Буканьеры дорог

They cursed and buried him Along with shame And thought his timeless soul has gone Ozzy Osbourne — Bark at the moon

— Что ж, ребята, вот и подкрадывается полдень 25 апреля 1985 года. Те из вас, кто ещё не просохли с ночи — самое время ползти спать. Специально для вас я ставлю эту умиротворяющую композицию. — и радиоприёмник загремел песней «Rock of ages» в исполнении группы Def Leppard. Молодой человек лишь хмыкнул, одобряя шутку диджея. Он сидел, бесцеремонно закинув ноги на стойку. В жарком климате аризонской пустыни этот парень с его потёртыми на коленях серыми джинсами, с его чёрной майкой с выцветшим логотипом какой-то группы — какой именно, он сам уже не помнил, с его рыжими кудрями, перевязанными чёрной банданой — да, этот парень был удивительным, приметным экземпляром. Листая журнал, юноша вспоминал позапрошлую ночь. Тогда к мотелю подъехал — судя по звуку — человек на мотоцикле, но никто не вошёл внутрь. Юноша вышел было узнать, в чём дело, но как только он завернул за угол, некто прижал его к стене. Не дав парню даже вскрикнуть, некто зажал его рот одной рукой и приставил палец другой руки к своим губам. — Тихо! — шепнул он и прислушался. Юноша услышал, как с трассы съехали ещё два мотоцикла. С минуту шум их моторов глушил все остальные звуки, после чего они сорвались с места и унеслись во тьму ночи. — Пронесло! — выдохнул незнакомец и, не отпуская юношу, спросил. — Тебя как звать, малой? — Мхым, эм! — попытался ответить парень. Поняв свою ошибку, незнакомец наконец убрал руку с лица молодого человека. — Джим, сэр! Я сегодня управляю мотелем. — Ты? — вопрос незнакомца прозвучал странной смесью из удивления и облегчённого выдоха. — Что ж, скажи мне, Джим, много у вас в мотеле останавливается людей? — Не очень, сэр! Обычно путешественники терпят до Ред Рока или Мараны, там же и остаются на ночь. Тут в основном дальнобойщики и… их дамочки ошиваются, но сегодня у нас пусто. — Хорошо! Это хорошо! Незнакомец выглянул из-за угла — и Джим наконец разглядел, что он похож на байкера. Но вот странность — в этих краях байкеры редко ездили в одиночку. Развернувшись обратно к Джиму, он запустил руку в карман и вытащил пачку баксов. — Тут на неделю. Сдачу, если она есть, оставь себе и дай мне ключ от номера. — Хорошо, сэр! — ответил юноша, у которого уже загорелись глаза. — Вы не против, если я спрячу ваш мотоцикл в наш гараж? Не подумайте ничего такого, я беспокоюсь о вашей безопасности… — Хм, неплохо придумал, — согласился байкер. — Но сначала номер! Джим кивнул и проводил ночного гостя до его номера. Закончив с кратким инструктажем постояльца, парень направился за мотель, чтобы забрать мотоцикл в гараж. Машина оказалась тяжелее, чем он ожидал. Юноша, конечно, хотел полюбоваться той красотой, какую делают с машинами настоящие байкеры — не выскочки из Лос Анджелеса, Феникса или Тусона с их новомодными спортбайками, а настоящие американские «боровы», но вызвался помочь спрятать машину не только поэтому: если те, от кого этот байкер скрывался, узнают, что Джим спрятал его в мотеле, то в списке «оформить в песочек без гроба» будет значиться и его имя. Утром парнишку сменила его мать. Несмотря на всю внешнюю хрупкость этой «белой женщины» в жёлто-рыжей «латинской» пустыне, с ней шутки были плохи. Пару раз дальнобойщики отпускали сальности в её адрес, предлагая развлечься со всеми сразу. Отвечала она на это всегда коротко — сковородкой по рукам. А старик-шериф даже не слушал жалобы водил: — Раз вам так досталось, то вы, ребята, сами на то напросились. А если кому-то этого мало, то имейте в виду — я ей сам помогу трупы спрятать, если на то дело пойдёт! Усекли? Самым страшным испытанием в её жизни — помимо несносного подростка-сына — стал уход её мужа, мистера Хокинса. Когда он уехал вместе с молодой мексиканкой в закат, миссис Хокинс лишь проводила его автомобиль взглядом, полным тоски. Но, сильная характером, она пролила лишь одну слезу. Утирая её, она произнесла слова, которые они некогда произнесли у алтаря: — Пока смерть не разлучит нас. То ли на Небесах её услышали, то ли ехидная Смерть только и ждала отмашки, но через неделю к миссис Хокинс пришло известие, которое она восприняла совершенно хладнокровно. Во время ночной поездки по штату Юта её муж не справился с управлением. Машина рухнула с моста в реку Спаниш-Форк. Словно почуяв чужую кровь конкистадоров, «испанская излучина» вынесла на берег невредимую мексиканку, утопив при этом далёкого потомка итало-ирландских иммигрантов. Миссис Хокинс тяжело переживала утрату, но предательство так и не простила — и даже Небеса не упросили бы её пересмотреть своё отношение к этой заблудшей душе. Те сутки, что отдыхал Джим, миссис Хокинс заправляла делами в мотеле. За завтраком она рассказала о том, какой отвратительной была эта смена. Во-первых, средь бела дня на подержанном «Линкольне» приехал какой-то усач с дамочкой, на лбу которой можно было поставить ценник. Они сняли номер на два часа, и все эти два часа оттуда доносились звуки, от которых у нормального человека волосы встали бы дыбом. Во-вторых, постоялец, который заселился в ту ночь при Джиме, вылакал всё спиртное из мини-бара. Заплатив за опустошение запаса, он дал миссис Хокинс денег на две бутылки виски. Миссис Хокинс хотела было возмутиться, но не успела: он захлопнул дверь. Опасаясь что без спиртного постоялец устроит разгром и дебош, владелица мотеля молча отправилась в ближайший магазин. Продавец был так удивлён выбором миссис Хокинс, что даже посоветовал ей обратиться за помощью. Она не стала отвечать ему: ей и без этого хватало приключений. Теперь же Джим снова сидел за стойкой и смотрел на одинокое пустое место среди остальных занятых ключами крючков. Постоялец, похоже, спал. Иначе юноша уж точно знал бы, что тот проснулся и требует выпивки. Ровно в этот момент неожиданно открылась дверь. От испуга Джим чуть не свалился со стула: обычно сначала он слышал машину, которая останавливалась у мотеля, а потом уже открывалась дверь и входил потенциальный клиент. Придя в себя, юноша бросил взгляд на посетителей. Странная была парочка. Один, мужчина не старше тридцати, но почти седой, был одет в белую рубашку с коротким рукавом и чёрные джинсы, а на его левой щеке белел старый шрам. Второй выглядел куда старше в своей тёмно-синей рубашке в клетку, поверх которой была накинута полевая куртка армии США времён войны во Вьетнаме, и выцветших полевых штанах. На куртке поблёскивали медали «Пурпурное сердце» и «Бронзовая звезда». Этот сгорбленный «старик» опирался на трость, а его невидящие глаза закрывали тёмные очки. — Мы зашли, па! — обратился более молодой к своему спутнику. Тот кивнул и что-то шепнул сыну. Молодой ответил так же неразборчиво, поглядывая в сторону Джима. — Вы не поможете нам, молодой человек? — наконец спросил старик. — Мой сын вёз меня на съезд ветеранов в Фениксе, но машина сломалась по пути. Не могли бы вы… — он направился в сторону Джима и вдруг выронил трость. — Что ж за досада-то такая?! Не могли бы вы мне помочь, юноша? Джим фыркнул, но подошёл к старику, чтобы подобрать трость. Но стоило ему нагнуться, как «старик» неожиданно резко и крепко схватил его за воротник майки. «Сынок» тем временем встал у двери, облокотившись на стену и поигрывая ножом-бабочкой. — А теперь, пацан, отведи нас к Билли! — прошипел на ухо мальчишке старик, оказавшийся вблизи не таким уж и старым. — К Билли? Простите, сэр? — не совсем понял Джим. Что-то подсказывало ему, что речь идёт о том самом постояльце, но Джим впервые услышал его имя, из-за чего не был уверен до конца. — К тому прохиндею, который скрылся в этом мотеле позапрошлой ночью, щенок! — угрожающие интонации не оставляли Джиму другого выбора, кроме сотрудничества. Слепой же обратился к «сыну». — Четырёхлистник, какого ключа не хватает? «Четырёхлистник» посмотрел на пустующую ячейку и сообщил «отцу»: — Комната 1С! Только сейчас Джим заметил, что тот говорил с едва уловимым, но всё же явным нездешним акцентом, которого не было у его «отца». — Хорошо! — кивнул слепой. — Готовь фургон, расчётное время полторы минуты. И ни секундой позже! «Сын» молча вышел за дверь, а слепец вернулся к Джиму:  — Давай, щегол, веди меня к Билли. Скажешь, что он не доплатил за номер. Он откроет, я его знаю. Джим оказался во всех смыслах заложником ситуации, поэтому без колебаний повёл слепого ветерана — а, быть может, никакой он не ветеран и даже, быть может, не слепой? — к комнате 1С. Дойдя до двери, он, глубоко вдохнув и выдохнув, постучал. — Эхмхехм, — раздалось за дверью. То, что должно было быть Билли, сейчас восставало, словно библейское чудище из праха. — Кто там ещё?! С похмелья его язык немного заплетался. — Это я, Джим! Я пересчитал деньги и… — И чего?! — И… не хватает… за неделю, — для уверенности юноша решил повторить эту же фразу, но уже громче. — Не хватает за неделю, сэр! На… надо доплатить! С той стороны донеслось ворчание и щелчок задвижки. Дверь распахнулась, обдавая крепким перегаром, и Бонс высунулся наружу. — Я ж тебе… — начал он и тут же осёкся. Он увидел перед собой вице-президента Корсаров — человека, который обычно выносил приговор провинившемуся члену мотоклуба, а остальным оставалось лишь согласовать, с чем обычно проблем не было. Моментально протрезвев, Бонс успел произнести только: — Пью?! И тут же Билли был отброшен внутрь номера ловким толчком трости слепца. Тело рухнуло на кровать, отползло к спинке и не без труда приняло какое-то неловкое полусидячее положение. — Оставайся на месте, Билли! — произнёс Пью, заходя внутрь помещения. Джим решил остаться снаружи, прислонившись к стене. — Не надо, Пью! Не надо, брат! — просил Бонс. Он был страшно напуган тем, что за ним пришёл сам Слепой Пью. — Прошу, мы можем договориться, просто забудьте, что я существовал! Пожалуйста! Умоляю! Я исчезну, вы меня больше не увидите! Я сменю всё: штат, город, имя, расу, пол. Всё! Только отпустите меня, прошу! — Я бы с радостью, Билли, — равнодушным хриплым голосом отвечал слепой. — Но латиносы нас просто так с крючка не снимут. Значит, либо ты, либо мы. И мы не можем риско… Тут уши Хокинса заложило от грохота семи выстрелов, прозвучавших один за другим. Похоже, пока Пью говорил с Бонсом, тот, зря времени не теряя, схватил лежащий на тумбочке пистолет и разрядил магазин в вице-президента своего некогда клуба. Испуганный Джим вжался в стену. От шока он видел всё словно в замедленной съёмке: медленно подруливает к номеру фургон, из которого медленно выходит «сын» с двумя помощниками, один из которых уж очень уж похож на того усача, о котором рассказывала мать. Так же медленно они кричат: — Дьявол! — Пью! — Аа-ах ты кры-ыса! Затем ещё выстрелы, множество выстрелов, сливающихся в один раскат грома, и наконец затишье. От тишины Джиму стало не по себе. Он повернул голову налево: из комнаты двое выносили Пью. Они выглядели обескураженными: им не верилось, что они только что потеряли своего друга и наставника. Его несли аккуратно и также аккуратно, даже почтительно положили в фургон. Последним из комнаты вышел Четырёхлистник, волоча по земле труп Бонса. Тот больше всего походил теперь на охотничий трофей — каковым он, по-видимому, и являлся. Небрежно, с презрением на лице засунув тело Бонса в фургон, тот, кого Пью звал Четырёхлистником, обернулся к Джиму. Мальчишка задрожал от страха: он был свидетелем. «Бандит» — иначе Джим не мог назвать его — взял что-то из фургона и направился к юнцу. Джим зажмурился — наверное, если ты не видишь свою смерть, то и боятся её не сможешь. Он уже вспомнил все хорошие и не очень моменты своей жизни и даже обратился к Господу Богу, к которому не обращался, кажется, с пятого класса. А «бандит» подошёл и хлопнул чем-то плотным по его груди. От неожиданности Джим вскрикнул и открыл глаза. У его ног лежала плотная пачка долларов — приблизительно, пара десятков сотенных купюр. С плитки под ногами на Хокинса смотрел ехидный Бен Франклин. — Успокойся, парень! Это тебе за… беспорядок. И вообще, нас тут не было. Понял? — подмигнул Четырёхлистник. — Д-да! — заикаясь, ответил Джим. — Очень хороший мальчик! — улыбнулся «бандит» и, развернувшись, направился к фургону. От вида денег кровь отхлынула от пяток Джима и с разгону влетела в голову. — Извините… — догнал он «бандита», — У меня в гараже остался его мотоцикл. Что мне с ним делать? Четырёхлистник высунулся из окна фургона и протянул Джиму визитку: — Позвони нам на днях. Мы его заберём. — Да, но знаете… — Джим хитро прищурился. — Давайте я сам его вам привезу! А что — мне шестнадцать есть, права тоже. Адреналин в крови пополам со жгучим любопытством давал о себе знать. Бунтовать против вечно уставшей, уже давно практически равнодушной к любым выходкам мамы — это одно дело, а совсем другое дело — быть бунтарём по жизни. К тому же, если это дело такое прибыльное, то почему бы ему не попытать счастья? Четырёхлистник удивлённо вскинул брови. — Да ну? Что ж, раз ты так уверен, то вот тебе первая задача — сними с мотоцикла все опознавательные знаки. Черепа там, надписи — а то копы прижулькают и пиши пропало. На всё про всё тебе четыре дня. Если узнаю, что ты чоппер кому-то сбыл, — «бандит» нахмурился и выдержал выразительную паузу.— Мы знаем куда ехать. Понял? Отказаться было ещё не поздно, но Джим уже слушал только того бунтаря в своей голове. — Как два пальца! — Ну-ну! — пригрозил напоследок Четырёхлистник, нажал на газ и уехал по шоссе на северо-запад. Как только фургон отъехал, со стороны дома прибежала миссис Хокинс. Она услышала выстрелы и, нацепив халат поверх ночной рубашки, бросилась к сыну. — Джимми! Джимми, мальчик мой! Что случилось?! Ты не ранен? — осмотрев сына, она заметила в его руках пачку с улыбающимися Франклинами. — Откуда у тебя это, сынок? — Мама, — ответил Джим, зачарованно глядя на северо-запад.— Это тебе на капитальный ремонт, а мне… на начало взрослой жизни.