человек под фонарём.

Пятница 10:38 AM Наверное, Юнги не заметил два дня назад, как Намджун ушёл. Так же, как не заметил и то, как он вошёл двадцать минут назад. Джун слышал, как из его комнаты доносится тихий звук множества частых нажатий на клавиши. У Юнги в голове сейчас бушующий океан, рокочущий и совершенно нестабильный. Цунами мыслей заполонило черепную коробку и затопило многотонной толщей воды весь остальной мир, воспоминания о нём, об обязанностях Юнги в нём и его месте. Ким знает, что это безумное щёлканье клавиш будет раздаваться глухим эхом по квартире ещё очень долго, сводя с ума всякого, кто в ней находится. Но Намджун, конечно, преувеличивает — по клавишам стучат достаточно тихо, чтобы их было слышно только непосредственно возле двери, ведущей в минову комнату. Намджун уже на протяжении десяти минут сидит возле незапертой двери, слушает, ждёт. Возможно, так он пытается угадать то, о чём пишет Юнги, а может, он ждёт, пока писатель выйдет и снова скажет о том, что Намджуну нужен отдых, что «ты отвратительно выглядишь, в курсе об этом?». Намджун более чем в курсе, но его усталость не мешает мозгу работать стабильно. Поэтому Ким прекрасно понимал то, что пора бы ему уходить отсюда, потому что Юнги не выползет из комнаты ещё минимум неделю; Ким понимал, что друг всё равно ничего ему не скажет, даже если и увидит его тут, распластавшимся бесполезной тушкой. Тем не менее, одиннадцатая минута неумолимо перерастала в двенадцатую, а двенадцатая могла вмиг оказаться часом, час — днём, день — месяцем. И Намджун бы так и сидел на холодном полу. Думать не хотелось совершенно ни о чём, не хотелось двигаться и видеть что-либо. Хотелось закрыть глаза и заснуть так, чтобы не приснилось ни одного сна. Намджун ненавидел свои сны. В них всегда был Юнги, смотрящий на Намджуна высокомерно, иногда с укоризной, иногда с презрением, иногда с жадностью… Намджун помнит каждый свой кошмар, каждую его деталь. Иногда ему кажется, что все эти кошмары плавно переходят в явь, и отличить сон от реальности уже не кажется таким уж простым делом. Сны у Намджуна яркие и очень правдоподобные. Поэтому иногда он боится засыпать. Он видит сны о том, как падает с крыши, как режет себе запястья вдоль, как глотает целую банку каких-то странных пилюль, как оставляет на теле ожоги. Всё это он делает под пристальным взглядом Юнги, который всегда рядом — наблюдает. Иногда Намджуну кажется, что это всё он говорит ему: тихо приказывает пойти на крышу, взять в руки лезвие, зажигалку, синюю таблетку. Но на самом деле во снах Намджуна Юнги обычно молчит и не произносит ни слова. Намджун никогда не видел его взгляда, но однажды, когда он в очередной раз дрожащими пальцами держал лезвие, он взглянул на стоящего позади Юнги. Тот смотрел на него с грустью и жалостью, с тенью какого-то безразличия и… пустоты? Намджун тряхнул головой и накрыл лицо ладонями, стараясь перестать думать об этом. Уж совсем эта тема явно не из тех, которые бы Намджун с удовольствием вспомнил и, как говорится, «громко посмеялся». Нет. Он не хочет вспоминать свои кошмары. Протерев глаза, опухшие и наверняка на вид безумные, Намджун поднимается с порога, опираясь сначала о дверь, затем о стену. Равновесие держать от чего-то тяжело, а в глазах мелкими чёрными пятнышками расплывается окружающий его коридор, через секунду вновь обретая чёткие формы. Намджун терпеть не может такое своё «предобморочное состояние», когда от усталости хочется просто ненадолго отключиться. Желательно, навсегда. Путь от комнаты Юнги до коридора составляет как минимум половину Намджуновой жизни, потому что его колыхает от одной стены к другой, и каждый раз он своим же лицом ощущает холодную поверхность кое-где порванных обоев. Когда до входной двери остаётся пара метров, Намджун замечает через ничем не прикрытый проём, ведущий в зал с телевизором, валяющуюся возле кресла склянку, которую ещё два дня назад здесь оставил. Так дело не пойдёт. Намджун, конечно, уже успел опуститься куда ниже плитки в подвале, однако нужно сделать хоть что-то в благодарность Юнги за дружеское гостеприимство, хоть и с небольшим опозданием. Еле перебирая ногами, практически волоча их безвольные тушки одной силой воли и духа, Намджун доходит до старого-доброго скрипящего от всякого неосторожного движения кресла и уже наклоняется за лежащей подле него склянкой, как резко замирает, а правая рука зависает в воздухе, так и не успев дотянуться до опустевшей бутылки. — Эй, Джун-а. Юнги стоит позади Намджуна. Ким чувствует его взгляд и слышит в голосе ухмылку. — Уже уходишь? Мысль о том, чтобы поднять так портящую вид стекляшку моментально испаряется, заменяясь откуда ни возьмись возникшим животным страхом, заставившим резким движением обернуться. Но в пустом проёме никого не было. — Может, останешься? Намджун слышит это со стороны кресла и успевает взглянуть туда. Юнги сидит в кресле, закинув правую ногу на колено левой, и смотрит на Намджуна совершенно нечитаемым взглядом. На его лице — еле заметная полуулыбка-полуухмылка, которая сейчас пугает ничуть не меньше самого «Юнги». — Я знаю, что ты хотел поговорить со мной. Ким поворачивает голову влево и видит ту же худощавую фигуру уже возле окна. Тот опёрся на подоконник, но всё так же не сводит с Намджуна взгляда. Наверное, он скоро начнёт кричать как последняя истеричка, недоумевая о чертовщине, которую видит, если прежде, конечно, не упадёт в обморок. — Я слушаю тебя, Намджун. — Что? — только и смог промямлить Намджун, пристально следя за каждым движением странного Юнги. — Я говорю, что ты можешь рассказать мне обо всём, что тебя беспокоит, Джунни, — добродушный смешок кажется совсем неуместным при тех обстоятельствах и той обстановке, в которой Намджун сейчас находится. Смешок донёсся уже со стороны кухни, где у Юнги обычно стоит переполненное мусорное ведро. Спустя секунду Джун слышит, как глухо звякнула выбрасываемая в него бутылка. Намджун не понимает, что происходит. Это определённо не Юнги. Юнги не передвигается подобно вампиру, и взгляд у его друга всегда легко читаем, можно без труда понять о чём тот задумался, что сейчас чувствует. Этот-же Юнги смотрит на Намджуна глазами мертвеца. Потому что только у мертвецов взгляд бессмысленный, лишённый бликов и интереса к окружающему миру. — Не бойся меня. Я хочу помочь тебе, хён. лжёшьлжёшьлжёшьлжёшьлжёшь Намджун не верит ему, как и не верит больше настоящему. Он вообще больше никому и ни во что не верит. Что сейчас творится вообще? И почему ты молчишь, Намджун? Чего ты встал как вкопанный?! Это не Юнги. Не Юнги. Это твой кошмар. Тебе кажется. Оно не настоящее. Рядом с тобой никого нет. Но ведь «ничто» не может быть таким реалистичным. — Очнись, Намджун.

***

Пятница 11:54 AM — Всё в порядке? — интересуется взволнованный Чонгук, уже было собравшийся пощёлкать пальцами перед застывшим в нечитаемой гримасе лицом странного посетителя. Намджун будто только проснулся после очень долгого и беспокойного сна. Будто перед тем как уснуть, Намджун принял минимум пять упаковок снотворного и ещё столько же успокоительного, после запив всё это своим любимым «Мартини». О голову точно разбили подряд несколько бутылок из-под шампанского, а потом со всей силы огрели битой. Будто намджуновой головой сначала поиграли в футбол и, как назло, попали в штангу, а затем забили ею трёхочковый с середины того же футбольного поля, после свистка сделав контрольный пенальти. Так же хреново он чувствовал себя примерно день назад. Может, и пару часов назад. Откуда Намджуну знать. — Всё в порядке, спасибо, — еле выдавил из себя Намджун, стараясь не смотреть в большие блестящие глаза парнишки-бариста, на бейдже которого ясно читалось «Чонгук». Чонгук, Чон-гук, Ч-о-н-г-у-к. Намджуну стоило огромных сил запомнить хотя бы одно имя. Иногда ему было за это стыдно, но сейчас он чувствует — будет ещё хуже, если парнишка снимет этот чёртов бейдж. Почему не все люди носят бейджи, на которых было бы написано их имя, день рождения и номер телефона? Это же так удобно — прочитал на бейдже имя и не надо потом переспрашивать. Как удобно было бы вообще никогда не иметь надобности общаться с другими людьми. Это был бы персональный рай для Намджуна. Однако именно о таком рае только и остаётся мечтать в компании до нервного тика на правом глазу разговорчивого мальчишки с миловидным лицом и приятным голосом. Кажется, у Намджуна дёрнулся и левый глаз тоже. Хотя он пришёл сюда ровно двадцать минут и пятнадцать секунд назад. Такая точность у Намджуна не от встроенных прямо в мозг часов, а от того, что он уже в тысячный раз пожалел о своём визите сюда. Он даже не помнит, зачем пришёл. Зато помнит, что десять минут и девятнадцать секунд назад этот миловидный мальчик-бариста должен был сделать ему его холодный эспрессо, тем не менее, сидя у барной стойки, Намджун видит перед собой лишь её лакированную поверхность и своё расплывчатое отражение в ней. — Когда будет готов мой заказ? — тихо спросил Джун, кажется, совсем расслабившегося бариста, который уже явно был настроен на небольшой перекур. Он начал понемногу раздражать Кима этой своей умиротворённой и абсолютно всем довольной физиономией. — Так он уже давно готов, — ухмыльнулся «Чонгук», вытаскивая из переднего кармана телефон вместе с наушниками. Однако Джуна это ничуть не раздражало. Его это даже вполне устраивало. Потому что он вспомнил причину своего визита сюда. — Слушай… Чонгук, — короткая задержка между «слушай» и «Чонгук» произошла из-за быстрого взгляда уставших кимовых глаз на бейджик, что неряшливо болтался на наглаженной рубашке парня. — А Чимин здесь работает? — «или уже успел уволиться из-за Юнги?» — Сегодня у него выходной. А вам какое дело, дяденька? — съехидничал Чонгук, подавая заказ. Отчего-то этот посетитель Чонгука раздражал даже больше, чем те подростки из старшей школы, которые вчера устроили акт становления анархии в пределах одного-единственного столика, «покрывшегося дерьмом всех сортов и видов» за считанные минуты. А ведь за ними Чонгук убирал минимум полтора часа. «Дяденька» здесь всего десять минут. Разница налицо, но, тем не менее… наверное, когда Чонгук немного успокоится, он попросит у него прощения и сделает вторую порцию его этого холодного эспрессо. Кто вообще кофе холодным пьёт?! — Мне — никакого, а вот моему другу — есть, — как можно ровнее сказал Джун, аккуратно приподнимая чашку с тёмной густой жидкостью. – Что ж, тогда ваш друг немножко ошибся датой. Что ж, хорошо. У него выходной. Эта новость не может не радовать, однако Намджун совсем не хочет уходить. Неужели этот Чимин сможет помочь ему хоть в чём-то разобраться? Вряд ли. То, что Ким поговорит с этим парнем, хоть что-то изменит? Маловероятно. Тогда почему Намджун всё ещё здесь? Почему ещё надеется на то, что сможет исправить то, что они, он и Юнги, сотворили друг с другом? Самое забавное в этой совершенно не смешной истории то, что сколько бы Намджун ни старался убедить себя в обратном, он всегда думал, что во всём виноват он сам. Только он один, Намджун, виноват в том, что Юнги больше ничего не может написать. Только он виноват в том, что Юнги не спит ночами, стараясь написать хоть что-то, на следующий день безжалостно вырывая листы из блокнота и стирая пару дней назад созданные документы на компьютере. Наверное, думает Намджун, Чонгук сейчас вообще ни о чём не думает. А может, тоже беспокоится за Чимина, возможно, потому что они друзья. Ведь так друзья обычно делают? Беспокоятся друг за друга? Откуда Намджуну знать. В школе у него не было ни одного друга, кроме Юнги. Ему, Намджуну, всегда казалось, что на него смотрят тысячи пар глаз, внимательных, пристально наблюдающих, знающих досконально каждое его движение, слово, мысль. Перед ними трудно не оказаться дураком. Перед ними трудно стать кем-то особенным. «Ведь из тебя вряд ли что-то получится, Джун-а», — говорил женский голос ровно, почти что безразлично, но со звенящей и заметной укоризной. Намджун ненавидел этот тон всей своей душой. — Мин Юнги, да? — внезапно доносится со стороны Чонгука, который, казалось, наслаждается музыкой, доносящейся из наушников. Намджун почти уронил чашку прямо на лакированную поверхность барной стойки. Он может поклясться, что уже услышал пронзительный звук разбивающейся керамики и увидел перед собой укоризненный взгляд мальчишки-бариста «как его там». Однако «как его там» только поднял заинтересованный взгляд на Намджуна, а чашка всё так же находилась в джуновых руках, правда, теперь немного подрагивала, впрочем, как и сам Намджун. — Он же ваш друг? — кажется, «Чонгук» вовсе не слушал музыку. Думал. О чём? Наверное, гадал, о том ли Намджун друге, который с завидной периодичностью посещает это кафе. Намджун неуверенно кивнул, отводя взгляд. «Друг» — звучит очень странно. Ну, с недавнего времени да, для Намджуна это слово стало звучать странно. То, что он сейчас разговаривает с Чонгуком и то, что Чонгук знает Юнги — всё странно. Намджуна вообще не должно быть здесь хотя бы потому, что сегодня у него полный рабочий день и после визита к Юнги у него остаётся ещё полтора часа до встречи с другим автором. — Откуда ты знаешь его? — глупый вопрос, да и ответ на него очевиден. Допустить то, что Чонгук один из немногих ярых фанатов Юнги — глупость. Может, они просто с ним знакомы? Это неподлежащий оправданию абсурд! Откуда тогда он знает Юнги? Извините, результатов не найдено, проверьте подключение к сети и попробуйте ещё раз. — Читал пару его книг, — сразу же слышит он в ответ. Отчего-то Намджун думал, что Чонгук не из тех молодых людей, у которых на уме есть место для чего-то ещё, кроме развлечений и красивых девочек. Видимо, пора ему пересмотреть свой список предрассудков. Нет, лучше вообще выкинуть. — Понравилось, — ответил Чонгук на немой вопрос Намджуна. Намджун соврёт, если скажет, что не восхищается Юнги. Намджун соврёт, если скажет, что мог бы попытаться стать таким же. Соврёт нагло и совсем неправдоподобно. Так же думал и Чонгук, когда говорил себе, что в следующий понедельник он вернётся в студию к Хосоку, снова начнёт заниматься, что всё станет так, как и было раньше. — Ваше имя ведь Намджун, верно?