Сказка, рассказанная до конца

      Заложив руки за спину, Мильтон Гримм неторопливо расхаживал по лекционной аудитории, уже не первый десяток раз проходя вдоль широкого письменного стола. Увлечённый собственной лекцией, директор, казалось, совершенно забыл о присутствии второкурсников, ради которых и решил провести авторский курс с говорящим названием «Культология».       Начав с громкого заявления о том, что поможет студентам лучше понять суть их сказок и развеет любые сомнения относительно важности следования своей Судьбе, на деле он лишь пересказывал лекции по истории Союзных Сказочных Королевств, изредка внося в них личные, исключительно объективные замечания.       Впрочем, несмотря на обязательное посещение всех, без исключения пар, достаточно было лишь дождаться, когда Мильтон с головой уйдет в работу и окончательно сосредоточится лишь на звуках собственного голоса.       Оставшееся время до конца занятия Рейвен всячески пыталась себя развлечь. Не захватив с собой на этот раз ни мобильного телефона, ни аудиоплеера, она втихаря таскала из жестяной коробочки, предусмотрительно прикрытой запасной тетрадью, разноцветные леденцы марки «CandyGems» и клала в рот. Странное для многих сочетание ягодного и фруктового вкусов с крупной морской солью всегда помогало юной колдунье взбодриться и настроиться на творческий лад.       Не видя никакого смысла записывать то, что она и так знала о собственном отце, девушка предпочла потратить запас чернил в перьевой ручке на рисование. Линия за линией, штрих за штрихом, на белом листе тетради, расчерченном в тонкую клетку, постепенно появлялся симметричный узор в виде драконьих чешуек. Аккуратно наведя тени и блики, Квин осталась весьма довольна собственным творением, настолько, что не могла сдержать улыбки. К несчастью, поделиться этой радостью было не с кем. Даже Северин, сидящий по правую руку от неё, был целиком и полностью сосредоточен на ведении конспекта. Он быстро выводил на страницах своей тетради аккуратные буквы с характерными для Северной Валетарии завитками.       «Северяне традиционны во всем. Даже в любви», – отчего-то вспомнилось ей старое, но весьма подходящее в данной ситуации выражение. Рейвен прекрасно знала, что не следует доверять стереотипам, особенно когда речь идет о близких друзьях, но Лаваль соответствовал этой фразе буквально в точности.       За всё время их знакомства, вскоре после Дня Наследия, она всегда видела его ухоженным и опрятным. Тёмно-синие волосы аккуратно уложены, кроме короткой пряди у самого затылка, а ногти на руках коротко подстрижены и подточены до ровного края. Разумеется, юноши на факультете рыцарства вряд ли могли пожаловаться на недостаток контроля, ведь, как представители аристократии, должны были поддерживать свой статус во всем, но Северин порой воспринимал эти требования слишком серьёзно. Его гардероб по большей части состоял из плотных бархатных дублетов, скрывающих шею до подбородка и руки до самых кистей. Приталенные брюки, высокие сапоги, тяжёлые меховые плащи, спадающие до самого пола. Даже не выходя на ристалище, Лаваль словно стремился облачить себя в невидимые доспехи, и, судя по всему, именно так чувствовал себя уверенным и спокойным. Ведь даже его мысли всегда были подчинены строгой логике, что не раз помогало ему находить подходящие аргументы в спорах, да и в целом оставаться приятным собеседником. И всё же было в нём что-то ещё. Тщательно скрытое за тяжёлыми дверьми, запертое на тысячу замков. Нечто, проступающее в блеске его выразительных синих глаз и в уголках губ, когда он позволял себе улыбку.       Внезапно осознав, что смотрит на юношу уже непозволительно долго, Рейвен недовольно поджала губы, придя к выводу, что он за всё это время ни разу к ней не повернулся. Ну разумеется, ведь расположение войск в решающем сражении Рубиновой войны куда важнее…       Не собираясь мириться с этим, юная колдунья быстро отложила перьевую ручку, случайно оставив на краю страницы фиолетовую кляксу, и потянулась к своему пеналу. Отрезок плотной ткани, имитирующий кусок драконьей кожи, с лёгкостью вмещал все её письменные принадлежности, сворачиваясь при этом в компактный рулон. Быстро захватив пальцами тонкий карандаш, Квин небрежно принялась набрасывать контур самого простого рисунка, который только мог прийти в голову. За несколько коротких взмахов кистью она схематично изобразила края и стержень вороньего пера, одного из личных символов, присвоенных ей согласно сказке о «Белоснежке и семи гномах».       Планируя избавиться от него как можно скорее, Рейвен всё же старалась не суетиться и, выждав небольшую паузу, плавно подняла взгляд на школьную доску. На широком полотне для видеопроектора она увидела огромный слайд с изображением раскидистого дерева, ствол и ветви которого служили оформлением генеалогического древа Уайтов. Юной колдунье не составило труда найти имя Вильгельма Уайта, также известного под прозвищем «Добрый Король». Чуть выше, прямой ветвью от него, располагалось имя лишь его старшей дочери, Белоснежки, ныне правящей королевы Мидланда, главного среди Союзных Сказочных Королевств. А о младшей, как всегда, не было сказано ни слова. Впрочем, это не так уж плохо, ведь что может быть абсурднее, чем зваться «Белой Вороной»? Уж лучше оставаться «Вороньей Королевой».       Чуть сморщив нос, сдерживая внезапный приступ смеха, наследница Злой Королевы продолжила разглядывать представленный слайд. Ещё выше, на самой кроне дерева, было выведено имя единственной дочери Белоснежки, самой юной из ныне живущих Уайтов – Эппл.       Вспомнив о ней, Квин невольно перевела взгляд на парты в первом ряду. Как и ожидалось от Сопрезидента Студенческого Совета, лучшей ученицы своего курса и ярой приверженки Культа Судьбы, Эппл старательно записывала каждое слово директора, не забывая при этом сохранять идеальную осанку и время от времени ослепительно улыбаться. Ещё бы. Всем видом принцесса давала понять, что безмерно гордится своим дедом, талантливым полководцем и мудрым правителем, положившим начало «эпохе мира и процветания».       Внезапно ощутив горечь во рту, Рейвен коротко сглотнула и, оставив тонкий карандаш между страницами, потянулась за последним в упаковке кристаллообразным леденцом. По её расчетам, до конца пары оставалось чуть меньше пятнадцати минут, вполне достаточно, чтобы, неспеша насладиться вкусом конфеты и приятным покалыванием языка. Уже успев натренироваться, она безо всякого шума подхватила ногтями обсыпанный солью неровный осколок. К её удивлению, он оказался именно синего цвета, со вкусом черники. Посчитав это хорошим знаком, Квин быстро отправила конфету в рот и аккуратно облизала кончики пальцев.       Неспеша повернув голову чуть правее, она вновь задержала взгляд на Северине. Юноша наконец-то отвлёкся от конспекта и теперь внимательно следил за движениями Гримма. Директор всё же решил остановиться у доски и, держа за спиной лишь левую руку, правой торопливо жестикулировал на фоне нового слайда.       На глянцевом полотне для видеопроектора застыл портрет Доброго Короля, времён окончания Рубиновой Войны и заключения мира с Северной Валетарией. К сожалению, тридцать лет назад фотоаппараты были распространены лишь на территории Шварцвальда, и жители всех остальных королевств были вынуждены пользоваться услугами художников. Тем не менее, этот портрет Его Величества получился вполне достойным. В свои двадцать девять лет Вильгельм выглядел статным и привлекательным, несмотря на морщины, уже начавшие выступать на широком смуглом лбу. Длинные смолисто-чёрные волосы свободно спускались до плеч, уже не так ярко контрастируя с огрубевшей кожей, утратившей былую белизну в многочисленных военных походах. Тем не менее, прямой нос, выразительные скулы и волевой подбородок, подчёркнутый аккуратно подстриженной бородой, всё ещё выдавали потомка знатного рода. Высокий и широкоплечий, он позировал, стоя в белых парадных доспехах и опершись обеими руками на рукоять Бриксдаля – фамильного меча Уайтов. Плечи короля укрывал длинный ярко-красный плащ, отороченный по краю белым мехом горностая, а голову венчал небольшой золотой обруч с остроконечными зубцами, украшенный крупными рубинами и россыпью мелких алмазов. Но при всей пышности своего облачения и торжественности момента, лицо Вильгельма выглядело печальным и отстранённым. В тёмно-серых глазах читалась невыразимая тоска, а тонкие губы были плотно сжаты. На первый взгляд могло показаться, что Его Величество размышлял в тот момент о делах государственной важности, но Рейвен знала, что это не так. На правой руке короля была повязана чёрная траурная лента.       «Было бы здорово хоть раз увидеть его таким, – подумала юная колдунья, торопливо сглотнув кисло-солёный вкус карамели. – Хотя, он был бы в ужасе, узнав, что всю жизнь был персонажем сказки».       Решив, что настал вполне подходящий момент, она вновь взяла тонкий карандаш и быстро вернула его в подходящее крепление на пенале, частично закрывая инициалы «R.Q.», выведенные на ткани с внутренней стороны. Затем повернулась корпусом, ненавязчиво заглядывая при этом в тетрадь Северина. Однако неожиданно встретившись с ним взглядом, невольно вздрогнула и тут же заставила себя вежливо улыбнуться. На лице юноши отразилось недоумение. Удивленно вскинув бровь, он всё ещё не произнес ни слова, при этом словно задавая вполне конкретный вопрос. Вместо ответа, Рейвен спокойно опустила взгляд, обращая внимания на его бледные узкие ладони. Около левой всё ещё лежал белый квадратный ластик фирмы «Fable-Castle», аккуратно стёртый с левого верхнего края. Не спрашивая разрешения, Квин уверенно взяла его правой рукой, успев коротко коснуться длинных холодных пальцев.       Делая вид, что не замечает недоумения своего друга, она быстро склонилась над своим конспектом и принялась сосредоточенно водить краем ластика по карандашному наброску. Постепенно след от грифеля начал размываться, нарушая цельный контур птичьего пера и вновь демонстрируя ряды ровных клеток на тетрадной странице. Как жаль, что нельзя было так же легко стереть сюжет своей сказки и вместо него написать то, что выберешь сам.       В этот момент Рейвен внезапно поняла, что не слышит заумного бормотания Гримма. Совсем не следив за ходом лекции, она всё же была уверена в том, что до звонка оставалось ещё как минимум десять минут. Стараясь отогнать от себя нехорошее предчувствие, юная колдунья аккуратно отложила ластик в сторону и поспешила выпрямить спину.       Директор, как и ожидалось, стоял неподалеку от студенческих парт, привычно заложив за спину обе руки. Тревогу вызывал лишь тот факт, что находился он у самой стены, как раз напротив ряда, где сидела Квин. А стоило ей выпрямиться и взглянуть на него, тот, словно находясь под действием чар, продолжил свою речь:       – Также справедливо следует отметить, что, помимо заслуг на политическом поприще, Вильгельм Уайт вошел в историю, как король-меценат, неоднократно спонсировавший открытие художественных галерей, театров и концертных площадок, – Мильтон потер полной ладонью подбородок. – К тому же сам обладал прекрасным певческим голосом.       На этот раз не показалось. Намеренно или нет, но, спустя несколько предложений, Гримм вновь позволил себе долгую паузу. При этом взгляд его успел охватить всю аудиторию и вновь сосредоточиться именно на её лице. Стараясь сохранить невозмутимость, Рейвен всё же повернулась правее. На всякий случай. По крайней мере, взглянуть в глаза Северину будет куда приятнее и безопаснее. Стоило ей приблизиться, как юноша сам подался навстречу и, склонившись к её уху, вкрадчиво прошептал:       – В чём дело?       – Видишь Мильтона? В аудитории полно народу, а он сейчас прицепится именно ко мне,– она коротко улыбнулась. – Три… Два… Один…       – Мисс Квин! – отчетливо обратился к ней Гримм.       – Да, сэр, – помня правила школьного этикета, Рейвен послушно встала со своего места.       – Напомните нам, пожалуйста, когда умер Вильгельм Уайт?       Всерьёз решив, что ослышалась, юная колдунья не сразу сумела подобрать нужные слова. Она ожидала чего угодно, любой придирки к поведению или знанию изложенного материала, но Мильтон решил затронуть слишком личную тему.       – Дело в том, что он всё ещё жив, сэр.       – Верно. Почему же у власти последние семнадцать лет находится его дочь?       – Он... – голос Рейвен внезапно дрогнул. – В беспамятстве. Был все эти годы и находится по сей день.       – Абсолютно верно, мисс Квин. И что же послужило причиной этого страшного недуга?       По спине юной колдуньи пробежал холодок, а дыхание перехватило от нарастающего возмущения. Не заметив подвоха ещё в самом начале беседы, теперь она была вынуждена во всеуслышание обсуждать тёмное прошлое своей семьи.       – Это последствия проклятья Ивил Квин. Моей матери.       – Именно, – с довольным видом констатировал Гримм. – Ваша мать сгубила Доброго Короля, а потом повергла всё королевство во мрак.       – Тем не менее, сэр, за период власти Доброго Короля было больше войн, чем во время правления Злой Королевы, – вставая со своего места, возразил Северин. – Чего стоит Рубиновая война. Большее количество человеческих потерь приходится именно на неё.       Готовясь к очередному саркастичному выпаду в свой адрес, Рейвен даже не подумала о том, что кто-то из присутствующих рискнет вмешаться. Тем не менее, Лаваль стоял рядом с ней, перетягивая на себя всё внимание директора и сокурсников.       – По официальным данным это в самом деле так, – наконец, нашелся Гримм. – Но не следует забывать, что и Ивил сгубила множество жизней. Настолько, что имена всех пострадавших и их точное количество не установлены до сих пор.       – Нас разве интересуют неофициальные данные?       Вопрос Северина повлёк за собой продолжительную паузу. Никто из присутствующих, включая Мильтона, не мог найти хоть сколько-нибудь весомого аргумента для ответа. Да и что тут можно было возразить, если сам Мистер Ваша-Мать-Была-Злом неоднократно повторял, что доверять следует только фактам.       – Если взглянуть на ситуацию объективно, Ивил переняла власть законным путем, сменив помутившегося разумом супруга, – уверенным тоном продолжил юноша. – Документально известно, что именно благодаря её реформам удалось подавить ряд гражданских войн, уладить конфликты во внешней политике, обеспечив стабильную торговлю с соседними королевствами, и в итоге заложить основу того, что позволило Мидланду стать главным среди Союзных Сказочных Королевств.       В аудитории раздались короткие аплодисменты. Рейвен и сама была готова визжать от восторга. Пусть это выглядело бы довольно нелепо, но куда более уместно, чем просто стоять рядом и с придыханием ловить каждое слово Северина. А ведь он, по большому счёту, не сказал ничего нового, лишь напомнил всем присутствующим те самые «факты» о периоде правления её матери. Да, Злая Королева вошла в историю, как жестокая и самовлюбленная колдунья, но, всеми силами пытаясь сохранить власть, она принимала и вполне разумные решения.       – И если уж говорить о войнах, то за шесть лет правления Ивил состоялась всего одна, и ту развязала Белоснежка, – Лаваль невольно сжал ладони в кулаки. – Никто из нас не станет отрицать, что она намеренно подняла восстание, чтобы свергнуть свою мачеху и захватить трон.       Внезапное выступление юноши прервал раскатистый школьный звонок, напомнив всем присутствующим об окончании пары и начале большого обеденного перерыва.       – Отрадно слышать, что вы, мистер Лаваль, владеете столь глубокими знаниями о современной истории Мидланда, – отозвался Гримм, воспользовавшись паузой. – В таком случае вам не составит большого труда помочь мисс Квин в подготовке небольшого реферативного сообщения о периоде правления Злой Королевы. С презентацией минимум на двадцать слайдов, без учёта титульного.       Торжествующая улыбка мгновенно исчезла с лица Рейвен. Дополнительное домашнее задание никак не входило в её планы, особенно с учётом того, что текущая неделя и так полна ежедневных отработок у Мадам Яги и Профессора Румпельштильсхена. Впрочем, Мильтон не был бы собой, если бы спустил им эту вольность с рук. Утешив себя этой мыслью, Квин уже открыто коснулась ладони Северина. К её искренней радости, он тут же ответил на рукопожатие, переплетая её пальцы со своими.       – Все присутствующие могут быть свободны, – объявил директор, массируя правый висок указательным и средним пальцами. – Мистер Дампти, отключите видеопроектор, мистер Лаваль, не забудьте запереть аудиторию.       Свободной рукой юноша тут же достал из кармана брюк небольшой позолоченный ключ с деревянным брелоком в виде диадемы и поднял вверх на вытянутой руке.       Как и предписывал школьный устав, первым аудиторию покинул именно Гримм, и с его уходом Рейвен стало гораздо легче дышать. Всё ещё не отпуская руки Северина, она наконец-то вернулась на сидение и подвинулась к юноше ближе.       – Спасибо, – голос её подрагивал от переизбытка чувств.       Вместо ответа, Лаваль лишь молча смотрел на неё, улыбаясь уголками губ и поглаживая её ладонь своей. Этот простой, почти незаметный жест скрывал в себе гораздо больше, чем могло показаться со стороны. Приятная прохлада его кожи успокаивала, помогала расслабиться и отвлечься от тревожных мыслей. Даже оживленный гул сокурсников, спешащих наконец-то добраться до столовой, перестал её раздражать. Внезапно Квин поняла, что невольно начала улыбаться так же, подражая его манере, потому смущенно отвела взгляд и поспешила скрыть неловкий момент за разговором.       – Эппл на днях пригласила меня в студсовет, – начала она, приглаживая подол своего платья. – Мэдди была в восторге от этой идеи, но я отказалась. А ты не хочешь попробовать?       – Я? – удивленно отозвался Северин, отпуская её руку. – Ну уж нет. Это будет чревато последствиями.       – Ой, да ладно. Тебе же по сказке положено находиться в окружении девушек.       – Мёртвых, – возразил он с насмешкой. – Мёртвых девушек.       – Привет! Я вам не мешаю? – раздался слева от Рейвен звонкий девичий голос.       Повернувшись на звук, юная колдунья встретилась взглядом со своей соседкой по комнате. Эппл Уайт, будущая Белоснежка, выглядела гораздо оживленнее, чем накануне утром. Со времён того резонансного и последнего для Блонди Локс выпуска новостей, ни одно утро и ни один вечер не обходились без «сеансов оказания дружеской поддержки». В это сложно было поверить, но даже проповеди о Судьбе и долге отошли на второй план, уступив место обсуждению сплетен, внезапным объятиям и шуточным дракам подушками. Подобная разрядка явно пошла ей на пользу, позволив найти силы для того, чтобы, выходя на публику, поддерживать образ будущей королевы.       – Нет, ты как раз вовремя, – ответила за обоих Квин. – Зови Сева в студсовет, а я точно пас.       – О, Северин во многом был бы полезен студенческому совету. Он так глубоко смотрит на вещи, – отозвалась Эппл, оставляя на парте свой конспект. – Но, чтобы там оказаться, следует прежде всего нести ответственность за свои поступки. И даже слова.       – Я всегда отвечаю за свои слова, – возразил Лаваль.       – То есть ты в самом деле хотел сказать, что моя мама захватила власть? – чуть громче продолжила Уайт, оглядывая аудиторию. – При том, что она оставалась единственной законной наследницей престола.       – Разве было иначе? Ивил была законной супругой Вильгельма, а твоя мать совершила политический переворот с помощью военной силы Альбиона.       То, что обещало стать дружеской беседой, с каждой минутой всё больше походило на серьёзный конфликт, что совсем не предвещало ничего хорошего. Особенно зная упрямство их обоих. Причем, если спор всё же выйдет из-под контроля, руководство школы окажется на стороне Эппл.       – Вовсе нет, – покачала головой принцесса. – Моя мать вернулась в своё родное королевство и заняла свой законный престол, свергнув при этом тиранию своей мачехи. Надеюсь, жестокость Ивил Квин для тебя не нуждается в доказательствах? Она угнетала слабые расы, экспериментировала с чёрной магией, возвела культ собственной личности, назвав себя Прекраснейшей из всех!       – И ты хочешь, чтобы такой стала я! – вмешалась в разговор Рейвен, пытаясь как-то разрядить напряжённую обстановку.       – Назвать себя Прекраснейшей из всех – это не преступление, – всё тем же ровным тоном ответил Северин. – Ивил, может, и не самый хороший человек, но, по крайней мере, она не принуждала сестру убивать собственную дочь.       Он сказал это. Сказал прямо в лицо Эппл, причём в присутствии почти двадцати сокурсников, которые решили остаться, чтобы поглазеть на происходящее. Рейвен, оказавшись в первом ряду, и сама не знала, на кого ей смотреть. На самодовольно улыбающегося Лаваля или всерьёз оскорбившуюся услышанным Уайт.       – Это − оправданная жертва, ради поддержания порядка во Вселенной, – возразила принцесса, наконец найдя подходящий аргумент. – Нельзя нарушить ход сказки, если все мы хотим остаться в живых! Это же очевидно!       – Это жертва, но направленная не на поддержание порядка по Вселенной, а политики твоей матери, ведь в мире, где все поделено на чёрное и белое, править гораздо проще, – взгляд юноши, большую часть беседы, направленный на плечи Уайт, теперь остановился на Квин. – Ты хочешь, чтобы Рейвен пожертвовала собой ради твоего Долго и Счастливо. А чем пожертвовала твоя мать ради Вселенной?       – Моя мама прекрасно осознает всю возложенную на неё ответственность. Ей самой было бы гораздо проще без ограничений и рамок, но она думает прежде всего о Нас. Обо всех нас, – принцесса изящно повернулась к присутствующим. – Эта школа построена для того, чтобы помочь Нам исполнить свои предназначения и сохранить установленный порядок. И здесь должны постараться все, независимо от роли в сказке. Каждый из нас. А не заниматься чепухой и подвергать смертельной опасности всех, с кем он связан!       Понимая, что не может выйти из этого спора победителем, Эппл вовремя решила спасать положение, начав работать на публику. Справедливости ради, стоило признать, что это всегда у неё получалось блестяще. Оставшиеся поглазеть ученики, имена которых Рейвен почти не знала, смотрели на принцессу восторженно, заворожённые её красноречием. Однако, как только она замолчала, внимание толпы вновь сосредоточилось на Северине.       – Чем больше я тебя слушаю, – неторопливо начал он, вынуждая Уайт повернуться. – Тем больше верю в то, что те, кто не последует своей сказке в самом деле исчезнут. В темницах под Белым замком.       – Тебя мне не жаль, ведь если ты исчезнешь, в живых останутся восемь невинных девушек. Гораздо хуже то, что из-за чужой глупости могут исчезнуть другие сказки и связанные с ними люди.       Не оставив юноше шанса для возражений, Эппл гордо вскинула голову и, забрав свою тетрадь, поспешила покинуть аудиторию с видом негласного победителя.       Рейвен, как и все случайные зрители этой перепалки, не сразу смогла подобрать приемлемые в приличном обществе слова. Широко улыбаясь, она смотрела на Северина с нескрываемым восторгом, ведь только что, на её глазах, он смог открыто озвучить всю суть проблемы. Проблемы, разделившей весь поток учащихся на Наследников и Отступников.       – Она не понимает, – заговорила Квин, когда аудитория почти опустела. – Для меня не имеет значения, исчезну ли я или навечно останусь в зеркале. Вернее, лучше просто исчезнуть, чем повторить судьбу моей матери. Так даже интереснее.       Лаваль понимающе кивнул и вновь крепко сжал её ладонь в своей. Прежняя решительность во взгляде его синих глаз уступила место отстранённой задумчивости.       – Да уж, двум Злым Королевам в одном зеркале будет тесно.       Оценив шутку, юная колдунья коротко засмеялась в ответ, но так и не смогла скрыть внезапно накатившей грусти.       – Исчезая, я буду жалеть лишь о том, что меня забудут друзья. Словно меня и не было, – губы её невольно дрогнули. – Даже ты меня забудешь.       – Я тоже исчезну, только немного позже. Когда сюжет сказки начнёт рушиться, – Северин тяжело вздохнул. – Когда проживу всю жизнь в одиночестве, осознанно отказавшись от любви. От семьи. От детей.       Возразить на этот счёт Квин не смогла. Судьба, будь она трижды проклята, оказалась к ним, да и к большинству Отступников, слишком жестока. Ведь новому поколению отрицательных персонажей рано или поздно придется поплатиться за свои злодеяния, которые они совершали ради чужого Долго и Счастливо. Это несправедливо! Неужели нет другого выхода?       – Пойдём, – вмешался в ход её мыслей Лаваль, первым нарушив молчание. – Все ушли на обед, а мы сидим вдвоем в пустой аудитории.       – Зато нас больше никто не подслушивает, – возразила Рейвен, наконец начав собирать письменные принадлежности. – И мы можем говорить, о чём захотим.       – О чём, например?       – Как тебе мама?       Услышанное заставило юношу задуматься. Нахмурившись, он какое-то время потратил на то, чтобы вернуть перьевую ручку и внезапно похищенный ластик в черный пёнал, украшенный узором в виде геральдических лилий.       – Когда думаешь о Злой Королеве, то невольно представляешь себе такое… Абсолютное Зло, – неуверенно начал он. – А она оказалась обычной женщиной. Настоящей женщиной. И ревностной матерью.       – Красивой женщиной, – с насмешкой поправила его Рейвен, сворачивая свой пенал в плотный рулон. – Той, что Прекраснее Всех на свете. Я на неё похожа?       – Да, сходство, бесспорно, есть, и во многом. Не только в плане внешности, но и характера.       То, что подразумевалось, как завуалированный комплимент, почему-то вызвало в юной колдунье чувство необъяснимой тревоги. Недовольно поджав губы, она вышла из-за парты и, взяв свои тетради, пенал и пустую коробочку от солёной карамели, начала спускаться по ступенькам.       – Знаешь, порой мне кажется, – отозвалась она, подходя к мусорной корзине, – что моей матери и нет вовсе. Что это я нахожусь там. В зеркале. И обращаюсь к себе самой.       Жестяная упаковка резко звякнула, ударившись о край пластикового ведра, наполненного до середины мятой бумагой. Избавив себя от лишнего груза, Квин неторопливо вернулась к первому ряду парт, терпеливо ожидая, пока юноша спустится к ней.       – Даже если и так, она дала нам подсказку, – отозвался Лаваль, поравнявшись с ней. – Мы найдем оригинал Книги и тогда будет проще оспорить политику Снежки.       Он говорил разумные вещи. Опираясь лишь на её пустые страхи, он подбирал нужные слова, словно подходящие ключи к закрытым замкам. Даже в минуты отчаяния он находил в себе силы, чтобы помочь и поддержать тех, кто больше всего в этом нуждался. Как истинный рыцарь.       – Сев, – Квин обратилась к нему, чуть запрокинув голову. – Не дай мне превратиться в Ивил. Не дай мне стать моей матерью. Останови, если вдруг поймёшь, что должен.       Выслушав просьбу, он склонился чуть ниже, но вместо ответа прижался к её губам своими. Искренне, порывисто, по-юношески неумело. Заставил её вздрогнуть, выронить тетради из рук и резко вдохнуть, приоткрыв полные, покрытые тёмной помадой губы. Едва сдерживая улыбку, левой рукой Рейвен ухватилась за плечо юноши, а пальцы правой запустила в синие волосы, привлекая ближе и в то же время пытаясь коснуться его языка своим. Он ответил беззвучно, лишь коротко вздохнул и кивнул головой, тем самым позволив прикасаться так, как она того желает. Взамен холодные ладони легли на узкие бёдра и, очертив их, поднялись выше, к тонкой талии и постепенно подобрались к шее, обычно скрытой тяжёлым металлическим воротником. Но на этот раз юная колдунья предпочла появиться без него, что позволило юноше свободно прикасаться к её хрупким плечам и ощущать исходящее от них тепло. Магия, всё это время дремавшая в теле своей хозяйки, мгновенно отозвалась на внезапную вспышку эмоций, заискрившись в глубине фиолетовых глаз и на кончиках девичьих пальцев.       Вероятно поэтому, едва коснувшись её плеч, Северин вдруг замер и неторопливо отстранился. Отстранился, сдвинув прохладные влажные губы вдоль её щеки. Но вдруг, не давая опомниться, он привлёк Квин к себе теснее, вынуждая чуть запрокинуть голову, и тут же поцеловал в шею. Не сразу осознав произошедшее, Рейвен лишь порывисто вскрикнула и крепче ухватилась за его плечи, пытаясь сохранить равновесие. К счастью, этого не требовалось. Правой рукой юноша поддерживал её голову у самого затылка, а пальцами левой продолжал ласково гладить вдоль талии.       Собравшись было отстраниться, Лаваль ещё на миг задержал прикосновение губ на тонкой шее, проведя по горячей коже кончиком языка. Но даже после этого не прекратил объятий, лишь сдвинул правую руку вдоль девичьей спины.       Не в силах что-либо сказать, Рейвен какое-то время молча смотрела на него, не сразу сомкнув чувственные губы. Эппл рассказывала, что поцелуй с мальчиком – это нежный трепет, похожий на порхание бабочек в животе. Нет. Теперь она знала, что поцелуй – это вихрь. Сводящий с ума, лишающий сил для сопротивления, но взамен пробуждающий то, что ты так тщательно скрываешь.       – Ну наконец-то ты решился, – с насмешкой прервала она долгое молчание.       Задумчивый, почти печальный взгляд Северина в тот же миг сменился удивлением с некой долей растерянности. Маска серьёзного, не по годам взрослого юноши, дополнилась трогательным румянцем. Не дожидаясь ответа, Квин аккуратно захватила узкий подбородок Лаваля правой ладонью, а затем провела большим пальцем вдоль тонких, ещё приоткрытых губ от одного уголка к другому, стирая тёмный след от собственной помады.       Убедившись, что на его лице не осталось ничего, что могло бы послужить поводом для сплетен, Рейвен нехотя нарушила приятные объятия и начала приводить в порядок себя. Воспользовавшись моментом, Северин перехватил её ладонь своей и, вновь поднеся к губам, коротко поцеловал тыльную сторону.       – Нам пора идти, перерыв почти закончился.       – Знаю, – отозвался он, поправляя выбившиеся из её прически пряди волос. – Ключ всё ещё у меня.       – Даже не вздумай отдавать его мне.       – Я и не собирался, – не сразу ответил Лаваль, помогая собрать упавшие на пол конспекты.