Вторник 12:22 PM
— Чимин-щи-и, — недовольно тянет Чонгук. — Тебе что, деньги лишние не нужны? Ты хоть знаешь, кто он такой?
Чимин честно не знал, чем так примечателен этот странный богач, что оставил на столе почти две месячные зарплаты официанта. Пак, как порядочный гражданин, естественно, собирался вернуть парочку лишних тысяч и яркий жёлтый блокнот их непосредственному владельцу, но у тонсена на это состояние, видимо, свои планы, которые явно прямо противоречили абсолютно всем жизненным ценностям и принципам Чимина.
— Ну не знаю, и что с того?! — возмущённо бросил Чимин, размешивая молочную пенку на своём латте.
— А с того, что этот писака-фанатик издавался миллионными тиражами и имеет при себе столько вот этого, — трясёт в воздухе купюрами, — что нам бы с тобой хватило на несколько следующих жизней в здешнем захолустье, — на мечтательное выражение лица младшего Чимин лишь пренебрежительно фыркнул.
— Но тебе всё равно никто не давал права присваивать деньги клиента себе. Это кража, Чонгук-а, а тебе ведь и двадцати двух-то ещё не исполнилось. Мелкий ты ещё для криминала, — надменная усмешка была последней каплей в маленькую чашечку терпения и без того вспыльчивого Чонгука. Тот недовольно покосился в сторону друга, испепеляя взглядом, полным раздражения.
— Ну вот и живи себе дальше припеваючи в своей квартирке. Наслаждайся ссорами своих соседей сколько влезет и можешь быть хоть распоследним честным идиотом, но, боже, умоляю, сделай в этой жизни хоть что-нибудь для
себя, — делая акцент на последнем слове, заканчивает свою тираду мелкий. Попал в десятку, нечего сказать.
Чимин ничего не ответил, лишь с показательно громким стуком положил посеребрённую ложечку на гладкое покрытие барной стойки. Он злится, потому что Чонгук переборщил. Пака переполняло негодование с примесью обиды. Обиды на правду.
Мелкий выразился — будто с языка снял.
С минуту помолчав, старший всё же смог выдавить полное ненависти:
— А теперь позволь узнать, как разговор о
чёртовой чашке перешёл в беседу обо мне и деньгах этого
чёртова писателя? — сквозь зубы процедил Чимин, сверля озлобленными, сузившимися до маленьких щёлок глазами теперь надменно усмехающегося Чонгука. Акцент на ругательствах забавлял младшего, что уже вошёл в азарт разгорающейся ссоры. Забавлял и тон старшего, который впервые за время их совместной работы произнёс предложение, содержащее целых два «чёрт» вкупе со зло дрожащей интонацией. Чонгук не был так сильно обижен, чего, естественно, не скажешь о розоволосом парне по правую сторону от него. Напротив, Чонгук был возмущён беспечностью старшего. Неужели, думал он, всё ещё остались такие люди, которые как чёртов Робин Гуд — отдают кому попало всё, что награбили? Хотя, нет, Пак за всё время их знакомства ни разу соврать-то толком не смог, не то что своровать.
Вообще, наблюдать за этой «сахарной плюшкой» очень забавно, особенно когда его пухлые смуглые щёки немного розовеют от гнева, а глаза неестественно сужаются, предвещая скорую, немного писклявую, обиженную тираду. Но хён медлил, пытаясь хоть раз действительно держаться мужчиной. Похоже, что слова Гука задели-таки слабое место в характере этого «большого ребёнка». Но Чонгук не настолько безжалостный садист, чтобы позволить себе обидеть любимого хёна, пусть даже немного напоминающего маленького мальчика. Чону невдомёк, что хёну так
проще. Проще быть ребёнком в неведении, чем бесстрастным взрослым, что уже давно потерял вкус к жизни. Ему не хочется становиться таким. Ему
страшно быть таким.
— Ладно, извини, Чимин-а… Я знаю, что переборщил, — начал бурчать невнятные извинения Чонгук спустя минуту напряжённого молчания, стараясь не смотреть на коллегу, который, видимо, принял слова младшего всерьёз, несмотря на напускную обиду. Жалостливая интонация младшего вполне на него подействовала бы, но сейчас Пак хочет понять то, что в себе принимать так долго не хотел. Неужели он действительно выглядит так, что его начал жалеть даже Чонгук? Он переигрывает? Да, определённо.
— Чимин-хён, мне правда жаль. Я не хотел нагрубить. Просто ты действительно слишком добр, — оценив свой скудный запас вежливых фраз, Чонгук всё же решился закончить и уже совсем наплевал на какие-то там правила приличия. — Бог мой, да кого я обманываю! Ты хочешь вернуть ему деньги, которые он сам тебе и оставил. Я, конечно, понимаю, что ты честный праведник и всё такое, но однажды ты можешь просто без штанов остаться!
Чонгук уже не скупился на разнообразные фразеологизмы, совсем позабыв о своём положении тонсена. Нет, а что? Он же не шутки шутит — хватит играть в мать Терезу, пора и о себе позаботиться. Пора убирать грязный сапог добродетели с лица собственной гордости, что уже сровнялась с пропитавшейся гнилью землёй. «Залежалась твоя гордость, Чимин-а, пора сдувать с неё пыль. Не все достойны того, чтобы ты перед ними пресмыкался, хён», — мысленно продолжал Гук, едва сдерживаясь, чтобы не сказать всё вслух. Сегодня с Пака довольно, Чонгук почитает ему поучительные нотации как-нибудь в следующий раз. Нотации читать получается гораздо лучше у Хосока.
Вдруг тихое бормотание Чона прервал опущенный голос старшего, что уже оставил свой недопитый напиток в покое. Тот уже остыл, да и настроение пропало куда-то.
— Ну хоть блокнот-то отдать я ему могу?
— Можешь, — наконец облегчённо выдохнул Гук. Неужели подействовало? Ну да, очень смешно — конечно он как всегда всё сделает по-своему. Не удивится Гук, даже если в скором времени его «маленький» хён будет оставаться на дополнительные часы ночной смены. Совсем не удивится, серьёзно.
— Спасибо за разрешение, — попытался съехидничать старший, сипло усмехаясь. Эта его шуточка означала примирение. Чимин не может долго злиться на Чонгука. Наверное, даже если тот окажется последним ушлёпком, самым гадким и отвратительным, Пак всё равно ласково назовёт того «Гукки» и позовёт обедать раменом.
— Всё нормально, Гукки. Я понял тебя. Хочешь рамен? А может, рис с карри? — очередная отмазка, лишь бы мелкий со своими вездесущими нравоучениями наконец отвлёкся хоть на что-нибудь. Лишь бы перестал напоминать Чимину об этом «чёртовом» писателе. Потому что Чимин планирует после очередной бесполезной репетиции почитать-таки, что же этот странный богач постоянно там строчит. Пак не такой «честный праведник», как Чонгук уже успел выразиться. На самодеятельность любой имеет право.
— Буду всё, — заговорщический тон младшего вкупе с хитрой ухмылкой позволили Паку выдохнуть спокойно. Тот отвлёкся от обсуждения неприятной темы, уже хорошо. Мелкого едой отвлечь, как у малыша конфету отобрать — проще простого. Срабатывает каждый раз, по крайней мере, Пак в это искренне верит. Но ещё больше он надеется на то, чтобы внимание его «наимилейшего» тонсена стенд с алкоголем разных сортов не привлекал ещё как можно дольше. А то Пак уже спит и видит, как под действием n-ной бутылки соджу с лёгкостью выдаёт младшему все свои мысли, подавая на десерт собственную оголённую до пят душу, совсем забывая о том, как собственно зовут его и парня перед ним. Такое бывает часто, но благо Чимин живёт один, а Чонгуку не продают даже пиво из-за его смазливо-детской мордашки.
— Вот и славно, только без меня, — на непонимающий жест младшего, что делано вскинул бровь, Чимин ответил честно, мол, да, пойдёт отдавать блокнот, добавляя в конце: «естественно, после занятий». Чонгук лишь шумно вдохнул в лёгкие как можно больше кислорода, честно не понимая логику своего друга.
— Кому, Чимин-а? Знаменитому писателю-затворнику, чей адрес и даже имя ты знать не знаешь? — снисходительно-понимающий смех друга Чимину совсем не нравился. — Или по номеру того «Форда» искать будешь?
— И что ты тогда предлагаешь? — буркнул в сторону тонсена Чимин, как можно быстрее ретируясь на кухню вместе с недопитыми напитками на подносе в руках. «Тактическое отступление» внимательным взглядом младшего распознано сразу же. И как же он мог позабыть, что, сколько бы Пак не разыгрывал шарады, изображая маленького мальчишку, ему всё ещё двадцать пять и он всё ещё мужчина с некоторыми потребностями. Пусть даже весьма и весьма специфичными.
— Я ничего не предлагаю. Он сам завтра придёт. И чего ты так беспокоишься… — делано задумался было Гук, но тут же его лицо исказила ухмылка «победителя». Экий актёр. — Хотя оно понятно. Вон, даже в официанты наш бариста подался, — нарочито растягивая последний звук на несколько секунд капризной интонации, пробормотал Гук, специально кривя голос. Как стервозная девчонка, ей-богу. Сейчас зелёный свет цели «немного побесить хёна» горит ярко, так почему бы и нет?
Чимину стоило усилий, чтобы не кинуть попавшийся первым под руку предмет в наглую морду названого друга. Пак, конечно, пацифист, но иногда этого мальчишку ударить мало, а вот убить порою хочется неимоверно. Чонгук всегда говорит всякие глупости, даже не задумываясь о смысле сказанных им слов. Как ни странно, об этих самых глупостях Пак постоянно только и думает, пытаясь откопать в самом себе ещё больше неприятных качеств, чем в действительности имеет. Из-за этой мнительности, он сам понимает, все и проблемы.
Внезапно из ниоткуда возникший голос шефа, звенящий от раздражения и негодования, заставляет-таки похотливую улыбочку на лице Гука быстро сползти. Того передёргивает от пронзительного «пришибу вас, оболтусы», а перепуганный Чимин чуть не роняет поднос с посудой на кафельный пол, вздрогнув всем существом.
— Вам что, в первый день работы неясно сказано было, что обед всего двадцать минут и ни секунды дольше?! — брызгал слюной полный мужчина в смешной белой шляпе шэф-повара. — Или мне вам напомнить это урезанной на «пару копеек» зарплатой?
Чонгук быстро поднялся с высокого стула подле барной стойки, кланяясь в пол разъярённому шефу.
— Простите, просто посетителей ведь нет…
— И что? Марш за работу! Вон тот стол возле дверей сам себя не уберёт, — пренебрежительно приказал начальник, удаляясь обратно на кухню к шкварчащей маслом сковородке. Тот, видимо, развеяться вышел, а тут наткнулся на своих слюнтяйствующих работничков — не сделать замечание было бы грехом.
— Как мать-истеричка, ей-богу, — презрительно бросил Гук в сторону начальника, скрывшегося за дверью с табличкой «Посторонним не входить». Тот всё ещё бубнил под нос проклятия в сторону непутёвых подчинённых. — Ладно, Чимин-а, можешь уже идти. Я позвоню Хо…
Чонгук не успел закончить фразы, после того как услышал гулкий хлопок двери служебного выхода, эхом раздающийся по опустевшему залу. «Ну да, график мы не нарушаем, а вот с другом попрощаться, конечно, незачем», — подумал Гук, наблюдая за быстро удаляющейся фигурой в жёлтой куртке. Чонгук, конечно, не хочет отвлекать любимого братца от работы, но Пак скоро замкнёт на этом Мин Юнги. Причём безответно, как бывает во всяких сопливых мелодрамах, которые «маленький хён» иногда в тайне от главного шутника-Чонгука смотрит. Хосок умеет разбираться с такими, как этот «тяжёлый случай».
— Вот пусть и разберётся, раз эта принцесса сама не может решить собственные проблемы, — бурчит Чонгук, страдальчески обводя взглядом столик возле двери, весь захламлённый, будто по тому только что ураган прошёлся. Чтобы хоть как-то смягчить предстоящую пытку, в отместку за все возможные и невозможные грехи, Чонгук вытянул из глубокого кармана серого рабочего фартука телефон, печатая достаточно короткое, но ёмкое в смысловой нагрузке сообщение контакту «маленький хён»:
Чон Чонгук: Его зовут Мин Юнги
Весьма многозначительный ответ последовал почти мгновенно. И этот ответ Чонгука больше чем устраивал.
Маленький хён: Пошёл нахрен, Чон Чонгук
***
Вторник 09:07 АМ
— Эй, Джун-а, ну что там ещё? Неужели я понадобился нашему глав-редактору? — капризно протянул Мин, пытаясь разглядеть выражение лица старшего в зеркале заднего вида. Видно было только как у Намджуна сморщен лоб. Ладно, он о чём-то думает. Юнги не будет мешать, о своих проблемах тоже подумать было бы неплохо, особенно о критической утрате бесценного жёлтого блокнота, в котором чуть ли не вся минова душонка по полочкам изложена. Ну и об одной розоволосой милой проблемке подумать тоже стоит, определённо. Главным образом, о неудачном с ней знакомстве.
— Ты уже слышал? — в ответ на внезапный вопрос Мин снова непонимающе глянул на отражение в зеркале. Теперь Джун глядел на него, но как-то странно. Напряжённо и немного разочарованно.
— О чём я должен был услышать? — вскинул бровь Мин, сверля проницательным взглядом вмиг растерявшегося Кима. Тот ожидал такого ответа, но очень надеялся, что друг уже в курсе. Хотя откуда — мобильник свой он уже чёрт знает сколько таскает где-то на дне своего «саквояжа». «Чтобы было».
Ким помедлил, вновь сосредотачиваясь на дороге. Кажется, Мин опять не в настроении. «Ну да плевать».
Он решил ответить на первый вопрос Юнги, настойчиво игнорируя только что заданный. Пусть уж лучше он сам об этом узнает. Ну или Джун успешно проболтается.
— Да, понадобился.
— Зачем? — Мин не отступится, пусть даже и в лицо своего начальника не особенно знает.
— За тем, что ты, безалаберный лодырь, нихрена не пишешь уже который месяц, а часики тикают, Юнги, тикают, — проговорился, ну и ладно. Сейчас он зол на своего безответственного коллегу и ему, блять, можно. — Я задолбался искать себе новое издательство. И задолбался тебя таскать за собой!
Намджун замолчал, стараясь дышать ровнее и тише, иначе разорётся на весь салон чёрного «Эксплорера», как истеричка. Это уже пятое по счёту издательство и в каждом Юнги не задерживался дольше полугода. Его книжки расходились миллионами, не меньше, а толпы фанатов всегда с благоговением ждали такого редкого явления, как фан-встречи. Его назначали на высокие должности в издательстве, приглашали на международные фестивали, конкурсы, а тот просто проматывал всё это время в своей дряхлой коморке, предаваясь объятиям морфея или громко стуча по клавиатуре в порыве вдохновения. Надоело тонуть в тени чужого превосходства, вязнуть в пучине таланта, которого никогда у Джуна не было. Надоело быть лишь
тенью.
Намджун задолбался бесконечно присматривать за этим высокомерным ушлёпком, задолбался быть его непутёвым другом, вечно, как мамочка, подтирающим ошмётки очередного провального проекта. Мин не присутствовал ни на одном собрании. Ни разу не явился вовремя на работу, ни разу не писал в срок. А Намджун терпел, успокаивая себя каждый раз мыслью, что Мин скоро повзрослеет. Терпел очень долго, вновь и вновь бегая за контрактами всё новых издательств. Думал, Юнги начнёт осознавать ценность собственного таланта и необходимость хоть толики уважения к Намджуну. Но нет, тот лишь только всё больше тратил, всё больше отлынивал, всё больше игнорировал. Сплошное, односложное «ничего» в ответ на кимовы старания. Только иногда Юнги притаскивал дорогой «Мартини», который Намджун урабатывал за считанные часы, чуть ли не воя от несправедливости, запивая собственное возмущение очередным глотком крепкого напитка. Помнится, один раз, когда Джун немного протрезвел, Юнги сидел возле него, опираясь спиной о кровать, и курил какой-то дешёвый табак. Ким убил бы его в тот же момент, ведь «блять, это моя квартира», если бы не увидел искажённое в агонии бледное лицо со спокойными, грустными глазами.
Джун не мог оставить его, потому что ему самому ничего не светит без этого растяпы с ноутбуком под мышкой. Джун бездарность изначально и прекрасно это понимает даже при беседе с Юнги. Сколько бы он ни цитировал известных философов и каждую строчку их трудов, сколько бы ни описывал каждый момент в биографии Ван Гога — неописуемая красота в произведениях Мина всегда превосходила какие-либо трактаты и мазню на холсте.
— Прости, Джун-а… — тихо пробормотал Юнги, старательно отводя взгляд от злосчастного зеркала, в котором отражались уставшие глаза Намджуна, из последних сил сосредоточенные на дороге. Тому сейчас хотелось видеть только эту чёртову дорогу и ничего, абсолютно ничего больше. Очередное увольнение он не намерен переживать, поэтому чего бы ему это не стоило — Ким заставит «не бухлом, так силой» написать хоть страницу нового романа. Старый-то этот слюнтяй наверняка закончит с горем пополам.
Намджун не может долго злиться на Юнги. Наверное, даже если тот окажется последним ушлёпком, самым гадким и отвратительным, Ким всё равно придёт в свой заслуженный выходной в нечто отдалённо напоминающее квартиру его друга, требуя показать плоды, судя по всему, не одной бессонной ночи. За всё время их знакомства, Джун заметил, что Мин мог неделями прозябать дома, не делая абсолютно ничего, тем не менее, мог даже на звонки не отвечать, не слыша ничего вокруг, кроме собственных мыслей, бушующих необъятным штормом внутри черепной коробки. За эту ненормальную и от того болезненную преданность своему делу Намджун питал особенное уважение к своему безалаберному другу.
— Сколько потратил на этот раз? — решил скоротать время их недолгого путешествия до здания редакции Джун.
— Совсем немного, — Юнги ответил практически на автомате, памятуя, сколько он выудил купюр из кошелька, но что важнее, какого номинала. Намджун лишь хмыкнул, понимая, что половины прошлого дохода уже определённо нет. Пока Юнги обшаривал карманы своего пальто, Намджуну в голову пришёл один вопрос, на который хотелось бы услышать развёрнутый ответ.
— Кто такой этот «Чимин»? — Джун задал вопрос просто так, потому что услышал, как какой-то мальчишка окликнул розоволосого в кафе. Помнится, он туда заявился, когда выдалась свободная минутка в издательстве — захотелось молотого, свежезаваренного кофейка, а не растворимого плацебо в пакетиках. Да и Ким много раз видел, как его друг мило улыбается этому официантишке, хотя даже кривой ухмылки от этого затворника не добьёшься, сколько не кривляйся как клоун в цирке.
Джун с секунду подождал ответа, но услышал лишь молчание, означающее, что вопрос воспринят не как шутка. Из-за этого стало только интереснее. Неужели этот кусок камня интересует что-то кроме пошлых книжек и сна?
— Бариста в том кафе, — тихо, будто сомневаясь в собственных словах, отвечает спустя пятисекундное молчание Юнги. — Ты ведь там был, так?
Ох, Джун знает правила этой хитроумной игры «кто кого отвлечёт», так что его не проведёшь.
— Да, так, и подметил, что паренёк-то не плох. Ну да «мал золотник, да дорог», — решил развеять накапливающееся напряжение Ким, стараясь чаще поглядывать в зеркало заднего вида, но парень на заднем сидении упорно игнорировал заинтересованный взгляд старшего. Тот явно немного обиделся.
— Да ладно тебе, Юнги-я, я же пошутил, — Мин не видел лица хёна, но слышал, что тот улыбается. Как долго этого не происходило? Юнги и сам не помнит, когда в последний раз слышал смех старшего, раньше такой забавный и заразительный.
— Хён, прекрати, — как можно тише произнёс Юнги. Всё равно они сейчас приедут в это чёртово издательство и им обоим всё равно влетит. Намджун снова расстроится, снова начнёт искать издательство, снова начнёт курить, запивая все свои накопившиеся эмоции холодным «Мартини», прямо с горлышка отхлёбывая напиток, что ещё наверняка у него остался. Кажется, Юнги передумал покупать ему алкоголь. Нет, он не купит ему больше ни бутылки. Ему не хочется снова ненавидеть себя, глядя на уставшего, обмякшего Джуна. Ему не хочется, чтобы Джун ненавидел
себя из-за него.
Что бы там не наказал ему этот безэмоциональный старик в дорогущем кожаном кресле и столь же дорогих огромных очках, Юнги из кожи вон вылезет, лишь бы Джун вновь не искал новую жизнь им обоим, таская его за собой ненужным балластом.
— Ладно, — бесцветно ответил Ким с переднего сидения, кажется, уловив истинную суть фразы младшего. «Нет, Юнги-я, это не так. Мне не в тягость — лишь бы ты ни за что не останавливался, не сдавался. Прошу тебя, не волнуйся обо мне. Делай то, чего не мог сделать я, пожалуйста» застряли где-то в подсознании, а Джун не в силах сказать этого. Но молчать становится ещё нестерпимее, а сам Джун всё слабее.
«Идём через вьюгу. Вместе мы справимся,
Вместе мы справимся».
