voice on the radio

«Я же говорил» — в сообщении от Хосока, которое Чонгук читает буквально с его же интонацией куча самодовольства и искренней радости за коллегу. Чонгук устало бредет домой, находясь под глубоким впечатлением от сегодняшнего свидания, официально не являющимся им, но по внутренним ощущениям кажется именно так. Так сильно и быстро его еще никто не цеплял. Дома пусто и одиноко, особенно если сравнивать с людными улицами в выходной. Чонгук наливает себе молока и ставит разогревать, не спеша убирая раскиданные перед свиданьем вещи, включив на фон расслабляющую музыку, а мыслями улетая в розовые мечты. Он садится на скрипучий кухонный стул и положив голову в руки, прикрывает глаза и представляет, как набравшись немного смелости, подается вперед и осторожно целует Юнги в щеку, а тот в ответ уже более увереннее притягивает его к себе и целует в губы, поправляя аккуратную челку Чонгука и улыбаясь сквозь сладкий поцелуй, что-то шепчет. Такие красивые мечты под убаюкивающую мелодию прерываются звонком, пробуждающим Чонгука хлеще шоу, ведущим которого он является. Чонгук выпученными глазами смотрит на номер, гулко сглатывая и вмиг покрываясь испариной. Уже выученные три шестерки заставляют его глубоко вздохнуть, прокашляться и только потом взять трубку. — Привет, — безупречное владение голосом куда-то испаряется, стоит Чонгуку открыть рот и произнести что-либо. — Добрый вечер, Чонгукки, — мягко, тягуче произносит Юнги, зевая, тем самым растягивая короткую фразу, от которой Чонгука слегка бросает в дрожь. — Ложишься спать? После неожиданного звонка Чонгуку, кажется, навсегда расхотелось спать. Он представляет как Юнги должно быть безмерно уютно выглядит в пижаме и с растрепанными волосами, маской для сна и пушистых тапочках, что забывает ответить и начинает что-то говорить только после слегка тревожного «ты здесь?». — Нет еще, — Чонгуку медленно возвращается умение разговаривать. — Мать твою, — почти вскрикивает, когда на плите что-то вызывающе шипит и булькает. Молоко, бессовестно забытое Чонгуком убегает из небольшого ковшика. — Молоко выкипело, — констатирует Чонгук и переключает на громкую связь, чтобы вытереть его с плиты, не прерывая разговора. — Оу, — Юнги незлобно хихикает, а Чонгук не знает с чего: с того, что он пьет молоко или с того, что оно убежало. — Ничего страшного, — Чонгук, кажется, видит, как он беззаботно пожимает плечами. — Оно помогает тебе заснуть? — Немного, — сморщиваясь пока отдирает начавшее засыхать молоко, отвечает Чонгук, жалобно хныкая. — Я устал, — жалуется он, плюхаясь на стул. — Хочешь я тебе спою? — после небольшой паузы задумчиво предлагает Юнги, чувствуется легкое волнение, но о таком Чонгук и мечтать не мог. — Я, конечно, не молоко, но могу попробовать тебя убаюкать, — неловко шутит Юнги, прерывая собственную речь нервным смешком. Чонгук практически со стула падает и многократно кивает, совсем забыв о том, что он его не видит. Он почти шепотом отвечает да, словно спугнет его, если скажет громче. Юнги долго копошится, включая громкую связь и кладя телефон в удобное положение. В это время Чонгук идет за наушниками и с волнением, будто это он собирается петь, ждет Юнги, который лишь мельтеша приговаривает «сейчас-сейчас». — Нормально слышно? — Учтиво уточняет Юнги. Сначала слышится глубокий звук пианино, переливающиеся аккорды и перебор, а Чонгук уже представляет как это будет звучать в сочетании с его идеальным голосом, оттого его ответ почти тает в воздухе, еле долетая до микрофона наушника. — Отлично. Юнги начинает петь: тихо, мягко, нежно, медленно, растягивая звуки, как мед. От представления, как Юнги сидит за громоздким фортепиано или даже синтезатором, аккуратно перебирая клавиши изящными пальцами, распеваясь в микрофон телефона или наушников, Чонгуку становится обидно, что он не может лицезреть все это вживую. Но даже звука достаточно, чтобы он каждой клеточкой тела начал чувствовать, как в нем смешиваются умиротворение и влюбленность. — Юнги, это так… — сюда можно вставить множество прилагательных, но Чонгук считает, что ни одно не сможет в полной мере описать его ощущения. — Мне кажется, я влюбляюсь, — Чонгук озвучивает мысли вслух и только потом понимает, что говорит. Хочется скинуть трубку, сославшись потом на проблемы со связью, но в ответ Юнги расслабленно смеется, возможно правда не поняв или во избежание неловкости, и Чонгук облегченно вздыхает. — Может, и ты мне что-нибудь расскажешь? — с игривой претензией просит Юнги. — Например? — Чонгук идёт в спальню, ложится на мягкую постель, чувствуя уже значительно меньше скованности, чем вначале разговора. — Историю из жизни, сказку, переживания свои, всё, что угодно, — по скрипу дивана слышно, что Юнги делает то же самое, зевает и забавно кряхтит, ложась на него. Чонгук, прикрыв глаза и представив перед собой чарующее лицо Юнги, начинает рассказывать как оказался на радио, откуда взялась идея с шоу, по счастливой случайности связавшее их. Юнги в свою очередь рассказывает о буднях музыканта и трудностях, с которыми приходится сталкиваться изо дня в день. Разговор укутывает и покрывает их дымкой тепла и уюта, будто они знакомы кучу лет. Напряжение сходит на нет с каждой сказанной фразой, расслабляя тело и разум похлеще того самого молока. Юнги вполголоса рассказывает незамысловатую историю, разбавляя её своим каким-то родным, уютным смехом, а Чонгук уже практически засыпает, лишь изредка хмыкая и поддакивая. Юнги это понимает, и он нарочно начинает говорить тише и медленнее, гранича с шёпотом. — Чонгук? — в ответ неразборчивое «что» и глубокий выдох. У Юнги тоже начинает покалывать в районе груди, когда он представляет как Чонгук лежит на кровати свернувшись калачиком и положив рядом с головой телефон, как борется со сном, но проигрывает, закрыв глаза и приоткрыв рот, и всё это под его незаурядную болтовню и небольшую песню. — Спокойной ночи, Юнги, — бормочет Чонгук, с лёгкой улыбкой ожидая того же в ответ. — Мне тоже кажется, что я влюбляюсь, — Чонгук готов поспорить, что Юнги сейчас расплывается в своей очаровательной улыбке, а сам усилием воли даже открывает глаза, чтобы озадаченно посмотреть на экран, где высвечивается, что их уютный разговор длится без малого полтора часа. — Сладких снов, Чонгукки. Послевкусие этого разговора слаще самого любимого молока Чонгука. Ему очень хочется надеяться, что это лишь начало и такие диалоги ещё обязательно произойдут, но вместо бездушного телефона рядом будет лежать обладатель того самого голоса, что так крепко засел ему в душу.