сумел, а подойти ближе не мог. — Что с жизненноважными органами? — спросил я, отмахивая кошмарный запах. Крэйг заглянул в протокол вскрытия и зачитал записи. — Ткань лёгких почти полностью некротизирована, бронхиальное дерево и трахея полностью некротизированы; сердце дряблое, уменьшено в размере, тёмно-красного цвета; магистральные кровеносные сосуды уплотнены; в мозге обнаружены обширные очаги некроза, поразившего всю кору больших полушарий, частично — кору мозжечка, базальные ядра и обонятельный тракт, — Крэйг вздохнул и немного отодвинул протокол, — Про спинной мозг подробнее посмотрим на гистологии, — я кивнул в знак понимания. — А с иммунной системой? — От селезёнки почти ничего не осталось, костный мозг и тимус тоже погибли почти без остатка. — Есть срезы тимуса? И мне нужно посмотреть результаты анализа крови, — не может быть, чтобы иммунитет совершенно ничего не предпринял в ответ на инфицирование таким агрессором, — Крэйг кивнул на другой край стола, где стояла коробочка для предметных стёкол и лежали маленькие листочки. — Всё там. Я метнулся туда, чуть не споткнувшись в начале. Отыскав бумажку с общим анализом крови, я пробежался глазами по показателям, а затем более подробно вдумался. Эритроциты почти на нуле; гемоглобин, соответственно, там же, как и все остальные показатели. Лейкоциты интересовали больше всего, и я был серьёзно удивлён увиденным. Гранулоциты** были значительно ниже нормы. Моноциты* в порядке. А Т-лимфоциты, количество которых я ожидал хотя бы чуть-чуть повышенным, оказались едва ли не по нолям. — Так что скажешь? — подал голос Том, — Всё-таки ты в этом лучше всех разбираешься. — Дай-ка подумать, — я складывал в голове картину, словно детектив, представляющий сцену преступления, — Всё выглядит так, будто адаптивный иммунитет не успел выработаться, а врождённый просто не смог ничего противопоставить. К тому же вирус, похоже, целенаправленно уничтожает своих главных врагов, Т-лимфоцитов**. — Какой хитрый набор нуклеотидов, — усмехнулся Крэйг. Мне вообще-то стоило ожидать, что иммунитет против конкретного инфекционного агента не успеет сформироваться, учитывая огромную скорость репликации вируса и его чрезвычайную вирулентность. Точнее, последние факторы будут причиной, а первый — следствием. Вирус работает быстрее, чем тело успеет отреагировать в должном объёме. Для полноты картины было бы полезно взглянуть на биохимический анализ. В нём так вообще оказался полный хаос. Признаки тяжелейшего поражения печени, почек, сердца, мышц (что было видно невооружённым глазом); ионный состав плазмы и белок — набекрень; зато глюкоза по каким-то причинам была не настолько критичной. Зачем погибающему столь диким способом организму много глюкозы? Для чего ему вдруг нужна энергия? «Не требует энергии разве что мёртвый». То есть он как бы мёртв, но при этом жив? — Что за бред, — вырвалось вслух. — Что за бред? — переспросил Том, по-прежнему не отрываясь от разрезания то тут, то там несчастного тела мыши. — Как может организм одновременно быть и живым, и мёртвым? — Разве он был мёртвым? — Томми искренне удивился, — Дышал, сердце билось, даже ходил немного. — Вот именно! При этом все его органы были мертвы. Работало только то немногочисленное, нетронутое вирусом. Хотя… вряд ли оно может быть не тронутым. Вероятнее, он их оставил живыми для поддержания минимальной жизнедеятельности. — Парадоксально. Рассмотрев под микроскопом ткань тимуса, я не нашёл там ничего, кроме некроза и дистрофии. Каким-то образом вирус понял, что убить ему нужно именно Т-лимфоциты, а не другие иммунные клетки. Причём ведь вирус «родился» в теле пиявки, совершенно далёкого от мыши вида, к тому же лишь с зачаточными признаками реального иммунитета. Откуда в таком случае ему знать, как действовать вне организма пиявки? Попытки найти ответ будут бесполезной тратой времени. Может, нам вообще не суждено узнать его. По крайней мере на нашем текущем этапе. И вообще, это всё посмертные данные. Чего ж мы опять не догадались взять хотя бы кровь, пока подопытный ещё был похож на живого! «Но кто же знал, чем всё обернётся?». — Необходимо ещё одно испытание, — высказал я, выключая лампу микроскопа. — Ха! Я тебя прямо не узнаю, Марти! — воскликнул Том, — Это ты тот самый парень, который полгода назад был так против экспериментов на животных? — не сказать, чтоб он задел меня за живое, но всяческие подколы я в принципе не люблю. — Я изменился. Ты нет, — в ответ Томми рассмеялся. — А мне и незачем. — Что ж. Все правы, все довольны, — Хорошо. Только давай не сейчас. Утром.***
Мы завершили всю работу со вскрытием и интерпретацией результатов. Дополнительно проведённая проба показала также зашкаливающее количество вирионов в крови и очень внушительное — в слюне. Выходит, передаваться вирус так и будет через кровь и слюну. Примерно в шесть утра я вышел из кабинета, чтобы принести другую лабораторную мышь, и увидел идущего навстречу Биркина. — Марти! Ну-ка срочно помоги мне! — напористо начал он, даже не поздоровавшись. — Что такое? — Я разбираюсь, какие ферменты синтезирует новый вирус, — он уже подбежал ко мне и за локоть потащил к себе, — Вдвоём быстрее. Давай, идём. — Где же твой друг? — я видел Вескера без Биркина, но ситуацию наоборот — ещё ни разу. — Он другим занят. Давай-давай, время не ждёт. — Время не ждёт, но меня ждут мои товарищи, мы там тоже работаем! — было, конечно, забавно, но больше походило на похищение. — Тогда скажи им, что я тебя забираю, и возвращайся! — мальчишка отпустил меня, сопроводив крайне требовательным взглядом, и чуть ли не телепортировался в свой кабинет. Я не мог не купиться на такую неподдельную страсть к делу. Сколько рвения, сколько настойчивости! Вот, кто реально отдаёт всего себя работе, не предаваясь унылым размышлениям и страху. Я дошёл-таки до вольера, забрал оттуда клетку с новой мышью, принёс Томасу и Крэйгу, объяснился, словил полные растерянности по поводу моего очередного странного поведения выражения лиц и направился к Уильяму. Работать с ним было тяжеловато. Просто потому, что я не успевал за этим парнем. У меня уже проскользнула шальная мысль, а не принимает ли он какие-нибудь психостимуляторы, поскольку обычный человек не может с такой скоростью мыслить и вообще что-либо делать. Я читал как-то о вундеркиндах, но уж точно не предполагал, что когда-нибудь встречусь с таким и даже буду бок о бок работать. Постепенно я уже начинал чувствовать себя обузой, но Уилл не показывал никаких признаков недовольства или раздражения. — Может, ты бы быстрее справился один? — скромно поинтересовался я. — Нет, ты мне очень помогаешь, — из-за торопливого тона было непонятно, сарказм это или нет, — Мне надо как можно быстрее с этим закончить и переходить к испытаниям. — Это тот самый новый вирус, который способствует регенерации? — Уильям на секунду даже остановился на полпути от одного стола к другому и обернулся ко мне. — А ты откуда знаешь? — Альберт рассказал и попросил как раз с этим разобраться. — Так значит он тоже далеко не убежал, — вдруг облегчённо высказал Биркин. Я что-то не понял. — В смысле? Вы не вместе работаете? — Ну, мы немного не сошлись во мнениях и продолжили исследования каждый своим путём. Вот и посмотрим, кто окажется круче, — Уилл ухмыльнулся так, будто уже победил в гонке. Сдаётся мне, что Биркин в этом соревновании победит. Пусть они оба прибегнули к посторонней помощи, а к моей личной так вообще вдвоём, не запрещается же привлекать к делу коллег. В конце концов, цель у всех одна и та же. К тому же учитывая, что наша команда сейчас надолго встрянет в вопросе загадочной регенерации, успехов в продвижении это Вескеру не добавит. Может, ему тоже предложить справиться в одиночку? Но ведь это уплата моего долга… Хотя я давно пожалел об этой дурацкой сделке, поскольку почти ничего не получил, а взамен теперь чувствовал себя морально обязанным. Вечно сам себя ввязываю во всё подряд. Просидев ещё некоторое время с Биркиным, я вернулся на своё законное игровое поле. Коллеги, разумно решив вновь меня не дожидаться, уже провели инфицирование мыши и через полчаса взяли первый анализ крови. Что ж, сейчас узнаем, как на самом деле работает этот проклятый вирус. * — Аутопсия=вскрытие. ** — Гранулоциты — разновидность лейкоцитов, содержащих в плазме окрашивающиеся гранулы с биологически активными веществами; их больше всего в организме. * — Моноциты — другой вид лейкоцитов, самые крупные из них; занимаются в основном пожиранием бактерий. ** — Т-лимфоциты защищают организм от вирусов путём убийства собственных заражённых клеток.