бездна, в которую мы упадем

Одри Хорн в недрах огромного дома Годфри ощущала себя затерявшейся маленькой девочкой, эдакая Алиса в Стране Чудес в лакированных лоферах и клетчатой юбке, идущая навстречу своей судьбе. Алебарда, украшающая стену по пути на второй этаж, вполне могла быть любовно установлена на крепления руками Червонной Королевы — Оливии Годфри с ее хищной улыбкой эта роль подходила куда больше, чем роль заботливой мамочки. Но не Червонная Королева влекла Одри, нет — ее манил наследный принц, за одну мимолетную улыбку которого мисс Хорн готова была проводить целые дни в компании монстроподобной Шелли и выслушивать ее унылые размышления о том, что даже самое несовершенное создание рождается для того, чтобы однажды достигнуть абсолютного совершенства. Для Одри Хорн было очевидно то, что Шелли Годфри никогда не превратится из гусеницы в бабочку, а вот ее брат Роман совершенством являлся всегда, вот только в доме Годфри у совершенства были несколько иные стандарты, чем во всем остальном мире. Высокомерие, жестокость и цинизм, целеустремленность на грани одержимости, страсть к самым разным порокам и опасностям — вот чем потрясал Роман, если подпускал к себе кого-то достаточно близко, если приоткрывал завесу тайны, окружающую его. У Одри сладко кружилась голова от одной мысли о звуках его голоса, от воспоминаний о запахе его одеколона, да от самой мысли о том, что они существуют в одной вселенной. Роман Годфри превратился из недосягаемой фигуры в навязчивую идею, а Шелли — Шелли стала просто способом проникнуть на территорию объекта вожделений, и Одри не гнушалась использовать странную девочку, страдающую от одиночества. Собственное одиночество беспокоило ее куда сильнее — и она стремилась заполучить Романа для себя, отчаянная и бесстрашная, с лихорадочным блеском в глазах. Стремилась даже вопреки голосу разума, взывающему к ней с задворков затуманенного любовью сознания — прежде она верила этому голосу, прежде он вел ее уверенно и безошибочно к любой поставленной цели, но теперь это была лишь помеха. — А вот и ты, — улыбался ей Роман, когда Одри входила в комнату к Шелли: комнату под самой крышей, Шелли как та заколдованная принцесса, что спрятана в башне, жила высоко-высоко, в уединении и вязкой тишине, и Роман всегда ждал Одри там, заранее зная, когда она придет. Шелли робко улыбалась из-за завесы падающих на лицо волос — она сидела где-нибудь в уголке, с книгой на своих больших коленях, неуклюжими пальцами в бинтах листая страницы: она любила Одри, потому что Одри любила Романа, и потому что Роману нравилось, когда Одри бывает у них дома. — Я заварю для нас чай, — говорил Роман, и у Одри сладко кружилась голова, когда она наблюдала за его выверенными движениями, пока он колдовал над подносом, где кто-то уже расставил чашки. Он заваривал не чай, он заваривал истинный дурман, который растекался у Одри по венам расплавленным железом — было так мучительно и так прекрасно находиться совсем рядом от юного Годфри, но не иметь права коснуться его. Он играл с Одри в гляделки, молчаливо наблюдая, как мисс Хорн порхает вокруг Шелли, он дразнил ее полуулыбкой и жестами, а Шелли — Шелли быстро печатала в телефоне слова. складывающиеся в очередной бесконечный монолог, который для Одри не имел совершенного никакого значения, но который она не уставала поощрять. Околдованная, вот какой была Одри — и каждый раз, выходя из дома Годфри и вдыхая пьянящий аромат раскинувшегося вокруг сада, она думала лишь об одном — пусть бы это длилось вечно, пусть бы только для нее открывались двери этого дома, пусть бы Роман Годфри жаждал ее так же сильно, как и она его. — Девочка совсем потеряла голову, — насмешливо обронила Оливия Годфри, выпуская струю дыма вперед и вверх. Дым оттолкнулся от оконного стекла и окутал Оливию сизым маревом. Роман, стоящий за плечом у матери и тоже глядящий через окно на Одри Хорн, бредущую на ослабевших ногах прочь по подъездной дорожке, вяло отмахнулся от этого дыма: — Разве ты не этого хотела, мама? — Ты делаешь это не только ради меня, мой мальчик, — мягко укорила сына Оливия. — Неужели тебе совсем не интересно? — Я собираюсь убить подругу Шелли, — сухо отозвался Роман. — Даже странно, почему же я не счастлив? — Это твое наследие, глупенький, — Оливия раздавила окурок в пепельнице, которую Роман услужливо подал ей, и обернулась, чтобы взглянуть сыну в лицо. — Лучше ее, чем кого-то, кто будет тебе в самом деле дорог. Близится время, когда ты должен принять свое наследие. Девочка подходит как нельзя лучше, и она уже целиком в твоей власти. — Я не просил об этой власти. — Кого это волнует? — беззаботно рассмеялась Оливия. — Заваришь нам чай?..