Брикстонская петля

      Грузчик с невнятно процеженным сквозь зубы ругательством поднял со дна кузова коробку, — на боку остроугольными росчерками маркера было написано «Анатомические справочники» — кряхтя, пронес её к распахнутым дверям и передал Джону. Ватсон, хоть и ожидал, что коробка окажется очень тяжелой, всё равно рефлекторно присел. В правом бедре возмущенно вспыхнула боль, и он неловко заточился, едва не упав прямо на тротуар. Было раннее утро вторника, с громко пронзающим холодный воздух карканьем пролетали вороны, дорога была удивительно пустынной. Грузчик на фургоне с исцарапанными брендированными боками запарковался наискосок, перегородив мордой соседнюю полосу, но в этот час — всего 5:42 утра — ему никто возмущенно не сигналил. Ватсон вошел в распахнутую дверь с номером 221Б и, поудобнее перехватив свою ношу, стал осторожно подниматься по ступеням, пытаясь не скрипеть ими и не разбудить своих соседок постоянной беготней на третий этаж и обратно.       В субботний полдень, в предельной растерянности после знакомства с Мелиндой Холмс, Джон ответил миссис Хадсон, что должен подумать перед принятием решения, но уже к вечеру понял, что думать здесь нечего. За триста фунтов в месяц в несколькоминутной на мотоцикле доступности от возможного места работы квартира по Бейкер-Стрит была лучшим вариантом из возможных. Даже разделенная напополам с весьма эксцентричной барышней, однозначного мнения о которой Ватсон всё ещё не мог сложить. В конечном итоге, он нуждался лишь в ночлеге, а спальня здесь была довольно уютной, с новым матрасом на старой кровати, письменным столом и незначительным рассадником черной влажной плесени на потолке ванной комнаты. А потому Джон тем же вечером перезвонил миссис Хадсон, в воскресенье вернулся в Мейблторп, собрал все свои немногочисленные пожитки, большую часть которых составляли книги, заказал услуги грузчика и авто на ближайшее свободное время — им оказалась ночь вторника — и вот теперь постепенно выстраивал в своей комнате лабиринт из коробок.       Добавив к ним ещё одну, с анатомическими справочниками, он спускался и как раз проходил мимо распахнутой двери общей гостиной, когда оттуда вдруг донесся сиплый голос:       — Захватите на пути обратно кофе у Спиди. Черный, тройной.       Ватсон замер и заглянул во всё ещё царящий в комнате полумрак. За окном стремительно светало, но внутрь свет просачивался лишь через узкие щели в плотных шторах. Эти неровно повешенные на карнизы отрезки тяжелой ткани были за прошедшие несколько дней единственным нововведением в гостиной. У Джона не было времени этим заняться, а Мелинду, которая заселилась сразу в субботу, похоже, ничего кроме необходимости занавесить окна не беспокоило. Он рассмотрел её силуэт в одном из приставленных к дивану кресел. Она сидела, подтянув ноги под широкую серую толстовку — наружу торчали только голые узкие стопы, и надев капюшон так, что не было видно лица. Холмс не шевелилась, только в пальцах одной руки, повисшей на подлокотнике, торопливо перебирала сигарету, а в другой прокручивала мобильный телефон. Ватсон не знал, как давно она так сидела, не замеченная им в кромешной темноте комнаты, и сейчас почему-то ощущал себя как-то неловко.       — Я Вас разбудил?       — Я не ложилась.       Движения её пальцев гипнотизировали своей плавностью. Джон наблюдал за сигаретой с каким-то голодным нетерпением, когда та разломится, тонкая белая бумага надорвется и оттуда посыплется табак.       — Простите, но у меня будут заняты руки. Да и не думаю, что кафе уже открыто — ещё нет и шести.       — Открыто, — коротко ответила Холмс, игнорируя первую реплику Джона. — Спасибо.       И замолчала. Он ещё с минуту постоял на лестничном проходе, не понимая, как реагировать на так отчетливо не принятый отказ, а затем повернулся и ушел. В прихожей он едва разминулся с грузчиком, несущим впереди себя очередную коробку, а когда переступил крыльцо, обнаружил, что «У Спиди» в самом деле было открыто. Владелец коротко приветливо улыбнулся ему, оставляя на краю тротуара деревянный штендер. Джон ответил учтивым кивком и, подавшись порыву, попросил сварить кофе и пообещал вернуться за ним, как только справиться с оставшимися коробками. Он не знал наверняка, почему так легко пошел на поводу у своей новоиспеченной соседки, но предпочитал верить, что этим сделает основательный положительный вклад в их дальнейшее сосуществование. Такая себе услуга в счет кредита их доверия и добрососедства. Но Джон твердо решил, что прямо сегодня стоило провести границу — бегать за кофе каждый раз, когда Мелинде Холмс будет лень, он не намеревался.       Забрав у Спиди два парующих бумажных стакана с густой ароматной жидкостью, он поднялся в гостиную. Мэл сидела всё там же, в кресле, но уже не играла с сигаретой, а сосредоточено смотрела в экран телефона. Его свечение холодным ореолом выхватывало из сумрака выглянувшие из-под капюшона подбородок и острый нос.       — Думаю, нам надо обсудить… — заговорил Джон, но она его перебила:       — Давайте прокатимся. Лондон в этот час совершенно особенный: пустой, тихий, всепрощающий. Лучшее время для езды на мотоцикле — никакого трафика.       — Но…       — Мы не надолго — проведу Вам познавательную экскурсию, Ватсон.       Он горько хохотнул этой её тенденции не утруждаться его слушать и с напором продолжил:       — Я принес кофе и хотел бы…       — Ага, — подхватываясь с кресла, бросила Мелинда. — Поставьте его куда-нибудь.       Её выбравшиеся из-под толстовки обнаженные ноги оказались поджарыми и стройными с острыми коленями и короткой арабской вязью татуировки на внутренней стороне правой стопы — там, где между пяткой и взбугрившейся под бледной кожей косточкой западала тень. Джон проследил за её ногами взглядом, пока Холмс прошла мимо него и свернула в кухню, а потом отхлебнул из одного из стаканов. Он совершенно ничего не знал о своей соседке, им не выпадало шанса толком познакомиться, и он не был уверен, что выпадет в ближайшее время — общение с Холмс выходило каким-то односторонним: она говорила, резко отчеканивая слова, прерывая его и каким-то невообразимым образом видя насквозь, а он лишь оторопело слушал и, выходило так, покорно слушался. Было в этой некоторой презрительности и не шаблонности Мэл что-то привлекательно дикое. Ватсон осклабился в стакан, сделал ещё один глоток и, подойдя к столу, отставил обе порции кофе между поднятыми вверх тормашками стульями. Из двери своей примыкающей к кухне спальни вышла Мелинда. В черных джинсах, с всё ещё натянутым на голову капюшоном и рукавами толстовки, выбивающимися из-под рукавов длинного пальто и почти прячущими её пальцы.       — Поехали? — спросила она и, не дожидаясь ответа, зашагала к лестнице.       Лондон и в самом деле оказался особенным. Джон вел «Триумф-Бонневиль» с отцовской меткой — выгоревшим кругляшом наклейки сбоку бензобака — просто посередине полосы и никто не норовил прижать его к тротуару или перегородить проезд на светофоре. Улицы были пустынными, на витринах магазинов и дверях офисов были опущены жалюзи, редкие прохожие на остановках кутались в воротники и шарфы, растирали руки и нетерпеливо переступали на краю тротуара, высматривая автобус. Низко повисло серое небо.       Холмс сидела сзади, отодвинувшись на самый край сидения и удерживаясь руками за его края, прикасаясь к Джону лишь изредка и случайно — по инерции толчка после переезда возвышенного перехода или неровности. Указывая дорогу, она коротко хлопала его по тому плечу, в какую сторону следовало повернуть. Её маршрут проходил мимо Букингемского дворца и музея Тейт Британия, по мосту Воксхолл через Темзу рядом с восславленным фильмами про Джеймса Бонда зданием Секретной службы, а затем свернул в жилые кварталы. Густо запаркованные улицы постепенно сужались, чем дольше они ехали — тем больше пешеходов на тротуарах торопились на работу, а у съезда на парковку большого магазина электротехники «Каррис» — над поднятым шлагбаумом висел его большой указатель — и вовсе обнаружилось небольшое столпотворение. Несколько десятков людей, многие из которых были одеты в форменные объемные куртки «Каррис», перегородили ведущую к большой кирпичной коробке магазина дорогу и с любопытством выглядывали поверх голов друг друга. Там, куда они пытались заглянуть, на парковке, виднелись ярко располосованные бока полицейских машин и взблескивали синие маячки. Вместо шлагбаума, поднятого тонкой мачтой в серое небо, проезд закрывала подрагивающая на ветру полицейская лента.       Холмс больно ткнула Джона под ребра, показывая, что именно туда и нужно было свернуть. Он замедлился, но не остановился — он не разделял желания своей соседки примкнуть к зевакам и находил своим преимуществом то, что именно он вёл мотоцикл, а так, имел власть наглядно продемонстрировать, как это объективно неприятно, когда кому-то постороннему весьма эгоцентрично плевать на чужое мнение. Мэл снова кольнула его пальцем. Ватсон злорадно ухмыльнулся в забрало шлема и поддал скорости, а Холмс неожиданно против инерции прижалась к его спине. Он удивленно покосился на неё через плечо, и в то же мгновенье «Триумф» резко дернулся и вильнул задом. Джон рефлекторно ухватился за рычаги тормоза и на переднем обнаружил пальцы Мелинды, она потянулась к рулю под его рукой и почти до упора зажала рукоятку — переднее колесо резко закусило и мотоцикл пошел устрашающим, кренящимся юзом. Ватсон с полминуты боролся с ним, чтобы выровнять и остановиться. За «Бонневилем» по асфальту протянулась различимая извилистая черная полоса стертой резины. Джон прорычал ругательство, опуская ножку и опирая на неё мотоцикл. Триста фунтов в месяц этого не стоили. Он ожидал от утренней прогулки по Лондону чего угодно, но только не этого. Мелинду стоило образумить, раз уж она выпала ему в сожительницы — как минимум на те два месяца, за которые он наперед заплатил. Когда Ватсон заглушил двигатель, выдернул ключи, поднял стекло шлема и обернулся, Холмс уже соскочила с сидения и стояла на краю тротуара.       — Какого черта Вы делаете?! — вкладывая всё раздражение в голос, так несподручно приглушаемый шлемом, возмутился он.       В ответ Мелинда лишь сверкнула холодными серыми глазами, коротко сказала:       — Идём, — крутнулась на пятках и порывисто зашагала к повороту на парковку «Каррис».       Джон с недоумением уставился на развивающиеся вслед за ней фалды темного длинного пальто и до болезненного спазма сжал челюсти. Мгновенная вспышка адреналина сошла на нет и головная боль бессонной ночи, тупо долбящаяся в затылок, вернулась. Ну нет, просто так этого он ей спускать не собирался. Ватсон рукой помог себе перенести правую ногу над мотоциклом и бросился вслед за Холмс.       — Эй, послушайте! Вы отдаете себе отчет, насколько это было глупо и опасно? — выкрикивал он ей в спину, а затем, поравнявшись, ухватил за руку и, резко дернув, заставил остановиться. — Так не пойдет, ясно? Если мы будем делить жилье, Вам придется научиться вести диалог! Это…       — Я…       — Это, как минимум, значит слушать и не перебивать! — он грозно выкинул вверх руку и направил ей в лицо палец. Впервые за несколько их встреч Джон видел её так близко и при достаточном освещении, что мог различить белесый росчерк старого шрама сбоку нижней губы и медные вкрапления в голубоватой стали её глаз. Их внимательный взгляд был направлен прямо в лицо Джона, её острый подбородок был с вызовом вскинут вверх. Ватсон разжал пальцы, выпуская её локоть. Что-то в том, как она смотрела и как нахально себя вела, было твердым, подкупающим своей лишенной сомнений решительностью.       — Хорошо, — ответила она. — Всё?       И прежде, чем он успел заговорить, повернулась и снова быстро пошла. Он, прихрамывая, двинулся за ней.       — Нет, не всё, — выговорил Джон в обернутый к нему взъерошенный затылок. — Диалог — это ещё и отвечать на поставленные вопросы, Холмс!       Не сбавляя темпа, она протиснулась в толпу и, юрко проворачиваясь между людьми, направилась прямо к ярко-желтой ленте «полицейское расследование, проход запрещен». Он пытался не отставать, но плечами то и дело задевал кого-то и сдавленно бормотал возмущенно шикающим на него зевакам извинения.       — На какой конкретно вопрос Вы хотите, чтобы я ответила? — покосившись на него через плечо, с уже довольно знакомым ему холодным азартом уточнила Мелинда.       — Какого черта Вы вытворяли?       Она коротко кивнула патрульному, и тот с кислой миной приподнял для неё оградительную ленту; Мэл шагнула под ней, едва ссутулившись.       — Он со мной, — сообщила она патрульному, махнув в сторону Ватсона рукой, и добавила, снова оглядываясь: — А какого черта Вы не остановили, когда я попросила Вас об этом?       Джон оторопело перевел взгляд с её узкой спины и повисшего на воротнике пальто мятого купола капюшона на полицейского, с усталым видом придерживающего для него ленту; не вполне осознавая, зачем это делает, пригнулся под ней и рефлекторно буркнул патрульному:       — Спасибо.       Тот лишь едва заметно повел подбородком и свободной рукой потянулся к повисшей на поясе рации. Ватсон оглянулся. Впереди между несколькими аккуратно поставленными параллельно разметке парковки автомобилями хаотично сгрудились полицейские машины с включенными мигалками; тут же был фургон «Отдел криминальной экспертизы» с распахнутыми дверцами, у которых стоял человек в белом защитном комбинезоне и бахилах. Джон ускорил шаг.       — Вы что, работаете в Скотланд-Ярде? — спросил он, и Холмс, не оборачиваясь покачала головой. Она стремительно, резко взмахивая руками и широко ступая, шла напрямик через стоянку к углу массивного здания магазина. Там стояла небольшая группа людей в униформе и штатском, они склоняли друг к другу головы и о чем-то взволнованно переговаривались.       — Криминальная журналистка?       — Нет.       У патрульного, облокотившегося на капот одной из полицейских машин, зашипела в руке рация и оттуда достаточно различимо для Джона раздалось недовольное:       — Приехала шизоидная. С ней плюс один.       Ватсон перехватил хмурый взгляд полицейского, зацепившийся за них, когда Мелинда и он сам вслед за ней проходили мимо. Плюс один? Это он-то?       — Кажется, Вас только что назвали шизоидной, Холмс, — сообщил он, не удержав каплю злорадной ехидности, просочившейся в голос. Не только ему одному эта Мэл казалась не вполне адекватной.       — Весьма ошибочный диагноз, — парировала она. — Впрочем, чего ожидать от этих тусклых праздных обывателей? Определение «диссоциальное расстройство» куда более удачно совмещает личностные характеристики, по их мнению, свойственные мне. И оно значительно ближе к истине.       — Кто Вы такая? Почему Вы здесь? Почему я здесь?       — Действительно, Джон, почему Вы здесь? — Мелинда вдруг резко остановилась и обернулась. В выражении её лица было что-то от детского восторга, едва различимое под маской сильной усталости и пренебрежительным апломбом. Это резко контрастировало с отражающимися в стекле закрытых дверей «Каррис» вспышками синего и неспокойно кричащими воронами, черными подвижными точками нанизавшимися на провода между фонарными столбами и вдоль крыш. — Вы ведь могли остаться там, у мотоцикла или вместе со всеми за ограждением. Но Вы не проигнорировали мое приглашение, нет. В Вас взыграл азарт. Вы учуяли чужую пролитую кровь — только она заставляет Вашу собственную по-настоящему закипать. Среди прочих такую печать оставляет война.       Она крутнулась на пятках — фалды её пальто ударили Ватсона по ноге — и снова порывисто зашагала.       — Знаете, Джон, подавляющее большинство считает подобный голод к насилию — его проявлению или наблюдению — опасным извращением, болезнью, — продолжала она. — Я же нахожу это увлекательным хобби.       — Хобби? — эхом повторил он, по мере того, как они приближались, улавливая на себе вопросительные взгляды группы на углу здания.       — Именно. Я эксперт-аналитик, специализируюсь на запутанных преступлениях и в свободное время консультирую полицию.       — А чем занимаетесь в остальное, не свободное время?       Мелинда подарила ему очередной смешливый взгляд через плечо и с ухмылкой ответила:       — Оказываю те же услуги, но частным лицам. К слову, Вы не возражаете, если я устрою в гостиной свою приемную? О, Джон, и Вы не хромаете.       Эта между прочим брошенная реплика будто пнула Ватсона в грудь. Он против всякой логики остановился и удивленно посмотрел на собственные ноги. Боль и в самом деле была едва различимой, почти неуловимой — не только в бедре, но и в ещё несколько минут назад сдавливаемой мигренью голове. Чушь. Он не мог страдать армейским синдромом просто потому что за все четыре года вплоть до обстрела их лагеря не участвовал непосредственно в боевых действиях, пусть и прошел полноценную подготовку наравне с другими. Ему не о чем было скучать, кроме постоянного горького привкуса ржавого песка на губах, будоражащего тока непрерывной наивысшей готовности и умиротворяющей тяжести пистолета в кобуре. Джон поднял взгляд на удаляющуюся Мелинду Холмс. Было в ней что-то совершенно безумное, но присутствовало и что-то по-воински строгое, грубое, своеобразно упорядоченное — то, за что Ватсон отчасти выбрал службу. Вероятно, за это же он выбрал сожительство с Холмс вопреки всем разумным причинам этого не делать. И немного за стройность её ног.       Только сейчас он заметил, что на голове у него всё ещё был шлем. Наверное, именно поэтому все так насторожено на него косились, а Холмс так беззастенчиво веселилась. Джон стянул его и, прижав локтем к ребрам, поторопился за Мелиндой. Оказалось, лицо под шлемом пылало, а в коротких волосах проступила влага, и теперь морозный утренний ветер остро холодил кожу. Ватсон поежился. Ситуация складывалась дикая, и не только потому что он находился на месте преступления посреди закрутившегося расследования, а ещё и потому, что в самом расследовании участвовала его соседка — навскидку и с расстояния больше похожая на невзрачного костлявого подростка, а в невообразимой своей сути являющаяся частным консультирующим детективом с удивительной наблюдательностью и поразительным мышлением. То, что она сказала ему о нем же в первые минуты их знакомства, было неправдоподобно точным. Джон мысленно возвращался к этому несколько раз и всякий раз сомневался, но неизменно признавал, что было увлекательно. Было увлекательно и сейчас. Выходило так, что никакой отвлеченной прогулки не предполагалось, Холмс банально требовался транспорт до определенного места, и она воспользовалась им, Ватсоном, весьма проницательно зная, что это место он найдет увлекательным тоже. Джон хмыкнул себе под нос. Могло ли быть так, что Мелинда и в самом деле видела его насквозь? Он надеялся, что да, потому что сам он в себе ни черта не разбирал.       — Что ещё за плюс один? — спросил мужчина из стоящей у торца группы и шагнул навстречу Мелинде. Та, не останавливаясь, потянулась за парующим стаканом в его руке и, ловко выхватив, воскликнула:       — О, кофе! Отлично.       Мужчина с обильно поседевшими висками и щетиной устало закатил глаза и бесцветно, больше для проформы проскрипел:       — Это вообще-то мой кофе, — и, пристроившись к ней в шаг, пошел рядом. — Кто это, Мэл?       — Мой помощник, — скосив взгляд через плечо и подмигнув Джону, ответила Холмс. Она сделала глоток и вдруг поморщилась: — Фу, растворимый! Лестрейд, я не люблю растворимый кофе! — И, немного расплескав горячую темную жидкость на пальцы мужчины, она сунула стакан обратно ему.       — Рад, что мы это выяснили. Нет, правда, кто это?       — Помощник, я же сказала.       — С каких пор у тебя есть помощник?       Холмс промолчала, мужчина растеряно утер ладонью брызнувший ему на руку кофе и в поисках вразумительного ответа оглянулся. Джон поймал его вопросительный, настороженный взгляд на себе и представился:       — Привет. Я — доктор Ватсон и вообще-то я просто сосед. Мы едва знакомы.       Полицейский со стаканом удивленно вскинул брови.       — Сосед? Мэл, что за ересь?! Это ведь место убийства! — он снова коротко обернулся к Джону. — Простите, ничего личного, правда, — а затем возмущенно продолжил, обращаясь к Холмс: — Ты бы ещё первого встречного прохожего с собой прихватила!       — Ах, Лестрейд, ты слушаешь, но не слышишь, — ответила Мелинда. — Он же сказал: доктор Ватсон. Доктор Джон Хэмиш Ватсон не просто сосед, считай его моим судмедэкспертом.       Они свернули за угол в узкий проход между глухим торцом магазина, высоким проволочным забором и поросшей густыми высокими кустарниками канавой, отделяющей жилой квартал от территории магазина. Тут у стен выстроились череда мусорных баков и несколько плотно спрессованных блоков смятого картона; большие зарешеченные кондиционеры вхолостую вслед за ветром прокручивали лопасти. Дорога здесь была уложена бетонными плитами и в трещинах между ними собралась похожая на снег белая крошка пенопласта. Посреди проезда была разбита большая белая палатка. Рядом с её входом стоял очередной патрульный.       — У нас есть свои судмедэксперты, — произнес полицейский с кофе, останавливаясь.       — Они болваны! — рявкнула Холмс.       Мужчина протяжно вздохнул, сунул руку в карман и, выудив оттуда комок чистых бахил, протянул его Мелинде. Та смерила его презрительным, немного даже отвращенным взглядом и, проигнорировав бахилы, оттолкнула заслоняющее вход полотно ткани и вошла в палатку.       Джон проследил за ней взглядом, с любопытством пытаясь разглядеть что-то в открывшемся проходе, а затем вдруг мотнул головой. Хэмиш?       — Как Вы узнали моё второе имя? — крикнул он вслед Холмс, но за ней задернулась белая ткань. Ватсон — безо всяких на то объективных причин — не любил это Хэмиш посередине и всегда, если и указывал его где-то, то только коротким «Х.» Полное имя значилось только у него в паспорте, свидетельстве о рождении, дипломе и воинском билете, но все эти документы он перевез с собой только этой ночью, и у Мелинды едва ли был шанс в них подсмотреть. Знали имя только родители и брат, и уж к ним-то она точно не могла добраться. Джон растеряно заморгал и потер затылок.       — Невыносимая, — устало, с пониманием выдохнул мужчина, сделал глоток из своего стакана растворимого кофе, и только потом повернулся к Джону. Он подал ему бахилы и протянул руку для пожатия. — Инспектор Грегори Лестрейд, отдел убийств и тяжких преступлений управления по борьбе с преступностью Скотланд-Ярда. Заходите.       Ватсон с полминуты помешкал, рассматривая комок голубого целлофана в своей ладони, потом неловко, пошатываясь, почти выронив из подмышки мотоциклетный шлем, натянул бахилы поверх ботинок и вошел в палатку. Внутри был какой-то тяжелый, острый свет, вынуждающий зажмуриться и потупить взгляд. В углах палатки были установлены лампы, их яркое свечение было направлено в центр, на огражденный участок бетонной дороги, где, похоронно скрестив на животе руки, лежала молодая женщина. Не было ни очевидных травм, ни крови — на ней самой, на одежде или на бетоне, но рядом одиноко лежала свежая красная роза. Эксперт в белом комбинезоне, надетом прямо поверх куртки, с капюшоном, натянутым на кепку, щелкнул вспышкой фотокамеры.       — Мы не до конца уверены, что… — заговорил, входя следом за Ватсоном инспектор.       — Это он, — сухо оборвала его Холмс. Она обошла палатку по периметру и остановилась напротив цветка. Её лицо окаменело в маске сосредоточенности, стальной взгляд цепко исследовал труп.       — Он меняет почерк? Вырабатывает новый? Нет шарфа, и ещё эта роза, — говорил Лестрейд, и Джон оглянулся на него.       Почерк? Значит, те два убийства женщин, о которых в последние недели говорили по телевизору, всё же были связаны между собой. По спине побежал скользкий холодок.       — Почему в прессе вы отрицаете, что орудует серийный маньяк? — спросил Ватсон, и инспектор пожал плечами.       — Не хотим поднимать панику, — невнятно ответил он, хмуро поглядывая на Холмс. Та переступила одной ногой через тело убитой и, зависнув над ней, наклонилась.       — Не хотите нашествия последователей, — поправила Мелинда. — Ваш штатный криминальный психиатр считает, что в конце октября психомоторное возбуждение у многих склонных к подобного рода насилию больных достигает одного из самых высоких пиков. На кого он ссылается? На исследование факультета психиатрии Аризонского университета двадцатилетней давности, которые в качестве доказательства существования сезонной зависимости расстройств приводят пример Зодиака и девятисот сорока одного заявившего в полицию Сан-Франциско о том, что все убийства совершали именно они? Или и вовсе цитирует Гиппократа? Впрочем, какой бы вздор Ваш психиатр не городил, мне это на руку.       — Мэл?       Она перенесла ногу над трупом и, подхватив края пальто, присела сбоку.       — Он ищет внимания, жаждет огласки, и чем дольше полиция будет отрицать серийность совершенных им убийств, тем больше их будет происходить и тем рьянее он будет пытаться вас напугать. А так — будет ошибаться.       — Так роза — это ошибка?       — Нет.       — Всё же почерк?       — Нет.       Инспектор раздраженно щелкнул языком и вздохнул.       — Что же это тогда?       Холмс, всё ещё сидя на корточках, повернулась — под грубой подошвой её ботинок заскрипела мелкая бетонная крошка — и подняла цветок.       — Попытка запугать, — ответила она, прокручивая упругий, утыканный острыми иглами, стебель между пальцами и заглядывая в бархатистый бутон.       — Кого?       — Меня.