Сказка, рассказанная до конца

      Сжав пальцы в кулак, Бэдвольф постучал по высокой деревянной двери, ведущей в одну из комнат мужского общежития школы Эвер Афтер Хай. В самый разгар учебного дня, когда большинство студентов сидели на парах, в жилой части здания царила почти зловещая тишина. Но только не для Большого и Злого Волка.       Благодаря обострённому восприятию, он почти сразу услышал приглушённый отзвук шагов, раздававшихся где-то в глубине запертой комнаты. С каждой секундой этот звук стремительно нарастал, лёгкой вибрацией касаясь заострённых волчьих ушей. Дважды втянув носом воздух, мужчина шумно принюхался. В тот же миг его ноздри защекотали обрывки размытых запахов. Пахло пылью и частицами настенной краски. Пахло свежей полиролью и моющим средством для напольной плитки. Пахло людьми, а около этой двери одним конкретным человеком.       Да, Лаваль точно у себя. Где ж ему ещё быть, раз угодил под домашний арест. После всей этой истории, он, можно сказать, легко отделался, ведь мамаша Локс решила сменить гнев на милость. Пусть и не совсем добровольно, но кто осудит за это злодея?       Звук шагов, последний из которых прозвучал совсем рядом, затихла. Послышался негромкий вздох, тонко звякнули сцепленные в связку ключи. Парень будто чуял, что его ждёт очередной долгий допрос, оттого даже не попытался уточнить имя своего гостя. Видать, узнал.       – Дёрни за веревочку, дитя моё, дверь и откроется! – насмешливо протянул Бэдвольф, пытаясь хоть как-то разбавить нависшее напряжение.       Лаваль шутку почему-то не оценил, и вместо едкой колкости в ответ раздался только глухой механический щелчок. Фигурная прорезь замочной скважины спокойно повернулась влево, а следом за ней плавно опустилась вниз изящная позолоченная ручка. Дверь из тёмного дуба наконец-то отворилась, позволив разглядеть высокого худощавого юношу.       За те два дня, что прошло с последней встречи в кабинете Гримма, парень почти не изменился. Только повязку с головы снял, но и без неё он выглядел как-то болезненно. Его лицо казалось немного бледнее, чем прежде, а под глазами выступили тонкие тёмные линии.Впрочем, сам взгляд остался ясным и внимательным.       – Добрый день, мистер Бэдвольф, – Лаваль коротко кивнул в знак уважения.       – Добрый, – отозвался преподаватель, вальяжно опираясь о стену левой рукой. – Ну как? Сидишь у себя?       – Разумеется, – ровным тоном ответил Северин. – Где же мне ещё быть?       – Ну да, соглашусь. Деваться тебе некуда.       Гостей парень уж точно не ждал, поскольку одет был совсем непривычно. Обычно он носил дублет, глухо застегивая пуговицы на манжетах и воротнике, а теперь тот был наброшен поверх белой нательной рубашки. Среди складок кружевного воротника можно было рассмотреть небольшой ключ на серебряной цепочке. Свободные чёрные брюки и мягкие домашние сапоги из оленьей кожи тоже мало вписывались в его привычный вид дисциплинированного ученика. Впрочем, оно и неплохо, что Лаваль позволил себе немного расслабиться. Как-никак впервые угодил под домашний арест, а это уже событие.       – Ну так может я, с твоего позволения, зайду? – насмешливо спросил Бэдвольф после минуты неловкого молчания.       – Да, конечно, – юноша спокойно отступил в сторону, придерживая дверь. – Входите, сэр.       Вот так-то лучше. Лаваль всегда неохотно пускал кого-то на свою территорию и, надо сказать, правильно делал. Логово злодея должно оставаться недоступным, и чем меньше людей туда входит, тем лучше. Но всё же было приятно сознавать, что руководитель факультета Немагического Злодейства имеет особые привилегии. Хоть какая-то радость от этой собачьей работы.       Слегка повернувшись боком, Бэдвольф уверенно переступил порог и оказался в небольшом коридоре, куда выходила дверь в ванную комнату и проход в основную часть помещения. Типовая планировка для большей части комнат в общежитии. В подобных мужчина бывал едва ли не каждый день, но за весь второй курс заглянул к Лавалю раз пять, не больше. Если не брать в расчёт недавний случай с девчушкой Локс.       После яркого утреннего солнца, заливавшего светом школьные коридоры, оказаться в полумраке было совсем неплохо. Волчьи глаза с яркой янтарной радужкой быстро привыкали к освещению, а ноздри приятно щекотала лёгкая прохлада свежего воздуха.       Дождавшись, пока входная дверь позади закроется, Бэдвольф не спеша прошёл вглубь помещения. Он и раньше замечал, что Лаваль самый настоящий чистоплюй, но подобное видел впервые. От полной разрухи, созданной здесь Локс на прошлой неделе, не осталось и следа. Постель аккуратно заправлена, дверцы и створки шкафов плотно закрыты, доспехи начищены до зеркального блеска, шахматные фигуры строго упорядочены. На рабочем столе, секретере, гардеробе и книжных полках, плотно заставленных увесистыми томами, не было и намёка на пыль. Даже оконные стёкла выглядели на удивление чистыми, при том, что всего день назад в Мидланде шёл проливной дождь.       Да уж, что-что, а заметать следы парень точно умеет. Случись что, он ведь не поленится и отчистит всё вокруг до последней капли крови. Может, все северяне такие? Вон Золушка на этом даже умудрилась прославиться и войти в историю, хотя то была бедная сиротка, а Лаваль всё-таки парень… Как бы то ни было, в поддержании порядка он мог бы дать фору всем своим сверстникам, а о самом Бэдвольфе и говорить нечего. Холостяцкое логово, которое он создал на съёмной квартире, такой чистоты даже и не знало.       Небольшая связка ключей тихо звякнула, ударившись о столешницу низкого прямоугольного столика, что находился справа от входа. Мужчина быстро повернулся на звук и инстинктивно оскалил зубы. На радость, ему не составляло никакого труда скрыть эту реакцию за насмешливой улыбкой.       – Неплохо тут у тебя, парень, – отметил он, торопливо осматриваясь. – Для одного человека так и вовсе прилично.       – Спасибо, сэр, стараюсь, – ответил Северин, остановившись напротив мужчины.       – Не возражаешь, если я куда-нибудь присяду?       – Разумеется, нет, – юноша быстро окинул взглядом всю комнату. – Располагайтесь.       Расположиться, надо сказать, было где. Лаваль явно привык, да и любил жить с комфортом, оттого позаботился о том, чтобы окружить себя самой добротной мебелью. Широкая двуспальная кровать из древесного массива, изящный резной стул с высокой спинкой, чёрная кожаная софа и пара строгих кресел.       Недолго думая, Бэдвольф прошёл в правую половину комнаты и занял одно из этих самых кресел, стараясь случайно не задеть коленом небольшой шахматный столик. Прямо перед ним выстроились строгие ряды белых фигур, о которых мужчина ничего не знал, кроме названий. Северин же, не имея выбора, занял кресло напротив, по ту сторону, где расположились чёрные.       Вновь повисло долгое молчание, которое, впрочем, никого не смущало. Юноша сидел ровно, сохраняя спину идеально прямой, а руки расслабленно опустил на чёрные кожаные подлокотники. Лицо не выражало ровным счётом никаких эмоций, но глаза смотрели пристально, чуть прищуриваясь, словно он пытался прочесть на лице преподавателя настоящую причину его визита.       Подвох крылся в том, что сам Бэдвольф не смог бы ответить на этот вопрос прямо. Дело с Локс уладили малой кровью, да и сам Лаваль своей вины отрицать не пытался. Потому и отделался домашним арестом да парочкой мутных нравоучительных лекций у Матушки Гусыни, местного психолога. Ну и толку с них? Никому в этой проклятой школе не было дело до того, что теперь творится у парня в голове. Никому кроме Большого и Злого Волка.       – Как ты тут, парень? – наконец спросил он, собравшись с мыслями.       – В порядке, сэр.       – Сколько тебе ещё тут отсиживаться?       – Две недели, – юноша едва заметно пожал плечами.       – Порядком, – протянул Бэдвольф, по привычке пригладив ладонью короткую густую бороду. – Но тебе-то не привыкать, дело всегда найдёшь. Перечитаешь свои книги.       Лаваль утвердительно кивнул, чуть опустив взгляд. Тонкие губы его напряглись, а ровные синие брови сдвинулись к переносице.       – Я рад, что вы пришли, сэр, – на лице юноши мелькнула вежливая улыбка. – Но вы пришли узнать что-то, не так ли?       – Точно. Интересует меня, парень, только один вопрос, – левую ладонь мужчина сжал в кулак, царапнув ногтями плотную ткань джинсов. – Что это вообще такое было?! Как ты это допустил? Ты ж соображаешь головой!       Всего один вопрос мгновенно рассыпался на целый ворох восклицаний, полных недоумения, возмущения, разочарования. В памяти Бэдвольфа ярким пятном промелькнули воспоминания о недавнем инциденте: обмякшее тело Локс, бледное испуганное лицо Квин, едва стоящий на ногах Лаваль.       – В тот день я был на ристалище. Сдавал зачёт по фехтованию на мечах, – ровным голосом ответил Северин, словно зачитывая доклад. – И внезапно пришло странное чувство.       – А вот тут давай-ка подробнее, – мужчина оживлённо выпрямился в кресле, всем телом подаваясь вперёд. – Что толком было?       Длинные бледные пальцы юноши неторопливо скользнули к шее и чуть оттянули в сторону тонкий кружевной воротник. Небольшой кадык отчётливо выступил вперёд, выдавая короткий глоток. Взгляд выразительных синих глаз при этом сместился немного правее, показывая погружённость в воспоминания.       И всё же с ответом Лаваль медлил. Подобное за ним уж точно заметишь нечасто. И что же не так? Загоняется на почве каких-нибудь угрызений совести? Нет. Слишком расслаблен. Слишком спокоен. Хотя дышать почему-то стал чаще. Будто… смаковал те самые переживания.       – Я почувствовал жар и волнение. Мне захотелось съесть кого-нибудь. Проглотить. Но не для того, чтобы утолить голод, – Северин торопливо провёл языком по губам. – В тот миг в я первую очередь подумал о Квин. О том, что хочу поцеловать её. И ударить.       Вот те раз. Значит, накрыло парня ещё на ристалище. Выходит, он даже не видел своей жертвы, но уже напал на её след. Будто зверь, почуявший запах свежей крови. Бэдвольф хорошо знал это чувство. Пожалуй, даже слишком хорошо. В те далёкие годы, когда он ещё мог позволить себе носить истинный облик, выслеживание добычи было чем-то… будоражащим. Пробиравшим до самых костей, почти также сильно, как погоня за самкой.       И как это могли не заметить? Почему его не задержали? Не отправили в больничное крыло? Хотя… фехтование, да. Прилив возбуждения могли списать на боевой раж и всё в таком духе, но… Чтобы отпустить парня в таком состоянии, нужно быть слепым, как этот самодовольный Чарминг. А ещё профессор, пёс его дери.       Задумчивый взгляд Бэдвольфа вновь вернулся к Лавалю. Того, судя по молчанию, совсем не напрягала очередная затянувшаяся пауза. Даже напротив, в кресле он сидел расслабленно, неторопливо поглаживая кончиками пальцев стержень ключа, что висел у него на шее. Кресло его стояло спинкой к окну, отчего часть лица всегда оставалась в тени, а взгляд казался тяжёлым.       Эх, парень, видел бы ты сейчас, как сильно похож на своего отца. Куда больше, чем готов открыто признать. И дело совсем не в лице или цвете волос. Осанка, взгляд, манера отвечать, даже положение в кресле навевали мысли о том, чья кровь течёт в его жилах.       Покойный герцог де Лаваль, известный как «Синяя Борода», был из тех немногих господ, кто вызывал опасения даже у Большого и Злого Волка, хотя был всего лишь человеком. Властным, сильным, жестоким человеком. Он получил совсем не ту смерть, которой заслуживал, хотя и сам был в этом виноват. Казнь за убийство семи жён ничем не лучше забоя матёрого волка на ярморочном балагане. И хоть после его кончины многие вздохнули спокойно, было бы несправедливо толкать его отпрыска на ту же Судьбу.       – Так значит, – Бэдвольф коротко прокашлялся, поднеся кулак ко рту, – ты уже тогда, на паре у Чарминга, знал, кто именно проник в эту комнату?       – Нет. Но надеялся, что это будет не Квин.       – Почему не Квин? Есть разница? – уточнил преподаватель.       Лаваль взглянул на него с явным недоумением. Глаза недоверчиво сощурились, голова склонилась чуть набок, на лбу проступила тонкая морщинка.       – Я не хочу ломать Квин, как это делают другие. Она мне нужна целой, – твёрдо пояснил он. – И потому не должна знать о некоторых вещах.       Вот как. Что ж это было очевидно. Рейвен Квин, наследница опальной королевы, не должна знать о некоторых вещах... Уже узнала. Женщины всегда узнают всё совсем не вовремя. И поступают с этим знанием так, как взбредёт им в голову, создавая кучу проблем.       – Я понял, о чём ты, парень, – Бэдвольф коротко кивнул. – Скажи-ка мне честно, раньше такое уже случалось? Давал себе волю, как с Локс?       – Никогда прежде, сэр. Я умею держать себя в руках.       – Ты даже сейчас в этом уверен?       – Я могу контролировать себя, а не Проклятье, – пояснил Лаваль, недовольно нахмурившись.       – Так дело в Проклятье или в тебе самом?       – Позвольте мне объяснить, – юноша негромко вздохнул и сцепил пальцы обеих рук в замок. – Одеяния Эллы превращаются в лохмотья, когда она опаздывает. Я прихожу в ярость, когда кто-то отпирает замок. Мы оба не можем ничего с этим поделать. Но есть одно отличие между нами. Элле это не нравится. Я же… Я – не мой отец. Но я и не Чарминг.       – Так что ж ты подался в Отступники? Неужто из-за Квин?       – Отчасти. Я собирался подписать Книгу, но речь Квин на Дне Наследия изменила мое мнение, – ровным тоном пояснил Северин. – И вы сами понимаете, кто такие Отступники. Мы отрицаем Сказку, а не самих себя.       Мужчина понимающе кивнул, сдвинув руки на подлокотники кресла. Парень говорил правду. Был честен, прежде всего с самим собой, и это похвально. Он знал себя, понимал свою склонность к жестокости и не пытался строить из себя кого-то другого. Знакомо. Слишком хорошо знакомо.       За годы преподавания в этой школе, Бэдвольф неоднократно убеждался в том, что в каждом человеке живет свой зверь. Крупный или мелкий, хищный или травоядный. Рождённый волком никогда не станет овцой, даже если насильно заставит себя щипать траву. И всё же каждый Волк рискует одичать, если не сможет контролировать свои инстинкты.       – Помнишь, что было здесь, в комнате? – вновь задал вопрос преподаватель, строго нахмурившись.       – Я зашел и увидел Локс, – голос Лаваля сделался низким и глубоким. – Она пыталась оправдываться, но я её не слушал. Мне было неважно, что она говорит. Она сильно испугалась. Еще бы. Мне пришлось ее ударить.       – Что было потом?       – Я схватил её за волосы, швырнул на кровать и собирался задушить, – юноша вновь облизал губы, прогоняя сухость во рту. – Она кричала, сопротивлялась. Но я не мог её отпустить. Она открыла дверь, которую нельзя было открывать.       Бэдвольф следил за ним немигающим взглядом. Отчего-то он был уверен, что даже своим дядям парень не сказал и половины того, чем поделился сейчас. Оно и понятно, знал, что разочарует их. Падёт в глазах тех, кто растил его долгие семнадцать лет.       – Я хорошо помню, как сжимал её горло. Она вертела головой, царапалась. Но, смыкая пальцы все сильнее, я чувствовал, как мне становится… легче, – Северин вновь оттянул воротник кончиками пальцев.– Я был рад, что не хотел больше ударять Квин. Что Локс забрала весь мой гнев и жар себе.       Юноша прикрыл глаза и чуть отклонился назад, упираясь спиной в спинку кресла. Медленно выдохнув, он вдруг улыбнулся уголками губ, вытягивая их в тонкую линию. Узкие бледные ладони спокойно опустились поверх коленей.       – Я в самом деле собирался убить её. И если бы не Квин, то так бы и случилось, – хрипло добавил он. – Я не хотел, чтобы так случилось. Чтобы она увидела меня таким. Я не хотел выпускать это наружу.       А вот и ответ. Раскаивался не в том, что навредил Локс, а в том, что не сумел сдержаться. За то, что дал волю своему внутреннему Зверю – своим тёмным, подавленным желаниям. И теперь все знают, какой он на самом деле, особенно Квин. Пёс его знает, что из себя представляет эта самая Судьба, но с парнем она сыграла самую злую шутку. Надо ж, как всё совпало...       – Боишься теперь, что Квин тебя отвергнет? – лукаво спросил Бэдфольф.       – Я удивлён, что она всё ещё этого не сделала, – Северин негромко усмехнулся. – Но и не станет, скорее всего. Она упрямая.       Упрямая… Да, точнее и не скажешь. Эх, знал бы ты, парень, что Квин добровольно вызвалась таскать тебе домашние задания, пока ты тут отсиживаешься. Ещё и жаловалась на то, что Лаваль её не пускает и листы приходится просовывать под дверь. Так-то оно да, запрещено, но могли б хоть разок нарушить правило. Злодеи всё-таки.       Бэдвольф небрежно повёл плечами, будто стряхивая с себя остатки повисшего в комнате напряжения. От всей этой болтовни с признаниями голова начала трещать, а на месте солнечного сплетения затянулся тугой невидимый узел, значивший только одно – надо бы покурить.       Мужчина решительно запустил правую руку в боковой карман длинной кожаной куртки. На плотной меховой подкладке, заменявшей ему привычный шерстяной покров, он почти сразу нащупал небольшую прямоугольную коробочку и ловко вытащил её на свет. Сигареты «Huff&Puff» приглянулись ему скорее из-за названия, хотя и качество табака за свою цену тоже было ничего.       – Ты не возражаешь, если я закурю? – негромко спросил Бэдвольф, подняв взгляд на Лаваля.       – Возражаю, – категорично отозвался тот.       – Я Большой и Злой Волк, помнишь?       – Откройте окно, – юноша вздохнул и пожал плечами, признавая своё поражение.       То-то же. Хотя парень начал дерзить, это был вполне себе добрый знак. Оттолкнувшись руками от подлокотников кресла, мужчина неторопливо поднялся на ноги. Мог бы и ловчее, не рискуй он побеспокоить и без того залатанное брюхо. Твёрдым шагом он аккуратно обошёл фигурный шахматный столик и направился ко входу на небольшой открытый балкон, условно разделявший комнату на две равные части. На той же стене симметрично располагались два высоких окна, но одно из них было неплотно зашторено, а у основания другого располагалась длинная кожаная софа.       Недолго думая, Бэдвольф приоткрыл балконную дверь и принюхался, дважды втянув носом воздух. С улицы тянуло отсыревшими листьями и прохладой осеннего ветра. В его протяжных завываниях растворились отзвуки птичьих голосов, металлического звона и лошадиного ржания. Близился конец второй пары.       Задумчиво опустив взгляд, мужчина обратил внимание на то, как резко меняется покрытие пола при переходе на балкон. Парень явно будет не в восторге, если несколько тлеющих искорок случайно прожгут синий ковролин, а вот с каменной кладкой точно ничего не случится. Сочтя этот вариант подходящим, Бэдвольф открыл дверь немного шире и прислонился спиной к деревянному косяку так, чтобы правая его рука могла стряхнуть пепел исключительно на балкон.       Северин, само собой, безучастен не остался. Покинув своё кресло, он неторопливо прошёл следом за преподавателем, но решил остановиться около резного письменного стола, прислонившись к его краю. Вполне удобно, чтобы видеть своего гостя, но достаточно далеко от возможных потоков сигаретного дыма.       Даже в полном молчании Бэдвольф чувствовал шкурой, что парень не сводит с него пристального взгляда. Не сводит и недоумевает, потому как допрос точно подошёл к концу, а преподаватель всё ещё был тут. Причём он пока сам толком не знал, почему задержался.       Лаваль точно был в себе и прекрасно сознавал, как произошедшее, так и его последствия. Отчего-то мужчина был уверен, что подобный инцидент не повторится, как минимум, до конца школы, а потом… Потом парень останется один, отдалится ото всех и по итогу сорвется опять, если не даст выхода своим желаниям. И разгребать последствия будет уже не как Сев, а как действующий герцог «Синяя Борода». По большому счёту, Бэдвольфу до этого не должно быть никакого дела, но…       Мужчина вновь перевёл взгляд на пачку сигарет, что крепко сжимал в правой руке. Размером она была не больше половины его крупной мозолистой ладони, а за счёт смуглого оттенка кожи тонкий белый картон с простым узором из красных линий бросался в глаза ещё ярче.       Уверенным, почти механическим движением большого пальца Бэдвольф толкнул вверх откидную крышку и по привычке пересчитал оставшийся запас. Сигарет осталось только восемь, потому, не имея полноценной опоры, они небрежно лежали поперек пачки, завалившись одна на другую. Крайняя правая, в отличие от остальных, была развёрнута фильтром вниз.       Надавив на дно свободной рукой, мужчина вытолкнул из центра одну из сигарет, а затем ухватился зубами за ярко-оранжевый край и вскинул голову вверх. Пальцами правой руки он, не глядя, закрыл пачку и также ловко вернул её во внутренний карман куртки.       В то же время левая рука уже извлекла из другого кармана потёртую серебристую зажигалку «Зиппер Бокс». Несмотря на глянцевые пятна от стёршегося покрытия, на внешнем корпусе отчётливо просматривался контур гравировки. Тонкие линии складывались в рисунок собаки с круглыми, неестественно большими глазами.       Накренив кисть левой руки, Бэдвольф заставил гладкую блестящую крышку откинуться в сторону с характерным щелчком. Подушечкой большого пальца он резко провёл по колёсику кремня, высекая искру. Спустя мгновение на конце тонкого скрученного фитиля взмыл вытянутый язычок ярко-голубого огня. Прикрывая его правой рукой, мужчина неторопливо поднес зажигалку ко рту, вынуждая пламя перекинуться на край сигареты.       Выждав несколько секунд, он резко втянул воздух ртом, при этом задорно покосившись в сторону Лаваля. Парень был категорически против курения и всё-таки наблюдал за происходящим с явным интересом. Голову склонил немного набок и сосредоточенно прищурил глаза.       Бэдвольфу внезапно захотелось удивить подопечного ещё сильнее. Вместо того, чтобы просто захлопнуть зажигалку, он ухватился за край крышки большим и указательным пальцем правой руки. Затем резко взмахнул кистью, раскручивая устройство так, чтобы тонкий огонёк на кончике фитиля описал в воздухе ярко-голубое кольцо. И лишь на последнем витке замедлился, чтобы крышка накрыла верхнюю часть корпуса, издав ещё один запатентованный щелчок «Зиппер Бокс».       Сериз от таких штук всегда была в восторге. Даже просила научить её хотя бы самым простым трюкам, что мужчина неоднократно и делал. Разумеется, тайком от Руби. Лаваль, правда, отреагировал совсем не так бурно. Хотя удивлённо вскинутые брови и сдержанная улыбка вполне сошли за похвалу.       – Хорошая зажигалка. Одна из лучших, что изготавливают в Истмарке, – отметил юноша, одобрительно качнув головой. – Это подарок?       Бэдвольф утвердительно кивнул и быстро вернул зажигалку в боковой карман куртки. Правой рукой он потянулся к лицу и перехватил сигарету указательным и средним пальцами, а затем отвёл в сторону, опустив ладонь на уровень груди. Как только дым во рту немного остыл, мужчина повернул голову к балкону и немного разомкнул губы, выпуская его жемчужно-белой струйкой.       Ещё какой подарок. Руби потратила полжизни на чтение лекций о вреде курения. Притаскивала всякие газеты, корчила брезгливые лица, грозилась отправить к врачу, а потом… Потом сговорилась с Сериз и начала откладывать деньги с каждого возможного заработка. При том, что они сами порой едва сводят концы с концами. Поди пойми этих женщин. Только они и не дают вконец одичать.       – А ты-то откуда знаешь, что из Истмарка? – поинтересовался он, мягко стряхивая пепел на пол балкона.       – Видел у дяди такую же, он привозил как раз оттуда.       – Понятно, – протянул Бэдвольф, прежде, чем затянуться ещё раз.       Вдохнув очередную порцию дыма, он вдруг откинул голову назад, упираясь затылком в деревянную балку дверного косяка. Смуглые веки скрыли из виду нерешительный взгляд. У основания языка выступила едкая горечь. Мысли сделались такими же бледными и бесформенными, как сигаретный дым. Неясно сколько времени прошло. Минута? Две? Быть может и все пять, но, окончательно приняв решение, мужчина заговорил сам:       – Послушай-ка сюда, парень. Пусть я об этом пожалею, но самое время рассказать тебе одну историю.       – Я всегда готов выслушать вас, сэр, – оживлённо отозвался Северин.       – Было это давно, порядка двадцати лет назад, – Бэдвольф напряжённо сглотнул. – Я тогда служил лесничим при дворе Ивил Квин.       Мужчина замолк, терпеливо выжидая, пока Лаваль обдумает услышанное. В любой другой день он не стал бы распространяться о подобном даже ценой собственной шкуры, а теперь рисковал обжечься не только догорающей сигаретой.       – В какой период вы ей служили? – взволнованно спросил юноша. – Ивил знала о вашей истинной сущности?       – А чё ж нет, конечно знала. Я и сам пришёл наниматься без особых надежд, но ей, видать, показалось забавным иметь в услужении Большого и Злого Волка.       – Разве не отец Хантсмена служил Ивил?       – Точно, парень, он самый. Да оказался слишком сердобольный. Это ведь он отпустил Белоснежную нашу в лес, вместо того, чтобы принести королеве её сердце. А потом благополучно сбежал, боясь опалы. Тогда я, в феврале, и поступил на службу.       – И каково это было – служить Злой Королеве?       – Недурно. Своё жильё в лесу есть, постоянное продовольствие, жалованье. Что ещё надо? – Бэдвольф насмешливо оскалился. – Одно время я там даже контрабандой промышлял.       Юноша вновь замолчал, обдумывая очередной вопрос. Его бледные пальцы чуть сильнее сжали край письменного стола, а тонкие губы сомкнулись плотнее.       – Почему вы решили поступить на службу? Как человек, – наконец спросил он, вновь глядя на преподавателя. – Так проще было выживать, или по другим причинам?       – Ну, так... Искал место, где потеплее и посытнее. Как и всю свою жизнь, в общем-то. А жилось, скажу тебе, неплохо. До поры.       – До поры? – Северин удивлённо вскинул бровь. – Дело в смене власти? Или что-то произошло в вашей жизни?       – И то, и другое, парень. И то, и другое, – Бэдвольф втянул носом немного табачного дыма. – Наткнулся я как-то в лесу на одну девушку из местной деревни. Разговорился с ней, провел до своей хижины, потом до её дома. А она с тех пор повадилась ходить ко мне…       Бэдвольф сидел за обеденным столом в углу небольшой, но добротной хижины из цельного сруба. Под ворчливый треск поленьев в растопленном очаге он напевал себе под нос привязчивый мотивчик какой-то застольной песни. Меж тем острый край короткого охотничьего ножа ловко подрезал мышцы и сухожилия ободранной заячьей тушки, отделяя задние лапы по линии крестца. Серая шкурка уже несколько часов валялась в соляном растворе, а свежие потроха медленно томились в чугунном котелке, разнося по всей округе манящий запах жаркого.       Дверь приоткрылась с жалобным скрипом. Спустя миг в проёме показалась невысокая девичья фигура в коротком ярко-красном плаще с капюшоном. Загорелое лицо с тонкими скулами и острым подбородком делало гостью слишком серьёзной даже для девятнадцати лет. Но глаза, озорные и по-детски чистые, искрились радостью, а красивые полные губы растянулись в ласковой улыбке.       – Привет, – шепнула она с придыханием.       – Руби, я же велел тебе забыть сюда дорогу! – строго выкрикнул Бэдвольф, нахмурив густые брови.       Девушка уже не в первый раз пропускала эти слова мимо ушей. Вместо ответа она по-хозяйски прошла вглубь хижины и спустила с головы плотный ярко-красный капюшон. Её длинные волосы цвета осеннего каштана небрежно упали на узкие плечи.       – Ммм… Кажется, на ужин у кого-то сегодня жаркое из зайчатины, – облизываясь, протянула она. – Везёт же. А мы с матушкой мясо только в праздник видим.       – На вот, – мужчина указал ножом на освежеванную тушку. – Раз голодная, бери всего зайца и иди прочь.       – Ага, выдумал! Сдался мне твой драный заяц, – Руби порывисто взмахнула руками. – Давай-ка я тебе тут помогу. Хотя бы с уборкой.       – Руби…       – Что «Руби»? Ну что не так, Биг? Я же пришла навестить тебя, одна, через густой лес. А ты меня тут обижаешь…       Девушка наигранно надула губки и скрестила на груди тонкие руки. Яркий румянец вспыхнул на её щеках неровными пятнами.       – Почему, Биг? Почему ты такой грубый? Как дикий зверь в своём лесу сидишь.       Мужчина отвёл взгляд в сторону и резко подвинул зайца к себе. Острое лезвие ножа вновь принялось за работу. Рубило яростно, резко, разрезая поперек тонкие волокна мышц.       Руби тяжело вздохнула и опустила руки вдоль тела. Несколько раз она порывалась заговорить, но отчего-то молчала. Только хмурилась всё сильнее и сжимала ладони в кулаки.       Не проронив ни слова, она подошла к столу вплотную и вытащила из-под него низкий самодельный табурет. Бэдвольф всё ещё молчал. Приметив это, девушка быстро опустилась на сидение и, как ни в чём не бывало, начала говорить:       – А у нас в деревне говорят, что в лесу большущий волк завёлся и всё крупное зверьё в округе распугал. Морда – во, лапищи – во, а зубы…– описывала она, бурно размахивая руками. – А зубы во-о-от такие, размером с твой охотничий нож.       – Да ну? Правда, что ли? – мужчина спросил, почти не скрывая насмешки, и покосился на лезвие. – Такой большой и злой?       – Ага, проглотит и не заметит. Прям как тот, которого я встретила в детстве. А может, и ещё больше.       – Так что ж ты пришла сюда,– Бэдвольф снова смотрел на неё прямо. – Раз волков боишься?       – С тобой не боюсь. Ты злее, чем волки. Всё рычишь да огрызаешься, а я просто хочу побыть рядом, – Руби шумно вдохнула носом и хлопнула руками по столу. – Вот ты мне ничего не хочешь сказать? Совсем?       – Хочу…       – Так скажи!       – Ступай-ка ты домой и не показывай оттуда носа, маленькая Красная Шапочка, – терпеливо сказал ей мужчина. – Лес не для детей.       – А я уже не ребёнок! – девушка порывисто вскочила на ноги. – Будто ты сам об этом не знаешь!       – Руби, прошу тебя, сядь спокойно.       – И раз так, то я остаюсь тут! Я так решила!       Бэдвольф, глядя на это, медленно выдохнул и со всего размаху вогнал острый конец ножа в деревянную столешницу.       – Сядь, я сказал! – грозно рявкнул он.       В тот же миг Руби вздрогнула и инстинктивно отпрянула назад, упираясь ногами в край табурета. Она взглянула сперва на нож, затем на лицо мужчины, но в глазах её не отразилось страха, только искреннее восхищение. Потому она послушно опустилась на сидение и, на всякий случай, приосанилась.       Бэдвольф меж тем потянулся к широкой тряпке, что всё это время лежала у него на коленях, и принялся тщательно вытирать руки после разделки зайца.       – Я говорил, чтобы ты уходила и не возвращалась? – вполголоса спросил он, спустя несколько минут.       – Говорил…       – Сколько раз я тебе это говорил?       – Много. Почти всегда так говоришь, – Руби обиженно поджала губы.       – Так почему ж ты не ушла?       – Да потому что люблю я тебя, дурака такого! – голос её вдруг начал дрожать. – Люблю! И быть хочу только с тобой!       Бэдвольф осёкся на полуслове. Не сразу закрыв рот, он растерянно смотрел на девушку и будто впервые видел её черты. Маленькие узкие ладони, усыпанные царапинами и трудовыми мозолями. Тоненькие хрупкие плечи, скрытые под красной тканью детского плащика. Тёплые сладкие губы, что мгновение назад озвучили её признание.       – На кой я тебе сдался, Руби? Старый, нищий лесник. Найдёшь себе ещё. Какого-нибудь молодого маркиза.       – Ах вот ты как! – девушка вспылила с новой силой и вновь резко вскочила на ноги. – Как спать со мной, так это нормально! А как жить вместе, он, видите ли, старый!       – Эй, ну ты это… – мужчина выставил вперед ладони, будто пытался защититься. – Потише там…       – Как я могу потише, коли ты меня не слышишь! В чём проблема? Или я тебе не нравлюсь уже, а? Столько-то раз нравилась, а теперь нет?!       – Не в этом дело, – хрипло признался он. – Просто я… плохой человек. На самом деле плохой. Потому и говорю, что тебе лучше уйти. И связать жизнь с кем-то получше.       Руби застыла на месте, забыв даже вдохнуть. В горле першило от крика, щёки и уши пылали огнём, а ладони, напротив, сделались холодными, так, что стало трудно согнуть пальцы. Сглотнув, она снова опустилась на табурет, неотрывно глядя Бэдвольфу в глаза.       – Так ведь все плохие, Бигги, – хриплым шепотом возразила она. – Война ведь прошла, тяжко жилось. Как отец в солдаты ушёл, мы с матушкой вдвоём остались. Бабушка жила от нас далеко, а кушать было почти нечего. Так мы с мамой по ночам втихую воровали у соседей, хотя знали, что у них тоже дети голодают. Это ли не плохо, а?       – Это можно понять, Руби. Вы обе просто хотели жить, – глубоким низким голосом возразил Бэдвольф. – А вот я…       – А ты? Ты-то что сделал? Убил кого-то?       Мужчина тяжело выдохнул и виновато склонил голову, упираясь взглядом в куски заячьей тушки. Длинный шов поперёк брюха отозвался ноющей болью. Перед глазами пронеслись далёкие, но такие яркие воспоминания.       – Помнишь, ты мне рассказывала, как в детстве пошла через лес к своей бабке?       – Ну да… говорила, – с недоумением подтвердила Руби. – Только это-то тут причём? Биг Бэдвольф, хоть раз не увиливай от темы! Говори прямо, как есть!       Вместо ответа мужчина медленно выпрямился во весь рост. Широкими крепкими пальцами он задрал вверх льняную рубашку. Поперёк торса, от левой груди до правого бедра красовался длинный застарелый шрам. Зашит он был криво и совсем небрежно, оттого по всей длине, по обе стороны проступали неровные следы от игольных проколов.       – Я это был, Руби. Я и есть – Большой и Злой Волк.       Девушка содрогнулась всем телом и невольно отклонилась назад. Взгляд её распахнутых глаз растерянно метался между шрамом и лицом мужчины. В животе всё опустилось и похолодело. На несколько мгновений язык онемел и почти не двигался, но голова уже начала покачиваться из стороны в сторону, выражая отрицание.       – Не верю! Ты врёшь! Это всё чушь! Ты… Ты думаешь, я совсем дура?!       Бэдвольф широко оскалился, показывая неровные ряды длинных заострённых клыков. Радужка его глаз сверкнула ярким янтарным светом, а голос сделался глухим и гортанным, местами переходя в хрип.       – Ну, здравствуй, девочка. Куда это ты путь держишь?       Он резко склонился вперёд и клацнул зубами всего в паре дюймов от носа Руби. Та вскинула руки к лицу, но почти сразу сорвалась на крик и вскочила, отшвырнув в сторону низкий деревянный табурет. Ноги сами понесли прочь,       – Это ведь ты! Ты привела охотников! – хрипел Бэдвольф, расправляя рубашку. – Ты привела Хантсмена, чтобы он вспорол мне брюхо! А я-то ведь был жив! Я и сейчас помню эту боль!       Руби добралась до входной двери и изо всех сил попыталась её толкнуть. Не поддалась. Мёртвой хваткой она вцепилась в металлическую ручку и снова надавила на дверь всем весом. Глаза всё сильнее заполняли слёзы, кривыми тропинками стекая к подбородку.       – Они вдвоём, Хантсмен и его приятель, подлатали меня, когда поняли, что могут сорвать на мне лёгкий куш! – в ярости кричал мужчина, царапая когтями стол. – Посадили меня в клетку и собирались продать, но я сбежал! Перегрыз стальные прутья и сбежал! А ты не можешь открыть даже эту проклятую дверь!       Руби отпустила ручку и вдруг резко повернулась к Бэдвольфу лицом. Ноги подкосились, а тело трясло в приступе крупной дрожи, будто она в самом деле была лесной зверушкой, попавшей в силки.       – А ведь я сразу тебя узнал, – не унимался мужчина, так и не выйдя из-за стола. – Тебя и твой дурацкий красный плащ. Я на всю жизнь запомнил этот запах…       – Ну так давай! – прокричала она, давясь слезами. – Давай, съешь меня! Съешь и набей своё поганое брюхо!       В ярости, девушка ещё раз навалилась на дверь, и та послушно отворилась. В лицо ударил резкий порыв холодного лесного воздуха, подначивая рвануть вперёд как можно скорее. Не медля ни секунды, Руби выбежала прочь. Помчалась вперёд, не разбирая дороги и не помня себя, но в голове ясно звучал насмешливый окрик Большого и Злого Волка:       – Беги, Шапка, беги, не оглядываясь! И с чужими не разговаривай!       Бэдвольф долго смотрел ей вслед. Сквозь распахнутую дверь от пристально следил за тем, как её хрупкий силуэт пожирает мгла темнеющего леса. Ему хотелось только выть.       – Та женщина, что с ней стало? – негромко спросил Северин, решив нарушить долгое молчание.       – Вернулась к себе. Не появлялась почти неделю, – Бэдвольф смотрел перед собой немигающим взглядом. – А потом пришла опять. Одна. Да так и осталась жить со мной.       Юноша нахмурился и скрестил руки на груди в привычном жесте. Разум его получил сегодня слишком много фактов, каждый из которых ещё предстояло как следует обдумать.       – Почему? Что заставило её вернуться?       – А пёс его знает... – со всей искренностью ответил преподаватель. – Не понять этих женщин, парень. Видать, тянет их к таким, как мы.       Комнату вновь наполнила тишина. На этот раз совсем другая. Докуривая уже третью сигарету, Бэдвольф отчего-то чуял нутром, что не зря позволил себе немного сболтнуть лишнего. Ясное дело, сменив имена и исказив некоторые детали. Лаваль не дурак, это давно известно, но даже догадайся он о Руби или Сериз, вредить им точно не станет. Хотя бы из уважения к Большому и Злому Волку.       Собравшись было прикончить оставшийся окурок, он вдруг повернул голову и напряг слух. Около входной двери отчётливо затихли чьи-то решительные шаги. Пару секунд спустя постучались негромко, но настойчиво, а следом донёсся звучный девичий голос Квин:       – Сев, я знаю, что ты не откроешь, но хотя бы выслушай, – раздался резкий металлический лязг, но дверная ручка так и не сдвинулась с места. – Я тут принесла задания по злодейству, и это просто конец. Причём он будет долгий и несчастливый!       Пристально глядя на Лаваля, Бэдвольф широко улыбнулся и выразительно качнул головой в сторону выхода из комнаты.       Тот понимающе кивнул и едва заметно улыбнулся уголками губ. Твёрдым шагом он направился к выходу из комнаты и, не сбавляя темп, поднял с журнального столика связку ключей.       Мужчина быстро вытащил окурок изо рта и плотно сдавил тлеющий край между большим и указательным пальцами. Как только последняя голубая искра угасла, он вновь толкнул вверх крышку сигаретной пачки. Осталось всего пять… с половиной. Остывший окурок быстро опустился к своим собратьям, хоть и был теперь в два раза меньше каждого из них.       Оказавшись в противоположном конце комнаты, Бэдвольф вновь шагнул в небольшой коридор. Через узкий зазор между дверью и полом один за другим пролезали тонкие бумажные листы с задачами по криптографии.       – Бигби сегодня был очень зол, – оживлённо бормотала Квин, проталкивая последний лист. – Раскрошил два мела, пока корябал шифр на доске, а ещё один швырнул в Сперроу.       – Знал бы Мильтон, как эффективно у нас расходуют школьный инвентарь, – негромко ответил Северин, собирая все страницы ровной стопкой.       При всей симпатии Бэдвольфа к каждому из учеников, вне зависимости от их происхождения или Сказки, за этими двумя он всегда наблюдал с особым интересом. Какой бы путь они не выбрали, Наследников или Отступников, им явно следует держаться вместе. Не только для собственной безопасности. И да, надо бы напомнить им об уважении, а то они порядком расслабились. Того и гляди бояться перестанут.       Дождавшись, пока Лаваль повернёт ключ в замочной скважине, мужчина хлопнул его по плечу и жестом руки попросил отойти в сторону. На лице юноши отразилось недоумение, но спорить он не решился, потому без промедления выполнил приказ.       – Это что ещё за дурацкое прозвище для сопливого щенка! – рявкнул Бэдвольф, выходя из комнаты. – У вас фантазии нет?!       Квин испуганно отскочила в сторону и начала пятиться назад. Всего за несколько секунд на её лице промелькнули удивление, паника, растерянность и смущение.       И что только Лаваль в ней нашёл? Вся в чёрном, с кучей косметики. Худая и шумная, точно неокрепший птенец, который пытается выжить в чужом гнезде. Хорошо, хоть клеваться умеет, иначе совсем пропадёт. Славная она девчушка.       – О, мистер Би, а я и не знала, что вы всё это время стояли за дверью, – Рейвен бросила в сторону юноши колкий взгляд. – Признаю, неловко вышло.       – Ну-ну, чтоб следили за языком оба, – нарочито строго пригрозил преподаватель. – Не то я как дуну и…       – Разумеется, сэр, – вмешался Северин. – Подобное больше не повторится.       – Смотри мне, Лаваль. Первым я съем тебя.       Едва сдерживаясь, чтобы не заржать, Бэдвольф спокойно направился вдоль по коридору мужского общежития школы Эвер Афтер Хай. Пройдя около фунта, он постепенно замедлил шаг и стал прислушиваться к тихим голосам позади.       – Почему ты не предупредил, что Бигби здесь?       – Как я по-твоему должен был это сделать?       – Ну не знаю! Свистом, стуком, сообщение с шифром отправить! Мы что ли зря конспирации учимся?       – Рей, ты ведь не всерьёз, да?       − Может, ты сначала меня впустишь?       Лаваль ответил не сразу. Спустя пару мгновений все же раздалось короткое:       − Заходи.       С глухим хлопком закрылась дверь в комнату, и Бэдвольф окончательно убедился в том, что парень всё-таки его услышал. А раз так, то приглядывать за ним пока что нет нужды. Во всяком случае, Квин не даст ему забыть о том, почему они оба стали Отступниками. Только бы вся эта откровенная болтовня случайно не вылезла боком для Руби и Сериз.