***
Так и есть, Уильям продолжал начатую нами обоими работу по идентификации синтезируемых вирусом ферментов. — Это снова я. Ну, как успехи? Что-то удалось найти? — Э-э, приятель, знаешь что? Ничего я не скажу, — не понял. С утра мы вместе так мило химичили, а спустя пару часов всё резко поменялось. — Почему? — Вы помогаете Альберту. А если я помогу вам, значит помогу ему, — тем не менее, голос его звучал беззлобно, — Ну уж нет, пусть сам разбирается. И вы тоже сами разбирайтесь. Что за ребячество… Я бы мог сейчас начать распинаться о том, что мы все в одной лодке и плывём в одном место, но вряд ли бы это переубедило Уильяма. — Понятно… Но хотя бы можешь рассказать, как вы узнали, что вирус ускоряет клеточную регенерацию? Это секрет пока что только для меня и моих коллег, — Биркин усмехнулся, но в этот раз отпираться не стал. — На самом деле практически случайно. Доктору Маркусу как-то пришла в голову идея проверить, сколько сможет съесть одна единственная пиявка. Скормили одну мышь, потом другую, — опять эти жуткие пиявки-проглоты! — На третью она набросилась и серьёзно покусала, но полностью съесть уже не смогла. Маркус взял третью мышь под наблюдение, чтобы проверить, передаётся ли вирус через слюну. Через два часа все укусы без следа зажили, а оторванные части тела полностью отрасли. Так выходит, чтобы регенерация началась, необходимо до или во время инфицирования иметь сильные повреждения. Но где здесь связь? Почему изначально здоровые организмы превращаются в заводы по переработке самих себя, а серьёзно пострадавшие приобретают супер-способности? — Вы с того раза больше никого не инфицировали? — Нет, я сразу начал думать, что при этом делает вирус. И… больше я ничего не расскажу, — хах, ну раз так, то тебя ждёт большой сюрприз, Уильям! И если уж ты такой скрытный, то и я тебе ничего говорить не стану. — Что ж. И на том спасибо, — я улыбнулся и отправился обратно к своим.***
С момента заражения второй мыши прошло три с половиной часа. Первого подопытного мы усыпили через три, так что дальнейшее наблюдение, возможно, преподнесёт ещё какие-нибудь сюрпризы. — Есть-то он ест, а вот к воде остался равнодушным, — сообщил мне Хэм. Затем я пересказал услышанное от Биркина. Ни у кого не было объяснений тому, почему вирус настолько по-разному ведёт себя в здоровом и больном организмах. Складывалось впечатление, что ему просто нравится ломать целое и чинить поломанное. Но это, опять же, дурацкие мои мысли, а вирусу не может ничего нравиться или не нравиться. Мы покормили мышонка ещё несколько раз. Всё, что ему давали, было съедено полностью. Взяли последний анализ крови, так как больше брать нельзя — кровь не восстанавливается. Биохимический анализ уже перестал иметь общие с нормой черты. По-хорошему, нам необходимо будет изучить свойства многих белков, которые продолжали работать в совершенно адских химических условиях, поддерживая какую-никакую, а вполне себе жизнедеятельность этого странного организма. Крэйг продолжал сопоставлять особенности поведения, спрогнозированные после анализа результатов вскрытия нервной системы. Какие участки были выключены, такие и не работают. Чувствительные нервы, судя по всему, почти все омертвели. Тело не ощущало ни тепла, ни холода, ни прикосновения, ни текстуры поверхности. Болевые рецепторы также пришли в полную негодность. Боль отныне в прошлом для этой мыши. Как в прошлом осталось дыхание, почти полностью — зрение и другие чувства. Всякая высшая нервная деятельность, включающая память, условные рефлексы, тоже безвозвратно утрачены, поскольку кора мозга погибла. Пытаясь подвести некий итог и постараться описать получившийся организм по его строению и свойствам, я получил полуразложившийся живой труп без каких-либо повадок и потребностей, кроме еды. Да разве ж это куда-то годится вообще? Такие свойства вируса никому не нужны. Нужно нам кое-что другое, и я только что узнал, как добиться результата. — Теперь мы знаем, как включается эта пресловутая регенерация. Давайте посмотрим, что ли. Команда расползлась по рабочим местам. Пришла очередь Томаса идти за новым подопытным, и он быстро вернулся с ним. Несчастную вторую мышь решили оставить пока и не трогать. Тем более, никто вообще не был уверен, получится ли теперь его усыпить стандартными методами, поскольку вряд ли отыщется препарат, работающий в таком организме. Просто мы отставили клетку в дальний угол, потому что терпеть омерзительную вонь уже было невыносимо.***
Маленький зверёк с белоснежной шерстью ходил по периметру своей клетки, обнюхивая прутья и вдыхая находящийся за их пределами воздух. Наверняка ему уже удалось приметить тот, мягко говоря, неприятный запах, оставшийся после своего сородича. Но третьему по счёту подопытному уготована куда более приятная перспектива. — Беру на себя проведение анестезии, — Джейн сделала шаг вперёд и подняла руку. — Крэйг, за тобой самое главное, — скомандовал Том, — Тут больше никто не знает анатомию мышей. — Хорошо, — меланхолично отозвался учёный и обхватил пальцами подбородок. Полчаса мы готовились к операции. По максимуму дезинфицировали миниатюрный операционный стол, расчерчивали журнал протокола, рассчитывали дозу лекарственных препаратов, осматривали «пациента» ещё раз для уверенности. Пока мы занимались подбором инструментов, Джейн вколола мыши седативное, чтобы та не брыкалась в процессе. Процедуру было решено провести под местным обезболиванием, чтобы избежать возможных побочных эффектов, когда в игру вступит вирус. Крэйг решил начать с левой передней лапы. Ниткой он туго перевязал плечо, затем кое-как умудрился вколоть в тонкую кожу нижней трети лапки раствор лидокаина с адреналином для обезболивания. — Отрезать будешь? — догадался Том. — А что ещё делать? Я старался не думать о всей странности происходящего, дабы опять не впасть в печальные мысли. Просто надо ампутировать часть лапы, чтобы она снова отросла. Скальпель послойно разрезал сначала бледно-розовую кожу, затем лежащую под ней жёлтую клетчатку, прозрачные фасции, сосуды и нервы. Тёмная кровь маленькими струйками стекалась в рану из таких же маленьких вен и стекала по белой шерсти вниз, в лоток. Крэйг одной рукой слегка оттянул кожу вверх от места разреза, а в другую взял кусачки и уверенным движением переломил кость. Впрочем, она была настолько тонкая, что её запросто можно сломать пальцами. — Чёрт, я как-то не подумал насчёт зашивания раны, — Крэйг нахмурился и замер, — Начнётся ли регенерация, если сшить ткани? — он обвёл нас взглядом, ожидая ответа. — В любом случае, оставлять так нельзя. Зашивай, — Хэм махнул рукой, и Крэйг, пожав плечами, схватился за иглодержатель. — Тогда сделаю минимум швов. Когда часть с лапой была выполнена, Крэйг отвязал нитку-жгут и положил мышь на левый бок. Обезболив участок на бедре задней лапы, он вырезал маленький кусочек кожи квадратной формы. Затем, подцепив пинцетом мышцу, стал отрезать небольшую её часть. Мышь слегка дёрнулась, а кровь из порезанных сосудов мгновенно устремилась в рану. Крэйг доделал разрез до конца, вытащил из раны ту самую часть мышцы и сразу же заткнул рану ватным тампоном. — Тише-тише, уже всё, — сказал он своему «пациенту», и стал дожидаться остановки кровотечения. Белая марля в месте разреза окрасилась в тёмно-багровый цвет. Когда кровь перестала идти, Крэйг поставил мышь обратно на лапки и развернул хвостом к себе. Затем он последовательно вкалывал анестетик под кожу в нескольких местах вдоль позвоночника и наносил там довольно-таки глубокие порезы, задерживаясь каждый раз, чтобы остановить кровь. Вся операция заняла чуть больше часа. Раны промыли антисептиком, вкололи обезболивающее и немного физраствора в хвостовую вену и поместили мышь в чистую клетку с едой и водой. Культя в месте ампутации у неё ощутимо набухла и покраснела — кровь из артерий вытекала и скапливалась меж тканей. К сожалению, у нас не было возможности прижечь сосуды, поэтому оставалось только надеяться на самостоятельную остановку. Мышонок почти сразу проковылял к мисочке с водой, с трудом шевеля раненой правой задней лапкой и, естественно, не опираясь на левую переднюю. Восполнив потерю жидкости, мышь осталась сидеть там же. Если бы животные чувствовали обиду, именно её я бы увидел в глазах зверька. Я пожал руку Крэйгу в знак уважения за превосходно выполненную операцию. Из угла, в который мы отставили вторую, немёртвую мышь, раздался голос Хэма. — Никаких изменений. Она просто существует, — я подошёл поближе, закрывая нос рукавом халата. — Просто существует, — повторил я, — Какая безрадостная судьба. Всю еду, что давали этому подопытному, он съедал до последней крошки. Медленно откусывал оставшимися зубами и пережёвывал. В чёрных мутных глазах полностью отсутствовало понимание происходящего вокруг. В этом теле больше не было сознания, каких-либо простейших эмоций. Кажется, пора переосмыслить критерии жизни и смерти.***
Прошло два часа после операции, как мышь начала вдруг метаться по клетке. Сначала она изредка издавала беспокойный писк, а после начала без остановки пищать. — Может, обезболивающее перестало действовать? — предположил Хэм. — А, может, начало действовать кое-что другое? — Том прищурился и встал на корточки перед обителью грызуна. Животное носилось туда-сюда, несмотря на все свои телесные повреждения. Оно изредка останавливалось перед нами, словно прося о помощи. — Вколем ещё анальгетиков, — сказала Джейн. — Да-а! Попробуй теперь поймай её! — усмехнулся Томас. — Тогда добавим в воду. Я сейчас всё принесу. — Стой, подожди! — вдруг остановил её Том, — Видите это? Порезы на спине? Ярко-красные расщелины вдоль позвоночника, в глубине которых виднелись прилежащие ткани жёлтого цвета, стали стягиваться. Стенки сами по себе, как магниты, потянулись друг к другу и сомкнулись. Самый верхний слой кожи покрылся клетками, слившимися по текстуре с окружающей поверхностью, и теперь с трудом можно было сказать, что на этом месте были порезы. — Ничего себе! — Ого-го! — Чёрт меня дери… — Вот это круто! Я не верил своим глазам. Точнее, я как бы рассчитывал увидеть всё лично, но не представлял, как это будет выглядеть. К тому же здоровая капелька скепсиса всё равно сидела в глубине души, теперь растворённая в озере изумления. Значит, всё это правда. Оно существует. И оно работает. Грызун подуспокоился, снизив темп своего бега. Пару раз он потряс туловищем, словно отряхивался от чего-то. Когда мышь повернулась правым боком, стало видно, что вырезанный кусочек мышцы тоже полностью восстановился и сверху начала прорастать кожа. — Крэйг, ты запомнил это место? Надо будет взять оттуда биопсию, — сразу включился Том. — Да-да, я помню, — торопливо ответил Крэйг, завороженно наблюдая за необычными свойствами животного. Мышонок вдруг остановился посреди клетки и начал упорно чесать маленькими пальчиками культю. — Я так и знал, — Крэйг щёлкнул пальцами, — Надо снять швы. — Мне кажется, лучше сейчас вообще не трогать её, — я рукой остановил нашего хирурга, — Думаю, она сама вытащит нитки. И действительно: как следует поковыряв нитки и даже пару раз укусив их зубами, мышь смогла извлечь их из своей лапки. А затем было поистине невероятное зрелище. Из раны словно стали выдвигаться косточки. Они удлинялись, приобретая правильную форму. Сверху они покрывались вырастающими из здоровой части лапки мышцами, которые полосатыми белыми лямками сухожилий врастали в кости; мышцы покрывались тоненькими плёночками фасций. Потянулись сероватые «провода» нервов и красные — сосудов, заворачивающихся в необходимых им направлениях. Вот уже сложная система косточек кисти выросла и покрылась новыми тканями. Следом на них накладывались жёлтые зёрнышки клетчатки и кожа. Это было так завораживающе! Как будто кино посмотрел. Честно говоря, я бы сейчас всё отдал, чтобы посмотреть ещё раз. Ничего, абсолютно ничего более красивого я ещё не видел. Перед глазами так и стояли эти несколько прекраснейших секунд. Оживление. Полное восстановление утраченного. Бесследное заживление. Не об этом ли я думал, когда хотел сделать из вируса лекарство? Конечно об этом! Мышь стояла перед нами и умывалась, как ни в чём ни бывало. Уж не знаю: есть разум, нет разума, но такие совершенно необычные вещи, особенно происходящие с твоим телом, должны же быть как-то оценены! С другой стороны, чего я требую от мыши? Это же мышь. — Вот уж не думал, что когда-нибудь увижу такое! — Хэм восторженно распахнул глаза и закивал. Думаю, мы сейчас все думали примерно об одном и том же. Закончив чистить шёрстку, зверёк рванул к миске с едой, жадно выхватывая оттуда все овощи и зёрна и с каким-то остервенением проглатывая их. После таких фокусов нужно как следует подкрепиться, потому что тело потратило изрядное количество ресурсов для постройки новых тканей. Пожалуй, стоит подложить ей ещё еды. Только я отвернул щеколду двери клетки, как мышь издала какой-то неестественно шипящий звук и кинулась в сторону выхода. Не успев толком понять, что происходит, я на автомате захлопнул приоткрывшуюся дверь и защёлкнул замок. Пару секунд растерянно похлопал глазами и нахмурился. — Что-то мне это не нравится. Так. Восхищение восхищением, а о том, что мы имеем дело с пока ещё толком неизвестно чем, надо помнить постоянно. А вдруг она кинулась не на еду, а на меня? — Испугался? — решил съехидничать Томас. Вообще не к месту сейчас было. — А ты бы не испугался? Она вообще-то опаснейшим вирусом заражена. На-ка, вон, сам попробуй её покорми, — я всунул ему в руку кусочки сыра, пока он не успел возразить, и отошёл. Том лишь усмехнулся, пожал плечами и стал просовывать их через прутья клетки сверху. Ладно-ладно! Твоя взяла, умник. В конце концов, я не знал, что мышь поскачет в мою сторону. — В любом случае, нам нужно как-то взять биопсию… новой мышцы, — я посмотрел на Джейн. Она вдруг улыбнулась, одновременно поджав губы. — Добавлю в воду снотворного, — сказала она, — Надеюсь, нашему подопытному всё ещё хочется пить. Идея сработала. Через полчаса, в течение которых мы делились впечатлениями и обсуждали невозможные доселе явления, мышь начала медленно закрывать глаза и вскоре уснула. Затем стандартная процедура седативное плюс обезболивающее, взятие материала и его изучение. Новая рана, возникшая вследствие «заимствования» мышечной ткани, также зажила целиком и полностью, что я не мог не посмотреть, фиксируя глазами каждый кадр. До чего же красиво-то… Сравнили материал с тканями вырезанного при операции кусочка мышцы. В целом было заметно уплотнение миофибрилл***, что должно обеспечить более высокую силу. Плюс добавилось кровеносных сосудов для адекватного снабжения. Выходит, вирус не только обеспечивает регенерацию, но и в прямом смысле усиливает тело, как минимум. А это, в свою очередь, требует много энергии при работе. Мне вдруг снова вспомнились прожорливые пиявки. Тьфу, как я их не люблю… — Как всё-таки странно то, что этот вирус совершенно по-разному изменяет здоровый и повреждённый организм, — делился со мной мыслями Хэм, пока мы ждали биохимический анализ, — Почему такое диаметрально противоположное воздействие? — Да уж, та ещё загадочка, — согласился я. В голове всё ещё крутились кадры с отращиванием мышью лапки, — В целом механизм активации клеточной регенерации очень грубый. Неужели для этого нужно иметь неслабо так искалеченный организм? — Сомневаюсь. Наверняка что-то конкретное включает интенсивное деление. Вот только придётся сломать голову, чтобы найти это нечто, — мой друг тяжело вздохнул и обернулся к приборам. Впервые за долгое время я ощутил себя победителем. Пусть это будет совсем маленькая и, откровенно говоря, довольно странная победа, но это именно то, что я так давно хотел увидеть! Наконец-то нашлось свойство, настолько полезное и необходимое многим. Надо только набраться терпения и выяснить механизм активации, чтобы приручить его.***
Нашу кропотливую работу прервал звук открывшейся двери. Первая мысль, вспыхнувшая в голове, — Маркус. Но фигура в белом халате принадлежала не ему, а Альберту Вескеру. Я облегчённо выдохнул. — Есть новости? — сразу к делу перешёл парень. Мы по очереди рассказывали о результатах наших экспериментов. Однако реакция, хм, руководителя была несколько неожиданной. — То есть ничего нового. А я думал, вы хоть что-то способны сделать без меня, — он покачал головой. — Так, давай только без хамства, — привстал со своего места Том. Вескер никак не отреагировал. Я решил вмешаться. — Если хочешь какого-то конкретного успеха, то, соответственно, отдавай более конкретные поручения. Мы же толком не знаем, что ищем. Альберт хмыкнул. Надеюсь, он признал, что для эффективности так будет лучше, я же вовсе не наезжаю. — В таком случае даю вам такое задание: сравнить экспрессию генотипов обычных соматических, стволовых и инфицированных клеток. Где-то там должен найтись нужный нам фермент, — на этом наш гость закончил и отправился на выход. А мне надо было кое-что спросить, поэтому я побежал за ним. — Альберт, подожди минутку! — я нагнал его в коридоре. Парень молча обернулся, — Что там с Маркусом? Как он себя ведёт? — Я редко его вижу в последнее время. Выглядит как обычно, — значит, всё по-старому. Что ж, главное, что хуже не стало, — Но знаю точно, что он уже ставил опыты на других животных, в том числе на обезьянах. А вот это было сюрпризом. Хотя, по-хорошему стоило ожидать, что Маркус долго на одном месте топтаться не станет и скорее начнёт изучать более сложные организмы. Но что именно он там изучает? — Он исследует что-то особенное или всё подряд? — Этого не знаю. И узнать без его желания не смогу. Да и не хочу, — хм. Неужели всё-таки не я один побаиваюсь заскоков безумного главы лаборатории? — Что ж, вопросов больше нет. Будем работать. * — ацидоз — повышение кислотности крови. Из-за этого перестают работать почти все ферменты, и наступает смерть. ** — гемолиз — разрушение эритроцитов. *** — миофибриллы — органоиды мышечных клеток, непосредственно обеспечивающих функцию сокращения мышц.