Нашествие

      Они находятся в лесу, куда привел их тот кабан Роберт.              Родрик сплевывает. Тот труп, о котором они с таким придыханием говорили без умолку, оказался обыкновенной бесформенной тушей какого-то зверя, заблаговременно накрытой остатками человеческой одежды.              «Даже смотреть противно, до чего нелепый розыгрыш. Меня таким уже не проймешь», — разочаровывается Родрик и отходит от группы любопытных людей, попавших на удочку Роберта.              Он отходит и чуть ли не спотыкается о торчащий корень дерева. При этом у него тут же тянется мышца в спине.              «Вот пекло! Сколько тут корней развелось, — трет он ноющую поясницу. — Приду обратно и расскажу Фредерике про зверье в одежке. А она мне сделает компресс».              Думая о своей жене Фредерике, престарелой мулатке с Летних островов*, он невольно улыбается. Многие супружеские пары под конец жизни начинают брюзжать и ненавидеть друг друга, но к ним не относится чета Касселей. Родрик гордится своей женой, спокойной и неворчливой женщиной с лишним весом, и оттого души в ней не чает. А она, по доброте своей, души не чает в нем.              (Летние острова* — архипелаг южнее Дорна с экзотической флорой и фауной, и палящим солнцем с песчаными берегами. По уровню развития практически не отличаются от Доминиканской республики.)              Родрик уходит дальше от группы, намереваясь найти проторенную ранее тропинку к санаторию. Как он помнит, она пролегает где-то вблизи маленького ручейка, текущего среди мшистых камней и розоватых цветков.              «Как же они называются? — спрашивает себя Родрик, пытаясь разглядеть цветы в начинающихся сумерках. — Вот Фредерика мне бы точно сказала. Она же любит их, всякие там цветочки и травы».              Он с трудом проходит открытую местность, целиком усеянную валунами и кочками. Старик приглядывается и видит вдалеке верхушку белой застекленной крыши санатория. Он отправляется туда, намереваясь пройти через плотные заросли леса. Тропинку он так и не находит.              Внезапно в закрытой кронами деревьев области, через которую идет Родрик, становится трудно что-либо разглядеть. Он щурится, едва различая, куда ступает его нога, и раздвигая руками цепкие ветви кустарников, затем останавливается, выравнивая дыхание после непродолжительного подъема по камням.              Он видит белку, резво скакнувшую по стволу сосны и устремившуюся вверх подальше от шумного туриста.              Родрик распрямляется, утирает пот с лица.              «Даже на чертовом севере жарко, как на Летних. Зря надел вязанный жилет», — он пристраивается к дереву, приспускает штаны, чтобы справить нужду, при этом неотрывно думая про весь этот спектакль Роберта и его друзей.              — Вроде уважаемый человек, видно, что зря трепаться не будет. Ну почему он вдруг подумал про каких-то воскресших тварей? Может, прав был тот малец? Тогда хорошо, что я ушел. А кто этот Роберт вообще? — рассуждает он вслух и облегченно выдыхает.              Надевая штаны, он слышит урчание. Какое-то утробное и тихое. Еле различимое в отзвуках леса, который по вечерам звучит на тысячи ладов пения птиц и шуршания листвы.              Родрик хмурится — он не из пугливых — кладет руку на охотничий нож на бедре и выглядывает опасность в кустах напротив, медленно отступая назад.              Урчание повторяется, кусты начинают трястись. Родрик затихает, отступая назад, к открытой местности. Он, не отрываясь, смотрит на кусты и ждет. Наконец, тяжелый фигуристый нож с зазубринами в его руке сверкает тусклым светом — Родрик выходит к валунам на открытую местность и замирает.              Кусты ломаются под тяжестью зверя. Родрик оценивает размеры.              «Похож на рысь», — хмурит он брови и сглатывает.              Но зверь не спешит нападать. Он волочится, еще громче рыча и урча, видя человека.              Родрик присматривается. В темных сумерках это практически невозможно осуществить. Он присматривается, и тут его прошибает потом. Он складывает в уме все сказанное Робертом и разглядывает существо. Выйдя на свет, оно сверкает своей оторванной щекой и запавшими глазницами, и белой, жутко изляпанной и разорванной ночнушкой.              Больше ничего ему не нужно доказывать, чтоб осознать — Родрик издает громкий крик и, чертыхаясь, бежит обратно к группе. Он зацепляется за валун, неосторожно ставит ногу на следующий и подворачивает лодыжку. Он кубарем скатывается со спуска, отбивая тело камнями.              Внизу, у стройного ряда деревьев, его тело замирает на боку.              Тварь в женской сорочке неуклюже пытается сойти за ним, но так же оступается и катится вниз, цепляясь за валуны и останавливаясь в силу своего маленького веса.              Родрик стонет и старается встать. Его грузное тело, не привыкшее к таким критическим ситуациям, все отдает болью. Лодыжка опасно ноет, но шевелится. Руки упертые в землю дрожат, и в правой он видит зажатый мертвой хваткой нож. Родрик спешит подняться. Лодыжка тут же пронзает новой болью, щекочущей все нервные окончания. Он испуганно оглядывается.              Тварь, не обращая внимание на скосившуюся набекрень голову, продолжает ковылять к нему, клацая челюстями.              Родрик в ужасе охает и устремляется в лес. Его нога не подчиняется ему, он вынужден ее волочить.              У «женской» твари с ногами все в порядке. «Она» прибавляет прыти и идет за ним на расстоянии десяти метров. Родрик сквозь силу ускоряет движение, убеждая себя, что спастись важнее, чем терпеть боль от опухшей лодыжки и возможных осложнений от этого.              Он задействует две ноги и заметно прибавляет скорость. Острая боль тут же пронзает его, и он морщится. Тварь стремится за ним.              Родрик хаотично оглядывается, вспоминая место, где группа остановилась, прежде чем он их покинул. Ему не хочется думать, что они могли уже уйти оттуда. Он кричит и зовет на помощь:              — Тварь! Она идет за мной! Ходячая тварь идет за мной! Роберт! Джори! Она уже здесь, рядом!              Он боится, как бы они не ушли далеко, оставив его одного в лесу. Потому что, если подумать, таких тварей могло быть здесь десятки. И его крик привлечет вовсе не помощь, а только смерть.              Он отчаянно ускоряет шаг, пыхтя и превозмогая боль. В сумерках весь лес пронизывают замогильный холод и тьма. Родрик достает фонарик из кармана куртки. Лес на контрасте с освещенными стволами и безмерной мглой во мраке лишь добавляет жути.              Родрик протяжно стонет. Тварь не желает отставать. Он уже в тысячный раз задумывается, что бежать в лес было плохой идеей. Надо было бежать к санаторию.              Но внезапно он слышит мужские крики, видит вдалеке ответный свет фонарей. Родрик, не веря своему счастью, бежит усерднее. Хруст в лодыжке звучит ярче, а внутри все горит огнем.              Он почти что падает на кого-то и узнает в нем человека. По крайней мере пахнет от него мужским одеколоном.              — Родрик, это ты? — слышится холодный баритон.              — Да! Да! Это я! — распахивает глаза обессиленный Родрик. — Эта тварь, она настоящая! В женской сорочке. Гляди!              Он пронзает темноту тусклым светом фонаря, но ничего не видит. Тварь исчезла.              — Родрик, кого ты видел? — спрашивает его мужчина. Он отстраняет от себя старика и сам светит в темноту фонарем. — Лучше спрячь нож, пока кого-нибудь не пырнул.              Вскоре к ним поспевают остальные. Родрик еле засовывает нож обратно в ножны и сгибается в три погибели. Он кашляет и харкает. На его руках остается сгусток крови.              — Я видел… — обрывочно хрипит он, — … видел тварь… с женскими волосами и одеждой… Она шла за мной… Я побежал.              Мужчины напряженно переговариваются. Темнота уже во всю заполоняет лес, и свет фонарей добавляет этому зловещности. К Родрику подходит девушка и присаживается рядом, заботливо кладя ему руку на плечо.              — Как вы? С вами все в порядке?              — Нет… У меня вывихнута лодыжка, и я упал со спуска… И кажется… я повредил что-то внутри.              Девушка озадаченно смотрит на старика и окликает рядом стоящего мужчину в кедах и бриджах.              — Ренли, он ранен. Надо отвести его обратно.              — А тварь?! Она где-то здесь! — с ужасом смотрит старик в ее глаза.              — Я позову кого-нибудь, и мы его поднимем, — отзывается легкий мужской голос. Родрик видит лишь его ноги, по-прежнему упираясь руками в колени и успокаивая бешено стучащее сердце.              — Хорошо, иди, — повторяет девица. В тусклом свете невозможно различить ее черты лица, но худенькие плечи и каштановые распущенные волосы напоминают Родрику его внучку.              — Милая, помоги мне опереться о дерево, — еле сохраняя силы, чтобы не упасть, просит он.              — Конечно, держитесь за меня.              Но после первой же попытки помочь старику, становится ясно, что он слишком тяжел для нее. Родрик собирает последние силы и идет сам, поддерживаемый девушкой под руку. Они подходят к дереву.              — Спасибо, — говорит он и валится в ложбинку между корнями.              — Не за что, — отвечает девушка и с озабоченностью его осматривает. — Скажите, вам плохо? Я могу чем-то помочь?              — Нет. Не стоит. Надо только отдохнуть и добраться до санатория… Скажи, кто-нибудь пошел за этой тварью?              — Да. Ее уже пошли искать.              И тут внезапно, словно в подтверждение ее слов, вдалеке раздается бешеный рев Роберта вперемешку со смехом:              — Ха-ха-ха! Вот она, тварюга! Ходячий мертвец. Эй, все сюда! Мы нашли эту тварь! Какая ты красавица, прям. Эй вы все, смотрите! Ну-ка я тебя сейчас…              Родрик от испуга вздрагивает, всматриваясь во тьму, где за стволами деревьев дребезжал свет фонарей.              — Скажите, эта тварь, она была совсем как человек? — тихо спрашивает девушка, видя, как многие бегут разглядывать мертвеца.              — Да, — кивает Родрик испуганно. — Да. На ней была женская сорочка и волосы. Совсем как женские.              Девушка задумчиво кивает, и в ее опущенном лице проглядывается грусть.