Птица

— Очнись. Холодное прикосновение заставило её открыть глаза. Впредь, он старался быть с ней осторожнее, чтобы не навредить ещё сильнее. Девушка закашлялась в попытке глубоко вдохнуть, но, немного погодя, отдышалась. В голове мелькали лишь смутные отрывки произошедшего, и она, неотрывно смотря на Рубена, совсем не сопротивлялась его касаниям. — Нужно сделать перевязку. Приподнимись. — сказал он и начал осторожно снимать бинты с её шеи. Когда с ними было покончено, мужчина, надев перчатки, нанес небольшое количество мази на пальцы, не спеша втирая её в повреждённую кожу. От неприятных ощущений, Айрис зажмурилась, но, притерпевшись, расслабилась. Она сидела неподвижно, пытаясь вспомнить события, произошедшие с ней, но все попытки были безрезультатными. — Сколько я была без сознания? — шепотом спросила она. — Около двух дней. Не дёргайся. — он пресёк её попытки дотронуться до шеи. Забинтовав её, Рубен помог Айрис лечь на кровать, слегка придерживая её спину. Воспоминания начали возвращаться к ней, от этого даже физическая боль становилась сильнее. Девушка старалась не поднимать на него глаз, просто смотря в одну точку. Казалось, что было слышно лишь его тяжёлое дыхание и биение её сердца. — Я предупреждал тебя. Меня лучше не злить. — он говорил очень спокойно, без агрессии и раздражения. Айрис лишь кивнула в ответ, не произнеся ни слова. — Спи. Через пару часов, когда лекарства подействуют, можешь вставать. — Рубен, вновь проведя рукой по её щеке, встал с кровати и направился к двери. — Ваша кожа... почему она такая холодная? — она всё-таки подняла на него глаза и вопрошающе взглянула на мужчину. Полностью развернувшись к ней и подойдя ближе, он резким движением скинул с себя халат, обнажая ужасные ожоги. Всё его тело было покрыто ими, здоровой кожи почти не осталось. — Потому что я уже не живой. Давно. Моё сердце не бьётся, и в реальности я не имею физического тела. Здесь лишь мой разум. Моя ненависть. Девушка осторожно провела пальцами по его животу, задевая тонкую поврежденную кожу. — Вам больно? — Иногда. Я привык к ней, к этой боли. Отойдя от нее, он поднял халат с пола. — А что произошло с тобой? — О чем вы? — она попыталась встать, но головокружение вынудило её сесть обратно. — Вся твоя спина в шрамах. Некоторые из них совсем свежие. Кто это сделал? Наклонившись к ней, он приподнял рубашку, оголяя её спину. Девушка каждый раз вздрагивала от его прикосновений. — В нашем приюте не привыкли относится к людям хорошо. За любую провинность нас наказывают. Мы с сестрой попали туда, когда нам было 11, за это время они успели сделать достаточно. Немного посидев, она почувствовала дискомфорт в районе живота и осторожно легла на кровать. — А ты сильнее, чем я думал. Боль или смерть совсем не пугают тебя. Так чего же ты боишься? — Оказаться в клетке. Вновь. — Но ты ведь сейчас в заточении, в одном доме с убийцей. Ты не сможешь выйти, даже если захочешь. Тебе страшно? — Может, слегка. Хотя, оказаться в их руках было бы намного страшней. Взгляд его вновь потемнел, но глубоко вдохнув, он сумел сдержать очередной приступ ярости. Задвинув шторы, мужчина быстрым шагом направился к двери. — Они тебя не получат. Никогда. — сказал он и вышел, громко хлопнул дверью. Ещё немного поспав, девушка всё же поднялась с кровати. Она совсем потеряла счёт времени, часов в поместье не было. За окном стемнело, и лишь вспышки молнии на мгновения изредка освещали всё вокруг. Грозу она обожала ещё с детства, когда они с сестрой выбегали из дома, вопреки запрету матери, и завороженно наблюдали, как всё небо озарялось ярким светом. Много раз они простужались, стоя под холодным дождём, но каждый раз, снова и снова, они делали это. Солнце всегда отталкивало её, девушка никогда не гуляла в ясные дни. Для неё дождь всегда являлся источником вдохновения, успокоением и утешением. Открыв окно, она с улыбкой подставила лицо под капли воды и зажмурилась, слегка улыбнувшись. Впервые за последнее время она смогла глубоко вдохнуть без боли. Голова слегка закружилась от такого количества кислорода. Запах дождя заполнил всю комнату, перебивая запах пыли и старой мебели. Стало свежо и прохладно. Откуда-то послышалась та самая мелодия, которую Рубен играл на фортепиано тогда. Выйдя из комнаты, она неспеша побрела на звук по длинным коридорам, попутно рассматривая множество картин, висевших на стенах. Мелодия становилась всё громче и громче. Зайдя в одну из комнат, Айрис увидела его. Мужчина спокойно сидел в кресле—качалке и наслаждался мелодией, которая играла из старенького граммофона. Девушка неподвижно стояла в дверях, боясь зайти во внутрь. — Ты знаешь, что это за музыка? — спросил он слегка хриплым голосом. — Клод Дебюсси, "Лунный свет". — всё-таки она вошла в комнату и встала у него за спиной. — Верно. Садись, раз пришла. — неряшливым движением он указал на диван. Она послушно подошла к дивану и села с краю, внимательно изучая глазами всё вокруг. — Я не очень хороший собеседник. Ты что-то хотела? — Рубен залпом выпил вино из бокала, который находился в его руке, и посмотрел на девушку. — Нет, я просто... просто пришла. С улицы послышались крики, выстрелы, злобный рык и несколько других звуков, которые невозможно было разобрать. — Такие неугомонные и такие глупые... — с усмешкой сказал мужчина, когда шум резко утих. — Неужели они и вправду думали, что смогут так просто войти в мой дом? Пытаются хозяйствовать в мире, который им не принадлежит. — Сколько это ещё будет продолжаться? — Пока ты здесь, они будут нападать, снова и снова. Администратор не успокоится, пока не вернет свою птичку, которая вырвалась из клетки. — Птичку..? — Да. Именно так я называю их. Таких же, как ты. Вы для него лишь забава, как красивые птицы, находящиеся в неволе. Он наслаждается вашими мучениями, чувствуя себя победителем. Эксперименты — это не основная его цель. И каковы же были его недоумение и ярость, когда я забрал у него его игрушку. Он всеми силами попытается тебя вернуть. — Значит, из-за меня вы в опасности? — Из-за тебя в опасности они, а не я. Ты — сыр в моей мышеловке. И эти мышки передохнут одна за другой в попытках забрать тебя у меня. — он повернул голову к ней и внимательно посмотрел в её глаза. — Думаю, теперь ты понимаешь, почему тебе нельзя выходить из поместья. Хочешь жить — следуй моим правилам. Мелодия оборвалась, и Рубен, встав с кресла, подал девушке руку, помогая подняться. — Если ты хочешь жить со мной, тебе нужно научиться правильно переносить телепортации, без вреда для себя. Тусклый свет едва освещал мрачные коридоры, и Айрис приходилось вглядываться в темноту для того, чтобы не споткнуться. Она шла молча, лишь иногда поглядывая на мужчину, который говорил с ней о разных вещах. Когда же он закончил свой рассказ, девушка, немного подождав, робко спросила: — Откуда у вас эти ожоги? Мужчина, смутившись, нахмурил брови и вопрошающе взглянул на неё. — У тебя разве нет видений? — Видений..? О чем вы? Они зашли в комнату, которая казалась больше, чем все остальные. Столик, который стоял рядом с огромной кроватью, был полностью завален книгами. На окне стояла большая ваза с уже сухими подсолнечниками. На стенах висело много картин, некоторые из которых девушке даже показались пугающими. — Сядь. — он слегка надавил на её плечи, усаживая на стул. — Видишь ли, разум любого, кто сюда попадает, объединяется с разумом других людей, образуя одну целую систему. Общие эмоции и мысли, желания и боль. Я чувствую каждого, кто находится в системе, а они чувствуют меня. Но мой разум — начало. Самый первый и самый сильный. Многие видят моё прошлое в видениях, обрывки воспоминаний или эмоций. Если ты этого не видишь, значит, что-то не так. Твой разум сопротивляется давлению. Мужчина неспеша похаживал перед Айрис. Слегка потерев повреждённую кожу на тыльной стороне ладони, он продолжил. — Однажды мы с сестрой играли в крестьянском амбаре. Крестьяне, решившие наказать нашу семью за сытую жизнь и достаток, подожгли его и заперли дверь. Моя сестра, Лаура, помогла мне выбраться, но сама сгорела заживо. Мне повезло больше, если так вообще можно выразиться. Я был изуродован. Мой "любимейший" отец, стараясь избежать позора, принял решение скрыть меня от всего мира, заперев в подвале. Общаясь лишь с собственными призраками, я чуть было не обезумел. Но потом я прозрел. Эта боль породила самое прекрасное из моих творений... Но цена слишком велика. — он провёл рукой по пластине, защищавшей его мозг на обгоревшей стороне головы. Девушка будто почувствовала его боль. Впервые он предстал перед ней таким слабым. Медленно встав с кровати, она вплотную подошла к Рубену, заглядывая в его глаза. С осторожностью, будто боясь поранить, она слегка прижалась к нему, обвивая его талию руками. — Что ты делаешь..? — спросил он, замерев и еле дыша. — Мне не нужна твоя жалость. — Я знаю. Я не жалею вас. Лишь пытаюсь хоть на пару минут облегчить вашу боль. Через пару секунд он неуверенно обнял её в ответ.