Брикстонская петля

      Носить вместо плотной военной формы и жестких ботинок удобные кроссовки, просторную хлопковую «пижаму» и белый халат ощущалось странным. В последний раз он выходил на дежурство так одетым почти пять лет назад в Адденбруке. Он даже помнил своего последнего пациента там — пожилую женщину после серьезной дорожно-транспортной аварии с множественными переломами, разрывами внутренних органов, пневмотораксом и тяжелой черепно-мозговой травмой. Ватсон провел у операционного стола около пяти часов в компании двух других хирургов, а после вычеркнул своё имя из графы «лечащий врач» в заведенной на пациентку карте. Это ощущалось словно другой, отдаленной от него расстоянием и временем чужой жизнью — не его. И вот теперь у него снова вместо погон была именная карточка, вместо пистолета — пейджер, вместо одной на всех палатки досуга просторная ординаторская и несколько обставленных удобными кроватями комнат отдыха.       Из одной из них Джон как раз вышел, устало растирая ноющий тупой болью затылок и отекшую шею. Ему почти не удалось поспать — ни на Бейкер-Стрит до самого вечера, ни теперь в больнице. В голове гремел торнадо мыслей, сметающий сон и замещающий его разрозненными отрывками: хакер, серийные убийства, британское правительство, сигнализация в его собственной гостиной. Наручные часы показывали начало третьего утра, и только сейчас, когда он почти провалился в долгожданную дрему, пришел вызов. С сестринского поста сообщили, что карета скорой помощи везла к ним молодого нетрезвого парня, вывалившегося из окна третьего этажа. Джону предстояло осмотреть его, обезболить, возможно, прооперировать или, если ему самому было не по силам провести полноценное операционное вмешательство, стабилизировать пациента до начала рабочего дня требуемого специалиста. Срочно было нужно взбодриться. И Ватсон, наблюдая за собственными шагами по зеленому линолеуму коридорного пола, так контрастирующего с пыльным плацом их базы, направлялся в сторону ближайшего кофейного автомата.       Возвращаться в мирную жизнь было непросто. Нужно было заново привыкать ко стольким вещам, являющимся для других совершенно обыденными, но кажущимся ему, Джону, чужеродными. Мирная жизнь звучала иначе — вместо стрекотания вертолетных лопастей приветливый писк принимающего его пропуск электронного замка, вместо громкого мужского гогота вахтенных приглушенное перешептывание медсестер на дежурном посту. Мирная жизнь была другой на вкус, многоголосее, пестрее и — вопреки всякой логике — неспокойнее войны. Там, в Ираке, всё было унифицировано, строго, скупо, пастельно. Там было понятно, кто враг, где его искать и как с ним бороться. Тут серийные убийцы просто рядом с большими торговыми центрами убивали молодых женщин, полиция трусливо отмалчивалась, опасаясь не реальной угрозы — маньяка, а каких-то мнимых вероятных последователей. Тут какой-то американец мог незамеченным проскользнуть в кабинет Майкрофта Холмса — настолько высокопоставленного, что Джон так внятно и не понял, кем конкретно он являлся — и разрисовать картину. Тут расследования подобных преступлений доверяли хрупкой и чудаковатой Мэл, которая, получив сообщения, вместо написать ответ вслух послала свой телефон к черту, которая перешагнула просто через Ватсона, пробираясь поверх его кресла, перегородившего проход на кухню, к пачке сигарет, которая плюхнулась обратно в своё кресло, сунула сигарету между губ, но вместо закурить, рявкнула:       — Уходи.       Её брат недоуменно вскинул брови.       — Уходи, — повторила Мелинда, направляя в него палец и закидывая свои босые, собравшие пыль неубранного пола стопы на укрытые одеялом колени Джона. — Не Вы, доктор. Вы останьтесь. Ваше замешательство помогает мне сосредоточиться. А ты уходи, Майкрофт.       Когда за тем закрылась дверь, и под ним самим и его охранниками перестала устало вздыхать лестница, Ватсон осторожно подхватил тонкие лодыжки Холмс, будто та была не его наглой соседкой, а пациенткой с тяжелыми травмами ног, и убрал со своих колен. Её бледная кожа оказалась гладкой и холодной. Вблизи он рассмотрел черноту причудливых вензелей её татуировки и высокий изогнутый свод стопы. В этих деталях, во всей Мелинде присутствовала утонченная красота, которую она осознанно, банально из лени или бессознательно прятала в мешковатой серой толстовке, в спутанных в невнятный высокий узел волосах, а главное — в своём отталкивающем поведении. Будто нарочно в доказательство этого, будто слыша его мысли, Холмс сказала:       — Спуститесь к миссис Хадсон, пусть заварит чаю.       Джон скосил взгляд на два бумажных стаканчика, оставшихся доверху наполненными остывшим кофе на краю стола с самого раннего утра. Тогда он пошел у неё на поводу, и из этого не получилось ни разговора, ни установления добрососедства. Даже банальной благодарности он не получил, а потому теперь фыркнул и ответил:       — И не подумаю, — он оттолкнулся от затертых подлокотников кресла и встал. — Я иду спать.       — Это не займет у Вас больше минуты, — настаивала Мелинда, и не закуренная сигарета в её губах шевелилась в такт её словам. Ватсон проследил взглядом за параболой её траектории и парировал:       — У Вас тоже.       — Джон, перестаньте. Разве…       Но он прервал её:       — Нет, это Вы перестаньте, Холмс! Хватит испытывать на прочность мои терпение и манеры. Я выполнил Ваш утренний запрос кофе, я проглотил то, что Вы едва не разбили мой мотоцикл, пробрались в мою спальню и разбудили меня. Что вы притащили в мою кровать розу с трупа! Всё, Вы исчерпали лимит вседозволенности не только на сегодня, но и на два следующих календарных месяца!       Она слушала его, и на её лице отразилось что-то настолько очевидно насмешливо-надменное, что тогда в их общей, совершенно не обжитой гостиной он различил в себе острый порыв столкнуть эту ухмылку с Мелинды звонкой пощечиной. И теперь, много часов спустя, снова разозлился. Уже не столько на неё, сколько на себя за агрессивную несдержанность своих мыслей. Какой бы невыносимой она ни была, ударить её — как и любую другую женщину — он никогда бы себе не позволил, но тогда на Бейкер-Стрит был всего в нескольких её колких репликах от потери контроля над собой.       — Приветик, — раздалось у него за спиной, и Джон дернулся от неожиданности. Этот голос был женским, но не принадлежал Холмс, и перед ним был не их пыльный нуждающийся в растопке камин, а кофейный автомат, сам он был не в своей спальной пижаме и одеяле, а в зеленом хирургическом костюме под белым халатом. — Нужна помощь?       Он оглянулся. Сразу за ним стояла молодая девушка в светлой форме и с короткими пшеничными волосами, заправленными за уши. Она мягко ему улыбалась, перебирая в руках смятую купюру и с очевидным любопытством его рассматривая. Джон улыбнулся ей в ответ.       — Привет, я… просто задумался над тем, какой кофе выбрать.       — Тут нечего и думать — берите черный, крепкий. Вы задремали стоя. Тяжелая ночка?       — Нет, совсем наоборот — сейчас только направляюсь к первому пациенту.       Она кивнула и протянула ему руку.       — Меня зовут Мэри, я медсестра в отделении интенсивной терапии.       Он ответил на предложенное пожатие, обхватывая мягкую теплую ладонь и заглядывая в широко распахнутые искрящиеся глаза.       — Джон, хирург-травматолог из приемного.       Улыбка Мэри — «Морстен, Мэри Э.» было указано на её повисшем с нагрудного кармана бейдже — стала шире и на щеках запали ямки. В розоватой глянцевой глазури её накрашенных губ отражалось свечение ламп.       — Позвольте Вас угостить, Мэри, — сказал он, выпуская её руку, но не намереваясь так же легко выпускать её саму. В запасе до повторного звонка с дежурного приемного поста у него ещё было несколько минут, а медсестра была слишком миловидной, чтобы проводить эти несколько минут наедине со стаканом кофе. ***       Мелинда выдохнула сизое облако дыма и со свистом рассекла его смычком. Было поздно — возможно, уже даже рано — и в квартире хозяйки этажом ниже больше никто раздраженно не сбавлял громкость на телевизоре во время рекламных пауз, а значит, миссис Хадсон уснула, не услышит сигаретной горечи, и так — об этом не стоило беспокоиться.       Скрипка осталась стоять облокоченной о пустой книжный шкаф, конверт с фотографиями картины Майкрофта остался лежать на кресле Ватсона. Мелинде не нужно было снова с ними сверяться, чтобы отчетливо помнить яркую желтизну густых подтеков краски.       ШЕРЛОК       Вывод уже давно был очевидным, и приход брата послужил тому лишним доказательством: Мориарти были нужны «Чертоги», срочно, и отступать он не намеревался. Состоянием на сейчас он испробовал уже пять разных способов. Во-первых, он раскопал всё на саму /sher_lock/ — её работу, её методы, её настоящее имя, её заказчиков, но тихий шпионаж в сети ни к чему не привел. Он вышел на связь с ней, откровенно демонстрируя своё превосходство и пытаясь подтолкнуть к неосторожности, к трусливому бегству в «Чертоги» в поисках информации — это два. Третье — серийный убийца. Мелинда была уверена, что сам Джим Мориарти рук в крови не марал и отнести по меньшей мере три женских трупа непосредственно на его счет не могла, как не могла и точно определить связи /moriarty/ с убийцей: он его нанял или только вышел на след, диктовал ему, что стоило делать, или просто пользовался плодами чужого зла, вплетая в него своё? Какой бы ни была правда, в этом присутствовала логика: Холмс стремилась поймать маньяка и наипростейшим путем было бы выйти на того, кто уже обладал о нём неоспоримо точной информацией. Мориарти сообщил о том, что оставил для Мелинды подарок за полтора часа до того, как тело обнаружили случайные прохожие. В-четвертых, он попытался надавить на Майкрофта запугиванием тем, что вычислил Шерлока, и тем, что обладал достаточной сноровкой и решительностью раструбить о своей находке кому угодно, но в первую очередь, ведомству М и его прямому работодателю. Вот только здесь Мориарти обнаружил пробел в своей осведомленности. Он не допускал, что Майкрофт мог банально не знать. Именно это и означало его «Маленькая врунья.» А сообщение было одним из множества проявлений пятого способа — он постоянно следил за Мелиндой, подсматривал за ней в старой квартире, следовал за ней на улицах, взламывал сотовые окружающих её людей, так подслушивал и так выходил на связь. Вот только ни один из используемых им способов выйти на Холмс не давал ей возможности отследить его по его же следам — тех просто не оставалось.       Она не могла не признать изобретательности Мориарти и не восхититься его мастерством и упорством в намерении заставить её запустить поисковые протоколы «Чертогов» и вместе с этим обнаружить их ему. Он не был ни простым, ни банальным, ни скучным, ни пресным. Противостояние ему захватывало. Холмс не могла не согласиться: «Это заводит».       Она глубоко затянулась, неторопливо выдохнула, складывая губами медленно взмывающие к потолку дымные кольца, и рассекла их смычком. Её тело взбудораженно вибрировало так, как давно не отзывалось даже на редкой чистоты шестидесятипроцентный героин, пущенный по вене. Энергия в ней требовала выхода, нужно было только задать правильное направление. Что Мелинда знала о Мориарти кроме его образования, не законченного из-за выходки, единственной целью которой было привлечь внимание деньговитых заказчиков? Что он имел выход на брикстонского убийцу — прямой контакт или только подглядывал со стороны — и это нужно было проработать. Помимо того, что душителя, безусловно, следовало как можно скорее остановить, он мог оказаться потенциально полезным в противостоянии с Мориарти. Это возводило дело о трех задушенных молодых женщинах в высочайшую степень важности. Именно на нём Холмс собиралась сконцентрироваться. Она подскочила с кресла, отбросила смычок, сунула сигарету в угол рта и направилась в свою спальню. Действовать нужно было немедленно.       Первую жертву звали Шеннон Грэйс, ей было двадцать, она красила волосы в пепельно-светлый, носила в сумке газовый баллончик и разноцветную коллекцию ярких марок ЛСД. Её нашли ранним утром вторника, четвертого сентября, в самом конце Риджуэй-Роуд у ворот одного из гаражей под железнодорожной эстакадой. Холмс не привлекли. По отпечаткам на пакете с наркотиками, очевидно предполагавшихся для продажи, а не собственного употребления, нашли сутенера и дилера Шеннон. Его арестовали по подозрению в убийстве и приволокли в участок, где Лестрейд так запугал его потенциальными двадцатью пятью годами в тюрьме, что тот в качестве алиби выложил чистосердечное признание в том, что в момент убийства Шеннон в двадцати километрах от Риджуэй-Роуд вместе с двумя подельниками грабил круглосуточный магазин.       Лили Уэбб, второй убитой, было тридцать пять, она была натуральной эффектной блондинкой, матерью двух сыновей-подростков, для которых своим телом и алиментами от первого мужа смогла обеспечить школу-пансион на северной окраине Лондона. Она не пила, пыталась бросить курить и, судя по её электронной почте, намеревалась радикально изменить жизнь — ей пришло письмо-подтверждение о приеме на работу администратором в тренажерный зал. В поисковой истории её браузера значилось несколько десятков просмотренных квартир, сдаваемых в аренду недалеко от школы её сыновей. Лили обнаружили двадцать девятого сентября возле Байторн-Стрит, за высоким металлическим ограждением, отделяющим жилые дома от пролегающих через район железнодорожных колей. Тело пролежало там трое суток и порядком пострадало от изменчивости лондонской погоды — мокло под дождями и распаривалось под солнцем, но причина смерти осталась очевидной — удушение. Как очевидными даже для Лестрейда оказались и параллели с делом Шеннон Грэйс, по которому инспектор успел безуспешно отработать ещё полдесятка подозреваемых.       Обе были невысокими, но фигуристыми, полноватыми, носили цветастые платья и длинные яркие ногти, на обеих были шарфы, которыми их и удушили, обе работали проститутками в Брикстоне и обеих нашли мертвыми далеко от их точки. Этого инспектору было достаточно, чтобы заподозрить серийность и наконец обратиться к Мелинде.       К этому моменту Шеннон Грэйс уже была похоронена, её комнатка в доме, который она снимала вместе с шестью другими девушками оказалась убранной и сданной новой квартирантке; находящийся в заключении в ожидании суда за ограбление сутенер Шеннон отказался говорить, а её мать-алкоголичка хоть и пыталась что-то бормотать, ничего связного и релевантного издать так и не смогла.       Место обнаружения Лили Уэбб ей удалось изучить до того, как вокруг него сняли оградительную полицейскую ленту, а саму Лили — осмотреть в морге. Вещи убитой достались Холмс уже после экспертов-криминалистов скомканными, перепачканными порошком для снятия отпечатков, в таком же состоянии оказалось и жилье, когда Лестрейд провел туда Мелинду.       Этим утром она успела оказаться на месте обнаружения третьей убитой до того, как все следы были окончательно затоптаны. Эта жертва была брюнеткой, но носила светлый длинноволосый парик, которого при ней не обнаружилось. Длинные, остро заточенные ногти ярко-желтого цвета с россыпью стразов были наклеенными поверх своих коротко отстриженных и не накрашенных. Куртка и ботинки были дороже и ухоженней остальной одежды — цветастой джинсовой юбки, узорчатой блузки с глубоким вырезом и несколько раз старательно зашитых капроновых колготок — низкого качества и, вероятно, купленной в магазине подержанных вещей. В сумке у неё было два мобильных телефона; на том, что дороже и которым весьма бережливо пользовались несколько лет, входящие сообщения адресовались Эмили; на том, что дешевле, новее, но с треснутым экраном — Барбаре. Она, очевидно, занималась проституцией не так давно, пришла к этому от безысходности, остро это ненавидела и тщательно скрывала. Судя по следам пасты шариковой ручки на ребрах её ладоней и следам на кистях, у Эмили была другая, дневная работа где-то в офисе, которую она проводила за столом, работая над бумагами.       Всех троих задушил один и тот же человек — высокий и сильный левша. Каждую он убил достаточно быстро, чтобы они не успели попытаться дать ему отпор; воспользовался их же одеждой, затянув шарфы — и пару колготок — вокруг шеи одинарной петлей и надавливая слева несколько сильнее, отчего след от удавки оставался неравномерным. Всем троим он отстриг ногти — ровно, точно, будто имел в этом особую сноровку, но ни на одном из мест обнаружения тела не осталось отрезанных кусочков или хотя бы мелкой крошки лака, отколовшегося в процессе срезания. Вывод: он убивал их не там, где бросал тела. Барбару-Эмили он совершенно точно убил у себя дома — внизу её колготок остался мелкий ворсистый след светлого ковра и несколько рыжих тонких нитей котячьей шерсти, которой на одежде у неё не было — у самой Эмили, очевидно, кот не жил. Ни одна из троих не оказывала явного сопротивления. Из чего Мелинда делала вывод, что с каждой из трех убийца виделся не раз, они привыкли, что в сексе он придушивал их, играя. Потому в последнюю встречу ни Шеннон, ни Лили, ни Барбара не сразу смогли понять, что в этот раз он душил их на самом деле, а так — не успели даже попытаться отбиться.       Холмс выдвинула нижний ящик шаткого комода и, на долю секунды задумавшись над вмещавшимся в нем ассортиментом париков, выбрала кучерявый платиновый. Подхватив его просто за выбившийся локон, она затолкнула ящик ногой и вынула изо рта сигарету. Убийца был постоянным клиентом брикстонских девочек по вызову, и на остаток этой ночи Мелинда собиралась стать одной из них. Более действенного способа выведать что-то у проституток не существовало. ***       Джон опер «Бонневиль» о подножку, поддел пальцем заедающее крепление на багажнике, вытянул оттуда пакет из супермаркета «Теско», в который заехал на пути из больницы, отыскал в кармане косухи ключи и шагнул к двери 221Б. Он был уставшим, едва ощущающим реальность, но довольным. Первый рабочий день — ночь — прошел хорошо и ещё лучше закончился: Ватсон и медсестра из реанимации Мэри договорились вечером вместе прогуляться. Все, чего сейчас хотел Джон, был душ и кровать, но мысленно с нетерпением забредал в грядущую встречу.       Он вошел в дом, и прихожая встретила его кромешной темнотой и оставленным в углу сразу рядом с дверью пылесосом миссис Хадсон. Джон натолкнулся на него, от неожиданности выронил связку ключей, а когда потянулся к включателю, вспомнил, что свет не работал — электрик так и не явился на вызов. Ему пришлось отставить пакет и присесть, кряхтя от боли. Нога устало ныла, пол был пыльным, ключи нашлись у первой ступеньки. Утирая руку просто о джинсы, он поднялся на второй этаж и свернул к двери, ведущей на кухню. Всё здесь было таким же пустым и необжитым, как и в прилегающей гостиной: на полках стояло несколько разномастных запыленных тарелок и чашек, вокруг крана над раковиной запуталась паутина, холодильник стоял выключенным с распахнутыми дверцами. Джон шагнул к нему и потянулся в пакет за упаковкой яиц, и тогда заметил гостью.       Белокурая кучерявая девушка в короткой искусственной шубке невнятного блеклого цвета, в узко обхватившей бедра юбке, колготах в сеточку и высоких сапогах с тонкими каблуками, на один из которых нанизался пожелтевший листок. Она развалилась в кресле Холмс у камина, перекинув ноги через один подлокотник и опустившись спиной на второй. Она энергично жевала резинку, затем надула из неё большой белый пузырь и с громким хлопком лопнула.       — При-у-вет! — сказала она, с любопытством разглядывая Джона.       — Доброе утро, — ответил он сухо, прячась за дверцу холодильника. Не успели они въехать, как Холмс уже воплотила свое предупреждение о том, что в гостиной станет принимать клиентов. И вот теперь эта девчонка, единственной ассоциацией с внешностью и поведением которой была работа по вызову, заявилась в их дом с утра пораньше. И ещё заняла место Мелинды. Джону стало как-то злорадно весело оттого, что блондинка проявила такую наглость, и он понадеялся, что это разозлит Холмс.       — Что-у прине-ус? — поинтересовалась, снова хлопая жвачкой, гостья. Она коверкала слова на ливерпульский манер — Ватсон знал это, потому что один из его близких сослуживцев разговаривал так же. Он выудил из пакета бутылку молока, поставил её на полку в дверце, а затем оглянулся на ведущий к спальне соседки проход. Дверь в её комнату была приоткрыта достаточно широко, чтобы он рассмотрел, что не засланная кровать была пустой, а шторы плотно задернуты.       — Вы пришли к Мелинде Холмс? — задал он встречный вопрос, оглядываясь на гостью. Она оскалилась ему, обнажив зубы и зажатый между ними смятый комок жвачки, опустила ноги на пол и встала, нетрезво покачнувшись на каблуках и широко взмахнув руками, чтобы удержать равновесие. Она тонко хохотнула и упрямо повторила:       — Что-у прине-ус? Есть что-у-то вкусное? Пе-у-ченье?       Пальцем с длинным черным прямоугольником ногтя она подхватила край жвачки и тягучей белой лентой стала наматывать вокруг фаланги. Несколькими широкими шагами она пересекла расстояние от кресла до холодильника и, деловито отвернув край пакета, заглянула в то, что Ватсон ещё не успел достать: пачку сливочного масла, упаковку сахара, бутылку средства для мытья посуды, коробку новых бритвенных касет для станка и тюбик лосьона после бритья.       — Скучно-у! — раздосадовано выдохнула она, капризно морщиня брови. Джон раздраженно одернул пакет, борясь с острым желанием оттолкнуть блондинку — она остановилась слишком близко к нему.       — Кто Вы такая? — отчеканив каждое слово отдельно, с натиском спросил Ватсон. Гостья закатила глаза. Те были карими, и в тени низко нависших густых накладных ресниц он рассмотрел ободок линз, а в этом их движении перехватил что-то неуловимо знакомое. Джону были знакомы и её острые скулы, на нижней губе он рассмотрел белесый шрам.       — Мэл? — выговорил он удивленно прежде, чем успел внятно в мыслях сформировать эту догадку. — Холмс, это Вы?       Блондинка вытянула жвачку изо рта, зажав её между пальцев, и резко изменившимся голосом — приобретшим сиплую бархатистость — совершенно без акцента ответила:       — Хвалю за наблюдательность. Сегодня она Вам ещё пригодится. Сколько времени Вам нужно, чтобы отоспаться?       Ватсон растеряно заглянул в темный, нуждающийся в подключении к розетке холодильник, словно в нём помимо только что возникших там молока и яиц могло оказаться что-то, вносящее ясность в происходящее.       — Что… за маскарад?       — Шести часов хватит? — стояла на своём Холмс. Она скосила взгляд на наручные часы Джона, а затем заглянула ему в лицо, и его поразило то, насколько неизменно — вне зависимости от цвета глаз и общего облика — холодно и цепко она смотрела. — В три пополудни я жду Вас в гостиной.       — Зачем?       Но Мелинда не ответила. Она между пальцами скатала жвачку в плотный шарик, метко забросила его в раковину и, крутнувшись на пятках — тонкие каблуки с надрывным скрипом проехали по паркету, оставляя на нем две отчетливых изогнутых царапины — пошла в свою комнату.       — Холмс! — крикнул ей вслед Ватсон, и она захлопнула за собой дверь своей спальни, оставив его стоять в недоумении. Их сожительству пошли вторые сутки, наметившаяся в их взаимоотношениях тенденция усиливалась.       Он поднялся к себе, смыл с тела дезинфекционную отдушку формы и резиновую горечь перчаток, тщательно побрился и улегся в кровать. Сон пришел мгновенно и был на удивление спокойным, пока в него не ворвался настойчивый голос:       — Джон! Просыпайтесь.       Одеяло обволакивало его мягким коконом. Ватсон подогнул ноги и попытался зарыться лицом в темноту и тепло одеяла, но голос пробрался и туда:       — Вставайте!       Ему не хотелось ни открывать глаза, ни говорить, ни вообще шевелиться, но в сознании всплыло четкое осознание, что проснуться всё же придется. Спросонья он не понимал, почему, но точно знал, что этот голос никуда не денется.       — Ну же, Джон!       Ватсон сдернул с головы одеяло и посмотрел на Мелинду Холмс. Уже без парика, искусственной шубы и каблуков, в привычной толстовке и длинном темном пальто она сидела на стуле у его письменного стола. На его краю паровала чашка.       — Что вы здесь делаете? — хрипло ото сна спросил он. — Как Вы вошли? Я же запер дверь.       — Разве? — удивленно вскинула брови Холмс и оглянулась на вход. Дверь оказалась распахнутой. Комната была заполнена серым холодным светом, во внутреннем дворике была слышна частая дождевая капель, ударяющая в жестяную кровлю хозяйственного сарая миссис Хадсон.       — Который час?       — Половина четвертого. Вставайте, нам пора.       — Нам? Или просто Вам опять нужен транспорт?       Мелинда изогнула тонкие губы в недовольной гримасе.       — Нет, — со скрипом в голосе ответила она. — Мне нужны Вы.       — Зачем?       — Окажете мне помощь в расследовании серийных убийств, — Холмс подхватила горячую чашку со стола и протянула Джону. — Вот, чай.       Он привстал на локте и недоверчиво покосился на протянутый напиток, а потом снова посмотрел на соседку. Без капли яркого утреннего макияжа, без карих линз, с туго стянутыми в косу иссиня-черными волосами она хищно нависла над ним.       — Вы заварили мне чай? — насторожено уточнил Ватсон, всё же забирая у неё чашку. Выпуклые бока той оказались обжигающими, а жидкость внутри непроглядно темной.       — Миссис Хадсон заварила. Я только принесла.       Джон сделал небольшой осторожный глоток. Чай оказался крепко заваренным и сладким. Ватсон предпочел бы разбавить его молоком, но решил не говорить об этом вслух. Он считал, что факт того, что она сама принесла ему напиток, а не потребовала у него спуститься за чашкой к миссис Хадсон или в кафе к Спиди, уже был значительным прогрессом. Стоило сделать накануне вечером замечание, как Холмс вынесла из этого правильный урок. Это обнадеживало.       — Что Вы собираетесь делать? — сев в кровати и опустив ноги на пол, спросил Джон.       — Сужать круг подозреваемых.       Мелинда дала ему несколько минут на сборы, а когда он спустился, то обнаружил её курящей на крыльце. На одном плече у неё тяжело повис затертый рюкзак, воротник пальто был поднят, капюшон накинут на голову. Под дождем они торопливо дошли до станции метро Мэрилебон, в полном молчании проехали несколько остановок, перешли на другую ветку и по ней доехали до парка Кеннингтон, где снова вышли на поверхность.       — Вот, — нарушила почти на час установившуюся между ними тишину Холмс. Она выудила из кармана увесистый комок мятых купюр, перетянутых эластичной резинкой, и протянула Ватсону. — Возьмите.       — Зачем?       Она закатила глаза и раздраженно рявкнула:       — «Зачем» официально определен Вашим девизом сегодняшнего дня, Джон. Возьмите!       Улица была узкой и запруженной машинами и людьми. Несколько прохожих оглянулись на них в ответ на возглас Мелинды. Торговец из овощной лавки, заботливо поправляющий целлофановое полотно, накинутое поверх вынесенных наружу ящиков, вслед им двоим запричитал:       — Возьмите-возьмите. И у нас тоже возьмите! Сочные, сладкие помидоры, острый перец…       — Мы идем в одну захудалую гостиницу, сдающую комнаты почасово проституткам и их клиентам и просто другим нуждающимся в такой кратковременной кровле, — заговорила Холмс, когда Ватсон всё же нехотя принял у неё деньги. — Мне нужно раздобыть записи их камеры наблюдения, но просто выкупить их в таком месте почти нереально. Я пробовала. Нам с Вами придется разыграть спектакль, в котором мы ввалимся в гостиницу, притворившись срочно нуждающейся в сексе парой, Вы снимете номер на час и отвлечете администратора, вызвав его к комнате с какой-нибудь просьбой — сломался сливной бачок унитаза, заело замок, захотите купить презерватив, что угодно, — а я тем временем внизу умыкну записи. Ясно?       Джон перевел взгляд со свертка потрепанных фунтов в своей ладони на Мелинду. Её капюшон намок и потемневшей тяжелой тканью свисал надо лбом, пряча лицо в зловещую тень.       — Вы ведь сотрудничаете с полицией, Холмс, — выговорил он, пряча деньги от дождя в кармане куртки. — Если это часть расследования, почему не обратиться к тому же… инспектору Лестрейду, чтобы он изъял записи?       Её глаза враждебно блеснули сталью.       — Потому что это долго, скучно, бюрократично затянуто и непросто, — будто заученной скороговоркой выдала она и остановилась. — Слишком много отпугивающего шума.       Над неприметной затертой дверью между круглосуточной забегаловкой с восточной кухней и магазином обуви с разрисованной граффити стеклянной витриной висела выгоревшая на солнце вывеска «Отель «Нью-Доум». 2 звезды. Посуточно. Почасово. Долгосрочная аренда комнат. Прачечная»       — Готовы, Джон?       И когда он кивнул, она вдруг взяла его за руку, протискивая свои горячие тонкие пальцы между его холодными и влажными от стекающих по рукавам дождевых капель. Холмс шагнула ко входу в гостиницу, толкнула дверь и втянула Ватсона следом за собой в тесное, пропитанное горьковато-кислым запахом пролитого пива, сигарет и травки фойе. На полу лежал затоптанный ковер, в месте стыков его края растрепались в неаккуратно оборванные нити, в углу возле автомата с шоколадными батончиками край ковра оказался загнутым и торчащим кверху. Тут стояли два обтянутых красной потрескавшейся кожей кресла и разросшееся в большом надтреснутом горшке пышное дерево. Из-за высокой стойки за ними наблюдал щуплый седоволосый мужчина в толстых очках, увеличивающих его глаза и отбрасывающих на его морщинистые впалые щеки блики свечения ламп.       — Здрасьте! — новым, не похожим ни на её настоящий, ни на утренний «блондинка в искусственной шубе», голосом воскликнула Мелинда. Она пересекла фойе, уволакивая за собой Ватсона и совершенно беззастенчиво осматриваясь.       — Добрый день, — сказал Джон, останавливаясь перед стойкой и коротко вежливо улыбаясь. — Будьте добры, нам нужна… — Холмс, описав цепким внимательным взглядом весь периметр помещения, прижалась к нему и обняла. От неё повеяло дождевой сыростью и чем-то неуловимо химическим, похожим на средство для стирки, дезодорант или своеобразный парфюм. — Нужна комната… — продолжил Джон, осторожно обвивая плечи Мелинды, — на час. Если у Вас имеются свободные.       Мужчина-администратор скупо кивнул.       — Имеются, — бесцветно ответил он. — Паспорт с собой есть?       Его взгляд, искривленный и выпуклый за очками, безразличный и усталый, неподвижно уперся в Ватсона. Тот усмехнулся.       — Нельзя ли как-то обойтись без этого?       — Можно, — коротко подтвердил администратор и красноречиво замолчал.       Бывать в подобных местах прежде Джону не доводилось, но раньше у него не раз пытались выманивать деньги, и эта выжидательная пауза в ночлежке посреди Лондона ничем не отличалась от паузы в лавочке где-то на старом шумном рынке Киркука. Он вытянул из кармана сверток купюр и, зажав в кулаке так, чтобы его было видно, оперся о стойку. Взгляд администратора скользнул на руку Ватсона, а затем опустился куда-то на стол.       — Тридцать пять фунтов, — сказал он.       — За час? — искренне возмутился Джон. — Да это грабеж!       Холмс, на мгновенье замершая под его рукой, зашевелилась, привстала на носках ботинок, пытаясь дотянуться до него и что-то шепнуть, но её выдохнутые ему в шею слова перебил администратор. Он нахмурился поверх очков.       — А она несовершеннолетняя, — проворчал он. — Привел её прямо со школьного двора. Нужна комната — тридцать пять! Или проваливай.       Ватсон от неожиданности подавился воздухом. Тридцати пяти фунтов этому морщинистому хрычу было достаточно, чтобы лишиться всякой здравой порядочности. Заподозрив Джона в своеобразной любви к школьницам — пусть это и не было правдой — администратор не собирался ни вызывать полицию, ни просто прогонять странную парочку. Работая здесь, он, похоже, видел не одного подобного извращенца и каждому из них позволял делать в своей гостинице всё, что им вздумается. Просто всему здесь была своя отчетливо выраженная в фунтах цена. Ватсон едва сдержался, чтобы, протянувшись над стойкой, не заехать прямо между двумя толстыми стеклами очков. Он крепко сжал кулак с мотком денег, от напряжения побелели костяшки и взбугрилось сплетение вен. Он сомкнул челюсти, пытаясь удержать всплеснувшуюся в нем волну злости, и вдруг ощутил на коже щеки, где под ней напряженно заиграли желваки, тепло дыхания Холмс, и услышал её сдавленный шепот:       — Дайте ему, что хочет.       — Ладно, — сперто ответил Ватсон и отсчитал тридцать пять фунтов. Пока мужчина в очках старательно распрямлял каждую купюру и внимательно рассматривал против света, Мелинда скользнула губами по уху Джона и проговорила:       — Успокойтесь.       Он раздраженно мотнул головой, пытаясь стряхнуть её неуместное прикосновение. А когда администратор положил на стойку ключ с повисшим на нём затертым брелоком, торопливо его подхватил и резко повернулся к лестнице, задев плечом Мелинду.       — Двести четырнадцатый, — недовольно проговорил ему вслед администратор. — Второй этаж налево. Никаких наркотиков! И не смывайте презервативы в туалет! Задержите комнату хоть на пять минут — насчитаю как за дополнительный час!       Последнее уже едва различимо достигло слуха Ватсона, когда он, тяжело переваливаясь с правой, остро ноющей ноги, взбежал первый пролет ступеней. В голове красной густой пеленой пульсировала ярость. Мелинда порывисто шагала сразу за ним, и острый залом её тонких губ выражал схожее недовольство.       — Успокойтесь, — проговорила она.       — Я спокоен, — буркнул Джон. — Простите, что толкнул.       Вместо ответа Мелинда лишь осторожно сомкнула пальцы вокруг его локтя. Так они поднялись на второй этаж, коридор здесь был узким и темным, со скрипящим полом и таким же густым сигаретно-алкогольным запахом, въевшимся в неравномерно покрашенные стены. Свет проникал только сквозь узкое окно в самом конце, и чтобы отыскать дверь с номером 214, Джону пришлось подсвечивать себе телефоном. Замок устало заскрипел и подался только со второго раза, комната оказалась маленькой, затхлой, с втиснутым в узкий проход между входом в номер и дверью туалета шкафом, с задернутым короткой красной шторой окном, криво повисшей над изголовьем фотокартиной и застеленной посеревшей постелью кроватью. Та вздохнула старыми пружинами, когда Мелинда бросила на неё рюкзак. Она расстегнула его молнию, вытянула оттуда плотно подвязанный сверток темной ткани, вмещающий что-то остроконечное и металлически перестукивающее, сунула в карман толстовки и сняла пальто.       Джон остановился у оставшейся распахнутой двери, наблюдая за точными быстрыми движениями Холмс. Её лицо было сосредоточенным, губы свирепо поджаты, и оттого скулы казались ещё более заточенными, выпирающими.       — Задержите здесь администратора минут на семь, не больше, — проговорила она. — И не меньше.       — Как?       — Не знаю. Как угодно. Придумайте, — Мелинда прошла мимо него обратно в темный коридор, а, перешагнув порог, остановилась, оглянулась и добавила: — И Джон. Это мы тоже остановим, не сомневайтесь. У Вас появится отличная история, чтобы рассказать сегодня на свидании.       Она хитро сверкнула глазами и оскалилась. Ватсон опешил.       — Как Вы…?       — Лосьон после бритья. У Вас уже есть один, но без отдушки, а Вы сегодня купили новый, ароматный, и воспользовались им. Такое делают, только собираясь на свидание, желая кому-то понравиться… — Холмс вдруг запнулась и изогнула бровь. — У Вас ведь встреча с кем-то вечером, правда? Вы не считаете это, — он подняла руку и неопределенно описала пальцем круг в воздухе, — свиданием, да?       — Я не…       — Потому что мне чуждо всё романтическое и такое прочее…       В коридоре и комнате 214 повисла физически ощутимая неловкость. Джон смотрел в лицо Мелинды и впервые за всё их яркое знакомство различал там замешательство. Серые глаза вместо смотреть прямо и твердо, растерянно искали на грязном полу подсказку.       — …и если у Вас вдруг возникли на меня какие-то виды, или симпатия — как это называется? — то я не…       — Мэл! — оборвал её Ватсон и вдруг развеселился её смущению. — У меня свидание с коллегой из больницы. А Вам я просто помогаю в расследовании, помните?       — Хорошо, — с облегчением ответила она, крутнулась на пятках и направилась к лестнице. — Семь минут, Джон. Семь! — напомнила она и, вместо спуститься по ступенькам, поднялась на ведущий к третьему этажу пролет. Ватсон проследил за ней взглядом, а затем сверился с наручными часами и осмотрелся в комнате.       — Отвлечете с какой-нибудь просьбой: сломался сливной бачок унитаза, заело замок, захотите купить презерватив — что угодно, — сказала ему Мелинда, когда они только шли к гостинице. Джон отмел первый вариант, потому что отсутствие Холмс в комнате, чтобы не насторожить администратора, можно было скрыть шумом воды в душе. А значит, ванную комнату нужно запереть. Это было бы логично. Последний вариант сложно было растянуть по времени, даже если администратор согласится подняться и продать презервативы у самого номера, а не упрется в то, чтобы Ватсон сам спустился в фойе. Джон посмотрел на ключ с затертым брелоком, который держал в руке. Заевший замок был единственной выполнимой — и весьма правдоподобной — идеей, которая у него имелась. Он вышел в коридор, сунул ключ обратно в скважину и несколько раз резко прокрутил, пока замок не заклинило, и наполовину провернутый ключ не застрял. Тогда Джон вернулся в комнату, поднял перепачканную во что-то отталкивающе скользкое трубку телефона на прикроватной тумбе и набрал написанный маркером прямо на пластмассе номер. Администратор недовольно запричитал, что возьмет с Ватсона за эту поломку штраф и что казенным имуществом нужно пользоваться аккуратнее, но, шаркая ногами и кряхтя, поднялся к комнате, вынес из неё продавленный стул и уселся на него перед дверью. С собой он взял обернутую в несколько слоев скотча старую обувную коробку с инструментами, россыпью разномастных гвоздей и двумя мотками изоленты. Администратор то дергал ручку, то пытался прокрутить сам ключ, то маленькой крестовидной отверткой пытался выкрутить закрашенный болт замочного механизма — всё безуспешно. Так прошли три, четыре, шесть минут. Джон постоянно поглядывал на лестницу, и когда секундная стрелка прокрутила последнюю седьмую минуту, данную ему Холмс, та проскользнула по ступенькам из фойе на третий этаж мимо второго, а карман её кофты выразительно остроугольно топорщился.       — Ну всё! — раздраженно рявкнул Ватсон. — Всё-всё, хватит тут ковыряться. Безнадежное дело — очевидно. Пока Вы тут расселись, время моего часа на эту комнату, небось, тикает. А я доплачивать не намерен. Убирайтесь. Убирайтесь немедленно! Мы уйдем — тогда почините.       Администратор невнятно предложил перейти в соседний номер, но Джон, беззастенчиво выплескивая возникшую к нему неприязнь, отмахнулся:       — Что то — поганый клоповник, что это — один черт! Какая разница?       Гнев Ватсона, похоже, был очевидным и весьма убедительным — ушлый старик в толстых очках, недовольно бормоча что-то себе под нос и оставив Джону заносить стул обратно в комнату, ушел.       — Неплохо сыграно, — сказала Мелинда, подходя к номеру, когда на лестнице затихли шаркающие шаги. — Пунктуально. Вы совершенно определенно мне нравитесь.       — Спасибо, — удивленно ответил Джон. Она смерила его взглядом, горящим привычным чудаковатым азартом и подошла к кровати. Вытянула из рюкзака тонкий исцарапанный ноутбук, за изогнутый толстый провод выудила черную плоскую коробку, оказавшуюся дисководом, и подключила их друг к другу. Достала из кармана кофты стопку дисков, а из джинсов пачку сигарет и зажигалку. Пока Ватсон вносил стул и пытался прикрыть дверь, из-за заклинившего замочного языка не закрывающуюся полностью и со скрипом ржавых петель медленно открывающуюся обратно в коридор, Холмс прямо в обуви забралась на постель. Вместо пепельницы она подставила стакан, один из двух стоявших на прикроватной тумбе, и закурила. Скрестив перед собой ноги и упершись локтями в остро торчащие в стороны колени, ссутулилась над ноутбуком и запустила первый из дисков.       Ватсон сел на край кровати и с интересом наблюдал, как на экране в очень ускоренном воспроизведении отражалась мутная, почти лишенная цвета и немного идущая рябью запись установленной в фойе камеры. Мелинда торопливо ударяла пальцем по кнопке, перематывая места, где в гостиницу никто не входил; всматривалась в неестественно дерганные, резкие движения людей, несколько раз замедляла воспроизведение до обычной скорости и лишь дважды ставила на паузу. Тогда она склонялась прямо к экрану, замирала так на несколько секунд, и снова ускоряла картинку. Один за другим — все шесть дисков.       — Как Вы это делаете? — проведя почти час в молчаливом задымленном наблюдении за Холмс, спросил Джон. — Что вообще Вы делаете? Кого Вы ищете?       Она оглянулась на него через плечо и качнула головой, приглашая подвинуться ближе.       — Сначала девушек, — двумя зажимающими тлеющую сигарету пальцами она ткнула в экран, когда Ватсон сел рядом с ней — пружины тонко взвизгнули под его весом. Балансирующий на матрасе стакан с пеплом и окурками пошатнулся. — Наш серийный убийца их постоянный клиент и имеет четко выраженные предпочтения; я высматриваю подходящих под его параметры проституток. Затем изучаю мужчин, которых они приводили. Для начала нам нужен высокий, крепкий левша с обсессивно-компульсивным расстройством — первичный отбор.       — Для начала?       — Да, когда я найду такого среди посетивших это место за прошедшие два месяца, пропущу его фотографию через все доступные мне базы — полицейскую, дорожного управления, миграционную, банковскую, профсоюзы, социальные сети. Тот, кто убил этих троих, наверняка местный. Не просто из Лондона — из боро Брикстон. Работает медбратом или санитаром в больнице, доме престарелых или частном доме. Каждую жертву он убивал во время секса, но всех их нашли полностью одетыми и даже обутыми. Вероятно, он вымыл каждую из жертв — на них не нашли ни отпечатков, ни слюны, ни спермы, ни даже остатков смазки с презерватива — абсолютное стерильное ничего. И каждой он зачесал волосы и обрезал ногти, даже если те были накладными. Всё это требует значительной физической силы — мертвое потяжелевшее тело сложно поддается на подобные манипуляции, не говоря уже о том, что он переносил их с места убийства туда, где их позже находили — и опыта в таком тщательном уходе.       Звучание её голоса было похожим на какой-то быстрый марш с частым четким ритмом и особой холодной мелодичностью. Договорив, она вскинула подбородок, словно задавая безмолвный вопрос: ну как? Ватсон был поражен. Он ничего не знал об этих убийствах кроме того немного, что сообщали в прессе и того, что утром накануне он услышал от самой Холмс и полицейских у магазина «Каррис», и его поразила её методичная последовательность. То, что она говорила, было абсолютно логичным, но совершенно неочевидным для самого Ватсона. Он вспомнил, как она в первые минуты их знакомства по одной только его одежде и обуви смогла считать то, чего он не успел бы ей рассказать в светской беседе и за несколько часов. Вспомнил, как у тела третьей жертвы она за полминуты рассматривания и копания в сумке назвала её настоящее и вымышленное имена и сообщила о двух работах. Холмс обладала каким-то совершенно необъяснимым для него талантом, и тем, что использовала его во благо, подкупала Ватсона. Он сам следовал принципам, кажущимся многим нелепо непоколебимыми и преувеличено, неприменимо в современном мире правильными, и то, что Мелинда Холмс разделяла некоторые из них, отменяло в его глазах всякую её заносчивость и бытовую невыносимость.       — Тут закончили, — объявила она, закрывая ноутбук и засовывая в рюкзак. Диски и наполовину заполнившийся окурками стакан она оставила валяться на смятой, перепачканной её грубыми ботинками постели. — Нужно проверить ещё одну похожую точку в двух станциях метро отсюда. Вы со мной, Джон, или спешите на свидание?       Его часы показывали почти семь, встреча с Мэри была назначена на восемь у моста Миллениум. Прогулка через Темзу обещала удивительные виды города, на ближайшее время превратившегося в его дом, и компанию миловидной девушки. Холмс была права — эту историю из «Нью-Доум» точно можно было очень увлекательно рассказать на свидании, но Джон подумал, что вместо рассказывать про это одно приключение, сейчас он мог оказаться втянутым во второе. И неожиданно для себя предпочел именно это.       — Нет, ещё не спешу, — ответил он, вставая следом за Мелиндой с кровати. — Я с Вами.       И когда они вышли на улицу, где стремительно темнело, в окнах зажигался свет, загорались фонари и в лужах отсвечивали автомобильные фары, отправил Мэри Морстен сообщение:       «Прости. Боюсь, никак сегодня не смогу вырваться. У нас с соседкой возник форс-мажор.»