Сказка, рассказанная до конца

Мидланд, Белый Замок, за 31 год до Дня Наследия

      – Рад, что Мидланд и Северная Валетария вновь союзники, – король Джастис Чарминг вознёс искусный серебряный кубок, полный светлого игристого вина.       – Жаль, что вы не поддержали нас в Рубиновой войне, – губы Вильгельма всего на миг тронула язвительная усмешка.       – Да, всё могло закончиться иначе…       – …Но зато положили конец гражданской войне в Альбионе, – красное полусладкое мягко ударялось о стенки кубка, покачиваясь в такт речам Уайта.       – Это должен был кто-то сделать, – широкие светлые брови Чарминга сдвинулись к переносице.       – Пирог, – напевно протянул Вильгельм.       – Что, простите, Ваше Величество?       – Альбион – это пирог, разрезанный на двенадцать кусков. И вам просто удалось взять тот, что побольше и повкуснее. Так ведь?       – Если вам так будет угодно, – сквозь зубы отозвался Чарминг. Верхняя губа его дрогнула, а пышные, закрученные кверху усы приподнялись.       – Если уж брать с общей тарелки, то только самый лучший кусочек, – раздался терпкий, обволакивающий, будто мёд, голос молодой королевы.       Ивилин была прекрасна. Совершенна, вне всякого сомнения. Любой мужчина, будь то юный паж, бравый рыцарь или властный король, робел перед её красотой, словно мальчишка. Стоило лишь взглянуть на безупречную белую кожу, изящные тонкие скулы, острый точёный подбородок, как всякое сердце охватывал блаженный трепет.       Её стройная хрупкая фигура была заточена в тяжёлое платье из чёрной парчи, расшитой серебряной нитью. Узкий корсаж на шнуровке плотно стягивал и приподнимал небольшую, округлившуюся после года брака грудь, а сложный двухслойный подол ниспадал вниз широкими трубчатыми складками и мягким шлейфом скользил по земле. Высокий воротник-голлер из тонкого чёрного кружева раскрывался у линии плеч ажурным веером, подчёркивая белизну стройной шеи. Длинные, смолисто-чёрные волосы были аккуратно собраны на затылке под тонкую серебряную сеточку, на каждом перекрестии которой крепился небольшой аметист. Полудрагоценные камни, цвета прекрасных глаз Ивилин, играли на свету ворохом причудливых бликов, оттого казалось, будто несколько локонов переняли их чарующий фиолетовый оттенок. У самой линии лба голову королевы венчала высокая серебряная диадема с длинными острыми зубцами, основание которых покрывала россыпь мелких алмазов, морионов и аметистов.       – Похоже, – король Чарминг торопливо сглотнул, силясь отвести от Ивилин пристальный взгляд. – Похоже все из нас следуют этому правилу. В большей или меньшей степени.       – Предлагаю за это выпить! – Вильгельм улыбнулся широкой белоснежной улыбкой и поднял кубок на высоту своего лица.       Джастис ответил чистым серебряным звоном, ударив по его кубку краем своего. Не рассчитав, он накренил его так сильно, что несколько капель светлого альбионского пролилось в напиток Уайта, создав на поверхности напряжённую рябь.       Вильгельм не придал этому значения. Безо всякого промедления он приложил кромку кубка к губам и совершил несколько выразительных глотков. Взор Чарминга всё ещё принадлежал лишь молодой королеве Мидланда. Полный признательности и восхищения, он любовался ею всего один короткий миг, затем поднял свой кубок и осушил до дна. Его длинные прямые волосы цвета расплавленного золота небрежно рассыпались по плечам, ярко выступая на фоне небесно-голубого джеркина и белого мехового плаща.       На лице Ивилин не дрогнул ни один мускул. Лишь лукавая усмешка закралась в уголки её изящно очерченных губ. Взгляд же оставался пристальным, холодным, завораживающе властным. Безмолвно прощаясь, она одарила Джастиса лишь коротким кивком головы и, в компании законного супруга, направилась дальше, в глубь бальной залы.       Множество приглашённых из всех союзных королевств пёстрым ворохом мелькали перед её взором. Завидев королевскую чету ещё издалека, придворные дамы поспешно приседали в реверансах, а кавалеры изящно кланялись, задерживая ладонь в области сердца. Более знатные дворяне расположились у стен бальной залы и разделились на небольшие группы согласно статусу и интересу. Отзывались они сдержанно, но все без исключения спешили выразить своё почтение улыбкой или коротким, медленным поклоном. Их завистливые шепотки ласкали слух Ивилин отраднее всякой музыки. Их восторженные взгляды восхваляли её красоту красноречивее всех комплиментов.       Лишь глаза одной женщины смотрели иначе. Узкие, сиреневые, обрамлённые сеткой тонких, едва заметных морщин. Они полнились гордостью и в тот же час горькой, невыразимой тоской. Тонкие губы на бледном округлом лице оставались напряжены, а их острые уголки вымученно приподнимались вверх. Густые чёрные волосы были собраны высоко на затылке, и единственной приметной деталью на широком открытом лбу оставался изящный «вдовий пик». В узком приталенном платье из пурпурной парчи эта женщина казалась удивительно стройной для своих лет. При должном желании, она с лёгкостью могла бы окружить себя кавалерами вдвое моложе, но отчего-то предпочла держаться в стороне. Компанию ей составляла лишь высокая мрачная фея.       Две пары острых полупрозрачных крыльев цвета голубой бирюзы росли между её лопаток, оттого платье на ней не походило фасоном ни на одно из представленных на балу. Нижний его слой, цвета лунного индиго, представлял собой тонкую сорочку из множества округлых чешуек. Плотно прилегая одна к другой, они оставляли открытыми лишь прямую спину и острые угловатые плечи. Верхний же слой состоял из лент лёгкого серебряного фатина, что невесомыми волнами струились вдоль тела, оплетая длинные руки и стройную талию феи. Узкие кисти и пальцы были расписаны тёмными чернилами, которые складывались в сложный растительный рисунок. Тот же узор повторялся у внешних уголков её ярких голубых глаз и по самому краю длинных заострённых ушей.       – Твоя мать присутствует на празднике, – вкрадчиво сообщил Вильгельм, не сбавляя шага. – Не хочешь с ней пообщаться? Я не буду против.       – Позже, – холодно отозвалась Ивилин.       Король изумлённо вскинул густые чёрные брови и задумчиво склонил голову набок. Не сводя взгляда со своей обожаемой супруги, он всеми силами пытался прочесть на её прекрасном лице причину столь резкой перемены настроения.       – Люди говорят, что она умеет колдовать, – шепотом произнёс он, слегка покачивая в левой руке полупустой кубок.       – Это всё слухи. Она с трудом пасьянсы-то раскладывает.       – А кто с ней стоит? Та фея с юга? Это ведь ты ее пригласила?       – Да, это Марселин Торн, она входит в Крылатый Круг. Это союз фей на Летнем Пределе, – заметно оживившись, пояснила Ивилин.       – И откуда только ты так много знаешь, а? – игриво протянул Вильгельм и ненавязчиво отдал свой кубок подбежавшему слуге.       – Просто я очень любопытная, – она улыбнулась самой обворожительной улыбкой. – Познакомить вас?       – Чуть позже. Сперва я тебя кое с кем познакомлю.       Под мелодичные звуки живого оркестра король и королева Мидланда чинно ступали вдоль восточной стены бальной залы, явственно видя перед собой большую часть присутствующих гостей. Как и прежде, едва ли не каждый встречный стремился оказать им знак высочайшего расположения, и королевская чета принимала его с благодарностью, но уже спустя пару шагов совершенно забывала имена и лица этих дворян.       Любопытство Ивилин оживилось лишь в тот миг, когда перед собой она увидела рослого широкоплечего мужчину. С виду ему следовало бы дать не более тридцати, невзирая на густую тёмно-синюю бороду, скрывавшую из виду широкий волевой подбородок. Короткие, чуть вьющиеся волосы того же цвета слегка нарушали ровную линию скул, но прямой острый нос ещё сильнее придавал его бледному скучающему лицу аристократического благородства. Облачён мужчина был в парадный пурпуэн из синего бархата с высоким горлом до подбородка и объёмными рукавами до самых кистей. Талию его стягивал широкий пояс из красного шёлка, а ноги скрывали чёрные шоссы и высокие сапоги. На груди крупной металлической цепью держался длинный меховой плащ.       – Непривычно видеть тебя без доспехов, – бодро обратился к гостю Вильгельм.       – Я бы ходил в них постоянно, но женщины не умеют с ними управляться, – расслабленно пояснил мужчина, улыбаясь уголками губ.       – Это к лучшему. Сейчас мирное время.       – Увы, – скучающим тоном протянул гость. – Я бы променял один такой бал на хорошую битву на Кварцевом холме. Тогда один из твоих верных рыцарей так и не протрубил в рог, решив, что справится меньшими силами... Как там его звали? Храбрый был юноша.       – Этот бал в честь установления мира, – Уайт строго нахмурился. – Незачем говорить о войне.       – Да-да… Забыл, мы же на территории Мидланда.       – Что ты имеешь ввиду?!       – Что рад здесь находиться, – с наигранной любезностью пояснил гость. Наступило неловкое молчание. Вильгельм впервые за весь званый вечер не мог подобрать достойного ответа, Ивилин же наблюдала за этой словесной дуэлью с нескрываемым интересом. В знак негласной похвалы, она задержала взгляд на госте и кокетливо прикрыла глаза тонкими веками.       – И раз не хочешь говорить о войне, то тогда поговорим о женщинах. Где тебе удалось поймать такую красивую птичку?       Вильгельм рассмеялся искренне и открыто, часто подрагивая крепкими плачами. Взгляд его серых глаз вновь вернулся к обожаемой супруге, а сильные пальцы ласково погладили её изящную ладонь.       – Она сама меня нашла, – голос его был полон приторной нежности, но, спустя всего миг, вновь стал серьёзным. – Ивилин, позволь представить тебе, это – Гилберт де Лаваль, герцог Северной Валетарии, верноподданный Его Величества Фредерика Элла.       Как требовал того придворный этикет, мужчина вежливо склонил голову, выражая своё восхищение молодой королевой Мидланда, но улыбка его оказалась куда красноречивее. Широкая, завораживающе-обольстительная и вместе с тем хищная. Польщённая таким вниманием, Ивилин неторопливо протянула ему правую руку тыльной стороной вверх. Широкой жёсткой ладонью он поддержал снизу её длинные пальцы, увешанные крупными кольцами, а затем коснулся бледной кожи прохладными губами.       – Рад знакомству, Ваше Высочество, – вкрадчиво произнёс Гилберт, не сразу отпустив её. – Похоже, всё-таки придется начать ещё одну войну.       – Из-за меня? – лукаво уточнила Ивилин.       – Не «из-за», а ради.       Комплимент привёл королеву в восторг. Она засмеялась беззаботно и открыто, чуть запрокинув голову и изящно прикрыв ладонью нижнюю часть лица. Вильгельм не проронил ни слова. В глазах его отчётливо читалась непривычное смятение, и чувство это никак не вязалось с невинным тоном разговора. Спасение пришло само собой.       Лакей приблизился к нему бесшумно, словно вечерняя тень. Худощавый и высокий, в честь праздника он был облачён в белую кружевную рубашку, расшитый шёлком чёрный камзол, длинные брюки-кюлоты и кожаные мужские туфли на низком каблуке. Остановившись по правую руку от короля, он мягко повернулся на носках туфель и замер, словно статуя, в почтительном поклоне.       – Да, Рейнальд, можешь говорить, – Уайт лишь корпусом повернулся в его сторону. – В чём дело?       – Ваше Величество, – лакей мгновенно выпрямился словно натянутая струна. – Велели немедля беспокоить, если дело касается вашей дочери.       В тот же миг Вильгельм переменился в лице. Глаза его широко распахнулись, кожа сделалась бледной, а губы вытянулись в тонкую линию. Не медля ни секунды, он решительно кивнул и столь же быстро повернулся к герцогу.       – Прошу нас извинить, де Лаваль, но возникли неотложные дела, – прохладным тоном произнёс он.       Гилберт понимающе покачал головой, отдавая должное сказанному, но взгляд его синих глаз по-прежнему принадлежал молодой королеве. Будто намеренно, он выждал ещё несколько секунд и лишь после этого выразительно поклонился.       Ивилин ответила ему натянутой улыбкой, всеми силами надеясь скрыть подступившее раздражение. Правой рукой она подхватила край тяжёлого парчового подола и горделиво расправила узкие тонкие плечи. Вильгельм не заметил недовольства королевы, лишь крепко сжал её левую ладонь и повёл за собой, уводя немного в сторону от большей части гостей. Лакей послушно последовал за ними, всё также бесшумно ступая по начищенной до блеска паркетной доске.       – Говори, – ледяным тоном потребовал Вильгельм, слегка замедлив шаг.       – Её Высочество принцесса ощущает себя хуже, – голос Рейнальда начал подрагивать. – Лихорадка иссушает её силы, а жар… Жар не отпускает вот уже несколько часов.       – И что всё это время делал лекарь?!       – Всё возможное и невозможное, Ваше Величество, – так быстро, как только мог отозвался лакей. – Он не отходит от неё ни на шаг, но результата пока нет и…       – Я услышал, – мрачно протянул Вильгельм, отпуская руку супруги. – И я иду к ней. Ивилин, проследи здесь за всем.       – Зачем?! – возмущение едва не лишило её дара речи. – Зачем куда-то идти? У нас ведь гости. Бал в разгаре. И чем ты можешь быть полезен? Лекари знают своё дело, так пусть…       – Судьба уже забрала у меня жену, – резко пресёк её Уайт. – И если ей угодно отнять у меня ещё и дочь… Я должен быть рядом в этот час.       Позабыв обо всём, король решительно направился к выходу из бальной залы. Твердым тяжёлым шагом он ринулся сквозь толпу придворных, что торопливо расходились по разные стороны, словно горсть рассыпавшихся бусин. Музыка затихла, уступив место растерянным возгласам и сбивчивому тревожному шёпоту гостей. Внимание каждого из них, сосредоточенное прежде на фигуре Вильгельма, вновь возвратилось к королеве. Она всей кожей ощущала пронизавшее воздух смятение, что скользило по телу, застревало в горле, сжимало лёгкие плотным металлическим кольцом. Сотни глаз смотрели на неё свысока, сотни улыбок насмехались над ней, сотни голосов шептали об её унижении.       Подрагивая от ярости, Ивилин крепко сцепила зубы и испепеляющим взором следила за тем, как удаляется прочь её супруг. Как образ сильного и независимого монарха, облачённого в белый бархатный вамс и длинный плащ из красного атласа, тает подобно снегу в разгар летнего зноя. Разум королевы заволокла пелена ненависти, обида горьким ядом разлилась на языке, тонкие пальцы гневно сжались в кулаки, невольно царапая внутреннюю сторону ладони острыми краями ногтей.       Боль мгновенно отрезвила её. Заставила вспомнить о главном – о себе самой. О красоте прекрасных бледных ручек, с нежностью которых не сравнится даже самый тонкий шёлк. Ивилин бросила короткий взгляд на собственные ладони, и гнев её сменился неподдельным ужасом. Кончики пальцев потемнели, ногти сделались смолисто-чёрными, магия заструилась под кожей тонкими извилистыми нитями, отчаянно ища пути к высвобождению. И в тех местах, где собиралось её слишком много, из-под кожи начинали пробиваться крохотные острые стержни птичьих перьев.       Королева из последних сил сдержала крик. Внутри неё всё похолодело и сжалось, сердце судорожно стучало в висках, сбившись с привычного ритма. Новая волна магического тепла прокатилась по груди, плечам и шее, запульсировала в щеках, у основания носа и на широком открытом лбе, давая почву новым росткам зачарованных перьев.       Не медля более ни секунды, Ивилин подхватила руками края тяжелого парчового подола и твёрдым шагом поспешила покинуть бальную залу. Несколько голосов, растерянных и нестройных, почтительно окликнули её вслед, но она осталась к ним безучастна. На бледном вытянутом лице королева Мидланда мастерски удерживала маску невозмутимой холодности, но на деле все её чувства безумной пляской мелькали в глубине прекрасных аметистовых глаз.       Двое юных белокурых пажей в одинаковых чёрных ливреях синхронно склонились перед ней в изящных поклонах и, в один и тот же миг, распахнули сразу обе створки высоких резных дверей. Яркий свет от множества свечей в бальной зале пролился в холодный пустующий коридор замка, прогнав воцарившийся в нём сумрак. Длинная угловатая тень королевы суетливо проскользнула по грубым выступам толстых каменных стен, увешанных цветными гобеленами. Быстрым решительным шагом Ивилин направилась к западному крылу замка, торопясь скрыть лицо и руки в вечернем полумраке.       Магия не желала униматься. Подавляемая слишком долго, она охотно отзывалась на порывы чувств, что бушевали в душе её хозяйки. Мощными потоками текла под тонкой кожей, колола изнутри подобно пригоршне мелкой зеркальной пыли,отчаянно рвалась наружу, вызывая резкие приступы зуда.       Не сбавляя шага, королева Мидланда вновь взглянула на кисти собственных рук. Даже в тусклом свете настенных канделябров, она отчётливо различала мягкие чёрные опахала крошечных пёрышек. Вне себя от раздражения, она попыталась резко выдернуть их кончиками ногтей, но тонкие, словно острия булавок, очины сидели в коже слишком глубоко и обычно исчезали сами, едва утратив свою мощную подпитку. Стоило лишь немного успокоиться.       Наконец, по левую руку от себя, Ивилин сумела разглядеть прямые очертания простой неприметной двери. На ней не было причудливой резьбы и фигурных наличников, а ручкой служило грубое кольцо из потемневшего железа. За год, проведённый в Белом Замке, королева видела её впервые и не имела ни малейшего представления о том, что же может за ней скрываться. Настал час, чтобы это проверить.       К её спокойствию, за дверью оказалась маленькая, укромная подсобка, освещённая лишь узким окошком у самого потолка. По трём стенам она была заставлена массивными стеллажами с широкими добротными полками. Завалены те были всевозможной утварью, какая только могла потребоваться прислуге. При должном внимании удавалось различить не меньше дюжины мётел, несколько вёдер, старую кочергу, садовые ножницы, массивную крысоловку, множество деревянных щёток для натирки пола и стен. Широкие отрезы грубой ткани были свёрнуты в плотные тяжелые рулоны и свалены в общую кучу на одной из верхних полок. Чуть ниже располагались старые деревянные ящики, заполненные, судя по запаху, брусками едкого древесного мыла. По другую стену находились полки, заставленные разномастными пузырьками из толстого цветного стекла, жестяными коробочками и плотными свёртками из вощёной бумаги, накрест перевязанными грубой льняной нитью.       Но самой любопытной находкой Ивилин в этой пыльной подсобке оказалась служанка. Совсем юная девушка, на вид не более четырнадцати лет. Она сидела в углу на одном из ящиков и, прислонившись щекой к стене, дремала. Как и надлежало прислуге её ранга, носила она закрытое платье, состоящее из яркого горчичного лифа с длинными, объёмными рукавами, и тёмно-серого подола, поверх которого был повязан чистый белый передник. Круглое лицо её выглядело беззлобным и по-детски наивным из-за россыпи мелких веснушек. Облик простоватой дурнушки как нельзя ярче дополнял высокий накрахмаленный чепец, из-под которого выбивалась прядь рыжих волос.       Услышав шаги, девушка испуганно вздрогнула, пробудившись, и поднялась. При виде молодой королевы первые несколько мгновений она растерянно и сонно взмахивала длинными ресницами и лишь затем догадалась склониться в низком неуклюжем поклоне. Но даже выпрямившись, не могла избавиться от странного оцепенения. Взгляд её сделался тревожным и блуждающим, он то задерживался на лице королевы, то резко уходил в сторону.       – Ваше Величество, прошу меня простить…я просто устала и… – попыталась объясниться она, но вдруг сбилась и с опаской проговорила. – Ваше Величество, у вас... на руках перья.       Ивилин невозмутимо вскинула правую руку и в самом деле принялась разглядывать то одну, то другую сторону своей бледной узкой ладони, особенно задержав взгляд на потемневших от магии пальцах.       – И что? Они не настоящие, дурочка. Для красоты.       – Как… как вам будет угодно.       Королева недовольно сощурилась и, с присущим ей изяществом, прошла вперёд на несколько шагов. Служанка в тот же миг начала боязливо отступать назад, пока не упёрлась спиной в одну из широких деревянных полок.       – Ты ведь не поверила.       – Я… я всё поняла, – девушка покорно склонила голову. – Прошу, простите. Простите мне моё невежество. Я никому… никому ничего не скажу.       С каждым новым словом этой жалкой мольбы Ивилин проникалась к собеседнице всё большим отвращением, но уходить отчего-то не торопилась. Напротив, с хищной грацией, она приблизилась ещё на несколько шагов и продолжила разглядывать девушку, не скрывая явного презрения. Тонкие чёрные брови её слегка нахмурились, а правый уголок губ самодовольно приподнялся.       Так и не услышав слов прощения от своей королевы, служанка вскоре затихла и медленно, осторожно приподняла голову. Используя свой шанс, Ивилин резко вскинула вперёд правую руку и быстро ущипнула девушку чуть ниже округлого подбородка. На мгновение сжала кончиками почерневших, словно перепачканных в саже пальцев кожу, оставив на ней тёмное пятно. Служанка вскрикнула больше от испуга, чем от боли, и накрыла пострадавшее место жёсткой широкой ладонью.       – В чём дело? Что-то не так? – с издёвкой спросила королева, потирая длинные пальцы.       Девушка попыталась ответить, но язык её больше не слушался. Он вдруг сделался плоским и тяжёлым, словно в него налили расплавленный свинец. Она напряглась всем телом и резко дёрнулась вперёд. Крупные ноздри расширились и шумно втянули в себя воздух. Служанка выпучила глаза и начала растерянно хлопать губами, словно рыба, выброшенная на берег. Опасаясь упасть, она отвела ладонь от шеи и ухватилась за край одной из ближайших полок.       – О, бедняжка, трудно дышать, да? – протянула Ивилин, наблюдая за происходящим с нездоровым интересом.       Лицо девушки постепенно покраснело, вены на шее вздулись. Подавшись вперёд, она громко и отрывисто закашлялась, захрипела, словно собака, у которой в глотке застряла кость. Тело вновь накренилось и начало дрожать в частых судорогах. Ноги подкосились, и служанка рухнула на пол. Она ударилась головой об ящик, на котором сидела, но даже не заметила этого. Изо рта её брызнула густая, сбившаяся в пену, слюна. Лицо побелело, обескровленные губы начали синеть. Несколько минут девушка пыталась затолкнуть в рот собственные пальцы, словно хотела вырвать себе язык. Её взгляд метался из стороны в сторону, глаза блестели от слёз.       Затихла она через пару минут, с ладонями у лица и широко распахнутым ртом. Девушка еще моргала, когда оттуда вывалился крохотный чёрный птенец. Влажный и липкий от желчи и слюны, он куда больше походил на сбившийся комок грязи, если бы не длинный, заострённый клювик. Едва успев появиться на свет, птенец разомкнул его, открыв яркое кроваво-красное нёбо, и издал пронзительный писк.       Ивилин без тени брезгливости склонилась к полу и сомкнула рёбра ладоней в форме чаши. Птенец так и не сумел открыть глаза, но, повинуясь какому-то неведомому зову, уткнулся головкой точно о край её длинных, потемневших пальцев. Плавным движением рук королева подхватила его под тонкие крючковатые лапки и подняла на уровень своего лица.       Воронёнок был слаб, неуклюж и до нелепого смешон. Из-за неоправданно большой головы на тонкой, практически голой шее, он всё время кренился на бок, испуганно поджимая кривые, бесполезные зачатки крыльев. Но, невзирая на столь тщедушный вид, маленький чёрный птенчик продолжал кричать. Издавать свой жалкий, надрывный писк, словно в самом деле сознавал, что в этом и кроется его единственный шанс выжить.       Ивилин следила за своим творением с долей искреннего любопытства. Не будь она собой, то в самом деле проявила бы к нему немного материнской заботы. Голова её слегка склонилась набок, глаза сощурились и оживлённо заблестели, а полные, выразительно очерченные губы не покидала чуждая ей трогательная усмешка.       Дверь в подсобку медленно отворилась. Королева выпрямилась и горделиво расправила узкие плечи. Так и не выпустив воронёнка из рук, она с привычным хладнокровием схлопнула ладони между собой. Сгусток тёмной магии, принявший форму птенца, просочился сквозь её тонкие пальцы невесомой фиолетовой дымкой. Лёгкие пары, едва заметные в полумраке, заклубились подобно обычной пыли, пока, наконец, не растаяли в воздухе. Убедившись в этом, Ивилин невозмутимо повернулась к вошедшему и предусмотрительно скрестила руки на груди.       На другом конце подсобки оказался не кто иной, как герцог де Лаваль. С момента их последней беседы, он нисколько не утратил своей вальяжности, держался уверенно и на удивление спокойно. Ровным размеренным шагом он двинулся в глубь подсобки, содержимое которой изучал с нескрываемым интересом. Пристальный взгляд его глубоких синих глаз проворно скользил вдоль содержимого полок пока, наконец, не задержался на бездыханном теле служанки.       Герцог удивлённо изогнул бровь и бросил в сторону молодой королевы короткий оживлённый взгляд, исполненный неприкрытого восхищения. В иной ситуации она охотно приняла бы этот жест за комплимент, но на сей раз сочла нужным сохранить показное равнодушие. Лишь упрямо поджала губы и надменно вскинула острый подбородок. Гилберт самодовольно усмехнулся.       – От трупа следует избавиться, – произнёс он тоном, полным обыденности.       – Я в курсе, – в голосе Ивилин послышалось раздражение. – Ты следил за мной?       – Да. Милые пёрышки.       Едва осознав смысл этих слов, она широко распахнула глаза и, затаив дыхание, порывисто коснулась ладонью собственной щеки. Тёплые кончики пальцев несколько раз очертили острые линии скул и вскоре коснулись мягких крохотных опахал перьев, пробившихся из-под кожи. Королева медленно выдохнула сквозь зубы и попыталась захватить одно из них острыми кончиками ногтей.       – И что же стало с этой девочкой? – задумчиво спросил де Лаваль.       – Она всего лишь отравилась, – взгляд Ивилин вернулся к содержимому полок. – Крысиным ядом.       – Из этого сосуда, полагаю? – он указал на высокую вытянутую бутыль из толстого коричневого стекла.       – Именно.       – Бедняжка. Лучше, если её тело найдут после бала.       С этими словами герцог невозмутимо потянулся правой рукой к манжете на левом запястье и извлёк из-под неё белый кружевной платок. Крепко зажав его между пальцами, он повернулся немного левее и в один шаг оказался напротив стеллажа, уставленного различными сосудами. Бутыль крысиного яда выделялась среди прочих не только формой и необычным цветом стекла, но и пожелтевшим от времени бумажным ярлыком, надпись на котором гласила: «Изготовлено в королевстве Шварцвальд».       Гилберт перехватил основание сосуда левой рукой, а правой накрыл его горлышко платком. Он сделал глубокий вдох, прежде чем задержать дыхание, и, не приложив особых усилий, выдернул полую стеклянную пробку. В открытое узкое горлышко отчётливо проглядывалось опасное содержимое: лёгкий жемчужно-белый порошок.       В следующий миг донышко бутыли негромко звякнуло, ударившись об одну из потрескавшихся каменных плит. Всего в нескольких дюймах от мертвенно-бледной ладони служанки. Немного левее герцог оставил на полу вытянутую пробку из того же тёмного стекла, затем выпрямился и подтолкнул сосуд округлым носком своего сапога. Тот немедля опрокинулся на бок, и небольшая гость крысиного яда просыпалась на пол, мгновенно забившись в разломы между плитами.       Ивилин взирала на всё с плохо скрываемым восторгом. Зрачки её прекрасных глаз возбуждённо расширились, на губах расцвела искренняя улыбка. Улыбка, полная признательности.       Опершись спиной о край одной из полок, она продолжала поглаживать своё лицо кончиками пальцев вдоль линии скул. Медленно и размеренно, почти не замечая мелких перьев. Эмоции, бушевавшие внутри ярким пламенем, постепенно угасали, а разум становился холоден и чист, словно зеркальная гладь.       Отзываясь на перемену в настроении королевы, поток магической силы стремительно утихал. На смену изнуряющему зуду пришло редкое рассеянное покалывание. К нежной коже на кончиках пальцев вернулась прежняя аристократическая бледность.       Крохотные чёрные пёрышки начали осыпаться от лёгкого прикосновения, подобно сухим осенним листьям. Одно за другим они спадали с кожи молодой королевы и рассыпались при малейшем столкновении с преградой.       Последнее перо Ивилин растёрла между большим и указательным пальцами и, встряхнув кистью руки, перевела взгляд на Гилберта.       − Я, наверное, должна выразить вам свою признательность.       Герцог небрежно скомкал кружевной платок и убрал его за голенище сапога. Это было верным решением, поскольку на ткани могли остаться мелкие частицы яда.       − Я весь внимание, Ваше Величество, − выпрямившись, проговорил он. Королева недовольно сощурилась и вскинула острый подбородок.       − Одних слов вам недостаточно?       − Я рассчитывал минимум на танец, − проговорил Гилберт, при этом приблизившись к ней вплотную, словно в самом деле рассчитывая получить нечто большее.       Ивилин увидела горячий блеск в его глазах, застывающий у самых зрачков каким-то странным предвкушением.       − Это можно устроить, − она демонстративно вскинула ладонь, требуя соблюдать дистанцию. − Но сперва нам стоит вернуться в бальную залу.       − Так позвольте мне вас проводить, − Гилберт лукаво улыбнулся уголками губ и склонил голову в коротком вежливом поклоне. Отступив всего на шаг, левую руку он уверенно отвёл за спину, а правую протянул королеве открытой ладонью вверх.       Ивилин позволила вести себя за левую руку, а правой подхватила край длинного парчового подола. В этот миг она вновь ощутила себя той, что прекраснее всех.