Сказка, рассказанная до конца

      Время тянулось издевательски медленно. Несколько резких, непохожих друг на друга запахов назойливо щекотали ноздри, заставляя вставать дыбом тонкие волоски у самого затылка. Ещё и старая рана на брюхе протяжно ныла, будто и без неё не было ясно, что дело – дрянь.       Уставшим взглядом Бэдвольф вновь осмотрел опостылевший кабинет директора Грэмма и уже не в первый раз поймал себя на мысли, что последние несколько лет бежит по кругу, словно цирковая собачонка. Вся его жизнь наполнилась чередой из лекций и заданий, планов и отчётов, инцидентов и разбирательств. Но как быть? Ведь он – руководитель факультета общего злодейства, и его подопечные по определению должны быть источником всевозможных проблем. Ага, как бы не так. Стоило хоть одному из них открыто навредить какому-нибудь изнеженному наследнику престола, как Бэдвольф тут же оказывался здесь, в этом проклятом помещении, чтобы с пеной у рта взывать к элементарной справедливости. Как правило, безрезультатно.       Раздражённо клацнув зубами, мужчина сдвинулся немного левее, опираясь рукой на широкий кожаный подлокотник небольшого двухместного дивана. Справа тихо сидел, а вернее мирно дремал, мистер Папа Медведь – руководитель факультета прикладного мастерства. В отличие от Бэдвольфа, перевёртышем он не был, потому никак не мог скрыть свою звериную личину за человеческим обликом. Впрочем, этого ему и не требовалось. Толстый и низкорослый, в коротком шерстяном камзоле и широких клетчатых штанах, он напоминал скорее старого плюшевого мишку, чем сурового лесного хищника. А с наступлением зимних холодов и вовсе делался вялым и сонливым из-за приступов сезонной спячки, отчего ещё больше походил на набитое соломой чучело.       Едва удержавшись от того, чтобы не толкнуть Папу Медведя локтем, Бэдвольф насмешливо оскалился и покосился на ровный ряд из четырёх кожаных кресел, что стояли напротив широкого директорского стола. Каждое из них он около часа назад притащил сюда на собственном горбу. И для чего? А для того, чтобы половина из них пустовала, пока Златовласка и её дочурка не соизволят, наконец, прийти и заявить о своих претензиях. Претензиях к его подопечному.       Что занятно, Лаваль остался верен собственным привычкам и, в отличие от пострадавшей стороны, на разбирательство явился вовремя. Он занял крайнее правое кресло и большую часть времени сидел практически неподвижно, глядя прямо перед собой. Голову его теперь стягивала плотная повязка из нескольких слоёв бинта, надежно скрывавшая рану на затылке. Квин и правда огрела его от души, но парень, судя по виду, счёл это недостаточным и теперь окончательно поддался мукам совести.       Лаваль всегда был слегка зациклен на чести, долге, благородстве и прочих рыцарских штуках, при том, что имел все задатки толкового злодея. Сдержанный и скрытный, он предпочитал держаться особняком, выбирая себе в компанию только тех, кого в самом деле считал ровней. Языком трепать не привык, особенно о себе, бурных эмоций не выказывал, зато собеседника охотно слушал, запоминая всё, что может быть полезно. И потом эти знания с успехом применял, используя в том ключе, в котором ему было выгодно.       В то, что такой разумный, сдержанный парень однажды сорвётся и едва не придушит одну из учениц, даже теперь верилось с трудом. Он, конечно, бывал резок и категоричен в суждениях, но всегда чётко соблюдал допустимые границы. Так почему? Почему он просто не прогнал эту пустоголовую проныру из своей комнаты? Или, что ещё лучше, не отвёл её прямиком к Мильтону? Ответ тут был только один. Как бы парень не противился наследию отца, Сказка взяла своё. Сын убийцы должен стать убийцей.       Бэдвольф тяжело вздохнул и задумчиво провёл рукой по подбородку, приминая пальцами короткую серую бороду, в которой уже начала проступать седина. В памяти мужчины невольно всплыл образ единственной дочери – Сериз Худ. Его маленький кутёнок повзрослел слишком быстро, как это бывает с детьми, которых видишь изредка и то украдкой. Все свои семнадцать лет девчушка была вынуждена прятать мохнатые ушки под красным капюшоном, а острые клычки скрывать за грустной миной, отказывая себе даже в улыбке. И то, несмотря на все меры предосторожности, волчьи инстинкты с каждым годом проявлялись в ней всё ярче.       А если Локс вдруг пролезла бы в комнату к ней и что-нибудь там разнюхала? А Сериз испугалась последствий и в отчаянии перегрызла бы ей горло? Осудил бы он родную дочь? Разумеется, нет. Более того, охотно взял бы всю вину на себя.       От этих мыслей по спине мужчины пробежал мороз. Захотелось встать на четвереньки и как следует отряхнуться, но вместо этого он лишь шумно вдохнул носом и тревожно покачал головой. С Сериз точно стоило потолковать, лучше сегодня же. Для собственного спокойствия.       А Лаваль… Отрицать его вину никто не собирается, но и вешать на него всех собак, как водится, в этой проклятой школе, Биг Бэдвольф не позволит, не будь он сам Большой и Злой Волк. Пусть и за прошедшие два дня ситуация неслабо так вышла из-под контроля. Из Северной Валетарии прибыли двое опекунов парня, родные братья его покойной матери. Если верить личному делу, то у него есть ещё и тётка, но женщину в это дело знатные лорды разумно решили не впутывать.       Старший из них, граф Виктор де Валуа, занял соседнее от племянника кресло, тем самым оказавшись ровно перед лицом директора Грэмма. На вид ему было около пятидесяти, немногим меньше, чем самому Бэдвольфу. Высокий и сухощавый, в его фигуре чувствовалась военная выправка, и даже в кресле сидел мужчина так, словно вместо позвоночника у него была деревянная трость. Взгляд его бледных серых глаз даже в такой напряжённой обстановке оставался властным и сосредоточенным. Короткие седые волосы он аккуратно зачёсывал назад, а бороды и усов не носил вовсе, открывая худое вытянутое лицо. В отличие от большинства аристократов, не скрывал своего запаха за облаком едких духов, используя лишь сдержанный свежий одеколон. Облачён граф был в чёрный кожаный дублет с бархатными вставками, того же цвета брюки и высокие сапоги. Плечи мужчины укрывал тяжёлый меховой плащ, а единственным украшением служила небольшая фибула в виде розы, закреплённая на груди.       Его младший брат Лайонел в кресле сидеть наотрез отказался, разумно рассудив, что оставшиеся два займут Голди и Блонди Локс. Вот только время шло, а ни одна, ни другая, так и не появлялись, вынуждая виконта де Валуа стоять у стены, вальяжно опершись рукой о край книжного шкафа.       Выглядел он гораздо моложе, самое большее лет на сорок. Его ясные серо-голубые глаза казались особенно выразительными на фоне лёгкого загара, а вкупе с плавными чертами придавали лицу юношеской миловидности. Длинные русые волосы мягкими волнами спадали на плечи, ярко контрастируя с зелёным бархатным дублетом, расшитым золотой нитью. У самого горла тот был небрежно расстегнут, демонстрируя тонкое ажурное кружево нательной рубашки. На груди висела крупная золотая цепь с широкими звеньями, плавные грани которых поблескивали при дневном свете. И Бэдвольфа раздражал его запах. Солоновато-зелёный шипровый парфюм с примесью мускуса был нанесён на кожу и одежду в таком количестве, что всякий нюх отбивало напрочь. На радость, этот родственник Лаваля находился дальше всех и приближаться, судя по всему, не собирался.       Вместо этого Лайонел, не скрывая собственной скуки, неторопливо разглядывал интерьер кабинета. За почти прошедший час он успел несколько раз задержать взгляд на большом портрете Белоснежки в массивной позолоченной раме. Попытался прочесть надписи на грамотах и благодарственных письмах, а, когда это ему надоело, принялся водить кончиками пальцев по корешкам книг, а затем брезгливо стряхивать на пол лёгкие частички пыли.       – Позвольте спросить у вас, директор, – внезапно прервал он долгое молчание. – Что находится вот за той дверью?       – За какой дверью, Ваша Милость? – растерянно переспросил Грэмм, тут же повернувшись к виконту.       – Вот за той, – кивком головы он указал на вход в подсобное помещение.       – Ничего любопытного, Ваша Милость, – не сразу отозвался директор. – Только старые ненужные вещи, которым не место в основной части кабинета.       Судя по реакции Лайонела, ответ его более чем устроил. Не столько своим содержанием, сколько эффектом того, что все собравшиеся наконец-то вышли из оцепенения. Бэдвольфа эта гнетущая обстановка напрягала ничуть не меньше. Да и когда он ещё сможет полюбоваться на заискивающего перед знатью Мильтона? Всё-таки какой бы властью не обладал здесь этот толстобрюхий увалень, а за пределами школы он такая же ничтожная блоха на загривке огромного зверя, как и большинство жителей союзных сказочных королевств. Вот только крови сосёт больше, чем кто-либо, вынуждая детей расплачиваться за то, что когда-то по дурости совершили их родители. А сам он кто? А никто. Всего лишь прислужник Культа Судьбы. Будь он проклят вместе со своим братцем…       Не справившись с наплывом эмоций, Бэдвольф издал короткий гортанный рык, но быстро понял свою оплошность и глубоко вдохнул, заставляя себя прокашляться. Взгляды присутствующих задержались на нём всего на несколько секунд, а Папа Медведь и вовсе не шелохнулся, продолжая пребывать в блаженной спячке. Лучше бы встал да поискал свою Златовласку с её драгоценной дочуркой. Бэдвольф коротко замахнулся, собираясь толкнуть пожилого медведя под бок, но в последний момент неожиданно замер, услышав обращённые к нему слова:       – Мне всегда было интересно, – вновь прервал молчание Лайонел. – Вы и есть тот самый Большой и Злой Волк? Тот, что встретил в лесу Красную Шапочку, а затем пошёл и съел её бабушку?       – Ну, как бы, да… – ожидая подвоха, заговорил преподаватель. – Не совсем съел, Ваша Милость, но вы правы. Тот самый Волк-перёвертыш.       – Зачем же вы надели на себя сорочку и чепец бедной старушки? Вы в самом деле считали, что её внучка не заметит разницы?       Вопрос выбил Бэдвольфа из колеи. События, которые теперь все называют «Сказкой о Красной Шапочке и Большом Злом Волке», произошли порядка тридцати лет назад. Он был молод и здоров, как бык, но при этом глуп, как паршивая отца. Иначе и не объяснить весь тот дурацкий план, за который ему стыдно по сей день.       – Так ведь Шапка ж поверила, – растерянно пожал он плечами. – Так сказать, прокатило, Ваша Милость. Там темно было, да и торопилась она укрыться в хижине от всяких волков.       – Вы в самом деле думали, что это сработает? – не унимался виконт, улыбаясь ещё шире. – Вы только задумайтесь – волк в сорочке! Надеюсь, вы не учите здесь мальчиков надевать платья!       Северин нахмурился и недовольно покосился на своего дядю, всем видом давая понять, что тот начал перегибать палку. Уже за этот короткий жест Бэдвольф готов был с благодарностью потрепать парня по плечу, хотя не сказать, чтобы сильно обиделся. Руби до сих пор припоминает ему ту неловкую встречу, настойчиво пытаясь выяснить, почему у него такой большой…       – Всё дело в том, Ваша Милость, – размеренным тоном вмешался Мильтон, – что мистер Бэдвольф следовал своей сказке. Какой бы странной или нелепой она ни была.       – И наш племянник тоже, – бойко отпарировал Лайонел. – И что теперь? Сделайте его преподавателем школы, а не судите!       – Боюсь, всё не так просто, милорд, – нарочито-вежливо продолжил директор, вскинув руку в поучительном жесте. – Ваш племянник ещё не принял свою Сказку. Он вообще отказался подписать Книгу Наследия, следовательно, причинил вред мисс Локс по своему желанию.       Вот так, значит. Всё-таки решил выставить бедного парня садистом, да ещё и в присутствии его опекунов. Как бы не так. Не похоже, чтобы кто-то из них открыто поддерживал Культ и принуждал племянника повторить судьбу отца.       – Вот видите, мистер Лаваль, как сказалось ваше упрямство, – Грэмм скрестил пальцы обеих рук и повернул голову к юноше. – Если бы вы вовремя оставили свою подпись на страницах вашей Сказки, то все обвинения были бы немедленно сняты. К слову, у вас ещё есть последний шанс, до прихода мисс Локс и её матери.       – С детства меня учили, – не раздумывая, ответил Северин, – что люди должны сами отвечать за свои поступки, а не ссылаться на какие-то книги.       В этом был весь Лаваль. Хотя на такую очевидную уловку повелся бы только полный дурак или последний трус, но ни тем, ни другим он точно не был. И всё-таки… Как бы потом не пришлось об этом пожалеть. Также явно подумали и его дяди. Взгляд Виктора сделался задумчивым и хмурым, а Лайонел осёкся на полуслове, хотя собирался что-то добавить.       – К несчастью, мистер Лаваль, вы так и продолжаете отрицать очевидное, – Мильтон потёр правый висок указательным и средним пальцами. – С подписью в Книге Наследия или без, вы – часть своей Сказки.       – Но ведь школа существует всего семнадцать лет, – возразил юноша, упрямо вскинув голову. – До этого все как-то жили, и никто даже на задумывался о Судьбе.       – Так и было, – невозмутимо согласился Грэмм, утвердительно кивнув. – Кто не противился себе и своим инстинктам, сумел выжить. Остальные же исчезали бесследно, так, что о них никто больше не помнил. Теперь же, когда мы знаем, как устроен мир, мы можем это контролировать с помощью Книги, которую вы так упрямо отказываетесь подписывать. Верно, мистер Бэдвольф?       – Лукавить не стану, за моей шкурой много всякого, – хищно оскалившись, ответил преподаватель. – Но клянусь собственным брюхом, что, когда ел бабку и сдувал домики трёх поросят, ни о какой Книге сроду не слыхивал, ничего не подписывал и всё творил исключительно по своему желанию. Причём так делали все, и никто, на моей памяти, не исчез.       Выговорившись, Бэдвольф вдруг ощутил невероятную лёгкость. То самое упоительное чувство, что наступает в момент возвращения к своему настоящему облику. На миг он даже задумался над тем, чтобы продемонстрировать знатным лордам, как его человеческое лицо постепенно становится волчьей мордой, но вовремя сдержался. И всё же, увидеть растерянность на самодовольной напыщенной физиономии директора было просто прекрасно. Ну а что? Он сам попросил пояснить, как всё было на самом деле.       – Именно это вас и спасло, мистер Бэдвольф, – протянул Мильтон, даже не повысив голоса. – Вы интуитивно последовали своей Судьбе и потому остались живы. Если вы не знали о Книге, это совсем не значит, что Сказка не работала.       – Так зачем её вообще нужно подписывать?! – спросил Лайонел, резко взмахнув правой рукой. – Пусть дети следуют своей Судьбе, и всё тут.       – Всё дело в том, Ваша Милость, – в голосе директора послышалась усталость, – что подпись в Книге Наследия связывает человека с сюжетом его Сказки. А всё обучение направлено на то, чтобы он от своей Судьбы точно не отступил и остался жив. В школе Эвер Афтер Хай мы спасаем детей, спасаем наше общее будущее!       Пафосную речь Мильтона внезапно прервал глухой стук, металлический лязг, а затем тонкий скрип петель на одной из створок высокой арочной двери. Силуэт, показавшийся в проёме, тут же заставил всех присутствующих забыть о предмете их спора и почти синхронно встать в знак уважения. Заметно приободрившийся Бэдвольф резко толкнул Папу Медведя локтем и, несмотря на ноющее брюхо, неторопливо поднялся с дивана. Пожилой руководитель факультета прикладного мастерства испуганно вздрогнул и начал торопливо тереть лапами собственные веки.       Уверенным твёрдым шагом в кабинет вошла высокая крепкая женщина, о возрасте которой Бэдвольф предполагать не решился. Её выразительное круглое лицо с пухлыми румяными щеками было обрамлено пышной шевелюрой золотистых локонов. На затылке их чуть приминал небесно-голубой берет, ещё больше усиливавший общий эффект какой-то девичьей наивности. Фигура же, напротив, была абсолютно женской. Вкупе с ростом и широкими плечами, вошедшая могла похвастаться небольшой, но высокой грудью, почти плоским животом и пышными бёдрами. Явно зная о своих достоинствах, она одевалась ярко и смело, умудряясь сочетать пёстрое платье выше колен, сапоги на широком каблуке и короткое меховое болеро. На груди на тонком ремешке висела прямоугольная журналистская пресс-карта.       Следом за ней торопливо шагала девушка лет семнадцати. Такая же белокурая, рослая и светлокожая, но в коротком ситцевом платье с пышным подолом и высоким воротником, надежно скрывавшем шею. Её огромный синий бант на самой макушке раньше постоянно мелькал то в столовой, то в коридорах, пока его хозяйка настойчиво собирала материал для очередного школьного репортажа. Теперь же юная Локс выглядела хмурой и напряжённой, тревожно поджимала губы и изо всех сил старалась не отставать от своей матери. Всей этой истории могло бы и не произойти, если бы она учла, что вокруг полным-полно разных хищников, причем куда более опасных, чем семейство наивных медведей.       – Добрый день, директор Грэмм, – бодро поприветствовала Голди, заняв пустующее кресло слева от Виктора. – Разрешите, я присяду. Блонди, булочка моя, садись.       Девушка коротко кивнула и без возражений заняла крайнее левое кресло, наконец заполнив полупустой ряд сидений, выставленных напротив директорского стола. Лишь после этого все мужчины, кроме Лайонела, стоявшего у стены, и растерянного Папы Медведя, с недоумением вернулись на свои места.       – Рад встрече с вами… – Мильтон неожиданно замялся. – Миссис Локс. И с вами, мисс Локс, ничуть не меньше. Наконец-то мы…       – О, я не замужем, – резко перебила его Голди, приглаживая рукой локон волос. – Но вы можете обращаться ко мне «миссис», я не против.       – Как вам будет угодно, миссис Локс, – директор выдавил из себя одну из самых любезных улыбок. – Теперь, когда все в сборе, мы наконец-то можем приступить к обсуждению волнующего нас вопроса. И, надеюсь, придём к решению, которое в равной степени устроит все стороны.       Ну всё, завёлся. Что-что, а чесать языком Мильтон умел. Вот и пусть доказывает, что не зря просиживает штаны в своём кресле, раз уж взялся тут всем руководить. А Биг Бэдвольф будет терпеливо ждать, пока мамаша Локс не начнет высказывать свои претензии к Лавалю. Даже интересно, чего она потребует. Денег? Публичных извинений? Исключения из школы?       – Прошу прощения, директор Грэмм, – сонным голосом вмешался Папа Медведь, почёсывая за ухом. – Но я должен вам напомнить, что мадам Яга ещё не пришла.       – Полагаю, её задержали очень важные дела на факультете тёмной магии, – Мильтон бросил в сторону медведя недовольный взгляд. – И мы, дамы и господа, будем искать решение без неё, поскольку и так порядком задержались.       – Нечего здесь решать, – категорично заявила Голди, презрительно взглянув на Виктора. – Вы должны возместить все расходы за прошедшее и последующее лечение моей девочки, а вы, директор Грэмм, позаботиться о том, чтобы этого мальчишку исключили из школы. На простые извинения я даже не надеюсь.       – Компенсацию вы получите в полном объёме, как только пришлёте медицинские счета, – властным тоном ответил молчавший всё это время граф. Серые глаза его сузились, взгляд сделался мрачным и тяжёлым. – А извинения вам и вашей дочери немедленно приношу я, мой брат и, более всего, мой племянник.       Виктор склонил голову в почтительном поклоне, но даже тогда спина его осталась прямой, а плечи свободно расправлены. В тот же миг за ним повторил Лайонел, изящно опустив правую руку на грудь, и затем Северин, склонившись так низко, что кончики его синих волос заскользили по плечам.       В ответ на это миссис Локс лишь презрительно фыркнула и раздражённо закатила глаза. Но, тем не менее, почему-то приосанилась и заговорила лишь после того, как знатные лорды вновь взглянули на неё прямо.       – Это всё очень мило, сэр, но вы хоть знаете, кто я? Я, между прочим, вхожу в состав союза журналистов королевства Мидланд, и я же член городского совета города Вальдбург! И я настаиваю на том, чтобы вашего племянника выгнали отсюда прочь, – Голди быстро повернулась к директору. – В элитной школе для молодого поколения сказочных персонажей не место таким как он, верно, директор Грэмм?       – Боюсь, не совсем так, миссис Локс, – медленно выдохнув, отозвался Мильтон. Его тяжёлые полные ладони опустились на поверхность стола, обтянутого красным сукном. – Вы ведь осознаёте, что, не завершив обучения, мистер Лаваль не сможет последовать своей Судьбе, и, в конечном счёте, сказка о герцоге Синяя Борода исчезнет?       – И что?! – не скрывая раздражения, выпалила она. – Да кому нужна эта мерзкая сказка? Чем для королевства полезен убийца, который прячет в подвале трупы своих жён?       Проклятье… С каждой минутой дело принимало всё более серьёзный оборот. Бэдвольф напряжённо стиснул зубы и провёл острыми концами ногтей по плотной джинсовой ткани брюк. Хотя, всё не так уж паршиво. На Лаваля Мильтону плевать, это ясное дело, а вот нарушать систему он не даст. Интересно, эта дамочка хоть понимает, что только что высказалась поперёк Культа Судьбы? На радость ей, дело не коснулось Квин или Уайт, в противном случае сюда бы прикатила сама Белоснежка и тогда… не сносить бы ей своей белобрысой головы.       – Я услышал вас, миссис Локс, – мрачно протянул Грэмм, сплетая пальцы обеих рук в замок. – Но прежде, чем принять столь серьёзное решение, нам необходимо разобраться во всех обстоятельствах дела.       – Так разбирайтесь! Я здесь директор или вы, в конце-то концов?!       – Мисс Локс, – строгий взгляд директора сосредоточился на младшей Локс. – Расскажите нам, пожалуйста, что произошло, когда вы пришли к комнате мистера Лаваля два дня назад.       В начале этой порядком затянувшейся беседы Блонди сидела тихо, понуро склонив голову, и внимательно слушала каждое, произнесённое в её адрес слово. В скором времени ей это надоело, и она принялась разглядывать собственные ногти, затем приглаживала неровные рюши на подоле платья, пока, наконец, не сосредоточила взгляд на носках собственных туфель. Неизвестно, что такого любопытного она в них нашла, но требовательный тон Грэмма заставил её вздрогнуть и взволнованно выпрямиться.       – Да, сэр, непременно расскажу всё так, как оно было на самом деле, – неровным, чуть хриплым голосом ответила она. – Как вы знаете, я работаю над репортажем об Отступниках, и два дня назад Северин должен был дать мне небольшое интервью…       – Это ложь! – воскликнул Лаваль. – Ни о каком интервью мы не договаривались, и когда я вошёл к себе в комнату, Локс уже была там.       На плечо юноши тут же опустилась тяжёлая ладонь дяди Виктора.       – Да, когда я пришла к комнате, Северина там не было, а дверь была настежь распахнута, – торопливо продолжила Блонди. – Мистер Грэмм, я сразу поняла, что что-то не так, ведь проклятье Сказки вынуждает его запирать все замки. Вот я и вошла внутрь, чтобы всё проверить и поймать нарушителя.       – Весьма самоотверженно с вашей стороны, мисс Локс, – Мильтон одобрительно покачал головой. – Продолжайте.       – Именно так, сэр! Кто, как не я, тратит столько сил ради справедливости! В этом ведь и состоит долг настоящего журналиста, – с каждым новым словом голос девушки наполнялся уверенностью. – Так вот, когда я вошла, всё в комнате было перевернуто просто вверх дном! Вы бы видели, сэр, вокруг царил ужасный беспорядок! А потом пришёл Северин и …       Блонди резко замолчала и печально склонила голову. Полные губы её начали подрагивать, а веки задрожали, словно она вот-вот собиралась заплакать. В тот же миг Златовласка заботливо обхватила дочь за плечи и ласково погладила её по волосам:       – Тише, моё золотце, всё хорошо, – трепетно прошептала она. – Мамочка с тобой и никому не даст тебя в обиду.       – Достаточно, мисс Локс, можете не продолжать, – в голосе Грэмма промелькнуло лукавство. – Прежде всего, благодарю вас за честность и смелость, которые вы не раз демонстрировали ещё со времен членства в студенческом совете. Вам следует гордиться вашей дочерью, миссис Локс, мало кто в школе относится к своим задачам с таким рвением и ответственностью.       Бэдвольф покосился на директора с явным недоумением. Не нужно иметь большого ума, чтобы понять, что этот тонкий завуалированный намёк явно был броском в его шкуру. Но пёс его дери, что он несёт? На кой вообще тратить столько времени на эту дурацкую болтовню?       – Это у нас семейное, сэр, – горделиво вскинув голову, ответила Голди. – Если мы берёмся за какое-то дело, то не остановимся до тех пор, пока не изучим каждую мелочь.       – Верно, миссис Локс, каждую мелочь, – полное лицо Мильтона оставалось абсолютно серьёзным, но кончики усов вдруг начали подрагивать, выдавая легкую насмешку. – Мистер Папа Медведь, прошу вас, расскажите нам всем, что произошло много лет назад, в тот день, когда юная Голди Локс заглянула к вам в хижину?       Пожилой медведь начал было вновь погружаться в блаженное состояние дремоты. Веки его сделались тяжёлыми, словно были покрыты слоем липкого мёда, а голова шумела будто рой разбушевавшихся пчёл. Но стоило ему услышать прямое к себе обращение, как он тут же распахнул глаза и серьёзно опустил обе лапы поверх пухлого живота.       – Златовласка? Да-да, разумеется я помню. Помню, словно это было вчера, а прошло уже, дорогой директор, почитай, более двадцати пяти зим, – Папа Медведь сделал над собой усилие, чтобы подавить внезапно подступивший зевок. – Мы жили тогда в красивом каменном домике на большой лесной опушке. Жил я, значится, Папа Медведь, моя жена – Мама Медведь и наш тогда ещё совсем маленький сынишка…       – Всё верно, сэр, – прервал его Мильтон, напряжённо сжав ладони в кулаки. – Вы с семьёй пошли гулять в лес, поскольку похлёбка оказалась слишком горячей. А когда вернулись домой, то увидели…       – Всё так и было. Точно так, – медведь утвердительно кивнул головой и на мгновение замер, будто что-то припоминая. – Мы увидели, что кто-то поел из наших мисок, посидел на наших стульях и даже повалялся на наших кроватях. А в самом маленькой кроватке тихо спала хорошенькая девочка. Полагаю, все вы догадались, как её звали, верно?       – И что вы хотите этим сказать, уважаемый директор? – не скрывая своего раздражения, вмешалась Голди Локс. – Хотите моего подтверждения? Так я вам скажу: да, это сюжет моей сказки, и да, однажды этот же путь повторит моя дочь.       – Я хотел напомнить лишь тот факт, миссис Локс, – в зелёных глазах Грэмма промелькнуло коварство. – Что в связи с вашим фамильным проклятьем вы обе склоны… увлекаться. Ведь тайно проникнув в чужой дом, так трудно устоять перед соблазном и не заглянуть в каждую щель.       – О, нет! – воскликнула Блонди, невольно сорвавшись на писк. – Нет-нет-нет, не в этот раз! Когда я пришла к комнате Северина, дверь уже была распахнута, а все вещи внутри разбросаны.       – Хоть сейчас-то не отпирайся, – ровным тоном проговорил Лаваль, – Я свою вину признал, теперь твоя очередь.       – Мисс Локс, – в один миг тон Мильтона сделался строгим и холодным. – При осмотре у вас в карманах, помимо вашего миррорфона, нашли брошь Эппл Уайт и губную помаду Рейвен Квин. Откуда у вас эти вещи?       – Я… Я нашла их, сэр, – на щеках юной Локс выступил яркий стыдливый румянец. – Я нашла их в комнате Северина и забрала, чтобы вернуть владелицам, честное слово! Я… я не хотела ничего красть… Так получилось…       Не в силах продолжить разговор, девушка уткнулась лицом в плечо своей матери. Дыхание её сделалось частым и сбивчивым, а тонкие плечи начали подрагивать.       – Миссис Локс, вы понимаете, что ваша дочь нарушила школьный устав и проникла в чужую комнату без ведома владельца? – Грэмм тут же сел ровнее и важно вскинул голову. – К тому же присвоила себе несколько вещей третьих лиц, которые были оставлены мистеру Лавалю на хранение.       – Как вы верно заметили, уважаемый директор, – с плохо скрываемой язвительностью ответила Голди, – моя дочь всего лишь следовала своей Сказке!       – Так и Лаваль делал ровно то же самое, – вмешался Бэдвольф демонстрируя ряд заострённых зубов. – И если уж собрались за это исключать, то надо сразу обоих. Правила для всех одни.       – Школа Эвер Афтер Хай, дамы и господа, существует для того, – Мильтон заговорил громче, придавая своему голосу торжественности, – чтобы сохранить Сказки в их первозданном виде. Все до единой. А потому, миссис Локс, ваше требование об исключении мистера Лаваля не может быть удовлетворено.       Вот так-то! Вот это справедливо! Ну и что она скажет теперь? А ничего! Против Культа Судьбы просто так не попрёшь, но даже он иногда может послужить доброму делу. Радость переполняла Бэдвольфа с ног до кончиков ушей так, что захотелось встать на четвереньки и громко взвыть, но, чтобы не потерять лица, он лишь удовлетворённо потёр руку об руку.       Ну и хитёр Мильтон, старый пройдоха. В два счёта поставил на место эту высокомерную выскочку. Как он ловко вывернул все её претензии и тут же расставил всё на свои места. Впервые за всё время знакомства с директором школы Бэдвольф поймал себя на мысли, что готов искренне пожать ему руку, но вовремя вспомнил, что ровно те же приёмы несколько раз испытал на себе. Особенно в те моменты, когда их разговоры касались Руби и Сериз.       – Вот значит, как… – едва сдерживая приступ ярости, прошипела Голди, крепче прижимая к себе дочь. – Значит, вы готовы оправдывать любого подонка только лишь потому, что это позволяет его Сказка?!       – Миссис Локс, припрошу вас выбирать выражения! – строго пресёк её Мильтон. – Постыдитесь хотя бы присутствия вашей дочери.       – Это вам должно быть стыдно, Грэмм! За весь произвол, который вы здесь допускаете! – Златовласка порывисто вскочила с кресла и, бурно жестикулируя, закричала ещё громче. – Клянусь своим именем, я этого так не оставлю! Я добьюсь вашего увольнения! Я создам такой разгромный репортаж, что от вашей школы камня на камне не останется! Общественность должна знать обо всём!       – Вы вправе делать всё, что вам угодно, миссис Локс, – предельно ровным тоном ответил директор, массируя правый висок указательным и средним пальцами. – Смею лишь напомнить вам, что наша школа находится под личным покровительством самой Белоснежки, ныне правящей королевы Мидланда. Вы уверены, что хотите иметь судебные тяжбы с Короной?       Златовласка не ответила. Лишь на несколько мгновений застыла неподвижно, будто её поразило какое-то парализующее заклятье. Большие ярко-голубые глаза оставались распахнуты, зрачки возбуждённо расширены, а полные губы приоткрыты. Бэдвольф наблюдал подобное едва ли не впервые. Всего несколько секунд назад она готова была перегрызть глотку любому, кто посмел бы встать у неё на пути, а теперь лишь беспомощно опустилась в своё кресло, в отчаянии обхватив голову короткими бледными пальцами. Для этого не потребовалось никаких мудрёных заклинаний или пафосных взмахов руками. Лишь правильно подобранные слова, а уж этим искусством Мильтон Грэмм владел безупречно.       – Под покровительством Короны… – едва слышно проговорила она, отчаянно пытаясь принять услышанное. – Ну разумеется. В роду Локс же никогда не было аристократов, и всем вам кажется, что нас, простых людей, так легко заставить молчать…       – Мамочка, тише! Ну что ты такое говоришь! – Блонди тут же обхватила её за плечи и начала успокаивающе гладить вдоль спины. На лице девушки одновременно читались страх, стыд и смущение. Её щеки и кончик носа оставались ярко-красными, в уголках глаз поблескивали слезинки.       – Что бы вы там себе не надумали, миссис Локс, – вкрадчиво и по-прежнему вежливо заговорил с ней директор, − никто из присутствующих не желает зла вам или вашей дочери. Напротив, мы лишь пытаемся найти компромисс. Скажите прямо, чего вы хотите?       Голди выпрямилась и, не вставая с кресла, несколько мгновений смотрела прямо перед собой. Затем повернулась к дочери и заботливо убрала ей за ухо выбившуюся прядку волос. Полные губы её растянулись в ободряющей улыбке, но решительность во взгляде никуда не исчезла.       – Подойди ко мне, мальчик, – произнесла она тоном, не терпящим возражений. – Подойди и взгляни мне в глаза.       Бэдвольф не сразу понял смысл этих слов. Сперва ему даже показалось, что мамаша Локс начала бредить и теперь несла откровенную чушь. Но всё быстро встало на свои места, как только он увидел, что Лаваль незамедлительно поднялся с кресла и направился к ней. Твёрдо ступая вдоль директорского стола, он держал голову низко опущенной, всем своим видом выражая раскаяние.       – Миссис Локс, Блонди, – заговорил юноша, остановившись напротив Златовласки. – Я вновь искренне прошу вашего прощения, за всю боль и страх, что вы обе испытали по моей вине. Я этого не хотел.       – Посмотри на меня, – властно потребовала Голди, прожигая его пристальным взглядом. – Взгляни в глаза матери, чью дочь ты едва не убил.       Северин тяжело вздохнул и напряжённо стиснул ладони в кулаки. Тонкие губы его оставались плотно сжаты, брови сдвинулись к переносице, на бледном лбу выступила тонкая морщинка.       – Я не могу этого сделать, мэм, – ответил он. – За это тоже прошу меня простить.       Голди удивлённо вскинула брови и несколько секунд разглядывала юношу с искренним любопытством. Указательным пальцем она коснулась собственной щеки и чуть склонила голову набок, погрузившись в собственные раздумья. Блонди так и не разомкнула объятий и продолжала удерживать мать за плечи. Взгляд девушки постепенно смягчился, уголки губ сочувствующе опустились.       – Ты говоришь, что полностью признаёшь свою вину, так, мальчик? – строгим тоном спросила Златовласка.       – Именно так, мэм.       – А тебе известно, что виновный должен получить наказание?       – Разумеется, – Северин коротко кивнул.       – И какого же наказания ты заслуживаешь за свой проступок?       – Я уже наказан, мэм, – ответил он, практически не раздумывая. – Я обречён нести смерть всем, кого полюблю. Разве может быть что-нибудь страшнее, чем быть главным героем такой Сказки?       Бэдвольф наблюдал за этим, скрипя зубами. Несколько раз он порывался вскочить и потребовать немедленно прекратить этот допрос, но всякий раз находил силы удержать себя на поводке. Было ясно, что парень запомнит этот разговор на всю жизнь, и в будущем это неплохо поможет сдерживать приступы ярости, но… было во всём этом что-то неправильное, нездоровое.       Как дикий зверь, лизнувший свежей крови, мамаша Локс почувствовала вкус власти над Лавалем и теперь не хотела его отпускать. Иначе как по-другому объяснить этот холодный жестокий взгляд и долгое изнуряющее молчание?       – Ну и что ты стоишь? – в голосе Голди прозвучала издёвка. – Будь мужчиной и посмотри мне в глаза.       – Сделайте это, Северин, – внезапно вмешался в разговор директор Грэмм. – Сделайте, раз миссис Локс так настойчиво об этом просит.       Лаваль повёл плечами и, после небольшой заминки, всё же выпрямился и на полшага двинулся вперёд, почти вплотную подходя к креслу Златовласки. В первые несколько мгновений он вновь немного склонил голову, пытаясь поймать её взгляд, а затем перестал двигаться вовсе, на чём-то полностью сосредоточившись.       Со стороны эта сцена выглядела странно и даже по-своему дико, особенно то, как быстро преображалось лицо Голди. Почти не дыша, она заворожённо смотрела на Северина, не в состоянии отвернуться. Гнев, обида, ненависть, презрение – все эти чувства в неё отступали на задний план, и им на смену приходило сочувствие.       – Мам, с тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросила Блонди и встряхнула её за плечи.       Лишь после этого женщина вздрогнула и принялась часто моргать. Руками она тут же потянулась к лицу и принялась тереть кончиками пальцев уголки глаз. Северин без промедления отвел взгляд в сторону и спокойно отступил на шаг.       – Вот видите, миссис Локс, мистер Лаваль в самом деле раскаивается в своём проступке, – вдруг вкрадчиво заговорил с ней Мильтон. – И, разумеется, он компенсирует все понесённые вами расходы.       – Так и быть, – неуверенно ответила Голди и повернулась в сторону старшего опекуна юноши. – Я пришлю счёт.