Справедливость, которую мы заслужили

Стоило ей растянуться на свежих простынях, блаженно потереться спиной о нежный батист, как зазвонил телефон. — Здравствуй. Этот голос она меньше всего ожидала сегодня услышать. — Что тебе нужно? — она сонно тянула слова, давая понять, что он невовремя. — Узнать твои планы на эту ночь, — ответил он нагло. — Скорректировать их по возможности. — Не думала, что сегодня тебя заинтересуют мои планы, — Грация перекатилась на спину. За трубкой было слышно, как он включил воду. — По-твоему, я должен был остаться с ней? — Это прозвучало с беспокойством. Он закрутил кран. Грация зажала трубку плечом, подтянула себе под спину вторую подушку и села. — Должен был? — переспросила она с лёгким недоумением. — Никто никому ничего не должен. Я думала, ты с ней переспишь. — С этим испуганным ребёнком? — в свою очередь удивился Аквилий. — Я проводил её, показал, как включается свет. — Не такой уж она и ребёнок, — досадливо заметила Грация. Если эту скороспелую девицу считать "ребёнком", то кто тогда она сама? Старуха? — Ключевое слово здесь — "испуганный". Ну так что, я буду у тебя через полчаса? Хочешь — поедем в клуб. Мои друзья сегодня играют в боулинг. В Джолли запустили кинотеатр под открытым небом, спорим, ты не была? Спорить тут было не о чем: пока не закрыт сезон Голодных Игр, Грация работает, как ломовая лошадь, и он прекрасно знает это. Боулинг, танцы, кино... Всё это мило, конечно... Она не смогла сдержать зевок. — Хочешь — вообще никуда не поедем. Я сделаю тебе массаж, и ты сладко уснёшь. — Мне нравится, — сдалась Грация. — Через полчаса. - - - Его руки были уверенными, крепкими, двигались так, словно он понимал её тело, как своё собственное. Грация мурлыкала и стонала, напряжение покидало её мышцы, уступая место приятному теплу. И всё же было нечто, мешавшее ей до конца отдаться ощущениям, какая-то трещина, которой не было прежде — не между телами, между душами. Интересно, это только её или Аквилий чувствует то же? Он наклонился, коснулся губами её спины внизу. Грация пискнула, как щенок, нырнула лицом в подушку, но тут же вынырнула: — Не надо. — Хорошо, — он сразу уступил. — Не буду. — Ты обещал массаж, — как бы оправдываясь, напомнила Грация. — И я сделал массаж, — ответил Аквилий серьёзно. И вдруг подмигнул: — Снаружи. Как насчёт небольшого массажа... изнутри? — Не говори пошлостей! — она рассердилась. — Пошлости меня не заводят. Попробуй это с другими. — А кто-то ревнует, — вздохнул Аквилий. Взбил подушку и сел. — И ладно бы ещё ревность делала тебя более страстной. Ты же становишься как надтреснутая посуда, сама не знаешь, чего хочешь. Как он точно это сказал, даже неприятно. — Что ещё ты выдумал? — принуждённо рассмеялась она. — Я никогда не ревную. — Поэтому я и удивился, — он потёр бровь, взъерошил её, как пёрышки мелкой пичуги. — Собственно, я не обещал хранить тебе верность и не должен отчитываться, — холодок раздражения в его тоне заставил Грацию подобраться. — Но говорю ещё раз, честно: я не спал с ней. — Спасибо за честность, — отозвалась она с ехидством в голосе. — Только это здесь ни при чём. Можешь прямо сейчас пойти и спать с ней, я и не ждала тебя сегодня. Я действительно устала. Честно. Хоть я и не обязана отчитываться. Пока она говорила, со всё возрастающим апломбом, ей почти удалось убедить себя, но слова иссякли, обнажив неприятную правду. В самом деле, он мог развлекаться с кем угодно — и принадлежать ей. Или не принадлежать. Это, право, безралично. Но яд ревности разливался по жилам, кипел в крови Грации, и предметом ревности был не Аквилий Оксвелл, а его поступок. Сам факт того, что так можно. Несмелая забота, желание не обладать, а... сберечь. Грация всегда гордилась тем, что ею хотят обладать, и вот теперь ей открывалось что-то... новое. Ей не хотелось думать — высшее. Ей хотелось думать: вот богатый, красивый мужчина, который оставил другую там, в одиночестве и темноте, и примчался ко мне, настоял на том, чтобы быть со мной, хоть я и говорила "не приходи". Но думалось иначе. Вот он пришёл сюда, чтобы удовлетворить желание, потому что меня он ненасытно желает, а ту, другую он...? Грация медленно проглотила распирающий горло комок и так же медленно повернулась к Аквилию. — Эта работа... постоянно в моей голове, — проговорила она мягко, виновато. Он протянул руку и погладил её волосы, шею, коснулся груди. — Я бы тебя непременно ревновала, — добавила она с усмешкой. — Я была бы как фурия, как влюблённая ведьма, ты бы запросил пощады. Но на это у меня нет сил. — Мне не нужна влюблённая ведьма, — он снова погладил её по волосам. — Мне нужна ты. — Он привлёк её к себе и поцеловал в висок. — Ты устала, значит, будем отдыхать. Будем спать, времени заполночь. Сегодня утром я проснусь рядом с тобой. "Уйди", — хотелось сказать ей. Оттолкнуть его обеими руками, выгнать из тёплой постели на холодную улицу. Вместо этого она обеими руками его обняла, притиснула лицо к мышцам у него на груди, вдыхая запах. Нет, если выставлять мужчину за дверь, то делать это с холодным расчётом, а она сейчас и правда не знает, чего хочет, и мерзкая горечь хлопьями оседает внутри, как будто кровь разом прокисла. Пусть он останется под боком — горячий, полный неудовлетворённого желания. Пусть приготовит утренний кофе, тосты... Грация ещё с вечера отпустила служанку, как знала. Пусть о завтраке позаботится Аквилий Оксвелл. А потом пусть починит сломанный замочек на сумочке, которую она не успела сдать в ремонт. Пусть потом расчешет ей волосы... и ещё... причёску собачке... смешно... С этой мыслью она провалилась в сон.