бездна, в которую мы упадем

Пути назад нет — и Лорен, и Энди с внезапной неотвратимостью понимают это в одно и то же мгновение: то самое, когда они оказываются лицом к лицу, друг против друга. Такое с ними уже бывало — когда перехватывает дыхание от нахлынувшей неуверенности, а потом адреналин вскипает в крови и вытесняет из головы любые мысли; когда чувствуешь в себе столько силы, что вот-вот плеснет через край; когда уже не страшно биться не на жизнь, а на смерть… Да, такое бывало с ними прежде, но стояли они тогда бок о бок, рука в руке, они были не просто семьей, а командой. Несокрушимыми. Они и теперь такие — несокрушимые. Не просто семья — но и не команда. Враги, вот они кто теперь. — Лорен, нет!.. — кричит позади нее Маркос, но что он может знать, что может понимать? Он такой же слепой, как и сама Лорен, а может и еще хуже. Слепой и отчаявшийся — Лорен такой не была, по крайней мере не до того мгновения, когда тяжелый взгляд Энди схлестнулся с ее собственным — умоляющим. — Уйди с дороги, Лорен, — мрачно приказывает ей ее брат, тот самый, для которого она умереть была готова, и тот самый, который говорил, что и сам умрет за нее. — Нет, Энди, — упрямо отвечает она, выставляя перед собой руки, готовая снова выбросить щит и защищаться, и ей дико и тошно от того, что защищаться ей нужно будет от Энди. Он нападет — у Лорен нет сомнений, и во рту появляется противный металлический привкус. — Я уйду отсюда только вместе с тобой, — продолжает она, а губы Энди кривятся в горькой усмешке: с ним играть в глупую добрую героиню бессмысленно, у него теперь другие идеалы. — С дороги, — повторяет он с угрозой, и в глазах его холод и тьма, а еще — жажда разрушения, и Лорен должна признать, что ее брат изменился. Вот только где взять сил на то, чтоб признать такое? — Тебе совсем не обязательно делать это, Энди… — шепчет она, и когда первая слезинка отчаяния катится по ее щеке, Энди выбрасывает руку вперед и бьет. Она не успевает — не успевает выбросить щит вовремя, не успевает отразить удар, и ее отшвыривает прочь оглушительной, но не убийственной волной. Ее подхватывает Маркос, но удар дотягивается и до него, и они вместе катятся по асфальту, словно гонимые ветром листья — такие же беспомощные и потерянные, такие же отслужившие свой век. Лорен больно ударяется головой, но прежде, чем потерять сознание, она успевает взглянуть на брата — Энди садится в машину, даже не обернувшись, чтобы проверить, как она. Волнует ли его вообще, что она может быть мертва?..

***

Объятия Маркоса теплые, убаюкивающие, крепкие. Лорен они кажутся надежными — и она сворачивается у Эклипса на груди скорбным белокурым калачиком, и он бережно гладит ее по волосам, не говоря ни единого слова все то время, пока они трясутся в кузове пикапа, который нервно ведет Джон. Маркос заговаривает с ней лишь тогда, когда они прибывают в клинику — он на руках несет ее внутрь, голова у Лорен кружится и болит, и она сама не знает, то ли виной тому удар, то ли ее разбитое сердце заставляет и ее саму разваливаться на части. — Ты скажешь родителям, что это сделал Энди? — Да. Со временем… — Лорен смотрит на Маркоса умоляюще, она еще не готова признать во всеуслышание то, о чем все и без того знают, но тактично молчат. — Я не скажу никому, — обещает Маркос, и Лорен знает, что ему можно доверять. Маркос, как и она сама, до последнего будет цепляться за надежду, будет давать новые и новые бесконечные шансы Полярис, которая отвернулась от него так же, как от самой Лорен отвернулся Энди — в одночасье и навсегда. — Спасибо, — шепчет Лорен и закрывает глаза, прислоняясь лбом к плечу Эклипса. Ему ее благодарность не нужна — они в одной лодке, уже не слепые, но все еще отчаявшиеся. Отчаявшиеся навечно — или до тех самых пор, пока не погибнут от руки самых дорогих им людей.