Понедельник 07:01 AM
Ранее утро понедельника. Мимо витрины маленькой кафешки проходят люди, которых ещё минуты две назад Намджун пытался считать, но бросил это дело уже после пятого прохожего. Погодка сегодня оставляет желать лучшего: с прошлой пятницы мало что изменилось. Дождь продолжает мелко накрапывать, однако теперь падающие с немного прояснившегося неба капли блестели яркими маленькими огоньками в лучах рассветного солнца, изредка проглядывающего сквозь серые тучи.
Ким нервно теребит пальцами белый шнурок, торчащий по обе стороны от молнии на парке, пытаясь в голове подсчитать время до двенадцати часов дня в секундах. Каждая из них сейчас от чего-то больше напоминает долгий от абсолютного безделья час, проведённый за напряжённым созерцанием скучного пейзажа за окном. Сейчас только семь часов утра и до обеда ещё уйма времени, а Намджун сегодня отпросился с работы. Он попросту не смог уснуть этой ночью, как, впрочем, не смог и в предыдущую. Из головы не выходил тот чонгуков рассказ о Хосоке, да и вообще те его слова о дружбе. «Как будто эта дружба больше напоминает разговор с незнакомым человеком» стояло в плеере в голове Намджуна на бесконечном повторе, настойчиво перебивая любую другую мысль, стараясь привлечь к себе внимание. Чонгук ведь попал прямо в точку, выиграл у Намджуна в «Дартс», когда остриё его дротика-фразы вонзилось в полоску на мишени с отметкой «10». На самое больное место души Намджуна надавили так сильно, что здоровый сон больше не кажется универсальным способом решения проблем.
Намджун успел сотню миллиардов раз пожалеть о своём визите к Чонгуку, однако его коротенькое и почти мимолётное упоминание Чимина в одном предложении с Юнги заставляло насторожиться. То, что они друг к другу что-то чувствуют, стало не самым важным фактом и буквально отошло на второй план, потому что «Хосок-хён мне много о Юнги и Чимине рассказывал» интересовало Кима гораздо больше. Откуда Хосок знает Чимина? Конечно, они могли встречаться и после того, как Намджун c Юнги закончили школу, однако зачем тогда Чонгуку это упоминать, если, как видимо, они с Чимином закадычные друзья? Чонгуку необязательно было упоминать о Чимине в разговоре о Юнги. Не обязательно было упоминать это при Намджуне, хотя он мог и не быть в курсе, что Ким давно догадывается об их текущих отношениях…
Если бы Намджуна сейчас попросили назвать конкретную причину того, почему он так усердно старается найти объяснение такой — возможно, даже и неосознанно сказанной — фразы Чонгука, то он бы не смог даже промямлить что-то невнятное. Ведь причины у него никакой не было. Это чутьё, интуиция, мышление и дедукция на каком-то ментальном или подсознательном уровне — что угодно, но только не нормальные, обоснованные факты.
Признаться честно, Намджун с давних пор держал в голове мысль, констатирующую совершенно очевидный даже для себя факт — он давно сошёл с ума. Все эти бесконечные подозрения, обвинения, догадки — всё это, словно рак, медленно поражающий тело и органы, отравляет намджуново сознание, заставляя нейроны один за другим медленно гнить. Ким может поклясться, что чувствует, как в его голове что-то шевелится, прогрызает черепную коробку, словно могильные черви, поедающие мягкие ткани мёртвого тела.
Намджун устал думать об этом, но и не думать тоже не может. Ему просто хочется хотя бы попытаться забыть всё это, как страшный сон, и никогда больше не вспоминать, попытаться всё исправить, чтобы даже просто дышать было так же легко, как и раньше. Сейчас Намджуну каждый вдох даётся с неимоверным усилием воли и сопровождается мерзким и давно заевшим в голове «как же меня это достало».
Теперь, сидя на скамейке поодаль от кафешки и глядя на серое небо, тёмные тучи на котором не оставляют почти ни одного светло-голубого обрывка бесконечного пространства над ними, Намджун думает о том, как было раньше всё просто. Они с Юнги были словно одни против всего мира, да что там — Вселенной. Ведь никому из них не нужно было ничего большего, чем общество друг друга. Намджун не мог жить без добродушных дружеских похлопываний Юнги по спине, когда Ким в конец отчаивался и повторял про себя часто-часто тихое «я больше так не могу». Юнги, в свою очередь, не мог жить без намджуновой искренне счастливой улыбки, когда тот читал очередной минов коротенький рассказик про какого-нибудь одинокого мальчика-волшебника, скитающегося по всей Земле в поисках друзей. Улыбка эта всегда озаряла лицо Намджуна, когда тот, дочитав до конца, устраивал в своей голове маленький праздник в честь того, что и этот рассказ Юнги закончился хорошо, что все персонажи в нём обрели своё счастье или сделали верные для себя выводы.
Внезапно на правой щеке Намджун почувствовал холодное прикосновение чего-то маленького и влажного, упавшего с серого и скучного неба над головой. Капризная погода снова шутит злую шутку, — думает Намджун, прикрывая глаза. Перед собой он видит ясное небо с парой маленьких пушистых облачков, плывущих по нему величаво медленно. Повернув голову, Намджун видит и Юнги, улыбающегося еле заметно и смотрящего на небо, сощурив глаза. Видимо, заметив кимов взгляд, он поворачивается и аккуратные губы, своим бледным малиновым цветом и изящными изгибами больше напоминающие женские, расплываются в радостной широкой улыбке. Маленькие глаза превращаются в тоненькие щёлочки, из-за которых на Намджуна глядят две сияющих миллиардами звёзд вселенные, что словно крепкий тёмный кофе, налили в белую керамическую чашку.
Зрелище абсолютно неописуемое и его просто нужно увидеть, чтобы осознать, насколько оно непередаваемо восхитительное. Намджун и сам удивляется тому, что смог подобное вообразить под нескладную, приглушённую звуками дождя, мелодию кишащего своей суетливой жизнью города. Однако сквозь шум машин и тихое бормотание говорящих по телефону людей, Ким отчётливо слышит такую до тупой боли где-то в области сердца знакомую спокойную тихую интонацию с проскакивающими иногда шепелявыми нотками будто совсем рядом. Юнги словно стоит перед Намджуном пригнувшись, а его лицо находится в какой-то жалкой паре сантиметров от намджунова левого уха. В размеренном тихом дыхании, доносящемся откуда-то слева, Намджун каким-то образом отчётливо слышит улыбку. Странную — словно насмешливую и ненастоящую. Слова, сказанные в перерыве между медленными вдохом и выдохом, заставляют Намджуна решиться проверить своё фантастическое даже для него самого предположение, резко и широко распахнув глаза.
— Эй, Джун-а, скучаешь по мне? — Юнги стоит перед Намджуном сгорбившись, и на нём Ким видит всё то же старое застиранное пальто и клетчатый шарф, который Мин получил в качестве самого дурацкого подарка, что можно только вообразить, от Намджуна ещё в старшей школе в честь успешно сданных экзаменов. Но Намджун не верит в то, что
это Юнги. Перед ним снова тот фантом, так сильно похожий на Юнги. — Неужели не скучаешь ни капельки?
Не дождавшись ответа со стороны Кима, «Юнги» устало усмехается, после чего не слишком заботясь о том, как Намджун отреагирует на его следующий жест, небрежно плюхается безвольным пластом рядом с Кимом.
— А вот твои мысли иного мнения. — Копия Юнги откидывается на деревянную спинку скамейки точно так же, как сделал Намджун несколько минут назад, после запрокинув голову так, чтобы изредка падающие с неба капли попадали ему точно на лицо. — Почему ты лжёшь сам себе, а? Себе ведь хуже делаешь.
Намджуна просто так не проведёшь — его не надурить такими двусмысленными разговорами. Он, конечно, сумасшедший, но не настолько, чтобы верить словам собственных галлюцинаций. Он делает всё так, как считает нужным, и даже эта чересчур качественная копия Юнги не заставит его сломаться.
— Да ладно тебе, я не его копия. Если так подумать, я — это и есть он.
«Этот говнюк что, реально мои мысли читает?», — задаётся немым вопросом Намджун, после чего слышит тихое ворчание возле себя:
— Ну естественно, я ведь существую только в твоей голове, — усмехается «Юнги», рассматривая серые тучи над собой с таким неподдельным интересом, будто он пришёл сюда действительно только за тем, чтобы вот так посидеть и попялиться на небо. Его поза настолько расслаблена и естественна, что Намджуну на короткую долю секунды показалось, что этот Юнги — вовсе не плод его фантазий.
— Но зачем ты… — начал было Намджун, но тут же услышал уверенное:
— Не стоит, если не хочешь, чтобы окружающие подумали, что ты ненормальный. Сам, наверное, знаешь, как странно выглядят люди, разговаривающие сами с собой, — ворчливой интонацией, но достаточно резко бубнят слева от Намджуна, — И да, я разговариваю с тобой сейчас, да и вообще в любое другое время, для того, чтобы ты кое-что вспомнил. И нет, я не могу сказать, что именно. Так ведь совсем не интересно, согласись.
Хитрая ухмылка мимолётным фантомом проскальзывает на лице странного парня, вроде как пытающегося озарить Намджуна просветлением. Киму это не очень нравится, ведь после того, как та пропала, «Юнги», тяжело кряхтя и вздыхая, словно старик с остеопорозом, поднимается со скамейки, после с полминуты разминая шейные позвонки, запрокидывая голову назад и разводя руки в стороны в позе «свободного полёта».
— Ну что, пройдёмся? — начавший незапланированную зарядку Мин теперь выполнял круговые движения локтями, разминая кости плеча, в перерывах между тяжкими охами и ахами разговаривая с Намджуном. — Только вот сейчас немного отойду, а то резкая смена положения плохо сказывается на моих дряхлых костяшках. — На грустный смешок Намджун ответил коротким понимающим кивком, словно они с «этим» сейчас, как старые друзья, просто прогуливаются по городу, болтая о том, о сём, попутно жалуясь на тяжёлую жизнь. Словно у Намджуна сейчас нет галлюцинаций и он не видит перед собой призрака своего лучшего друга, который сейчас наверняка мирно сопит в своей кровати под аккомпанемент очередной громкой ссоры соседей.
— Да ладно тебе, у тебя всё равно ещё куча времени, — снова этот заговорщицкий, всезнающий и всё понимающий взгляд, заглядывающий Намджуну прямо в душу. Киму это всё определённо не нравится.
— Ну что ж, не отставай, хён, — слышит Намджун уже у себя за спиной и оборачивается, видя удаляющуюся худую спину в чёрном пальто. «Юнги» успешно смешивается с толпой так, что Намджуну приходится ускорить шаг и, тихо чертыхаясь себе под нос, пытаться не упустить из вида темноволосую макушку.
«Какого чёрта я вообще делаю?», — задаётся вопросом про себя Намджун, даже не предпринимая попыток на него ответить. Всё равно бессмысленно, как и всё то, что сейчас творится. Надо будет где-нибудь записать, что нужно накопить денег на сеанс опытного психотерапевта, потому что так продолжаться больше попросту не может. А если и продолжится, то намджуново трезвое восприятие реальности в какой-то момент определённо даст непоправимую трещину и в конечном итоге разобьётся ко всем чертям так же, как и сам Намджун потом медленно раскрошится на мелкие песчинки как личность. Да он уже сейчас, стараясь не переводить взгляд ни на что, кроме идущей в паре метров впереди низкой фигуры, чувствует, как постепенно отдаляется от реальности.
Кафешка осталась уже далеко позади, потому что там, рядом с ней, столько народа не ходило. Царила практически идеальная тишина, и только звук работающего машинного двигателя и шагов пары-тройки прохожих нарушал её. Здесь же, по этой широкой дороге, шло одновременно несколько десятков людей определённо, исходя из прикидок Намджуна. Невольно в голову закрадывалась мысль, что здесь, в этой толпе, возможно спрятать что угодно с лёгкостью, а уж потерять — подавно. Однако Намджун, при всём имеющемся в его воспалённом сознании противоречии, не хотел терять из виду свою первую и, возможно, единственную надежду на то, чтобы во всём разобраться. Пусть даже эта надежда фантомна и совсем уж фантастична для того, чтобы быть реальной, но что есть, как говорится, то и есть. Намджунова надежда — призрак, созданный его нездоровой фантазией, но ему ничего сейчас не остаётся, кроме как слепо следовать за ним со слабым, еле светящимся огоньком веры в то, что так он всё сможет исправить.
А призрак этот наверняка злорадно ухмыляется сейчас, радуясь тому, что Намджун, как послушный верный пёс, следует за ним покорно, не ведая вообще зачем. Слепо гонится за единственным маленьким источником света в кромешной тьме, надеясь найти где-то там далеко лучшую жизнь. Его отчаяние призрака больше забавляет, чем радует. Ведь он существует благодаря этому отчаянию. Именно намджуново отчаяние позволило призраку поселиться ненадолго в его голове, занять все мысли тихим шёпотом из ниоткуда. Именно оно позволило Намджуну найти то, что он ищет. Ведь только пройдя через боль отчаяния можно «познать истину». «Юнги» не хочет для Намджуна такой судьбы, ведь сам прекрасно понимает, каково это — быть второстепенным героем даже в собственной жизни. Быть настолько сильно зависимым от наличия кого-то другого в ней, без которого она становится серой и бессмысленной. Настоящий Юнги тоже поймёт это, но позже, гораздо позже. Однако Намджун должен понять и справиться с этим уже сейчас.
Зайдя в какую-то узкую улочку, в конце которой виднелась высокая отвесная стена, а по обеим сторонам — пара мусорных ящиков, Намджун увидел, как «Юнги» остановился, повернувшись к Киму лицом. Он что-то протягивал Намджуну, что-то, похожее на старые фото, сделанные «Полароидом».
— Ну, возьми, чего смотришь, — буркнул Юнги, тряся фото, мол, возьми его уже.
На фото были два человека, но у одного лицо чем-то неаккуратно и, кажется, в порыве недовольства зачиркано. Выглядело это так, словно кто-то, разозлившись, начал водить острым концом циркуля по фото, оставляя на том некрасивые царапины. Второй улыбался искренне радостно, во все тридцать два маленьких зуба. Это лицо Намджун часто видел в детстве, когда они с Юнги оставались одни в доме его бабушки, разглядывая картинки в книжках, придумывая к ним свои смешные истории.
Юнги выглядел на фото таким счастливым, что у Намджуна невольно дёрнулись уголки губ, и выражение лица теперь напоминало странную эмоцию непонимания, вперемешку с удивлением и искренней радостью. Неужели этот Юнги, с лица которого никогда не сползала маска безразличия, когда-нибудь так улыбнется? Так искренне и… Счастливо?
— Что это такое? — тихо прошептал Намджун. Это вылетело у него случайно и было чем-то вроде «мыслей вслух», однако копия Юнги явно не собиралась оставлять этот вопрос без ответа.
— Юнги в ближайшем будущем с человеком, который станет для него
слишком дорог. — Нарочно выделив слово «слишком», ответил «Юнги», подойдя к Намджуну вплотную и немного пригнувшись, словно пытаясь заглянуть тому в глаза.
— Что ты имеешь ввиду под «слишком»? — поднимает на странного Юнги недоумевающий взгляд Намджун, замечая, как тот с секунду колеблется с ответом. «Серьёзно? — думает Намджун, — Призраки что, тоже слова подбирают?».
— То и имею, что это будет для него «слишком», если этот человек внезапно исчезнет из его жизни.
Внимательный взгляд Мина был уверенным и не блуждал от предмета к предмету вокруг, как-то делал намджунов, прячась от такого сильного напора. Намджуну никогда не нравилось, когда ему смотрят прямо в глаза.
— Ты понимаешь, о чём я? — спокойная интонация не позволяла Намджуну хоть на секунду расслабиться, а фото счастливого Юнги уже не дарило такого сладкого ощущения умиротворения. Напротив, Намджуна начал всерьёз пугать этот «Юнги» и его странные разговоры.
— Если честно, нет, я всё ещё не понял, какого хрена ты преследуешь меня и что тебе от меня вообще нужно, — на тон громче, вкрадчиво и как можно в более «вежливой» форме проговорил Намджун, сканируя реакцию «человека» перед ним, кидая на того короткие быстрые взгляды. Выражение лица того не изменилось ни капли. Ну, а чего Намджун ещё ожидал от долбанного призрака?
— Я уже говорил, что мне нужно, чтобы ты кое-что вспомнил, вот и…
— Да ну, тогда соизволь сказать, что именно я должен вспомнить? — перебил тихую речь Намджун, уставший выслушивать бред собственных галлюцинаций. Признаться честно, он сам от себя-то уже порядком устал.
В пределах полуметра, на расстоянии которого друг от друга находились «Юнги» и Намджун, на долгую минуту повисла звенящая тишина. Странно, что звуков галдящей толпы и работающих машинных двигателей слышно не было. Они словно находились в другой реальности, где на этой оживлённой улице так непривычно пусто и в которой, возможно, Юнги улыбался так же, как и на фото, а Намджун писал замечательные рассказы и печатался в каком-нибудь небольшом издательстве.
Словно этот призрак и был тем самым Юнги из далёкого и фантастически-нереального будущего, в котором всё действительно так.
— Ты должен вспомнить того, кем Юнги сейчас дорожит больше всего, — доносится уже не со стороны человека перед Намджуном, которого там уже, собственно, и нет — откуда-то из подсознания, тем же тихим, с проскакивающими шепелявыми нотками, голосом.
Намджун не обнаруживает у себя в руках полароидного фото, на котором был изображён счастливый Юнги и кто-то ещё, возможно, такой же счастливый. В голову закрадывается мысль, что имея это фото у себя и глядя на него, вместо распития алкоголя, когда становится совсем плохо, Намджуну, наверное, стало бы лучше. Возникает ненормальное желание вернуть то фото у «Юнги», который исчез с таким странным прощанием, расспросить этого призрака обо всём, ведь тот определённо всё-то знает и не хочет говорить. Его двусмысленно построенные предложения, абсолютно непроницаемое выражение лица и спокойная интонация без даже намёка на эмоциональную окраску понемногу начинали раздражать Намджуна.
Какого, нахрен, «того» я должен вспомнить?! — шёпотом, неразборчиво бубня слова себе под нос, возмущался Намджун, попутно пытаясь сориентироваться на местности, соображая, в какой стороне находится кафешка. Наверняка у него ещё уйма времени, чтобы выстроить в голове целую логическую цепочку надуманных фактов, основанных на том, что сказал ему «Юнги». А ведь тот почти ничего существенного Намджуну и не сказал. Однако для последнего это, конечно, не является никакой преградой.
«Тот»… Кто этот «тот»? Чимин? Чимин — просто милый маленький бариста из той же кафешки, в которой работает Чонгук. Чимин — тот, к кому Юнги возможно испытывает чувства, отличные от нездорового интереса ненормального художника к возможной музе. Но Чимин не тот, кто мог бы иметь отношение к Юнги из далёкого прошлого. Хотя… Хотя это уже не кажется таким уж железобетонным фактом после чонгуковых слов. Может, Хосок? Или Чонгук? Чёрт…
— А-ай, чёрт возьми, я нихрена не понимаю. Нихрена, слышишь, ты, ублюдок «в моей голове»? — бормочет Ким, даже не надеясь на то, что ему кто-нибудь ответит.
Кафешка виднелась где-то впереди яркими витринами, сияющими тёплым желтовато-коричневым светом, а Намджун, уже по выработанному рефлексу, тянется за мобильником в карман парки. И каково же его удивление, написанное прямо у него на лице округлившимися в две большие кофейные чашки глазами, когда на экране блокировки он видит такие абсолютно нормальные с виду и совсем ничем не примечательные «12:03», спустя две секунды намджунова ступора сменившиеся на «12:04».
***
Понедельник 12:06 PM
— Охрене-е-еть, — тянет удивлённо Чонгук, разглядывая Намджуна внимательными большими глазами, в которых последний буквально читает написанное чёрным по белому «вот он какой — старческий маразм». Не будь Намджун таким мнительным, ему бы, наверное, жилось проще, да и нервишки целее бы были, а так — хочется врезать мелкому за фразу, которой тот даже не говорил. Хотя, это — мелочь, по сравнению с тем фактом, что Ким видит долбанных призраков и слышит их голоса. Однако факт этот Намджун решает приберечь для лучших времён, когда Чонгуку можно будет более-менее доверять.
Сейчас Чон знает только то, что Намджун пришёл к кафешке в семь часов утра, а потом решил посидеть немного на лавочке, в итоге отрубившись на пять с лишком часов. Намджун чонгуковы приступы смеха пытался унять неуверенными вставками, типа «хотя я был уверен, что закрыл глаза всего на секунду», однако мало что получалось.
— Эй, хённим, ты в курсе, что люди от бессонницы с ума сходят, а? — всё ещё нервно хихикая время от времени, говорит Чонгук, наблюдая за тем, как старший размешивает маленькой ложечкой пенку на своём напитке.
Намджун бы хотел ответить раздражённо, да, мол, я чертовски хорошо это знаю, однако продолжал молчать, окончательно оставив попытки прекратить чонгуков смех. Признаться честно, Намджун и сам до сих пор не до конца понял, почему рассказал Чонгуку выдумку, вместо того, чтобы просто спокойно поговорить о чём-нибудь, вроде погоды или скверного настроения чонова шефа. О Чимине и Юнги говорить не хотелось, а если уж совсем на чистоту — Намджун просто боялся узнать правду. Которую Чонгук ему явно рано или поздно скажет.
— У тебя ещё сколько времени до конца перерыва? — тихо интересуется Намджун, прикидывая время, на протяжении которого Чонгук сможет ещё терроризировать бедную кимову психику.
— Примерно минут двадцать, а что? Уже не терпится от меня отвязаться, да? — последняя фраза должна была быть сказана весёлой, непринуждённой интонацией и больше похожа на риторический вопрос, не требующий ответа, однако Намджун отчётливо расслышал грустные нотки в голосе парня за стойкой, заметив и то, как изменилось чонгуково выражение лица. Ещё секунду назад озарявшая его лицо улыбка теперь сползла, а губы с красиво очерченными изгибами теперь снова сжались в тонкую горизонтальную линию. Нижнюю Чонгук, как и в тот раз, начал нервно покусывать, что было прекрасно видно Намджуну.
— Нет-нет, ты что… — начал было успокаивающей интонацией Намджун, однако Чонгук перебил его:
— Да просто забей, я пошутил. — Ложь. Намджун отчётливо слышит в этой фразе ничем не прикрытую ложь, которую слышит и в миновом «всё в порядке, хён». Ким словно усовершенствованная версия детектора лжи — безошибочно определяет лживые фразы в речи говорящего. Однако сейчас, видя, что Чонгук точно не захочет говорить об этом именно с Намджуном, последний лишь долго смотрит на бариста, который повернулся к нему спиной. Чонгук, видимо, возился с кофемашиной, нажимая на необходимые кнопки, чтобы та сделала и ему чашку горячего напитка. Однако Намджун не может определить — делает ли Чон это потому, что просто хочет выпить кофейку, или потому, что не хочет смотреть Намджуну в глаза, говоря тому откровенную ложь.
— Кстати, как там Мин Юнги поживает? Уже написал что-нибудь новенькое, а то «Бойцовским клубом», прочитанным от нечего делать пару дней назад за два часа, сыт не будешь, знаешь ли. — Намджун рад, что Чонгук снова улыбается, однако не рад тому, что тот задал именно этот вопрос. Можно ведь было спросить что угодно, да хоть о том же космическом мусоре, десятки или сотни тонн которого кружатся на орбите Земли, однако этот парень, что сейчас стоит лицом к Намджуну, облокотившись одной рукой о лакированную поверхность барной стойки, а другой размешивая сахар в напитке, решил спросить у Намджуна именно это.
— Откуда я знаю? — буркнул Намджун себе под нос, переведя взгляд снова на свою чашку с уже остывшим кофе, пялясь на ту неотрывно, словно гипнотизируя.
— Ну, вы же друзья вроде, — задумчиво проговорил Чонгук, делая глоток из своей чашки.
— По идее — нет. Я его редактор и не больше, — быстро произнёс Ким, копируя действия младшего. Кофе показался ему безвкусным. Возможно, из-за того, что Намджун был слишком увлечён размышлениями о сегодняшнем событии, чтобы мозг смог обработать информацию, посылаемую вкусовыми рецепторами. А возможно, из-за того, что Чонгук не умеет делать нормальный кофе.
— Ого-о-о. — Было прекрасно видно, что для Чонгука это совершенно новая информация и Намджун уже пожалел о том, что сказал это. Мелкий ведь так же, как и Намджун, очень любит миновы книжки, так что старшего в покое так просто теперь не оставит. — Так ты что, первым читаешь все его книги? Прям все-все-все?
Чонгук невольно подался вперёд, сокращая расстояние между своим и намджуновым лицом до неприемлемого, последнего максимума. Глаза младшего блестели так, как обычно блестят они у кошки, которой перед носом помахали какой-нибудь дурацкой игрушкой, интересующей её теперь гораздо больше корма.
— Ага, — на выдохе произнёс Намджун, вымещая в этот выдох всё своё разочарование в надежде на то, что Чонгук его услышит и оставит попытки расспросить Намджуна обо всём на свете на потом. Чонгук это самое разочарование услышал хорошо, тут же медленно отодвинувшись на прежнюю позицию, снова одаряя вниманием чашку кофе в руках.
— Извини, хён, — тихо отозвался Чонгук, не поднимая взгляда. Намджуну внезапно стало жалко этого маленького человека. Ну, не совсем «маленького», потому что Чонгук был почти одного с Намджуна роста. Чонгук напоминал Намджуну невинного малыша с пока ещё чистой и не запятнанной чужой ложью и лицемерием душой. В отличие от Кима, Чонгук был с ним искренен.
— Это ты меня извини, я ведь прихожу к тебе в твой заслуженный перерыв и надоедаю своей недовольной рожей. Правда, прости, просто в последнее время столько всего навалилось, что уже и не замечаю, как срываюсь на незнакомых мне людях, — «скоро, наверное, и на близких срываться начну» заканчивает про себя Намджун, решив, что конец этой фразы Чонгуку знать не обязательно.
Однако Чонгук молчит. Долгие три секунды Чонгук молчит, размышляя над тем, что имел ввиду старший, сказав «столько всего навалилось». От чего-то Чонгук хотел знать, что происходит в жизни Намджуна, хотел знать о том, что тот чувствует, о чём думает и сожалеет, на что надеется. Он, словно глупый доверчивый пёс с улицы, которого бросил прежний хозяин, пытается снова поверить людям, с написанным в добрых и наивных глазах отчаянием ластясь к любому, кто решится его погладить. Чонгук боится быть назойливым тупым одиноким мальчишкой, нуждающимся во внимании взрослых и сверстников, боится оказаться в глазах Намджуна не тем, с кем тот хотел бы завести нормальный разговор. Страх и нерешительность словно сжали Чонгуку горло, заставив молчать эти долгие три секунды.
Намджун же за эти три секунды успел решить, что даже с этим неплохим и вполне адекватным парнишкой не сможет нормально поговорить. И останется ему в итоге разговаривать с собственными галлюцинациями, в надежде на то, что «таким образом он сможет хоть что-нибудь изменить». Однако Намджун не решился сказать Чонгуку хоть что-то, пока тот мучил его своим молчанием. Мог только бояться поднять на младшего взгляд, надеясь на то, что тот сам что-нибудь скажет.
— Хён, я рад тому, что ты приходишь сюда. — Тихо произносит Чонгук, улыбаясь, смотря на Намджуна, словно упрашивая того посмотреть на него в ответ, добавляя спустя короткую паузу уверенное «Правда».
— Хорошо, — стараясь выдавить хотя бы что-то отдалённо напоминающее улыбку, произносит Намджун, всё же поднимая взгляд на Чонгука. Тот улыбается ещё шире, а в его душе происходит самый настоящий праздник: парад из тысячи радостных огоньков феерично шествует, громко выкрикивая «ну наконец-то!». А Чонгук не может поверить, что этот вечно угрюмый друг Мин Юнги улыбнулся. Чонгук был удивлён тем, что такие как он вообще умеют улыбаться.
— Что-о-о ж, ты хоть выспался, пока спал-то? — снова тянет Чонгук, лукаво смотря на Намджуна. Последний театрально закатывает глаза и смеётся хрипло, переходя на кашель. С Чонгуком ему просто.
От чего-то с этим беззаботным и забавным мальчишкой Намджуну так неимоверно просто. Ему хочется сидеть вот так напротив Чонгука, работающего за стойкой и отвлекающегося изредка на клиентов и официантов, наблюдая за каждым чоновым действием, запечатывая в памяти каждую улыбку младшего. Полки в памяти, посвящённые лучшим моментам в жизни Джуна, давно запылившиеся и серые, вновь стали чистыми и такими для него важными. Рядом с улыбающимся маленьким Юнги и книжкой про древний Египет теперь стоит и фото радостного Чонгука. Мысленный диктофон, на который Намджун записал чонгуков приятный и мелодичный голос, теперь лежит под тем фото, наполняя полку с «лучшими воспоминаниями» ещё одной важной деталью.
А Чонгук решает для себя в этот момент, когда слух ласкает тихий смех старшего, что попытается узнать у Хосока о Юнги и Чимине, раз для Намджуна это настолько важно. Ведь теперь Чонгук точно знает, что хочет делать для этого человека как можно больше, чтобы смех этот слышался гораздо чаще, а усталое и болезненно бледное лицо озаряла улыбка со смешными ямочками на щеках.
Говоря обо всём подряд до конца чонгукова перерыва, оба они прекрасно понимают то, что нужны друг другу. Понимают, что общество друг друга для каждого становится вполне достаточным, чтобы почувствовать такой недостающий доселе комфорт и умиротворение. Намджуну кажется, что он больше не чувствует той пустоты, которая раньше поглощала, пожирала его изнутри, изнуряя до отчаянного «я больше так не могу». Юнги больше не кажется тем, кто портит жизнь. Намджун теперь понимает, что благодарен ему. Теперь он чувствует, что сможет во всём разобраться.
А Чонгук понимает, что Намджуна отпускать совсем не хочет, что готов будет сделать для него очень многое, лишь бы старший был рядом и помог избавиться от кошмаров, терзающих по ночам и доводящих порой до истерики. Намджун поможет Чонгуку больше не испытывать страх того, что «я больше не смогу жить, как раньше», Чонгук уверен.
Ведь всё ещё можно исправить. После дождливого дня всегда будет солнечный, после ночи всегда наступает утро.
***
Понедельник 12:37 PM
После того, как дверь за Намджуном закрылась, заставляя звенеть праздничные колокольчики, висящие на ней в качестве украшения, Чонгук провожает взглядом удаляющуюся фигуру старшего взглядом. На его лице играет счастливая еле-заметная улыбка. Искренняя, не такая, которую младший позволяет видеть клиентам.
Внезапно в голове всплывает мысль о том, что через два дня чонгуков день рождения, о котором он сам уже давно позабыл. Но повод увидеть старшего был Чонгуку жизненно необходим — не важно какой, пусть даже самый глупый. Да, идея с этим очень,
очень глупая, но какая Чонгуку разница?
Наплевав на то, что после такой выходки он может даже работы лишиться, не то что маломальского доверия шефа, Чонгук прямо в чёрной водолазке и надетой поверх неё рабочей рубашке вылетает на улицу. В лицо тут же ударяет ледяным порывом ветра, а на голову падает парочка дождевых капель с серого неба. Намджун не успел уйти далеко, пока Чонгук взвешивал все «за» и «против» своей выходки, в итоге сняв со счетов возможные плачевные последствия.
— Хён! Намджун-хён! — как можно громче кричал Чонгук, молясь всем богам на то, чтобы Намджун услышал его раньше, чем посетители решат жаловаться или шефу придёт в голову заманчивая идея снова проверить младшего на коэффициент безалаберности. Переходя с быстрого, широкого шага на бег, Чон, всё ещё окликая старшего по имени, лихорадочно размышлял о том, что Намджун ведь мог прийти и завтра. Тогда бы Чонгуку не пришлось рисковать своей работой, да и вообще сейчас думать обо всём этом сейчас бы тоже не пришлось. Молодец, Чонгук, ты как всегда гениален, ничего не скажешь.
В конечном счёте старший удивлённо обернулся, смотря на младшего, что уже замедлился, переводя дыхание. Хотелось сказать всё ровным, не прерывающимся большими глотками кислорода, уверенным голосом, так, чтобы старший согласился. Иначе всё это будет впустую. Но всё, конечно же, должно, нет, просто обязано пойти не так.
— Хён… Эм… Я хотел тебя, ох, чёрт… В общем, меня тут через пару дней день рождения, не хотели бы вы отпраздновать его со мной? Ну, то есть… Просто мне нужен ещё один человек для необходимого количества людей на празднике, так что мы там будем не одни, если вы подумали об этом… Вы можете отказаться, я всё пойму… — впопыхах тараторил младший, чей взгляд был направлен куда угодно, но только не на удивлённого старшего, что подошёл ближе к Чонгуку, чтобы узнать причину такого достаточно рискованного поступка.
Будь это какой-нибудь другой человек, чьё имя не Чон Чонгук и чьё лицо, когда озаряется широкой улыбкой, не похоже на забавную кроличью мордашку, Намджун бы без колебаний отрезал коротким «извини, я занят». Но перед ним Чонгук, не знающий куда день собственный взгляд, да и сам Чон всклокоченный и, кажется, немного смущённый. Варианта «отказать Чонгуку» просто нет и не может быть, если существует сам Чонгук.
— Хорошо, я приду, — улыбаясь, произнёс старший, всей душой надеясь, что эта его «улыбка» подействует на младшего таким же магическим образом, как и полчаса назад в кафе. И действует, потому что младший-таки решается взглянуть на Кима, чтобы проверить самого себя на наличие галлюцинаций. — Только давай я запишу твой номер, просто как раз в эти дни я могу быть немного занят.
Из-за сегодняшнего дня Намджуну и так влетит, потому что курируемые им другие два писателя уже закончили свои рукописи и были готовы показать их уже сегодня. Но Ким всё для себя решил. Он со сем разберётся. Никаких «если» или «но». Он слишком устал от этого.
Чонгук, запинаясь и говоря так тихо, что Намджуну приходилось иногда переспрашивать некоторые цифры, диктует свой номер, всё ещё не веря в только что произошедшее. До этого момента Чон общался только разве что с Чимином и изредка с Хосоком, ещё реже — с другими игроками онлайн. А сейчас ему представился шанс пообщаться с редактором его любимого писателя (что, естественно, не является для Чонгука единственным преймуществом разговора с Кимом). Чимин по большей части пропадает у Хосока в студии и даже он общается с Хосоком больше, чем он, Чонгук, его родной брат. Но он разберётся с этим потом.
Потом, когда всё, наверное, наладится.
