человек под фонарём.

Вторник 11:24 PM В колумбарии тихо и словосочетание «мёртвая тишина» здесь подходит как нельзя лучше. В этом помещении всегда царило умиротворение, будто только здесь можно найти собственный вечный упокой. Впрочем, упокой здесь, как ни странно, нашли уже наверняка не одна сотня человек. Минова бабушка в том числе. Она была из тех людей, которые не видели окружающий их хаос. Попросту не замечали. Госпожа Мин жила в тихом загородном округе, а когда маленький Юнги с радостной улыбкой вбегал к ней в гостиную, та улыбалась, откладывая очередную книжку на письменный стол. Её гостиная была полна всяких книжек: Юнги находил тут всё, начиная с маленького томика-сборника детских стишков и заканчивая огромными энциклопедиями, статно стоящими ровными рядами на верхних полках. Кажется, он перечитал их все. Госпожа Мин никогда не ругала Юнги, какую бы шалость тот бы не сотворил. Юнги было интересно, умеет ли бабушка злиться вообще, поэтому решил «случайно» разбить красивую вазу, что так плохо стояла на подоконнике. Но на это, к разочарованию и удивлению самого Юнги, бабушка лишь грустно улыбнулась ему, качая головой. «Так делать плохо, Юнги, не расстраивай бабушку. Иди лучше почитай ту книгу, которая тебе вчера так понравилась», — говорила она, собирая с пола маленькие осколки когда-то изящного сосуда. Юнги, после того случая, больше не пытался напакостить — напротив, старался не допустить ни одной, даже самой пустяковой мелочи, которой мог обидеть бабушку. Дни он проводил в окружении своих книжных друзей, представляя себя таким же героем, как и они. Сидя в огромной светлой гостиной летним днём, Юнги был и пиратом, и отважным моряком, и умным детективом, который запросто мог распутать самую сложную загадку криминального мира. Так проходило каждое его лето. Ну, почти каждое. Где-то в третьем классе начальной школы, когда все радостно разбрелись по домам после последнего урока в этом учебном году, Юнги снова отправился к бабушке. В первый день он вновь окружил себя книгами, заседая за одной не меньше полутора часа. На этот раз он нашёл энциклопедию о Египте. Маленькому Мину было интересно, как в то время правили фараоны, что были изображены на фресках такими забавными человечками. Интересно было и то, кто же эти страшные мумии, забинтованные толстой лентой. А когда Юнги узнал, что такое «саркофаг», то тут же принялся разглядывать яркую картинку на одной из страниц книги, восхищённо вздыхая. Его заинтересованное изучение прервал мягкий голос госпожи Мин, которая окликнула его через окно, выходящее на веранду с креслом-качалкой. Она любила это кресло и говорила, что оно — единственное, что осталось от мужа, не считая всей огромной коллекции книг в её гостиной. Эта странная вещь, исполненная в каком-то очень старом стиле, название которого Юнги не мог вспомнить, значила для неё очень много. Наверное, она очень любила своего мужа. «Юнги, выходи. Тут тебе друг нашёлся», — радостно проговорила она, а Юнги, отложив массивный том, поспешил выйти на улицу. В лицо тут же ударил яркий солнечный свет, что лучами обжигал бледную детскую кожу. Юнги прищурился, прячась от безжалостного светила сверху, тут же юркнув в прохладную тень под козырьком веранды. Госпожа Мин в расслабленной позе сидела в своём любимом кресле, улыбаясь какому-то мальчишке. Тот тоже мило улыбался. Особенно милыми Юнги показались его ямочки на смуглых щеках. Мальчик тут же отвлёкся, переводя заинтересованный взгляд на Юнги, а его милая улыбка исчезла. Юнги это не понравилось — вмиг захотелось сделать что-нибудь, чтобы эта улыбка вновь засияла на его лице. «Знакомься, Юнги — это Намджун, наш новый сосед с участка напротив. Намджун — Юнги, мой внук», — Намджун уважительно поклонился. Юнги незамедлительно повторил за своим новоиспечённым другом, произнося «приятно познакомиться» как всегда тихо, так, что Джун вряд ли его услышал. «Он немного застенчивый, у него не так много друзей. Надеюсь, вы поладите», — женщина вновь улыбнулась, смотря блестящими от озорных огоньков глазами на Юнги, что тут же склонил голову, тихо промычав в знак подтверждения её слов. Намджун и вправду первый, с кем Юнги познакомился, потому что в школе он обычно не слишком тесно общался с одноклассниками, предпочитая их обществу заимствованную у бабушки книгу. «Давай дружить», — весело произнёс Намджун, тут же сократив расстояние между ними до полуметра. Он протянул свою руку Юнги, который не совсем понял, что именно от него требуют сделать, поэтому робко сжал в ладонях намджуновы пальцы. Кажется, от такого жеста мальчик несколько смутился, но тут же накрыл второй ладонью бледные пальцы Юнги, вновь изогнув губы в такой милой для души Юнги улыбке. В тот день Юнги отложил все книги, которые достал до того, как нашёл энциклопедию о Египте, аккуратно разложив их по полкам. Намджун молча наблюдал за ловкими движениями нового друга, что определённо точно знал, где какая книга должна стоять, раскладывая приключенческие повести и детективные рассказы по нужным полкам. Он заметил, что мальчик оставил одну массивную книгу лежать на полу, но ничего не сказал, боясь отвлечь Юнги от «очень важного занятия». Когда же Юнги закончил, то тут же поднял с пола, казалось бы, тяжёлый том с такой лёгкостью, что Намджун удивился, ведь он и не поверил бы, что этот худой мальчишка способен хотя бы пылинку сдвинуть. Настолько кукольным и хрупким казался Намджуну Юнги, что он чуть от страха не умер, когда увидел, как тот тянется тонкими ручками за массивным томом. Но когда тот оказался на столе, Намджун тихо выдохнул, наблюдая за восторженным выражением лица Юнги. Тот будто лунного кролика с рогами увидел, ни больше ни меньше, а тут всего-навсего огромная энциклопедия, открытая на странице, где изображён какой-то забавный человечек, держащий в руке маленький трезубец. «Это фараон Тутанхамон. Он жил очень-очень давно. В то время люди в Египте строили такие большие здания — пирамиды. То были гробницы, где они — египтяне — хоронили своих правителей. Существует легенда, что если потревожить покой Тутанхамона, открыв его гробницу, то тебя настигнет смертельное проклятие». Юнги рассказывал всё это с таким благоговением и интересом, что невольно Намджуну захотелось самому прочесть всю эту книгу об интересном Египте от корки до корки, может, и не раз. Захотелось послушать Юнги ещё немного дольше, а именно — его тихий и, кажется, немного шепелявый голос, что заставлял вслушаться в каждое слово. Когда тот рассказывал про несметные сокровища в главной комнате гробницы — усыпальнице, Намджун представил себя отважным путешественником, который решится исследовать странную гробницу, невзирая на проклятие. Когда же Юнги начинал рассказывать о страшных мумиях, Намджун прислушивался, запоминая зачем-то последовательность процедуры бальзамирования. Так прошёл не один день и далеко не одно лето. Они читали самые разные книги о самых разных вещах. Больше всего Намджун полюбил любознательного Жюля Верна с его странствиями по затерянным городам и даже целым государствам. А вот Юнги не выделял никакой книги. Он просто молча сидел в удобном кресле возле небольшого столика, тихо переворачивая страницу за страницей, а его взгляд становился таким искрящимся, заинтересованным, что Джун боялся потревожить его. Один раз он осмелился спросить того о любимой книге, на что Юнги с умным видом ответил: «Просто читай, и пусть слова ласкают твой слух, словно музыка», — отчеканил Мин, заговорщически смотря на своего друга. «Роальд Даль?», — робко спросил Джун, на что получил утвердительный кивок. Однажды Юнги нашёл сборник цитат этого человека, но Намджун с трудом запомнил такое режущее слух имя. Тогда они оба учились в средней школе, по воле судьбы помещённые в одно старое здание. Намджун мечтал стать учителем, а Юнги — о новой поездке к бабушке, потому что денег на книжки в магазине едва ли хватало. «Юнги-ши, смотри, я нашёл конкурс! — радостно оповестил Намджун, показывая Юнги какую-то афишу. — Главный приз — целых двадцать тысяч вон!» Весьма комичная картинка получалась: старшеклассник радостно верещит о конкурсе с призом в сущие копейки, а низкий паренёк задумчиво смотрит на своего потешного друга. От этого Юнги рассмеялся, вгоняя в краску обычно спокойного Намджуна. Тот не ожидал такой реакции и торопился поскорее показать другу свою находку, совсем не принимая во внимание копеечный приз. Намджун был уверен, что Юнги выиграет и сможет купить себе вожделенный томик «Искусство Войны» Сунь-цзы, но реакция друга на такое весьма эмоциональное оповещение несколько смутила его. Юнги редко улыбался, обходясь кривоватой ухмылкой или тихим «угу», а сейчас вон — стоит и лыбится во все тридцать два аккуратненьких белых зуба, обнажая при этом дёсны. «Мило» пронеслось мимолётной мыслью в сознании Джуна, что тут же стушевался, пряча афишу с яркой надписью куда угодно, подальше от улыбающегося Юнги. Намджун только и смог, что поднять растерянный взгляд на радостного друга, буркнув что-то неразборчивое и недовольное. «Хён, я обязательно поучаствую», — смог произнести сквозь смех Юнги, протягивая аккуратные пальцы к сжатой в смуглых руках бумажке. Он сам ещё не до конца понял, чем Намджун его так рассмешил, но сдержать спонтанного порыва он не смог. Он всё ещё хихикал как-то слишком задорно даже для самого себя, пытаясь вникнуть в основные условия конкурса. Джун всё же смог успокоить себя мыслью, что он просто сделал что-то забавное и не более, что только лишь поэтому его друг так искренне рассмеялся. Ему вовсе необязательно знать, насколько сильно привязан к нему Мин. Настолько сильно, что готов так же улыбаться любой мелочи, которую бы не сотворил Намджун. А его улыбка с ямочками — боже, Юнги не мог припомнить ни одного афоризма, который бы достаточно точно описал всю красоту этого момента, когда Намджун улыбается. Юнги никогда не считал странным свою привязанность к Намджуну, чего, естественно, не скажешь о нём самом. Джун восхищался своим другом и одновременно боялся его. У Юнги лишь одна потребность — читать, и у Намджуна тоже — перечитывать по нескольку раз все конкурсные работы, которые вышли из-под руки этого неизвестного гения. Кажется, он запомнил каждую строчку, что выдумал Юнги, перенеся свои мысли на бумагу. Джун мечтал стать учителем, а Юнги — о новой поездке к бабушке, потому что денег на книжки в магазине едва ли хватало. Джун не успевал в учёбе, ночами напролёт зазубривая уже ненавистные предметы, а бабушка Юнги умерла, оставив после себя дом с огромной гостиной, полной разных книжек, и веранду, на которой теперь стоит одинокое скрипучее кресло да журнальный столик. Юнги отчётливо запомнил тот период своей жизни, когда в последнем классе старшей школы он остался один, а Джун еле поступил в какой-то захолустный университет на профессию копирайтера. Тогда он чувствовал себя настолько одиноким и опустошённым, что Джуну пришлось приехать из другого конца города только потому, что его эмоциональный друг чуть не вскрыл себе вены, додумавшись произнести прощальную речь Киму по телефону. Джун тогда перепугался настолько, что готов был придушить это хрупкое создание собственными руками. С того случая прошло уже столько времени, что стоя здесь, в тихом помещении колумбария, Юнги невольно хихикнул, вспоминая покрасневшее от гнева лицо друга. Эта усмешка была какой-то истерической из-за всей горечи, которую вложил в неё Юнги. Ему было жаль не себя — ему было жаль бабушку и Намджуна. Бабушка так надеялась, что он поступит в престижный университет, но Юнги лишь снял на оставшиеся после неё деньги квартиру в спальном районе, позже при поддержке Намджуна её выкупив. Намджун приложил столько усилий для того, чтобы выбить Юнги в «общество», но тщетно — то живёт по правилам, устаревшим как минимум на несколько столетий. «Разделяй и властвуй» — его лозунг, а сотни расторгнутых контрактов с многообещающими авторами — его деятельность. Джуну было противно впутывать своего друга в это всё, Юнги понимал. Именно поэтому он принимал первое время любую работу, которую бы Джун ни предложил. Жаль только, что Юнги так и не смог помочь самому Намджуну с его старой мечтой, которая теперь наверняка пылится в каком-нибудь ящике на задворках памяти, помеченная бумажкой «невозможно». Джун запретил себе об этом думать очень давно, ещё тогда, после первого приза Юнги в школьном конкурсе статей. Юнги ненавидит себя за это. Ненавидит за то, что Намджун восхищается им. Презирает за то, что ничего не может сделать с этим. Как бы он хотел хотя бы раз вновь увидеть счастливую улыбку с ямочками на уставшем лице, как тогда показав картинку с Тутанхамоном. Жаль, что всё не так просто, как хотелось бы. Наверное, ему стоит перед ним извиниться, но Намджун наверняка уже уехал обратно в издательство, выбивать Юнги его собственную работу. Но ведь Юнги всегда было плевать, разве нет? Нет, ему никогда не было плевать на Намджуна. Ему стыдно за своё безразличие. Стыдно за бездействие. Стыдно за себя, ведь он не тот, кем должны восхищаться. Не тот, кем должен восхищаться Намджун. — Мне жаль, бабушка, — он не знал, обращался ли к бабушке или к себе. Он не хотел знать. — Мне жаль, что Намджун не стал учителем, ведь он так хотел. А я… Ему трудно сказать это. Трудно признать ошибку, собственную неправоту. Почему? Потому что он слишком трусливый, чтобы хоть раз позволить себе взглянуть на реальность без призмы ребячества. Для него не существовало проблем, потому что Намджун не позволял Юнги их видеть. Он не видел реальности, потому что воспринимал только собственные выдумки и фантазии. — Я не смог стать тем, кем он восхищается. Верно, не смог. Почему? Потому что Юнги слишком высокомерен, чтобы стать идеалом? Нет, потому что Юнги слишком труслив, чтобы позволить кому-то восхищаться собой. Именно к этому выводу он пришёл, когда покидал здание колумбария, провожая взглядом пустынную улицу, что давила своей непоколебимой тишью.

***

Вторник 12:36 PM Юнги терпеть не может своей привычки курить. Он не помнит, когда впервые попробовал это, не помнит свои чувства в первый раз, зато отчётливо припоминает болезненную ломку, когда он пытался хоть ещё раз безразлично взглянуть на стенд с различными марками табака, дешёвыми и очень дешёвыми. Его раздражает эта дурацкая зависимость, потому что только тогда, когда в лёгкие попадёт эта мерзостная дымка, у Юнги появляется желание. Всякий раз, когда он пишет, пропадает, кажется, целая партия дешёвого табака. Он давно слышит от Намджуна нравоучения о том, что это вредно и стоило бы бросить, но всякий раз лишь усмехается, глядя на Кима многозначительно, мол, напомни-ка, которую по счёту бутылку ты в руках держишь? Сейчас Намджуна рядом нет, упрёки слышать не от кого, так что можно спокойно затянуться под чёрно-белой табличкой «место для курения» на станции. Вокруг стоит невыносимый шум, а Юнги стоит, облокотившись о бетонную подпорку. Взгляд направлен на вечно спешащую куда-то по своим делам толпу людей вокруг , но Юнги видит далеко не их: перед глазами улыбающийся Чимин, у которого даже глаз не видно — настолько радостная его улыбка. Розовые волосы Пака для достаточно консервативных взглядов Юнги не представляют ничего похожего на давно заевшее «выделиться из толпы». Чимину это идёт. Чимину идёт абсолютно всё — серая униформа официанта, розовые волосы, пара родинок на лице вкупе с естественными изъянами на смуглой коже. Её Юнги сравнил бы с тем латте, которое делает Чимин. Юнги не понимает, почему именно Чимин. Почему теперь, когда Юнги нашёл это чёртово кафе, он не может написать ни строчки? Потому что Чимин заменил ему сигареты? Потому что блядский Чимин прямо сейчас, запыхавшийся, с неряшливо растрёпанными блядскими розовыми волосами, стоит в паре метров от Юнги, не замечая его? Может быть. Может быть, Юнги сошёл с ума. Может быть, он перепробовал слишком много дешёвого табака. Может быть, просто Чимин для него от чего-то слишком. Юнги не мог понять, именно поэтому просто стоял, облокотившись на бетонную подпорку, а перед глазами видел маленькую фигуру с выкрашенными в розовый волосами. Чимин в яркой жёлтой куртке и его рабочий день ещё явно не подошёл к своему завершению, но Юнги не уверен. Не уверен, стоит ли привлекать к себе внимание. Не уверен, нужно ли вообще смотреть в сторону Чимина. Юнги не уверен ни в чём, но состав отправится уже через пять минут, как оповещает рупорный громкоговоритель на станции, заставляя принимать решение быстрее, отбросив тлеющую папиросу в ближайшую урну и сомнения в самый дальний угол сознания. Поэтому он переводит взгляд с Чимина, что уже направился в сторону какого-то вагона на маленькое окошко кассы, удобно располагающейся в пяти метрах от Юнги. Полноватая женщина в смешной шляпке-пилотке недовольно покосилась на него, но билет продала, не сказав спешащему пассажиру ни слова, а Юнги тут же направился к пока что не закрывшейся двери вагона. Кассирша обречённо выдохнула, наблюдая за странным пареньком, который буквально «не отходя от кассы» выронил свой билет подле приёмного окошка. Минута до отправки. Где Чимин? Блять, Юнги не увидел, в какой именно вагон он зашёл. И, блять, он только что держал билет в руках. Проезд зайцем? Найти билет? О`кей, найдём билет. Дальше пяти метров, которые разделяют поезд и кассу, он деться никуда не мог. Зато драгоценные секунды тают на глазах. Юнги никогда не был настолько взволнован, сколь сейчас, отчаянно пробиваясь к обратно к вагону, двери которого уже практически закрылись. В руке он крепко сжимал потерянную три минуты назад бумажку, всё же прошмыгнув в приоткрытую дверь состава. Чёртов билет оказался не абы где, а аккурат под одной из скамеек в двух метрах от «места для курения». Юнги сам ещё не до конца понял, как нашёл его. Наверное, его давние молитвы о нормальной жизни были, наконец, услышаны. На заинтересованно-возмущённые взгляды сейчас было абсолютно плевать, потому что Юнги не знает, где Чимин. В какой вагон он сел? Хорошо. Прекрасно. Просто отлично, так держать Мин-блядский-растяпа-Юнги. Как жаль, что в общественном транспорте нельзя курить, потому что Юнги это сейчас пиздец необходимо. Ему надо сосредоточиться на своих мыслях, как говорит телеведущая в утренней программе йоги на спортивном канале. Но яркая наклейка «курить запрещено» растаптывает все миновы желания в грязь. Хорошо. В любом случае он увидит Чимина в окно, а на станции состав задерживается минимум пять минут, как Юнги уже успел догадаться. Осталось подождать и дело в шляпе. Пока что придётся с абсолютно непроницаемым видом отдать кондуктору достаточно потрёпанный билет и как можно усерднее стараться забыть о так удобно лежащей в портфеле пачке сигарет. Юнги никогда раньше не тяготила поездка и время, которое состав задерживается на станции, как сейчас. Он проехал минимум пять остановок, прежде чем розовая макушка показалась за окном на станции, название которой Мин успешно прослушал. Он тут же вскочил с не очень удобного сидения, направляясь к открытым раздвижным дверям, радуясь, что двадцать с лишним минут, больше напоминающие вечность, наконец закончились. Яркую куртку было очень легко отличить среди целого моря однотонных пальто и косух, поэтому Юнги немного расслабился, неспешно следуя за странным официантом. Тот прошёл пару кварталов, периодически заглядываясь на какие-нибудь вывески так, что Юнги приходилось прятать лицо в шарф, лишь бы Пак не заметил его раньше, чем то требуется. Он похож на влюблённую школьницу из японских мультиков, которые идут по вечерам, безответно влюблённую в драгоценного семпая. «Боже, это странно, Мин Юнги, очень странно», — вроде как пытался вразумить он сам себя, но мало что, естественно, получалось. Вокруг становилось всё больше всяких бизнес-центров, банков и прочих начал бюрократии. Юнги это не слишком нравилось, но как только Пак зашёл в какую-то танцевальную студию с яркой неоновой вывеской, он тут же спокойно выдохнул. Внезапно из рюкзака послышалась мелодия «Ла Кампанеллы», которую Мин, кажется, уже последние несколько лет своей жизни не слышал, потому что мелодия эта стояла на контакте «Намджун». Как бы то ни было, он очень редко звонил Юнги, предпочитая личные встречи у него в квартире, посреди мирной обстановки, с кружкой чая в руках. От этого-то Мин и забывал частенько о существовании телефона в своём портфеле. Но сейчас он рад, что всё же иногда, профилактики ради, заряжает свой телефон. — Юнги, почему ты не сказал мне ничего? — кажется, его голос был гораздо более заинтересованным, чем час назад в машине. Юнги это радует. — А ты меня и не спрашивал. — Юнги, прошу тебя, прекращай этот цирк, — его тон был каким-то разочарованным, уставшим. Мину захотелось взять свои слова обратно. И дурацкую усмешку тоже. — Джун-хён, что с тобой? — сейчас Юнги действительно беспокоится, поэтому останавливается у самого входа в дэнс-студию. — Ничего, просто… — кажется, голос Намджуна дрожал. Почему? — Просто я рад, что ты смог договориться с ним. — Я знаю. — Не разочаруй меня. Прошу это на правах твоего хёна. — Я бы на твоём месте потребовал большего на правах моего друга, — Юнги хотел хоть раз облегчить Намджуну жизнь и, кажется, сейчас у него это получилось. — Тогда, как твой друг, прошу тебя прибыть к месту встречи, как только будешь свободен. Код «Юнги, в твоей квартире срач, приберись», — послышался сиплый смех. Господи, как же долго Юнги не слышал его. Этот смех. — Где ты сейчас? — Не помню. Секундная тишина повисла на том конце провода. — Всё равно приезжай в свою коморку, как только сможешь. Сегодня особенный день — его нужно отметить, — где-то в сознании Юнги пронеслась мысль о покупке алкоголя, но Мин тут же отбросил её, решившись перевести друга на нормальный образ жизни. — Хорошо, Джун-а, конец связи. Юнги был рад тому, что Намджун рассмеялся. Впервые за долгое время по-настоящему рассмеялся. Но Чимин… У Юнги в голове будто что-то щёлкнуло, и он тут же быстрым шагом направился к дверям небольшого двухэтажного здания. Девушка на ресепшне удивлённо взглянула на запыхавшегося Юнги, который совсем не привык к подобным резким выпадам и долгим прогулкам. На с огромным трудом произнесённое «Чимин?» она лишь вопросительно вскинула бровь, вежливо предложив подняться на второй этаж к какому-то Хосоку. — Он главный тренер и ведёт занятия у большинства групп. Наверняка вы найдёте нужного вам человека, если спросите у него. Юнги лишь кивнул несколько растерянной девушке в знак благодарности, тут же направляясь к ближайшей лестнице. Кажется, его начало потряхивать, потому что уставшие мышцы не выдержат ещё одной нагрузки. Ну или его трясёт, потому что вот он, рай — розовая макушка, скрылась за дверью в конце коридора. Яркие пряди Юнги заметит где угодно, но его внимание привлёк парень с яркими рыжими волосами, вопросительно глядящий на него. Тот замер в недоумении, в забавном жесте склонив набок голову. Кажется, это и есть тот самый Хосок, но сейчас ему важен совсем не он. Поэтому Юнги и смог только выпалить первое, что пришло в голову, с усилием стараясь выровнять сбившееся дыхание: — Чимин?