Милые Игры или Десять Свиданий с Фуюми

Действительно, похолодало. Я застёгиваю толстовку и медленно иду навстречу Такеши. Он смотрит на меня и снова проводит рукой по волосам, и мне опять хочется узнать, какие они на ощупь. У меня, наверное, был шанс вчера в клубной комнате... Интересно, как бы он на это отреагировал? — Слушай, — говорю я, стремясь разобраться с этим побыстрее, — если ты пришёл из-за того, что я видел сегодня тебя и Азуку, то не беспокойся, это не моё дело. Я ничего никому не… — Я здесь не поэтому, — перебивает меня Такеши, поворачивается и идёт вниз по улице. — Пойдём, прогуляемся. В полном недоумении я иду следом. Некоторое время мы просто шагаем рядом, а потом он говорит: — А ты, оказывается, интересная личность, Йошида Хикару. Единственный стипендиат за всю историю школы. Плюс к этому ты настолько умён, что в 16 лет поступил сразу в выпускной класс. Девчонки от тебя в восторге. Ты знаешь, что у тебя есть прозвище Последний Рыцарь? А ещё нехилые ставки делаются, когда очередная поклонница собирается признаться тебе в любви. И отдельно можно поставить на месяц, когда ты наконец уже начнёшь с кем-нибудь встречаться. — Да ты шутишь! — я сбиваюсь с шага. — Представь себе, — ухмыляется Такеши. — Так почему ты ни с кем не встречаешься, Йошида? Ты — гей? На это, кстати, тоже можно поставить. — Нет, думаю, я не больший гей, чем ты, Такеши. Я усмехаюсь и некоторое время раздумываю, как ему объяснить. Мы подходим к парку в конце улицы и идём туда. Вокруг ни души, холода что ли все испугались? — А насчёт девчонок, которые признавались мне в любви, тут другая тема, — наконец отвечаю я. — Дело в том, что я просто не понимаю, зачем мне встречаться с какой-то девицей, которая видела меня от силы три раза, слышала что-то обо мне от своих дурочек-подруг, и вдруг решила, что любит меня. Боже, я всего лишь говорю им, что пока ещё не пережил смерть родителей, и не готов с кем-либо сближаться, а потом намекаю, что есть другой парень, который спит и видит такое счастье. И всё, я уже в разряде приятелей. — Так это из-за гибели твоих родителей? — продолжает допытываться Такеши. — Скорее нет, чем да. Слушай, если ты хочешь сделать на меня ставку, ставь на то, что я до выпуска точно не буду ни с кем встречаться, потому что, скорее всего, так и получится. — Я не поэтому интересуюсь. — А почему тогда? — Потому, что хочу знать. Вот ведь привязался, одиночество ему моё покоя не даёт. Я бы мог, как обычно, наплести что-то вполне правдоподобное, чтобы он отстал, но почему-то не хочу. Я не хочу врать человеку, который мне нравится, и правду сказать тоже не могу. Поэтому говорю что-то вроде правды. — Я не знаю, честно. Это моего психотерапевта надо спрашивать, почему я избегаю близких отношений. Эта так называемая любовь, по большей части, та ещё засада, тебе или плохо без человека, или плохо с ним, или и то и другое одновременно. И если уж ввязываться во всю эту ерунду, то, во-первых, ради того, кто действительно этого стоит, а во-вторых, нужно, чтобы в душе было более-менее всё в порядке. А у меня сейчас нет ни того, ни другого. Да и потом, я только издали такой симпатичный, а если присмотреться… — Что ты имеешь ввиду? Я вздыхаю. Ну, зачем я вообще ему всё это выкладываю? Он мне не друг, не брат. Но делать нечего, сказал «А», приходится говорить «Б». Может быть, после этого он от меня отстанет. Я останавливаюсь под светом фонаря, и убираю волосы с правой стороны лица. Надеюсь, рваный шрам на виске отлично виден. — Я весь в таких шрамах. Меня сшивали по кусочкам, не самое приятное зрелище, не каждому покажешь. Поэтому я предпочитаю ни с кем не встречаться. Такеши замирает, не зная, что сказать. Должно быть, потрясён увиденным. — Так ты поэтому переодеваешься в одиночестве, — догадывается он, а потом как завороженный протягивает руку к моему виску. — Даже не думай! — возмущённо восклицаю я и отталкиваю его ладонь. Мои волосы ложатся на место, привычно укрывая почти половину лица. Я весь на взводе от того, что пришлось показать висок, и от того, что он почти коснулся меня. Я разворачиваюсь и иду вглубь парка, туда, где находится небольшой пруд. Мне просто надо успокоиться, нельзя каждый раз так бурно реагировать. Такеши быстро меня нагоняет. — Вчера ты назвал меня по имени, это было очень чувственно. — И это напугало тебя так, что ты сбежал, не попрощавшись? — Меня напугало другое. И прости, это было свинство с моей стороны. — Не важно, можно просто решить, что ничего такого не было. И проблем меньше, и говорить не о чем. Я сворачиваю с дорожки, и иду по траве. Такеши следует за мной. — Ты же знаешь, я не бегу от проблем. — А я, если верить моему психотерапевту, только этим и занимаюсь. И разве есть какие-то проблемы? Что же тебе от меня нужно, Такеши Кей? — Знаешь, почему я расстался с Ньёко? — почему-то спрашивает он через некоторое время. — Я слышал, она тебе вроде изменила. — Я застал её со своим братом. Мы с ней встречались со средней школы, я думал, что ей-то уж точно могу доверять. Но оказалось, всё не так, как казалось. — Паршиво, — вставляю я реплику. — А Азука, она же вроде как встречается с Кимурой? — Вроде как. — Она флиртовала со мной сегодня как озабоченная, пока ты не появился. — Да уж, неприятная ситуация, — комментирую я. Мы, наконец, добрались до пруда. От воды веет холодом, я подхожу к дереву, что растёт на берегу. Такеши опять оказывается рядом, некоторое время мы стоим молча. Я более-менее успокоился и теперь просто вдыхаю ночной воздух. Я не знаю, что сказать, поэтому не говорю ничего. — Хочешь знать, почему я сбежал вчера? — спрашивает Такеши, наконец. Как-то странно он перепрыгивает с одной темы на другую. Наверное, в душе у него полный раздрай, и ему нужны свободные уши, чтобы выговориться. — Потому что понял, что то, что мы делали, на самом деле отвратительно? — выдаю я наиболее вероятный ответ. — Единственное, что я тогда понял, что хочу ещё, что готов трахнуть тебя прямо там на столе, и не раз. Такеши говорит это и смотрит, как я отреагирую. Будто бы это игра типа вчерашней, кто первый вильнёт. Опасно, чёрт возьми. Здесь нет никого, кто остановил бы нас, так что зайти мы можем очень далеко. Но я принимаю вызов. — Если ты позвал меня для того, чтобы завалить, вынужден отказаться, здесь слишком холодно, — говорю я с усмешкой. — Если бы я хотел тебя сегодня завалить, привёл бы в более подходящее место, — говорит Такеши и подходит ближе. — Надеюсь, это не подвал с цепями и крепкой дверью? — Только если тебе это понравится, — ещё ближе на шаг. — Насчёт цепей не знаю, а вот подвал точно нет, я люблю светлые проветриваемые помещения. Я знаю, что надо бежать от всего этого, но остаюсь на месте, и только сердце стучит всё быстрее. — Йошида Хикару, — говорит Такеши, продолжая приближаться, — как ты можешь одновременно быть таким невинным и таким порочным? — Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам, — цитирую я уже порядком пострадавшего от нас Шекспира. — Ты задумываешься о цепях, хотя даже целоваться ещё не умеешь. Как и вчера, он прикасается ладонью к моей щеке, и его большой палец дотрагивается до моей нижней губы. — Не умею, сенсей, — слова сами срываются с языка. — Что ж, учись быстрее, — говорит Такеши и подходит ко мне вплотную. И я понимаю, что умереть готов за эту его кривую усмешку и хищный взгляд. Он красив, как Дьявол. И этот Дьявол меня сейчас целует. Так нежно и осторожно, что я схожу с ума. Я точно знаю, что ничего хорошего из этого не выйдет, что от того, что мы сейчас творим, будет только хуже нам обоим. Но ничего не могу с собой поделать, возможно, это самое лучшее, что происходило со мной за последние два года, а то и за всю жизнь. — Хикару, — шепчет Кей, прервав поцелуй, — я больше не хочу встречаться с девушками, я хочу быть с тобой. Я отступаю на шаг и качаю головой: — Тебе это только кажется, ты сейчас просто разочарован и говоришь под влиянием эмоций. — Я так не думаю, — говорит Кей, снова приближаясь ко мне. Я отступаю ещё на шаг и упираюсь спиной в дерево. Ну, вот и всё, бежать больше некуда, Кей тут же этим пользуется и зажимает меня, как девчонку. — А ты, Хикару? — спрашивает он, — Чего хочешь ты? Ты хочешь встречаться со мной? Я слышу напряжение в его голосе, он нервничает, боится получить отказ, но всё равно спрашивает. Я знаю, что должен соврать и говорю: — Нет. Кей усмехается, целует меня в висок, который я не прячу, и шепчет: — Врёшь. — Вру, — соглашаюсь я, а его губы медленно спускаются вниз, покрывая поцелуями мою скулу, щёку, уголок губ. — Это же невозможно, Кей, — высказываю я очевидное. — Значит, будем как Ромео и Джульетта, — невозмутимо сообщает Кей и ловит губами мочку моего уха. У меня сбивается дыхание. — Мы не Ромео и Джульетта, мы — Тибальт и Меркуцио, — напоминаю я. — Один чёрт, они погубили друг друга, — отвечает Кей. Как ни крути, а он прав, я не знаю, что на это ответить, а его губы добираются до моей шеи. В конце концов, я не выдерживаю, и из моей груди вырывается стон удовольствия, и это меня пугает. Кей довольно ухмыляется и начинает расстёгивать молнию на моей толстовке. Я перехватываю его руку и говорю: — Но ведь это неправильно. Кей поднимает голову, смотрит мне в глаза, и отвечает: — В этом мире всё неправильно. А затем запечатывает мне рот поцелуем, наверное, для того, чтобы я больше не болтал.