Нашествие

      В свете ручных фонарей идеально белые стены кухни выглядят как заставка фильмов ужасов. Картину дополняют разбросанные повсюду ножи, кастрюли, столовые приборы и кровь — засохшая кровь мертвецов — брызгами и крапинками пролитая на стены и пол во время недавней зачистки ходячих. Жуткую картину добавляет тянущийся по полу кровавый след от трупов, которых не так давно Лорас вместе с Ренли вынесли во внутренний двор к мусорным мешкам, чтобы сжечь.              Света мало — лишь три фонаря средней мощности. Джори так и не смог врубить электричество. Видимо, апокалипсис добрался и до местных трансформаторов.              Джейме стоит, переминаясь с ноги на ногу, в ожидании Робба с ломом. Джори сидит на корточках у двери кладовой, пытаясь в очередной раз провернуть круглую ручку так, чтобы механизм сработал, но безуспешно. Роберт в нетерпении ходит взад-вперед, постоянно злословя.              Григор, огромная гора мышц, преспокойно стоит и светит фонарем в потолок, дотошно выводя на нем узоры светом. Очевидно, заметив, что яркая белая краска какое-то время держит пущенный в него заряд фотонов, Григор решил увековечить на доли секунды свой рисунок, выводя очертания звезды и постоянно сбиваясь. Двое других парней, которые держали остальные два фонаря, таким же образом начинают баловаться ими, но вскоре на них рычит Роберт, говоря, что батарейки нужно экономить, и пускай не валяют дурака и выключат фонарики.              Парни послушно выключают, и интерьер кухни становится куда мрачнее в свете единственного источника, постоянно трясущегося из-за попыток Григора нарисовать звезду. Тем не менее великану замечаний не делают.              — Я как будто на сельской дискотеке, — лениво улыбается Джейме и облокачивается на стену. Парни, стоящие у стола, вздыхают и, не найдя поблизости стульев, запрыгивают на него, томясь от ожидания.              — Проблемы? — чуть погодя хрипит голос «Горы». Он все так же неотрывно смотрит в потолок, где голубоватый шарик света пытается проделать очередной кульбит.              — Да не, что ты! Просто интересно, где ты научился так рисовать? Выходит потрясающе. Неужели, чтоб устроиться на работу к отцу, с вас требуют диплом художки?              «Гора» не отвечает на сарказм, но на его лице проступает еле заметная маска раздражения. Свет по-прежнему прыгает из стороны в сторону, отражая на стенах причудливые тени мужчин.              Остальным как будто бы нет дела до светового шоу, устроенного Григором. Они продолжают стоять, сидеть на корточках, безмятежно ковырять в зубах, как тот парнишка с постоянно заведенным взглядом, или ходить из стороны в сторону, как Роберт.              Джейме от скуки проводит большим пальцем по ногтям и замечает торчащий заусенец, который тут же пытается вырвать. Получается не очень: кровь неминуемо проступает из-под оторванного мяска, своим алым цветом дополняя палитру окружающего их кровавого ужаса. Джейме цокает и растирает каплю большим пальцем.              — Скажи, Григор, это неоимпрессионизм? Кубизм? Или я чего-то не догоняю? — как бы между делом говорит Джейме, слюнявя кровоточащий палец.              — Твою мать, Джейме! Завали уже! — не выдерживает Роберт, останавливаясь посреди кухни и бешено смотря на шурина. Тот приподнимает брови в удивлении на его диковатую выходку, но тут же находит чем ввернуть оппоненту:              — Кто-то, видимо, не любит искусство.              — Э-э-э-й! Вы скоро? — вдруг доносится приглушенный голос пацана из кладовки. — Мы уже замерзли здесь.              — Ща-а-ас! — кричит ему парнишка с заведенным взглядом. Он сидит на столе, подоткнув руки под бедра. Ему становится интересно наблюдать за разговором двух мужчин, явно проявляющими враждебность друг к другу, поэтому про людей в кладовке он сразу же забывает.              — Кто-то, видимо, заебался ждать, — рыча, вворачивает в ответ Роберт. Он стоит, широко расставив ноги и смотря на Джейме. — Какое, нахер, искусство, Джейме? Мы тут не балакать пришли.              Тем временем Григор откладывает фонарь в сторону.              — Дай мне вскрыть, — видимо, тоже устав ждать, он медленно сдвигается с места по направлению к железной двери.              — Не надо, Григор, — тут же пытается остановить его Джори. — Тут очень чувствительный механизм. Ты только ручку сломаешь. Нужно просто поддеть дверь ломом. Подожди.              Но Гора подходит и уже пристраивается к ручке.              — Такое, самое обычное искусство. Что, уже поговорить нельзя с творческим человеком, пока мы ждем? — невинно задевает Роберта Джейме и отлипает от стены. Роберт подходит ближе, а Джейме с вызовом приподнимает подбородок.              Откуда-то вне их перепалки доносится:              — Так, Григор, не трогай. Сейчас принесут лом, тогда поможешь, — это голос Джори, завидевшего нависшую над собой фигуру Горы. — Не трогай! Так, блять! Не трогай! Ты слышишь, что я тебе говорю? ГРИГОР! Потом ведь хуй вскроем… Отойди.              — Ты бы свой язык для других дел использовал, а то как баба. Неужели пальчик болит? — обращает свое внимание Роберт на раненый палец Джейме и тут же начинает его поддевать: — Зализываешь ранку, как побитая сука. Давай, примени хоть раз свой язык по назначению. Хоть немного отдохнем от бабского трепья.              Джейме демонстративно закатывает глаза и, будто бы специально не воспринимая всерьез громилу, продолжает держать кончик пальца во рту. Их позы напряжены, что не предвещает ничего хорошего.               — У меня таких дворняг много во дворе бегало, — продолжает Роберт, постепенно входя во вкус. — Как идешь мимо, так все лают и скалятся, а как подойдешь — так один скулеж и хвост к земле. От понтов одна пыль…              — Давайте без этого. Тут вроде парни в кладовке заперты, а вы тут начинаете на пустом месте… — говорит какой-то парень с квадратным лицом и носом-картошкой.              — Не-е-ет, — заводясь, произносит Роберт. — Этот индюшонок сам начал. Без спросу приехал сюда, хотя знал, что не рады ему, — он с минуту оценивает реакцию Джейме, затем решается и угрожающе ему выдает: — Так вот пускай хвост свой подожмет и катится к чертям собачим, пока я его сам отсюда не вышвырнул. И так людей многовато. А тут ты еще нарисовался.              Джейме на секунду теряет самообладание. Его зеленые глаза недобро смотрят на впередистоящего амбала.              — Григор, отъебись от двери, — на другом конце кухни Джори пытается отпихнуть Гору, но безуспешно. Под мощными руками великана ручка двери начинает опасливо скулить. — Роберт, иди сюда! Да кто-нибудь! Его надо оттащить. — затем вновь обращается к Горе: — Григор, блять! Ты вообще нихуя не понимаешь, что ли? Ты ручку испортишь!              — Я… вскрою, — односложно отзывается тот, пыжась и еле сдвигая и до того выкрученную до предела ручку.              Двое сидящих на столах парней, до этого момента лишь с интересом наблюдавших разворачивающуюся батальную сцену между Ланнистером и Баратеоном, оживают с мест и, наконец, бросаются на подмогу Джори.              — Роберт!!! — кричит тот, не в силах отцепить Григора от ручки даже при помощи двух подоспевших парней.              Но амбал воинствующе продолжает стоять перед шурином, сцепив на груди мощные ручищи и продолжая пепелить того взглядом.              «Вот же упертый олень. Тебя остудить что ли? Знал бы ты, кому здесь действительно рады», — думает Джейме и не может сдержать улыбку. Исподлобья виднеется его насмешливый взор. Тем не менее, он сдерживается от того, чтобы высказать ему все свои мысли в лицо, и вкрадчиво говорит:              — Еще неизвестно, кому здесь рады больше, Роберт. Ты бы лучше не злил меня попросту, а то на словах — все мы кобели еще те, а на деле, так хвост сразу жим-жим. Так ведь? Да? — понижает Джейме голос, чтобы слышно было только им двоим. — И знаешь, что, вот я-то как раз знаю, как использовать свой язык. По крайней мере дамам очень нравится, — он открыто усмехается ему в лицо, в азарте забывая об осторожности. — Иди давай, тебя зовут давно. Или не слышишь? — выдержав полный презрения взгляд Роберта, он демонстративно отворачивается и отходит, победно ухмыляясь. Он жаждет ответной реакции, жаждет разозлить его так, чтоб наконец отвесить этому раскомандовавшемуся куску сала хорошего леща, и уже почти слышит, как Роберт делает глубокий вздох, готовясь сказать что-то, но вместо этого до них доносится…              — А-а-а-а-а-а-а-а! — раздается пронзительный крик мальчишек из кладовой. — А-а-а-а-а! Сука! Блять! БЫСТРЕЕ!!! Открывайте!              Все тут же забывают о перепалке и подбегают к двери:              — Что случилось?              — Блять! Фу-у-у-у! — доносится уже более спокойный скулеж. — Ходор наблевал. Фу!              После секундного замешательства и обдумывания сказанного, тишину прорезает лающий смех Григора. Он запрокидывает голову, и его смех сотрясает воздух словно раскаты грома. Остальные тоже не сдерживают смешок, но быстро прекращают, понимая, что мальчикам за дверью далеко не весело.              — Держитесь, парни, мы скоро, — сквозь скомканную улыбку произносит Джори и вновь берется за дело. О Роберте и их с Джейме перепалке тут же все забывают.              — Неженки нашлись, — сплевывает Григор и наконец ослабляет хватку.              Теперь увереннее, мужчины отодвигают Гору от двери, и тот, не сопротивляясь, отходит в сторону. Все подходят ближе, обступая инженера. Роберт остается стоять в стороне, еле освещаемый тусклым светом перегорающего фонаря. Джейме его фигура кажется настолько зловещей, что в мыслях проскальзывает сожаление о сказанных ранее словах. Инстинктивно он отходит как можно дальше, стараясь не выпускать того из виду. Мало ли что может взбрести в голову так внезапно затихшему Роберту?              — Сколько они уже там? — в затянувшейся тишине спрашивает парнишка.              — Не знаю, Теон. Сказали, двадцать часов, — отвечает ему Джори, осматривая вмятины на ручке и проверяя состыковку. — Но откуда им знать наверняка?              — Вот ж блин! Двадцать часов? Да и этого уже многовато. Представляю, какая вонища у них там, — качает головой Теон. — Надо спасать. Как там ручка? В порядке?              — Да нормально. Он ее помял, но дверь по-прежнему открыта. Значит, ручка осталась в нужном положении.              — В замкнутом пространстве время тянется мучительно долго, — тем временем произносит Джейме. — Скорее всего они там поменьше сидят. Люди склонны преувеличивать свои страдания. Эй, вы там, — внезапно он интересуется у людей за дверью об их самочувствии, — вы не голодны?              — Будем надеяться, что меньше, — тихо проговаривает Джори, вручая фонарь Теону. — На, свети. Я осмотрю вмятины.              — Нет, мы не голодны. Спасибо, — звучит лютый мальчишечий сарказм за толстым слоем хромированного железа. — Это же кладовка, блять! Тут еды завались. Лучше прекратите болтать! Открывайте уже! Нечего тянуть.              — Сами закрылись, да еще и командуют. Не слишком ли вы наглые, ребята? — осведомляется Джейме.              — Слышь, ты, придурок. Умный такой нашелся? Мы от мертвецов спасались. Не понятно, что ли?              — Да ладно-ладно, убедил. Понимаю, — обращается он к двери, поднимая вверх ладони в миролюбивом жесте. — Вас там сколько?              — Трое. Я, Ломми и Ходор.              — А больше с вами никого не было?              Наступает тишина. Парни переглядываются, Джори хмуро молчит, ковыряясь с дверью, а Григор грубо вставляет:              — Подохли все. А эти, как крысы, сразу в норку.              Джейме оборачивается и неодобрительно качает ему головой:              — Это же дети. Нахера ты так грубо?              Григор даже не удостаивает его взглядом. Внезапно образовавшуюся неловкую паузу нарушают торопливые шаги, доносящиеся с того конца коридора.              — Наконец-то, — облегченно говорит Теон и добавляет чуть громче. — Все, пацаны, сейчас вас вытащат.              На кухне начинается движение. Приходит Робб, и за ним выходят еще один мужчина с испещренным шрамами лицом и женщина с синими волосами, вся покрытая татуировками. Они жмурятся, привыкая к тусклому свету и оглядываясь по сторонам.              — Где тебя так долго носило?              — Ну и кого тут надо спасать? — случайно перебивает чей-то вопрос женщина и от этого неловко замолкает, вглядываясь в собравшихся вокруг мужчин. А те с интересом начинают рассматривать ее.              — Зачем вы бабу приволокли? — вдруг гремит Роберт с дальнего угла кухни. Его фигура еле виднеется в темноте неосвещенного пространства за огромным разделочным столом. — У нас рук, что ли, не хватает?              — Это Оша, — представляет ее Робб, немного смутившись.              — Да хоть сама Дейенерис Бурерожденная. Нахера она здесь? — вопрошает тот, и в его голосе слышится раздражение.              На что возмутившаяся Оша отвечает ему:              — Эй, громила, я понимаю, что ты тут самый главный и все такое, но дополнительная помощь никогда не помешает, верно?              — Тут и без тебя людей многовато, — отвечает Роберт, подходя к свету и смиряя всех озлобленным взглядом. На Джейме его взгляд останавливается дольше остальных, от чего у того по спине пробегает холодок, а затем вновь переносится на нее. — Даже слишком. Нахера столько рук, когда лом один?              — Ладно, — от греха подальше, она отступает. — Ладно. Я не лезу.              — Давай, валяй, — устало говорит амбал, расправляя плечи. — Хватит уже соплю жевать. Давайте сюда лом.              — Давайте, — невпопад отзывается Джори, с головой погруженный в осмотр швов двери, где пролегала вакуумная резинка, как у холодильника. Удостоверившись, что дверь еще можно открыть, он берет лом и примеряется к щели.              Около двери остаются он, Роберт, какой-то безымянный парень и Джейме. Вокруг них образуют круг другие, а Гора в сторонке молча наблюдает за происходящим, скрестив свои руки на груди. Его до этого попросили не вмешиваться, вот он и не вмешивается. Внезапно еще один парень медленно отходит в сторону.              — Я пойду, короче, — вдруг произносит Теон, отступая к выходу. — Тут у вас и так много народу. Я только мешать буду.              — Испугался блевотины? — бросает ему другой парень с квадратным лицом, который держит в руках фонарь. У этого парня настолько нескладное лицо, что становится не понятно, шутит он или просто интересуется.              — Иди нахуй, Томард, — видимо, посчитав это за издевку, отвечает ему с улыбкой Теон и оборачивается к выходу. — Лучше фонарь держи ровнее.              — А ты, что же, не останешься? — не упускает возможность сострить Джейме. — Тут у нас предстоит фуршет с консервированными в собственном соку деликатесами. Прямо слюнки текут. Не хочешь перекусить?              — Сам жри их блевотню, — кривится Теон и исчезает в темном коридоре. — В общем, до скорого. Зовите, если че.              — Ну смотри, нам ведь больше достанется, — кричит ему вслед Джейме, самодовольно ухмыляясь.              — А что, там кто-то наблевал? — спрашивает Робб, слегка скривив лицо.              — Ну есть малость.              Трое новоприбывших переглядываются, но ничего не говорят. Давно приступивший к работе Джори окликает других мужиков, и они наконец-то начинают вскрывать дверь.              Железная, с качественно отделанными краями, дверь поддается не сразу. Для начала поломавшись, как робеющая девица, она с раскачивающимся скрипом пытается сдвинуться с места, пока не отворяется на очередной толчок Роберта по лому. Протяжно взвизгнув, она открывается на несколько сантиметров, и из щели тут же доносится радостный вопль парней.              Открыв ее настежь, Джейме первым замечает огромного обалдуя, лежащего в луже блестящей розоватой жидкости, затем уже повыскакивающих парней, которые сразу же начинают глубоко дышать, не забывая демонстративно изображать нехватку кислорода.              — О, боги! Я думал, что не выйду оттуда живым, — словно сценку в школьном спектакле, проговаривает кудрявый паренек в красной футбольной майке, держась за колени и скрючиваясь в три погибели.              — Да уж. Ходор воняет не хуже стаи ходячих, — вторит ему другой парень, покрупнее, с копной непослушных волос. Этот не стал драматизировать свой выход на открытый воздух, а просто встал рядом, упираясь руками в колени и глубоко дыша.              — Все целы? — подходит к ним Оша, осматривая. — Парни, вы как?              — Да все нормально. Лучше вон Ходора проверь. Он уже несколько часов плохо себя чувствует, — отвечает ей один из них.              — Он жив, — тут же в ответ доносятся из кладовки слова Джейме. — Немного бледный на вид, но жив.              — Проверь укусы, — чуть ли не шипит на него Оша, подскакивая. — Проверь!              — Укусы? Какие укусы? — недоуменно спрашивает Джейме, но с озабоченным видом все же отходит от здоровяка. Тот жмется на полу в позе эмбриона и никак не спешит вставать. — Эй, у тебя есть укусы?              Но здоровенный мужчина не отвечает, а лишь скулит, прикрывая глаза рукой от яркого света фонаря. Оша недовольно качает головой, отпихивает Джейме и сама проверяет обалдуя.              — Он не говорит, — поясняет ему белобрысый парень, наконец вдоволь надышавшись. — Только слово «ходор» и все.              Джейме не успевает его спросить о том, почему здоровяк не может говорить, как вдруг какой-то подошедший мужик громко восклицает:              — Ебать, какой огромный! — заглянув за спину стоящего в проеме Джейме, вдруг подает он голос и кивает на Григора. — Случайно, не родственник этого?              — У меня в роду нет слабоумных, — громогласно отзывается Гора.              — Оно и ясно, — усмехается мужик, затем обращается к старшему из парней. — Слышь, как тебя там… Вы там долго ждали?              — Мика я. Да, мы сидели около двадцати часов.              — Нихуясе. А ссать куда ходили? Надеюсь, не в те мешки с картошкой, — он как-то по-простецки восклицает, заглядывая внутрь и проверяя мешки. Джейме заинтересованно наблюдает за его действиями.              — Ой, точно, — также кидается внутрь Мика и достает из угла трехлитровую банку, наполовину заполненную желтой жидкостью. — Не, все в порядке. Мы не идиоты, чтоб на продукты ссать.              Мика уносит банку в угол кухни и сливает в низкую раковину для мытья тазов.              Пока Оша, Джори и парень Томард занимаются Ходором, пытаясь его передвинуть и подтирая блевотину где-то раздобытой тряпкой, Джейме подходит к тому сквернословившему мужчине, преувеличенно вздыхая:              — Да уж. Заблевал один угол вдрызг. Надеюсь, он не больной. Я Джейме.              Он протягивает руку для приветствия, и мужик с повадками деревенщины ее пожимает, под свой манер хватаясь цепкой ладонью за предплечье.              — Бронн, — отзывается тот, а затем говорит: — Даже если больной. Одним меньше, как говорится…              Циничная полуулыбка озаряет испещренное шрамами и морщинами лицо, но Джейме сразу его одергивает:              — Но нас-то заражать не стоит. Это наши съестные запасы.              Бронн цокает:              — Да их хватит только на пару дней. С такой-то оравой ртов. А дальше что? — он встает перед ним, вложив руки в карманы. Его лицо выражает лютый скептицизм. — Вокруг нихера нет. Одна глушь. Вот меня интересует: где ты возьмешь продукты на такую толпу?              Они стоят в стороне, рядом с коридором, ведущим в обеденный зал. И Джейме радуется, что другие люди слишком заняты, чтоб вслушиваться в их разговор.              — Ну я пока еще не думал об этом, — чешет затылок Джейме, виновато ухмыльнувшись. — Это Роберт нас сюда притащил. Плана получше у нас пока нет, но это дело решаемое. Во всяком случае озеро и лес рядом. Что-нибудь да раздобудем.              — Хорош ваш план, — с сарказмом ухмыляется Бронн. — А Роберт, это который жирный громила?              — Да, — заметно тише говорит Джейме, осторожно оглядываясь в поисках того, о ком они говорили, но так и не находит на кухне. Он кивает головой собеседнику в сторону коридора, и они отходят чуть дальше вглубь. — Тот самый. Он недавно стоял с нами. Такой, вечно недовольный тип. Но весьма заметная фигура.              — Да-да, я понял. Который поорать любит, — сплюнув, Бронн уводит взгляд в темноту коридора, где вдалеке виднеется отблеск утреннего желтоватого света. В его словах Джейме улавливает еле заметную неприязнь.              — Именно. Этим он всех изрядно напрягает, — он исподтишка изучает своего собеседника, размышляя, насколько тому можно доверять. Действуя скорее интуицией, чем рассудком, он произносит: — Думаю, и тебя тоже.              Его собеседник медлит с ответом, по-прежнему не сводя глаз с коридора. Немного погодя он выдает:              — Коли надоест, всегда можно исправить. Есть один старый, но действенный метод… — затем Бронн внезапно затихает, вынуждая Джейме также посмотреть вглубь коридора. — Слышь, Джейме, тебе не кажется, что там кто-то маячит?              Тот всматривается туда, куда указывает ему Бронн, и видит еле заметный перекат света, говорящий о том, что по полу в зале кто-то ходит. Он моментально напрягается.              — Кажется, да. Надо бы посмотреть, кто это. Только осторожно, — предупреждает Джейме, хватаясь рукой за длинный нож, который ему втюхал Роберт, отобрав автомат со словами: «Нехуй греметь здесь и тратить патроны на этих развалюх. Возьми лучше нож и успокойся».              «Вот же сукин сын. У него теперь мой автомат, — зло бубнит про себя Джейме, продвигаясь по неосвещенному коридору вглубь и зажимая в руке нож. Бронн неотступно движется за ним. — Надо было спорить с ним после того, как я бы забрал оружие обратно. Теперь ведь хуй отдаст».              Они подходят ко входу в зал, где уже заметно посветлело от рассветных лучей, окрасивших все стены и пол в золото. Выглянув и встав обратно за угол арки, отделявшей зал и коридор, Джейме замечает в левом углу в двадцати метрах от них хаотичное движение ходячего, облаченного в белое длинное платье, и готовится напасть.              Он кивает Бронну, показывает пальцем точку на полу, как бы говоря оставаться на месте. Собравшись с силами, он ныряет в зал.              Джейме вновь видит перед собой ходячего с длинными светлыми волосами, беззаботно кружащегося вокруг стола, и решительно идет к нему со словами:              — А ты откуда тут нарисовалась?              Ходячий в женском платье, заляпанном кровью, оборачивается на Джейме.              — Лансель? — доносится до слуха мужчин легкий девичий голосок, — Лансе-е-ель…              Джейме, еще ни разу не слышавший, чтобы мертвые говорили, останавливается на полпути к ходячему и оторопело смотрит на него, постепенно узнавая в этом заляпанном кровью существе женщину.              Она похожа на мертвяка настолько, что не достает только пары оторванных конечностей и кусков кожи для пущего эффекта: на ней белое летнее платье, разорванное в паре мест, нет обуви, в ее светлых волосах застряли кусочки чьей-то плоти, на коже повсюду виднеются пятна крови, густой земляной грязи и других, чернеющих на свету жидкостей. Сама она мало походит на живую, постоянно водя взглядом своих голубых глаз вокруг, ни на чем не останавливаясь.              Однако девушка все же жива, о чем говорит полное отсутствие интереса к стоящему невдалеке куску свежего мяса по имени Джейме. Совсем нетипично для ходячих обделять вниманием столь лакомый кусочек.              Он ошарашенно наблюдает за ней, не решаясь подходить, а она вновь начинает кружиться вокруг стола, не замечая его. К Джейме подбегает Бронн.              — Это баба? — он тоже не верит своим глазам. — Живая баба?              — Лансель, — девушка будто не замечает их и продолжает ходить вокруг стола, подергивая поднятой кверху ладошкой, будто в такт одной только ей слышимой музыке. — Лансель…              — Похоже на то, — отзывается Джейме, во все глаза рассматривая девушку.              — Во дает, — ухмыляется во весь рот Бронн. — Она кукухой, что ли, поехала? Какого-то Ланселя зовет.              Его собеседник лишь неопределенно кивает.              — Эй, краля, слышь, — вдруг начинает привлекать ее внимание Бронн, и вскоре ему это удается. — Слышь, краля, ты чего тут шастаешь? Откуда ты выползла, золотце?              Он видит, что девушка в растерянности не может говорить, и находит эту ситуацию забавной. Она непонимающе смотрит на него, словно на невиданную зверюшку, и неожиданно подходит. В ее робких и неуверенных движениях проглядывается нечто надломленное, и Джейме становится ее жалко.              — Так, Бронн, ты бы это… поаккуратнее. Мы еще не знаем, что с ней, — на всякий случай пятится назад Джейме, сжимая нож и предоставляя другому мужчине полную свободу выбора что делать с этой явно психически нездоровой девушкой.              — Да брось ты, Джейме. Я как будто живую бабу не могу отличить от мертвечины, — шутливо упрекает его тот, затем обращаясь к даме: — А ты у нас красавица, пускай хоть вся в кишках. Ух! — почуяв запах, исходящий от нее, Бронн морщит нос. — Ну и аромат! Тебя как будто сотня ходячих за раз поимела. Как ты тут в живых осталась, а, золотце? Слышь, что говорю? Эй? Как звать-то?              Девушка выпячивает губки и хмурит брови, силясь что-либо сказать, но так и не заговаривает. В ее глазах проскакивает легкое недоверие, которое Бронн своим деревенским шармом как-то смиряет. Он осторожно ухмыляется, медленно подходя ближе, и, когда девушка ничем не выказывает недовольства на его приближение, резко хватает ее за руку и осматривает на наличие укусов. Девушка тихо бухтит и пытается вырваться, свирепо нахмурив брови, но мужчина крепко обхватывает ее поперек, как брыкающуюся козу, продолжая осмотр. Вскоре он ее отпускает, очевидно, не обнаружив ничего подозрительного.              — Здоровая, — ухмыляется Бронн, показывав неровные зубы и продолжая изучать испуганно смотрящую на них девушку. — Тише, краля. Мы свои. Успокойся и скажи, лучше, как зовут…              «М-да уж. Здоровая, — искренне недоумевает Джейме, все еще не выпуская нож из руки. — Но как мы раньше-то ее не заметили? Мы же все тут обошли».              Он задается этим вопросом, обшаривая все вокруг на наличие таких же упущенных подарков судьбы. Мало ли, где-нибудь еще одна перепуганная женщина затесалась. Но обшарив весь зал и ничего не найдя, он окликает стоящую по центру зала парочку, и они втроем уходят из залитого светом помещения обратно вглубь здания.