Нашествие

      Затор на въезде в Винтерфелл обещает быть вечным.              Проходит два дня. Пробка не рассасывается. Маленькими урывками затор сдвинулся на триста метров, но затем безнадежно заглох. Вчера в полдень.              Измученные люди выходят из авто, блуждая между машинами на трассе, разминают затекшие от сидения ноги. Кто-то из детей плачет, такие же измученные матери пытаются их успокоить. Но все без толку. На одного успокоенного ребенка тут же находятся двое, также капризничающих от жары и ожидания. Да и закопченные от выхлопов и под палящим солнцем взрослые тоже начинают раздражаться, порой не совсем вежливо отвечая на чьи-либо просьбы.              Дюже любопытные и волевые люди ходят к началу посмотреть в чем дело и, если что, поспорить и повозмущаться с теми, кто держит поток. Возмущаются, если остаются силы, но всегда приходят обратно ни с чем, лишь разводя от безысходности руками.              Белый лексус Ренли слабо, но с ощутимым рвением нагревается. Бензин неминуемо кончается от вечно работающего в жару кондиционера. Маргери устало переводит взгляд на людей вокруг, так же находящихся в ловушке разделенной барьером трассы.              Девушка разминает шею, вновь облокачивается в удобной позе на руку, упертую в низ закрытого окна, и зевает. За последние двое суток ей удалось поспать совсем ничего. А вот задним пассажирам сидится и вовсе не сладко.              Рос, милая девушка с живой улыбкой, сразу приглянулась Маргери, поэтому на просьбу той подвезти ее до Винтерфелла, она радушно согласилась. Им было по пути.              На задних сидениях втроем размещаются брат Маргери Лорас, ее бабушка Оленна и Рос. Последней ввиду обрушившегося на их головы затора неловко, поэтому она часто выходит и крутится где-то невдалеке от машины, стараясь лишний раз не мешать и не попадаться на глаза. Но Маргери ее успокаивает и уговаривает вернуться.              — Мы тоже ехали в Винтерфелл. Ты не виновата, поверь, — сверкает искренней улыбкой та, и Рос вроде бы оттаивает.              Но ситуация начинает накаляться вместе с растущим показателем температуры в машине.              В обратную сторону, из города, изредка проезжают машины. Даже, скорее, настолько редко, что скептически настроенные люди, боящиеся упустить момент, когда все наконец окончательно пойдет в тартарары, перелазают через барьер и становятся на автостраде со своим маленьким скарбом, чтобы поймать попутку. И нередко им это удается. Вдохновленные таким примером практического мышления семьи также покидают свои авто, чтоб поскорее убраться отсюда.              А значит, их машины пустуют и просто стоят на дороге, возможно, мешая проехать остальным.              Но проблема заторов заключается отнюдь не в этом.              Слушая остальных людей, снующих туда-сюда, то до заправки, то в начало очереди, то к другим автомобилистам, Маргери слышит, что дело тут касается отнюдь не пустующих машин.              — Военные. Они оцепили город, — делится сурового вида мужчина с усами-щеткой со своим приятелем. Они стоят возле машины, где сидит Маргери и переговариваются. Вскоре к ним присоединяются остальные.              — Никого не пропускают. Допрашивают, разворачивают обратно. Говорят, приказ свыше, типа не могут пропустить. Но некоторые, хоть и стоят, как истуканы, трусятся и шепотом добавляют, что вообще лучше уезжать, — говорит другой человек, утирая полотенцем пот с шеи и лица.              — Говорят уезжать?! Разворачиваться? Да они издеваются?! Как через барьер переехать? Ближайший разворот позади нас в километрах отсюда.              — Может, уговорить тех, что в хвосте, развернуться? — спрашивает блондинка с хвостиком. Сразу видно, что неопытный водитель.              — Ага! Ходил я к ним. Они говорят: успокойтесь! Подержат и откроют, видите ли. «Не разводите паники. Это все учения. Никакого бедствия не может быть. Все под контролем», — капризно кого-то пародирует хитрого вида старичок. — Ага! А в итоге, их зажимают новые машины. И тут им уже не до спокойствия. Там уже на десять километров очередь растянулась. Со спутников своих, что ли не видят, что пробка огроменная?              — Так интернет который день барахлит. Область вся зависла, дед. Одна связь осталась, — отвечает ему пухлый, но важного вида парнишка, очень похожий на задрота.              — Ишь ты! Интернет барахлит. Все это те твари проклятущие, что у власти сидят. Это они, черти, нам проехать не дают. Давно их вешать надо, бюрократов! — плюет старичок на асфальт, поджимая обрамленный короткой седой бородой рот.              Перекрикивания перерастают в гул. Ругань и недовольство растут.              Маргери от бессилия откидывается на кожаное сидение. Скоро и прохладный воздух кончится. Стрелка индикатора бензобака неуклонно приближается к одному делению.              — В такой ситуации мы скоро останемся без бензина, — обеспокоенно вперяет в нее взгляд Лорас. — Скажи Ренли — где там его носит — что нужно за бензином сходить.              — Ха. А ты не думаешь, что во всей округе его уже высосали, как жаждущие — молоко у дойной козы? — раскатистым сухим голосом произнесла старушка Оленна. — Ты смотри, сколько людей с канистрами. Уже давно та заправка опустела. Люди возвращаются ни с чем.              — Да, Лорас. Бабушка права. За бензином надо возвращаться назад.              — Еще бы. Но вот только не взад, а вбок. Бензина еще хватит, — невозмутимо шамкает старуха.              — Ты о чем, бабушка? — устало спрашивает ее Маргери и трет виски. Жар от стекла туманит ее мысли, а бессонные дни замедляют работу мозга.              — Да как же? Вон, гляди, мы вторые слева. Слегка подвинуть этого парня назад, поставить доски, и мы взберемся на барьер, а дальше свинтим отсюда.              Маргери оборачивается и с удивлением смотрит на бабушку.              — Бабушка! А как же машины? Если парня сдвинуть назад, он заденет остальных.              — Не велика потеря, — отмахивается Оленна. — Зови Ренли. Этот неженка хоть и мямлит вечно о чужих правах, но без него, увы, мы ничего не сделаем. Да и рыженькую подзывайте. А то она, наверное, уже до рака легких докурилась, пока мы тут нежимся в прохладе.              — Бабуль, тебе не кажется, что остальные на нас разозлятся за такое? — вскользь спрашивает ее Лорас, прикидывая расстояние между машинами и дальнейший план передвижения к барьеру.              — Да ну их, наплюнь. Больше уверенности во взгляде, мальчик, и все будет хорошо. К тому же мы открываем дорогу для остальных. Это не только в корыстных целях.              — Думаешь, можно так доехать до Винтерфелла, по встречной полосе? — нерешительно спрашивает Маргери.              — Не поедем мы в Винтерфелл. Мы едем в Простор, к себе. В Винтерфелле нам делать нечего. Твой показ, думаю, вряд ли уже нужен кому-нибудь.              — А Рос? Ей нужно в город.              — Думаю, Рос умная девочка и сама уже давно догадалась, что ей там не место. Вещи у нее с собой. Мы ее отвезем в безопасность. Что еще нужно для счастья?              — Но, бабушка… Ты не спрашивала, а есть ли у нее родные там? Вдруг, ее там кто-то ждет?              — Нету их. Уж поверьте мне, я знаю. Ее никто не ждет… Все, зови Ренли. Мы теряем драгоценное время. Давай уже!              — Не знаю, бабушка. Не нравится мне это, — хмурится Маргери, щуря свои лисьи глазки на повсюду снующих людей вокруг. Ей не кажется, что они вот так просто согласятся их пропустить.              — Зови Ренли, дорогуша. И нечего упрямиться. Лорас. Позови их.              — Да, бабуль, но вот только Ренли ушел в конец искать Роберта, — лениво отзывается Лорас. Последние двое суток ему тоже удавалось лишь мельком поспать.              — Ох, вечно этот громила Роберт! Как мне не нравится их семейка Баратеонов! Смердят, как звери на охоте. А уж эта его светловолосая с…              — Бабушка, ты к ним строга, — мягко упрекает ее Маргери, прерывая на полуслове.              Ее реплика остается без ответа, потому что Лорас открывает дверь и подзывает одиноко стоящую на обочине Рос, на которую то и дело бросают взгляды обрюзгшего вида дальнобойщики, стоящие чуть поодаль. Та устремляет на Лораса свой растерянный взор, в последнее время постоянно присутствующий у нее на лице, и неуверенно бредет к машине.              — Есть что-нибудь по Интернету? — спрашивает рыженькая, обдавая всех запахом сигарет вперемешку с ментолом.              — Нет, Рос. Слушай, — не знает, как бы поделикатнее начать разговор, Маргери. — Ты лучше сядь в машину, пожалуйста.              Рос слушается и забирается на заднее сидение, рядом с Лорасом, чуть задевая его голыми ногами в шортах. Тот отворачивает взгляд, будто считая ворон.              — Слушай, Рос. Мы хотим перемахнуть через барьер, как только придет Ренли. Тебе точно нужно в Винтерфелл? Потому что мы теперь боимся туда ехать. Там в городе оцепление и беспорядки. Лучше сразу на юг.              Рос молчит, но усердно обдумывает предложение. Она интересуется:              — А вы уверены, что не везде так?              — Не знаю, Рос. Но по мне, так лучше держаться от Стены как можно дальше, — Маргери изучает растерянное лицо девушки, пытаясь угадать, что та решила, и нужно ли ей в Винтерфелл на самом деле. — Ты уверена, что хочешь в Винтерфелл?              Рос поднимает на нее взгляд, неопределенно пожимая плечами.              — Вы можете высадить меня. Не беспокойтесь, я доеду сама.              — Ну уж нет, девочка, — категорично вдруг не соглашается Оленна. — Тебе нечего делать в Винтерфелле. У тебя же никого нет там?              Маргери почти уверена, что видит смиренную тоску во взгляде девушки, но та продолжает отнекиваться.              — Нет. Но поймите. У меня там квартира осталась. Совсем новенькая. Да и… я не хочу навязываться…              — Пустяки! — взмахивает такой же сухой, как и ее голос, рукой Оленна. — В нынешнее время тебе не об этом надо беспокоиться. Ты едешь с нами. На квартиру наплюнь. Слышала, что говорят мужики на дороге? Смерть идет за нами! В такое время задумываться о каком-то имуществе это игра умалишенных людей. В городе беспорядки и военные. И дело тут пахнет далеко не человеческой революцией или войной. Пахнет лишь смертью. Страхом. Мародерством. Думаешь, все люди такие же терпеливые, как мы или ты, и у всех получится держаться в такой напряженной обстановке? Брось! Это глупости. Стоит начаться панике, как люди тут же позабудут себя и начнут впиваться друг другу в глотки ради пропитания и спасения. А мы этого не хотим. Мы хотим выжить. А для этого нужно срочно поворачивать на юг. У тебя есть деньги?              Рос кивает, но с той же неопределенностью, как и ранее она пожимала плечами.              — Ничего. Если нет, мы добавим. Но ты едешь с нами. Я не хочу тебя бросать на растерзание извращенцам-водилам, которым нечем поживиться здесь. Так что без разговоров. Ты едешь.              — Но, простите, — немного возмущается девушка, — почему же вы так уверены, что конец неминуем, и всех нас ждет только смерть? Да еще и в городах, где уровень безопасности точно побольше, чем на окраинах.              — Ох, милое дитя, ты так уверена в силе властей? Уверена, что они держат все под контролем? Посмотри на город. Посмотри-посмотри. Что ты видишь?              Рос смотрит вперед на виднеющиеся вдали голубоватые силуэты домов, парящие над машинами, словно воздушный замок. Варево от асфальта придает этому виду ощущение миража. Рос всматривается, но, очевидно, ничего не может увидеть. Впрочем, как и Маргери.              — Ты видишь это? — спрашивает старушка, укутанная в молочный балахон на южный манер.              — Вижу что? — нервничает Рос. Ей немного не нравится тон старухи, с которым она говорит ей все это.              — Дым, — спокойно отвечает Оленна, так, словно говорит об остывшем чае. — Над домами возносится дым. Со всех концов города.              Трое — Лорас, Маргери и Рос припадают к стеклам, чтобы лучше рассмотреть. Серый, едкий ползучий дым, и вправду, кружится над городом, имея несколько струек-начал, разбросанных по всему пейзажу. Маргери невольно приоткрывает рот от испуга.              — Бабушка… Это же… мертвых так?              — Да, Маргери. И смотри, как много. Если вы не заметили, с каждым днем их становится больше. Когда мы здесь встали позавчера, я сначала думала, это дым от заводов.              Оленна, которая могла жаловаться на множество недомоганий в своем одряхлевшем теле, но никогда не жаловалась на проблему со зрением, обладала удивительной внимательностью не только к мелким деталям, но и к людским повадкам. С такой внимательностью она может видеть далеко вперед на много километров. Ее цепкий взор не упускает ни малейших деталей, поэтому Маргери порой кажется, что и ее она видит насквозь.              — Да. Я вижу, — сглатывает Рос и слегка опускает голову вниз. Ее взгляд наполнен еле скрываемым ужасом.              — Сжигают трупы, да, девочка. Но не тревожься. Ты едешь с нами. Не стоит привязываться к прежнему порядку, особенно, когда тебя там уже ничего не держит, — пытается то ли ее утешить, то ли просто поразмышлять Оленна, — Мир меняется. Рушится. И обычно те, кто с этим не согласен, гибнут первыми. Из-за своих закостенелых привычек.              Оленна отворачивается к окну, к которому вдруг внезапно подходит нечесаная женщина, жалобно смотрящая на них с Маргери, пытаясь что-то сказать. Та тут же открывает окно.              — Простите, люди добрые, — обращается к ним женщина, — у вас не найдется бутылочки воды, ну или пару глоточков? У нас с сыном кончилась еще вчера. Вы не могли бы помочь?              — Конечно, — вмиг озадачивается поиском недавно виденной бутылки Маргери. — Сейчас. Мы найдем для вас воды.              Но ее обрывает елейный голос бабушки.              — Маргери, милая, ты не помнишь? Это я выпила последние крохи. Вся вода уже кончилась. Как печально, — слышится в ее голосе притворство, и это коробит внучку.              — Как, кончилась? — оборачивается она и видит, что бабушка своими маленькими, но цепкими, как репей, глазами выразительно хочет ей что-то сказать.              — Простите, милейшие, но у нас нет воды, — Оленна переводит взгляд к ждущей помощи женщине и под недоумевающий взгляд Маргери добавляет: — Надеюсь, вам удастся найти ее в другом месте. Такая жара, а мы еще вынуждены стоять в этой проклятущей пробке. Семеро*, дайте нам здоровья и терпения вытерпеть все эти невзгоды! Ну, идите, идите. Пусть Семеро о нас всех позаботятся.              (Семеро* — боги Новой веры, зародившейся в далекие века на юге и распространившейся по всему континенту, наподобие христианства в нашем мире. Однако на севере больше распространена Старая вера, чем-то напоминающая язычество своим поклонением Чардревам.)              — Бабушка, зачем ты так? — расстроенно говорит Маргери, когда женщина, напоследок то ли обозлившись, то ли все же проникнувшись к старухе состраданием, смерила их неоднозначным взглядом и удалилась. — У нас же была вода.              — Одна бутылка? Маргери, благотворительность хороша только тогда, когда тебя самого не тревожит жажда. В такой ситуации никогда не знаешь, когда тебе еще удастся найти воду.              — Но бабушка!              — Не стоит начинать этот пустой спор. Одна бутылка ничего не решит. Лучше посмотри, где там твой муж шатается.              — Ты же знаешь, у нас всех разрядились мобильники. Как я у него спрошу? — немного злится на бабушку Маргери и ненароком смотрит в боковое зеркало. — Вот он идет. Как раз к спеху.              — Наконец-то! Его только за смертью посылать. Может быть, когда-нибудь я его и попрошу за ней для себя сходить. Авось, к своей старости вернется.              — Бабушка!              — Не злись. Давайте лучше приступать к нашему побегу отсюда.              Рос слегка откашливается, но не решает возразить. Лорас мнется и спрашивает:              — А ты уверена, что Ренли согласится? — и оказывается, он спрашивает это у Маргери.              Но за нее отвечает бабушка:              — А куда он денется? — улыбается она своей загадочной улыбкой, предвещающей, как знают ее внуки, очередную авантюру.