человек под фонарём.

Пятница 12:10 PM Намджуну хотелось бы сейчас перестать существовать. Стать одной из тех звёзд в сотнях тысяч световых лет от Земли, которые могли уже давно потухнуть, а их свет до сих пор прорывается сквозь космическую пустоту, виднеясь в ночном небе одной точкой среди миллиарда ярких песчинок на ночном небе. Намджун бы хотел вот так же – стать незаметным фантомом, призрачным и нереальным среди других точно таких же. Хотел бы просто затеряться в толпе, слиться со всеобщим хаосом, стать одной мизерной частичкой чего-то огромного. Так у него больше не будет никаких личных проблем, не будет ничего, кроме имени. Личность сотрётся с лица земли так же, как и намджуновы предпочтения, желания, принципы. И нет, он не хочет умирать – исчезнуть и умереть две слишком разные вещи. Умереть хочется, когда выбор ещё есть и лишь склоняется к самому простому решению, а исчезнуть – тогда, когда выбора вообще нет. Ведь именно сейчас какого-то чёрта Чонгук решил напомнить Намджуну о существовании Хосока в прошлой намджуновой жизни. Ким отлично помнит, что тот был на класс младше него и то, что с Юнги они общались довольно хорошо. Помнит Намджун и то, как сильно удивлялся, когда видел Юнги ещё с кем-то, помимо своей персоны. И как сильно это ненавидел тоже прекрасно помнит. – Так вот… – Чонгук, кажется, что-то говорил, но Намджун пропустил этот момент в своей жизни, как и сотни других, не менее важных. – Хосок-хён мне много о Юнги и Чимине рассказывал, но припомнил я это только когда вас лично увидел. Странно, да? – неловкий смешок – стандартная реакция на непроницаемое выражение лица Намджуна, который теперь сверлит изучающим взглядом блестящую и немного обшарпанную столешницу. – А я как раз недавно говорил с ним о Мин Юнги. Чимин, вроде как, немного в него втюрился, что ли… Новость для Намджуна совершенно не новая, но достаточно интригующая, чтобы совсем забыть о холодном напитке в белой чашке, стоящей перед Кимом практически не тронутой. Кофе Намджуну показался настолько холодным, что за белую ручку уже невозможно было держаться. Это что, галлюцинации? – Он очень часто приходит в этом кафе и Чимин всегда лично приносит ему кофе вместе с круассанами, хотя он бариста и дальше барной стойки ходить вообще не должен, – хитрый смешок Чонгуку было трудно сдерживать даже при беседе с не слишком знакомым ему человеком. Однако почему-то Чонгук подумал, что Намджун вполне в состоянии понять причину такого поведения. У всех, вроде как, есть чувство юмора, верно? – Он не очень любит говорить о Юнги, хотя я и не вижу на то другой причин, кроме, конечно-же, той, которую я уже озвучил. Намджуну показалось забавным такое поведение этого официанта: тот смотрел на Намджуна заговорщицки проницательно, словно был уверен на все сто процентов в собственном бреде, хотя, может, так и было. Но что самое странное, так это то, что Намджун, словно под гипнозом, внимал каждому слову и принимал каждое за чистую монету, как наивный ребёнок. Если бы Намджун всё-таки закончил медицинский, а не пошёл на курсы повышения квалификации для редакторов мелких газет и журналов, то смог бы, наверное, понять, что за дерьмовое расстройство у него вообще. Ну не может человек менять собственное мнение вне зависимости от собственных желаний, а уж настроение сменяться настолько скоротечно определённо не должно. – Я бы тоже не говорил о нём слишком много, – Чонгук смотрит теперь на него слишком заинтересованно, ясно давая понять, что рассчитывает услышать продолжение, так что намджуну ничего не остаётся, кроме как позволить себе немного открыться перед этим парнем. Вроде как, по такому принципу и принято знакомиться. – Ну, просто он вообще не похож на персонажей своих книжек, как обычно бывает у других писателей. Они все разные, начиная с обычного работника кафе, заканчивая расчётливым сыщиком из какого-нибудь криминального отдела полиции, но ни один из них даже близко не похож на Юнги. Будто не он их придумывал, а кто-то другой. Я знаю его слишком хорошо, чтобы не заметить этого. Да и… – Намджун задумался на секунду, а стоит ли внимание этого паренька его, Намджуна, личной жизни, а потом решил, что хотя бы сегодня он может позволить себе одну попытку разобраться во всём посредством разговора. Забавно, что даже в собственных фантазиях осуществить это практически нереально, – С недавнего времени мне стало очень трудно думать о нём, как о друге. – Как будто эта дружба больше напоминает разговор с незнакомым человеком, да? – было видно, что Чонгук слушал даже слишком внимательно для совершенно не знающего Намджуна человека, и последнего это начинало заметно напрягать. Какого чёрта этот парень вообще говорит с Намджуном и тратит своё драгоценное время на разговор, а не на прослушивание любимой музыки? – Ну, возникает неловкость, да и вообще в целом говорить друг с другом становится трудно, – уточнил Чонгук, отвечая на непонимающий взгляд Намджуна. Последний теперь не слишком раздражал Чона, а скорее заинтересовывал тем, что имеет какое-то отношение к Мин Юнги. Чонгук не из тех людей, которые лезут в чужую личную жизнь, но о личной жизни Намджуна он хотел бы послушать. Последняя кимова фраза подпитывала этот интерес ещё больше. – М-может быть, – Намджун начал немного запинаться, стараясь не смотреть на парня перед ним, который разглядывал его внимательно и с глубоким пониманием, словно знал всю кимову подноготную, словно смотрел ему прямо в душу, читая ту как открытую книгу. Он уже успел возненавидеть себя за идею прийти в это кафе и поговорить с Чонгуком. Кто же знал, что тот допрос устроить решит. – А тебе-то как в голову такая мысль пришла? – на этом парне безотказно срабатывает любая, даже самая жалкая попытка отвлечь внимание. Как этот малыш вообще умудряется выживать в этом суровом мире взрослых, размышляет Намджун, пока не замечает, что выражение лица «малыша» поменялось до неузнаваемости. Вместо хитро блестящих глаз и еле-заметной улыбки Намджун теперь видит опущенный взгляд и сжавшиеся в тонкую линию губы. Нижнюю Чонгук начал покусывать, видимо, по привычке. – Да… Это скучная история, вам вряд ли понравится, – Намджун выдыхает про себя тихое «ну приехали», отодвигая всё своё сожаление и негодование куда подальше с первого плана, за кулисы своего внимания. Даже у такого уставшего и, говоря без прикрас, заебавшегося Намджуна возникает чувство необходимости выслушать этого паренька. Давить, конечно, он не будет, если тот не захочет говорить об этом, однако сейчас буквально ощущает мысли парня перед ним каждой клеточкой тела. Играть в благородного принца сейчас совсем необязательно, но Намджун просто не может «не». – Мне было бы интересно её послушать, – невидимая черта, к которой Намджун всегда боялся приблизиться и уж тем более пересечь, осталась позади и теперь придётся приспосабливаться к новой обстановке, новым правилам и принципам. Намджун ненавидит подобные перемены. Хочется снова вернуться к прежнему миру, в котором не существует ни Чонгука, ни его проблем, даже имени. Однако теперь об этом остаётся только мечтать. – Если бы ты её, конечно, мне рассказал. Намджуну показалось, что он начал слышать тихую мелодию фортепиано, доносящуюся из чонгуковых наушников. Звуки клавиш дополняли превосходный женский вокал, создавая в дуэте нечто прекрасное, однако Чонгук вряд ли успел включить хоть один трек из списка в своём телефоне. Просто в эту секунду Намджун перестал слышать остальные звуки, кроме этой мелодии. За время молчания со стороны Чонгука из маленького мира Кима пропал звук работающего машинного двигателя, бормотание посетителей позади него, исчезла успокаивающая музыка, доносящаяся из динамиков на потолке кафе. Теперь Намджун слышал только голос Чонгука, слишком громкий для его опустевшего сознания. – Хосок – мой брат. Чёрт, как бы правильно начать-то… Он всегда любил танцы. Посещал в школе разные кружки, часто выступал. После университета он открыл свою небольшую студию, где учил меня танцевать. Мне нравилось этим заниматься почти так же, как и ему, – Похоже, что для Чонгука это было такой же больной темой, как и прошлое для Намджуна, но последний не решался прервать чонов рассказ даже после кроткой заминки, которая, казалось, ему необходима, чтобы собраться с мыслями, – Но ему это нравилось слишком… Как сказать, – Нужное слово всё не шло на ум, но Намджун не спешил помочь. – Он просто жить не мог без танцев. Хосок всегда носил с собой наушники и в свободное время слушал понравившиеся песни. Его это, вроде как, успокаивало или что-то типа того, но мне казалось, что вот так: закрыв глаза и не слыша ничего, кроме музыки, он придумывал всё новые движения, добавляя их в хореографию. Я восхищался им до самого конца, – Чонгук, видимо, из тех людей, чья реакция на не самые приятные воспоминания – смех. «Защитный механизм», как читал однажды Намджун в одной из книг по психологии в библиотеке Юнги. Только смех этот какой-то грустный, да и на защитный механизм не слишком похоже. По Чонгуку было трудно сказать, насколько тяжело ему всё это говорить, но то, что он хочет всё это сказать – совершенно очевидно. – После своего первого выступления он сильно повредил ногу. Он сказал мне, что просто упал, но мне как-то слабо в это верится… Ведь Хосок больше не может танцевать из-за этой «травмы». Чонгук снова замолчал, но теперь всё-таки поднял на Намджуна грустный взгляд и улыбнулся, спустя секунду снова отдавая своё внимание наушникам, один из которых перебирал пальцами, то сворачивая белый проводок узелком, то снова выпрямляя. Желание покинуть это кафе никуда из кимовой головы не делось, однако появилось и ещё одно – дослушать историю Чонгука до конца, раз уж тот решил её рассказать. Поэтому, собрав немногочисленные осколки разбитого вдребезги терпения в кулак, Намджун, не произнося ни слова, начал наблюдать за манипуляциями Чонгука над несчастным устройством. – Спустя месяц он снова пришёл в свою студию, но меня там не было, потому что был уже практически конец года и приходилось готовиться к выпускным контрольным. В то время у Хосок-хёна уже была квартира и он жил отдельно от меня и родителей, поэтому мы с ним виделись только на занятиях по танцам. Помню, когда я пришёл на летних каникулах он был будто сам не свой. Ругал учеников даже за самые незначительные ошибки и злился из-за каждой мелочи. Ходил весь дёрганный, как на иголках… Однажды, когда все разошлись, а я остался с Хоби, как всегда прибраться и проводить его до дома, он начал говорить, что я вообще не стараюсь танцевать лучше, делаю кучу ошибок и вообще я лентяй, идиот и прочее. Я не хотел спорить с ним, ведь и так хорошо знал, почему он так ведёт себя. Ведь что ему ещё остаётся делать, после того, как у него отняли практически всю его жизнь. Пока Намджун слушал рассказ Чонгука, в его голове возник вопрос, а не пересказывает ли он историю самого Кима. Конечно, всё это ни капли не похоже на их с Юнги отношения да и вообще, даже если и предположить, что их истории схожи, то вторая всё равно будет уж слишком интерпретирована и непохожа на первую. Но что-то в рассказе Чонгука заставляет Намджуна вновь прокрутить болезненные воспоминания в голове, накладывая на них, словно прозрачную киноплёнку, историю Хосока, сравнивая, выявляя сходства. Как ни странно, их находится не так уж и много. Но что тогда это за чувство, которое заставляет Намджуна вновь вспарывать старые раны, обнажая болезненные воспоминания перед воспалённым стрессом сознанием. – Но потом, так сказать слово за слово, щепотка соли на кровоточащую рану за щепоткой, и он не выдержал. Я отчётливо помню, как сказал ему, чтобы он перестал винить всех подряд в собственной неудаче, перед тем, как он ударил меня. Попал кулаком прямо в челюсть, так, что я упал на пол и прокусил себе до крови язык. Тогда-то я и смог почувствовать всё то, что он сдерживал в себе всё это время. Чёрт, он был в таком отчаянии, что даже не сразу понял, что сделал, – снова короткая пауза, после которой Намджун уже едва мог понять, что Чонгук говорит, кажется, одними губами, – Его взгляд я никогда не забуду. Наушники теперь лежали на барной стойке, а Чонгук, чей обеденный перерыв, наверное, уже закончился, отвлёкся от разговора на посетителя, который сделал заказ на два макиато. На его лице снова виднелась лучезарная улыбка, которая казалась Намджуну теперь настолько ненастоящей, что захотелось сходить к психиатру. Ведь Чонгук наверняка совсем не рад видеть всех этих людей, совсем не хочет никому из них улыбаться, ни с кем из них разговаривать. Неужели он притворяется? Но зачем? Это ведь бессмысленно, глупо и безумно даже для Намджуна, который буквально час назад мог поклясться, что видел чёртова призрака, и поставить собственную подпись на любой справке, свидетельствующей о его нестабильном психическом состоянии. Но почему, почему тогда Чонгук притворяется? – Извини, у нас тут по пятницам особых перерывов не бывает. Ну, или как сказать, на пару клиентов становится больше вот и всего-то. Всем нужно горячего кофейку, освежить голову после первой половины последнего дня каторги, – снова фальшивая улыбка, в которую Намджун не верит, пытаясь в данный момент припомнить, расплатился ли он за напиток или нет. Спрашивать особо не хочется, однако он не может уйти, не расплатившись. – Мы, вроде говорили о Хосоке, да? – «Чонгук, ты что, мазохист?», – вопит в мыслях Намджун, окончательно забрасывая затею понять ход мыслей Чонгука после, образно говоря, одного лишь брошенного на него взгляда. – Он точно что-то и о Чимине с Юнги рассказывал, но вот этого я тебе точно сейчас не скажу. Намджун бы сейчас мог позволить себе удручённо выдохнуть, поражаясь тому, насколько же Чонгук забывчивый в свои наверняка слишком молодые для появления склероза годы, однако это предложение, сказанное официантом без явного логического ударения – скорее спонтанно и так, между делом – заставило Кима несколько насторожиться, на секунду замерев с полуоткрытым бумажником в руках. «Хосок-хён мне много о Юнги и Чимине рассказывал, но припомнил я это только когда вас лично увидел». Юнги и Чимин тогда? Да вы шутите, что ли? Намджун не настолько сумасшедший, чтобы не помнить такой очевидной детали совместного с Юнги прошлого. Но похоже, что нет – достаточно сумасшедший. Ну, или в крайнем случае Чонгук просто что-то путает. – Попробуй вспомнить, – слишком настойчиво, чтобы Чонгук посмел отказать ему, сказал Намджун, однако последний немного подзабыл, что говорил с Чоном на его рабочем месте. Если продолжить логическую цепочку причинно-следственных факторов, то получится, что Чонгук не может говорить с Намджуном сколько ему заблагорассудится хотя бы потому, что никому не хотелось бы потерять работу ради глупого разговора, тем более с незнакомцем. – Извините, хённим, мне нужно работать сейчас, – быстро начал извиняться Чонгук, стараясь как можно меньше задерживаться возле Намджуна, чтобы новый, только подошедший посетитель не разозлился на «дерьмовое обслуживание» и Чон не получил пинка под зад от шефа. – Может, поговорим на следующей неделе в понедельник? Чимин всё равно каждый день после обеда уходит. Намджун хотел бы иметь хоть немного времени удивиться проницательности Чонгука, однако прекрасно понимал, что сегодня ему такой прихоти никто не позволит, поэтому протянул купюру несколько растерянному Чону. Тот снова лучезарно улыбнулся, произнося «так вы ведь уже заплатили, хён» так, что Намджун почти поверил. Намджун ведь не заплатил ему ни копейки.

***

Суббота 11:13 AM Юнги сейчас с удовольствием посидел дома, созерцая белый, местами немного обшарпанный потолок лёжа на расправленной кровати, однако теперь у него появился человек, приводящий его тело в безостановочное движение, а мысли – в хаос, взрывами атомных бомб распространяющийся по черепной коробке. В такой дождливый и от этого ещё более холодный день Мин по своему обычаю снова принял бы удобную позу трупа с простреленной головой, впадая в фазу «короткой смерти» под убаюкивающе монотонный тембр телеведущей с какого-то новостного канала. Однако гравитация будто по щелчку изменилась, притягивая Юнги к тому кабаре, в котором вчера они с Чимином, наконец, смогли поговорить без надоевшей им обоим игры в прятки. Мин, в принципе, особо и не сопротивлялся, покорно, немного пошатываясь из стороны в сторону и ёжась от пробирающего холодом до самых костей ветра, проходя мимо до нервного тика на правом глазу знакомого здания химчистки. Светящаяся холодным белым, немного тусклым из-за проливного дождя, надпись «Dry-cleaner’s», «l» на которой, видимо, перегорела, и ни у кого не возникло желания ее починить, виднелась в метре над головой Юнги, что разглядывал её пустыми глазами. В голове, словно на старом заевшем видеоплеере, прокручивался один и тот же момент из его жизни, в котором Намджун улыбался широко, так, что на щеках появлялись забавные ямочки. Фантомный хриплый смех звучал в унисон с ритмичной мелодией джаза и практически заглушался, когда голос в записи брал высокую ноту. Как же Намджун любил джаз, особенно потягивать под его ритм любимый «Джек Дэниэлс». В такие моменты на его лице расплывалась настоящая, самая что ни на есть искренняя улыбка, которую Юнги не видел уже слишком давно. Юнги вспоминает о том, как приходил в «Стигму» один раз с Намджуном, когда тот решил показать ему дорогу наглядно, а не на словах. Когда к часу ночи их выгнали из кабаре, они до утра ходили по городу и пели, надрывая голоса, на всю улицу «Ну что за удивительный мир?»¹, шатаясь из стороны в сторону, поддерживая друг друга за плечи, чтобы окончательно не потерять равновесие. – «Красные розы цветут только для нас с тобой»², да? – тихо выдохнул Юнги, оглядывая внутреннее пространство кабаре, сейчас такое неправильно пустое и безмолвное. Стулья с высокими спинками были поставлены вверх ногами на столы, и казалось, будто это люди стоят около них, ожидая выхода музыканта на сцену. Но и та сейчас пуста. Юнги пытается вырваться из этих воспоминаний, старается думать о Чимине, ради которого и пришёл сюда в свой заслуженный выходной, однако те держат крепко, впиваются ногтями в кожу, что кажется, будто сейчас сдерут её вместе с мясом с костей, обнажая минову душу. Заставляют посмотреть в глаза плачущему в темноте Намджуну, который всхлипывает тихо и надрывисто, пытаясь сдержаться, не издавать ни звука. Юнги боится подходить к нему, ведь вот так, повёрнутым к Мину спиной, судорожно вздрагивающей от каждого глотка воздуха в сдавленные лёгкие, Намджун является ему в кошмарах, напоминая своим молчанием и тихими несдержанными вздохами о том, что Юнги натворил. Они заставляют Юнги вспомнить их первую ссору, после которой Намджун, как и всегда в последующие разы, бесшумно зашёл к Мину в комнату и произнёс тихое «прости» буквально на выдохе, чтобы было проще сдержать неприятный ком в горле, настырно просящий вырваться наружу непрошенными слезами. И сейчас Юнги в очередной раз ненавидит себя за то, что не мог позволить себе в такие моменты подойти и обнять единственного во всей Вселенной человека, понимающего совершенно иррациональные мысли Мина на уровне сложения два и два. Он мог только сидеть на краю кровати и смотреть на то, как у Намджуна дрожат губы, слушать, как тот тяжело дышит и как старается отвести взгляд куда угодно, лишь бы не встретиться с всепонимающими глазами напротив, которые на самом деле не понимали ничего о маленьком мире человека напротив. – Эй, мистер, вам что-то нужно? Мы работаем только по пятницам, – послышался чей-то голос со стороны барной стойки, находящейся слева от входа. Мысли в этот же миг затихли, а Юнги перевёл несколько растерянный взгляд в то место, откуда послышался голос. Мужчина в мятой и явно давно не стираной рубашке с закатанными рукавами, волосы которого были собраны в небрежный пучок, заметил Юнги, видимо, только что, раз держал в руках гранёный фужер и белую махровую тряпочку, а в одном ухе виднелся белый наушник. Видимо, выполнял свою стандартную нелюбимую работёнку, наслаждаясь любимой музыкой и вслушиваясь в её ритм так, что даже звуков шагов зашедшего Юнги не слышал. – Мне нужен ваш начальник, – произнёс Мин, подходя к барной стойке. – Ох, я не уверен, что он сегодня здесь… – начал было официант уклончивой интонацией так, что Юнги сразу сообразил, что от него пытаются отвязаться. – Мне он нужен прямо сейчас. Было понятно, что бармен явно больше не настроен выгонять Юнги, да и изначально особо не собирался, поэтому, выйдя из-за барной стойки, тот тихо выдохнул, взглянув на Мина как-то слишком сожалеюще. – Странно, что чтобы выступить, вы не смогли найти места по-лучше… Но раз уж вы пришли, то вопросы задавать я права не имею. Просто хочу предупредить сразу – он чокнутый на голову и с ним очень трудно договориться. Деньги можете не предлагать – всё равно ни копейки не возьмёт, – во взгляде Юнги читалось абсолютное безразличие к словам официанта, поэтому тот решил закончить со своей вступительной речью чуть быстрее. – В общем, добиться его разрешения выйти на сцену будет не самым лёгким делом, это я вам могу гарантировать. В ответ на миново молчание тот только выдохнул тихое «ну как знаете» и повёл Юнги за кулисы небольшой сцены. Песня, доносившаяся из винилового проигрывателя, заставила Юнги на короткое мгновение задуматься, а не сошёл ли он с ума? «I see skies of blue and clouds of white» звучало так знакомо и завораживающе, что на секунду Юнги забыл, зачем вообще приходил сюда. Похоже, что ему противопоказано слышать эту мелодию до конца своих дней, иначе воспоминания попросту разорвут его на части изнутри, вывернут душу наизнанку, разобьют вдребезги его хрупкую психику окончательно своим оглушительным криком. Он отказывается её слышать до тех пор, пока не разберётся со всем дерьмом, в которое погрузился с головой, затянув с собой и Намджуна. – Ну привет, Мин Юнги, – послышался голос примерно из того же места, откуда тягучей дорожкой звуковых волн по воздуху тянулась песня. – Я думал, что ты уже никогда ко мне не придёшь. Мелодия всё продолжала литься из под прозрачной крышки, под которой вращалась чёрная пластинка, больше напоминающая те диски из старых американских фильмов, которые Юнги любил смотреть ещё в школе, однако Мин больше не обращал на него внимание, потому что «какого чёрта, блять?». – Не беспокойся, то, откуда я тебя знаю и почему думал, что ты не придёшь, не должно тебя беспокоить, правда, – если бы не песня, выступающая теперь в роли фона, Юнги бы точно подумал, что окончательно сошёл с ума и начал бы судорожно рвать на голове волосы. Но, благодаря ей и огромной силе воли, жалкие остатки которой Юнги чудом сумел собрать в подобие каменного спокойствия на лице, он всё ещё держится. Ведь он пришёл сюда из-за Чимина и уходить без желаемого не собирается. – У меня к вам просьба, – Юнги не мог говорить громче, потому что парень перед ним, что сидел в большом стёганом кресле, закинув ногу на ногу и подперев голову на тыльной стороной правой ладони, начал странно улыбаться, как только Мин начал что-то говорить. И если честно, Юнги теперь особо и не хотел, чтобы его слышали. – Ну наконец-то! – воскликнул парень, поднимаясь с места и быстро сокращая расстояние между собой и Юнги большими шагами, так и не дав последнему договорить. – Но для начала нужно познакомиться, а то нехорошо, что я тебя знаю, а ты меня – нет. На протянутую руку Юнги среагировал заторможено, словно встал посреди ночи и увидел за окном охваченный огнём город и вопящих людей, пробегающих через улицу. Не успев по привычке, выработанной временами фан-встреч, тихо пробубнить «Мин Юнги, очень приятно познакомиться», Юнги слышит громкое, искренне энергичное «Я Ким Тэхён, будем знакомы», чувствуя, как его руку, очень сильно сжимая, трясут вверх-вниз в знак знакомства. Сказать этому парню «какого хрена?» язык не поворачивается, поэтому Юнги молча пытается разобраться во всей ахинее, которая творится сейчас, лихорадочно перебирая в голове все возможные варианты развития событий. Однако воспалённый после бессонной ночи мозг лишь в полусне отзывается тупой болью в затылке, как после тяжкого похмелья, ясно давая понять, что «не сейчас». – Ну во-о-от, так-то лучше, – игриво тянет Тэхён, затем, почти незаметно припрыгивая, видно, от радости, возвращается обратно в кресло, буквально запрыгнув на сидение, от чего то недовольно отзывается тихим скрипом. Крепкая хватка с руки Юнги, наконец, пропадает, однако тот всё-таки потирает её второй, чтобы хотя бы мнимо облегчить послевкусие от такого вот «знакомства». – Теперь присядь, и я весь внимание, Юнги-я, – снова улыбка, заставляющая больше напрячься, чем, расслабившись, всё по порядку изложить. Юнги сейчас хотел бы потребовать объяснений о том, что за чертовщина здесь творится, однако это он сделает позже, когда добьётся от этого странного парня того, что ему необходимо, поэтому, присев на указанный Тэхёном табурет около стола, за которым тот сидел, начал. – Я хотел бы попросить у вас разрешение на то, чтобы мой друг выступил на вашей сцене в… – Юнги не успел договорить, потому что Тэхён, открыв рот так, что губы напоминали заглавную «О», поднял в воздух указательный палец левой руки. Не хватает только громкого «Бинго!», дополняет про себя ехидно Юнги. – А-а! Знаю-знаю, ты пришёл за тем, чтобы я разрешил Чимину выступать в это Рождество на сцене в моём кабаре, да? – от секундного порыва встать и в жесте крайнего недоумения развести руки в стороны с громким возгласом «какого хера тут, блять, вообще творится?!», Юнги еле удержался, коротко кивнув в ответ на тэхёнов вопрос. – Я угадал, ха! Это было слишком просто, Юнги-я, я думал, что это будет сложнее. – Да какого… – Нет-нет, Юнги-и-и, так нельзя! Ты должен послушать меня прежде, чем я отвечу на твой вопрос, хорошо? – помотав указательным пальцем у Юнги перед лицом, мол, «нельзя», когда тот попытался что-то возразить, Тэхён откинулся на спинку кресла, устало выдохнув, когда удостоверился в том, что его будут слушать. – Вот, молодец, спасибо. Итак, начнём с того, что я и правда думал, что ты не придёшь, ведь время уже заканчивается, а ты не идёшь и не идёшь… Ну, заканчивается не у меня, конечно, – если бы Юнги позволили сказать хоть слово, он бы прямо сейчас послал этого психа куда подальше, однако неведомо откуда взявшаяся сила словно сдавила ему горло, не позволяя сказать и слова. – Ты знаешь, кто такие призраки прошлого? Ну конечно же не знаешь, о чём я вообще. Так вот, это те, кто когда-то занимал в твоём прошлом какое-то особое место, а потом внезапно исчез. Ты не обязательно должен помнить этого человека, по крайней мере, в большинстве случаев их никто и не вспоминает. Однако они тебя вспоминают только тогда, когда их время подходит к концу. Ты не понимаешь, что значит «подходит к концу»? Ну, просто призраки не могут вечно существовать в этом мире, им отмерено определённое количество недель, месяцев, а иногда и лет. Они сами не знают, когда закончится их время, да и не узнают никогда. Грустно, правда? -- Тэхён рассказывал всё это такой уверенной и одновременно непринуждённой интонацией, будто объяснял принцип сложения и вычитания ребёнку-первокласснику, так, что Юнги невольно начал верить в весь этот очевидный бред. – К чему вы клоните? – молчать сейчас было невыносимо, слушать всю эту чушь, больше похожую на страшные истории для малышей – тоже. Юнги просто не мог «не». – Тц, Юнги-я, я же просил послушать! – недовольно протянул Тэхён, явно расстроенный тем, что его перебили, однако Юнги было на него плевать. Вот и пришёл он на свою голову к этому психу, хотя мог бы найти заведение и получше. Однако «желание клиента – закон», и раз Чимин согласился на то, чтобы здесь выступить, Юнги сделает ради этого всё, а послушать байки этого странного директора – раз плюнуть, тем более, если и денег ему не нужно. – Ну и ладно, я знал, что ты не будешь меня слушать. Что-ж, тогда просто предупрежу тебя кое о чём. Человека-призрака невозможно определить, потому что все его друзья, члены семьи и даже ты сам не помнят его. Для них он словно взявшийся из ниоткуда человек, который просто есть в твоём окружении. Однако потом они все его забудут, но останется один человек, который не забудет. И этот человек – ты сам, Юнги-я. Ведь призраки существуют ради тебя с какой-то целью. Цели у них разные, но все они должны помочь изменить твою жизнь в том направлении, которое будет правильным, но от которого ты немного отклонился. – Да что это за бред такой?! – возмутился Юнги, вставая с табурета с намерением поскорее уйти отсюда и договориться с кем-нибудь, кто имеет бóльшее влияние на этого Ким Тэхёна, однако спокойное и достаточно тихое для показавшегося абсолютно психически нездоровым Кима «подожди», заставило ненадолго присесть обратно, скрестив недовольно руки. – Просто помни, что этот человек был нужен тебе за тем, чтобы ты сделал что-то необходимое. Исполнил свою миссию, так сказать, – короткий смешок, на который Юнги старается не обращать внимание, чтобы ненароком не заехать кулаком по смазливому лицу этого психа, – И нужен был только за этим, ни за чем больше, понимаешь? Ты должен будешь постараться смириться с тем, что его больше не существует. Смириться с тем, что его не существовало и до, иначе тебе будет очень трудно жить дальше. – Хорошо, даже если весь этот бред – правда, зачем этот человек вообще нужен, если без него мне может быть потом ещё хуже? – Потому что есть вещи, с которыми человек смог бы со временем смириться, а есть и те, с которыми вынужден через силу сосуществовать всю оставшуюся жизнь. А жизнь ведь слишком коротка, чтобы потратить её всю на подавление одной огромной боли, которая, как рак, рано или поздно сожрёт тебя изнутри. Человек далеко не всемогущ. Ему нужно что-то или кто-то, благодаря которому он сможет вылечить эту болезнь ещё на ранней стадии. Пока не стало слишком поздно. Неожиданно серьёзный Тэхён, на чьём лице теперь ясно читалось полное спокойствие, резко контрастирующее с недавними восторгом и безграничной радостью, больше похожими на припадок, пугал Юнги, заставляя желать поскорее покинуть это помещение и забыть о случившемся, как о страшном сне. Однако Ким теперь молча сверлил взглядом Юнги, стуча пальцами по столешнице, словно стараясь попасть в ритм играющей в проигрывателе мелодии. – Что-ж, жду Чимин-щи двадцать пятого декабря в шесть часов вечера, – снова улыбнулся Тэхён, в этот раз просто мягко и добродушно, нарушая повисшее между ними молчание, прерываемое только звуком шагов Юнги, что уже направлялся к выходу из кабинета, не вытерпев этой пытки. – Не забывай, ради кого существует твой призрак, Юнги-я.