За закрытыми дверями

Они всегда стояли за правду, за желание помогать другим и хотели быть вознаграждены за свои старания. Они никогда не гнались за временем и не настаивали на своем, в отличие от тех людей, которые согласны были с пеной у рта доказывать свою правоту. Нет, они привыкли извлекать правду в пределах покоев старого дома, куда посторонние редко ходили, и хранили бережно, словно секрет, а потом долго вынашивали план, как нужно было ее рассказать, чтобы вокруг все поверили. Клодин не любила, когда ей говорили ложь, а Маршаль, в свою очередь, просто любил докапываться до правды любыми способами, будь то пытки или просто допрос. Единственный человек, которому он мог доверять, — не король, а женщина, помогавшая ему все это время. Казалось, что все это походило на какой-то странный тандем. Она разбиралась в травах и их назначении, потому что всем азам смогла обучиться у отца, поэтому с любым ядом и его противодействием справилась бы, а он все это время гонялся за заговорщиками, бунтарями. Так начиналась их отдаленная жизнь вне дворца. Клодин до сих пор не могла выкинуть из головы тот день, когда Людовик попросил ее оставить место главного лекаря во дворце и оставить его для кого-то более достойного, чем она. Да, Клодин говорила, что ребенку не выжить в условиях дворца, но мадам де Монтеспан так безумно желала скорейшего выздоровления своему ребенку, что требовала от девушки почти что невозможного. Целую ночь Клодин просидела с младенцем, но ему уже ничего не могло помочь. Температура была высока, так что от лихорадки хрупкое тельце вряд ли бы избавилось. На утро внебрачный сын короля уже скончался. Кажется, именно тогда она шла со словами сочувствия и извинения, что так и ничего не получилось, а король ее даже слушать не захотел. Возможно, только тогда Клодин поняла, что Людовик был без ума от Атенаис, лишний раз так желал ее выгородить, что мог просто-напросто спихнуть вину на другого человека, заставив тем самым его покинуть службу во дворце навечно. И девушке пришлось уйти. Но как только она удалилась от двора, уехав к своему отцу, ее часто стал навещать Фабьен, искавший ее и нуждавшийся в ее внимании. Клодин все это принимала на свой счет, но никогда не думала, что однажды увлечется мужчиной, который уж точно был далек от всяких идеалов. Фабьен, по-своему остроумный и прямолинейный, интриговал ее каждый раз, заставляя ее идти на выручку столько, сколько ему этого понадобится. Маршаль всегда приходил за советом, чтобы побольше узнать о свойствах тех или иных ядов, и даже оказался рядом в тот момент, когда отец Клодин скончался от рук неизвестных убийц. Он помог ей не расклеиться и продолжать оставаться сильной, потому что в жизни еще не все было потеряно. С того-то, наверное, дня он и стал частым гостем в ее скромном жилище. Все чаще и чаще они интересовались делами друг друга, и, в свою очередь, услугой за услугу Клодин ему уже отплатила, когда он приезжал к ней на лошади весь окровавленный. Она ухаживала за ним, следила, чтобы рана заживала правильно, а он все больше и больше проникался к ней симпатией. Она тоже любила правду, как и он, раз сумела сказать прямо в лицо короля, что его собственный ребенок и до утра не сможет дожить. А Фабьен просто любил истину в любом ее проявлении. Они не стеснялись между собой обсуждать такие темы, за которые, возможно, уже давно бы сгнили за решеткой, но они точно знали, что двери ее дома могли сохранить все тайны и секреты, как и правду. Однажды он стал по приказу распутывать дело с отравлениями во дворце, и естественно, что ему во всем этом помогала Клодин — без нее бы он вряд ли справился. Она изучала по старым книгам растения, ждала каждый вечер его у себя дома на ужин, но никогда не думала, что в один прекрасный момент все могло бы стать совершенно другим. Ей становилось не по себе каждый раз, когда в том или ином флаконе с жидкостью она находила следы ядовитого растения или порошка. Ей казалось, словно во дворце пошла мода на убийства своих недругов с помощью пары капель смертельного вещества. Тогда-то ей и захотелось впервые и по-настоящему напиться, чтобы скоротать свой вечер, пока Маршаль разыскивал заговорщиков за пределами Парижа. Фабьен возвратился к ней, когда уже давно стемнело, но она ничего не слышала, лишь только почувствовала крепкие мужские руки, несущие ее до постели и укутывающие ее в теплое одеяло, чтобы она не замерзла. Клодин шептала имя мужчины, на что он лишь только улыбнулся, но ничего не сказал. Тогда все было очевидно и без слов. Похоже, что для них наступало время, когда они уже давно перестали быть знакомыми, просто друзьями, союзниками в борьбе со злом. Нет, теперь они были друг для друга кем-то куда большим, чем они сами считали. И Маршаль смог осознать это только тогда, когда сидел в кресле, стоящем у кровати, и наблюдал за спящей девушкой. Они редко тогда могли встретиться, потому что погони и охота за заговорщиками были важнее всего, раз Людовик не унимался из-за бесконечных отравлений в Версале. Но он часто обращался к ней за помощью, писал простые записки, в которых они порой совершенно не нуждались. Клодин вернулась поздно вечером из борделя, навестив очередную пациентку, которая нуждалась в помощи. Дверь дома осталась незапертой, а у камина в кресле дремал Маршаль, так и не снявший с себя манто. Она не видела его уже около недели, и за это время успела соскучиться по его присутствию. Сняв перчатки, она положила их в корзину и подошла к мужчине, аккуратно проведя по его щеке. Его мгновенная хватка ее удивила, и она даже не заметила, как оказалась на столе, лежа на спине. Конечно, Клодин сразу же рассмеялась, она просто не понимала, чем был вызван такой странный порыв со стороны Фабьена. — Я думала, что разбудить вас будет гораздо сложнее, чем просто провести рукой по вашим волосам! — она чуть-чуть приподняла голову, заглядывая ему в глаза. — Нужно всегда быть осмотрительным, когда кто-то слишком близко подходит, — прошептал он, сильнее прижимая женщину к деревянной поверхности. — Даже если близко подхожу я? — спросила она, снова улыбаясь. — Возможно, — он ничего больше не смог сказать, потому что она потянулась к нему за поцелуем, а он и не стал сопротивляться. Ничего не имело значения, пока их ладони были сцеплены в замок. Тогда им казалось, что любой правдой они смогут доказать, что кто-то во дворце фатально заблуждался и ошибался. Только они не всегда понимали, что из-за их короткого счастья и любви к справедливости все может так резко прерваться. Клодин знала, что ее всегда подстерегает опасность, но никогда не ожидала того, что она так неожиданно настигнет ее. Она почти подошла к моменту истины, нашла то, что помогло бы Фабьену против преступлений с ядами, как вдруг все оборвалось в одночасье. Он не успел. Фабьен пришел слишком поздно, когда ему нужен был ее очередной совет и просто легкий поцелуй на прощание. За те короткие мгновения, очевидно, он ощутил, что между ними давно кипели чувства и, может, даже что-то большее. Тогда казалось, что весь мир погрузился в бесконечную тьму, из которой уже не было спасения. Она держала четки из ядовитых ягод и пыталась ему об этом сказать, но смерть опередила ее любое желание помочь ему. Маршаль крепко прижал ее к себе, когда ее глаза наконец-то закрылись. Боль не желала утихать, и на время ему даже пришлось уйти со службы, чтобы справится с такой тяжелой утратой. Они любил правду и всегда боролись за нее, готовясь в любой момент отдать свою жизнь за справедливость и из чувства долга перед страной. Клодин отдала свою жизнь за правду, которую никто никогда не узнает. И у Маршаля еще было то, за что стоило сражаться. За справедливость, за правду жизни. За то, что он потерял. За Клодин. Чтобы поверить, что ее смерть была не напрасной...