Сказка, рассказанная до конца

Мидланд, Белый Замок, за 19 лет до Дня Наследия

      – Как себя чувствует Его Величество? – герцог де Лаваль вальяжно откинулся на спинку широкой резкой софы.       – Так и не приходит в себя. Прикован к постели и большую часть времени погружен в сон, а в редкие минуты бодрствования никого не узнаёт, даже собственную дочь, – сидевшая напротив него Ивилин улыбнулась уголками губ. – Его рассудок – тёмный лес, из которого не выбраться.       – Прискорбно слышать это, – без тени сочувствия отозвался Гилберт, любуясь игрой света в хрустальном бокале. – И лекари ничего не могут с этим сделать?       – Нет, они не в силах даже установить причину недуга. Я собираюсь пригласить специалиста из Шварцвальда.       – Ещё не хватало, чтобы он установил в теле короля какой-нибудь хитроумный механизм и потом управлял им.       – Разумеется, я не допущу этого. Мой супруг и так страдает, – наигранное сочувствие в речах королевы Мидланда растворилось в коротком глотке вина.       – Да, незавидная участь. Лучше умереть, чем помутиться рассудком.       Ивилин вновь ответила ему улыбкой. Широкой, искренней, исполненной гордости за себя. В этот миг её узкое, аристократически-бледное лицо в полной мере обрело свою чарующую притягательность. Ярче проступили острые линии скул, выразительно изогнулись тонкие тёмные брови, в глубине узких аметистовых глаз проступило магическое свечение.       В свои двадцать девять лет королева-регент по праву считалась прекраснейшей из женщин своего времени. Она сохранила этот негласный титул даже после того, как на смену девичьей миловидности пришла иная, губительная красота.       Некогда длинные, смолисто-чёрные волосы из-за частых магических практик приобрели насыщенный красно-фиолетовый оттенок. Самые короткие из прядей, что росли у верхней линии лба, теперь в самом деле приняли вид крохотных птичьих перьев. Голову королевы более не венчала традиционная корона Уайтов. Неся бремя власти под своим именем, Ивилин Квин отдала предпочтение причудливой диадеме, тяжелой и массивной, которая целиком была отлита из чернённого серебра и выполнена в виде вороньего черепа. Длинный заострённый клюв доходил до самой линии бровей и разделял широкий лоб королевы точно посередине. В глубокие вытянутые глазницы были вставлены два крупных мориона, а линии перьев украшены рядами огранённых аметистов.       Не было более тяжёлых платьев из богато украшенной парчи, узких корсетов на тонкой шнуровке и пышных многослойных рукавов. На смену им, по воле правящей королевы, в Мидланд пришли другие фасоны. Фиолетовое платье, расшитое чёрными лентами, надёжно скрывало точёную фигуру Ивилин от восхищённых взоров. Высокий стоячий воротник покрывал её тонкую шею от самого подбородка и плавной линией переходил в объёмные высокие наплечники из птичьих перьев. Между ключиц спускался фигурный вырез декольте. Длинный подол прилегал так плотно, что подчёркивал каждый манящий изгиб её тела, от талии до узких бёдер, и лишь у самых ног расходился мягким шлейфом.       – Всеобщий отец, Вильгельм Уайт, тяжело болен, но тем не менее, королевство не испытывает мук сиротства, – негромко прервал молчание Гилберт. – Мидланд больше не середина, а центр всех земель.       – А во главе его королева, с которой соседи вынуждены считаться, – Ивилин горделиво вскинула острый подбородок. Собственные речи пьянили её сильнее флоринийского вина. – Некоторые до сих пор не могут смириться с тем фактом, что этим королевством правит женщина. Но даже женщине известно, что факты отрицают только дураки.       – Да, должен отметить, ты хорошо справляешься, – герцог улыбнулся уголками губ, – когда не перегибаешь палку и не превращаешь недовольных в птиц.       – Глупые слухи, – обиженно отозвалась королева, отмахнувшись кистью свободной руки. – Те, кто об этом болтает, мыслят слишком узко. Магии я могу найти куда более изящное применение.       Гилберт не сумел сдержать короткий искренний смешок. Взор его поспешно вернулся к вытянутой, словно бутон тюльпана, чаше бокала. На самом её дне осталось лишь несколько капель кроваво-красного «Галлонеро», способного скрасить любую беседу. Сладкий насыщенный вкус вишни и горной фиалки мягко оседал на языке, чтобы внезапно, будто строптивая женщина, заиграть терпким, вяжущий вкусом трав и пряностей. Глубокий и противоречивый. Во всей красе он раскрывался лишь для тех, кому хватало на это терпения.       Высокие парные створки дверей отворились плавно и синхронно, образовав небольшой проём. Достаточно широкий, чтобы пронести сквозь него искусный серебряный поднос, начищенный до зеркального блеска. В самом центре его красовалась большая каплевидная бутылка из насыщенного зелёного стекла. Нижняя её часть была причудливо оплетена соломой, а покатые плечи и узкое горлышко оставлены открытыми. Вокруг же плотным кольцом поднос заполняли грозди крупного винограда, ломти хрустящего белого хлеба, аккуратные куски твёрдого сыра.       Служанка несла его перед собой на вытянутых руках, крепко сжимая пальцами холодные серебряные ручки. Движения её были скованы и чрезмерно осторожны. Короткими и плавными шагами, девушка всё же сумела повернуться к высокому длинному столу, что стоял у стены, и аккуратно опустила тяжёлый поднос. Высокая и стройная, даже со спины она казалась совсем не подходящей для физического труда. Девушка будто и сама это признавала, устало потирая покрасневшие ладони.       – Порасторопнее, – потребовала Ивилин, метнув в её сторону недовольный взгляд.       Правой рукой служанка тотчас ухватилась за тонкое вытянутое горлышко бутылки, а левой поддержала широкое дно, не дав упасть соломенной оплётке. Но поворачиваться отчего-то не спешила и лишь склонила голову. Будто не вовремя устыдилась своего вида, блёклого и невзрачного, даже для горничной низшего ранга. Облачённая в длинное выцветшее платье из серого льна и пожелтевшие от времени передник и чепец, она куда больше походила на старую тряпичную куклу, забытую кем-то на пыльном чердаке.       – Ты заставляешь нас ждать, – вновь поторопила её королева, размеренно смакуя каждое слово.       Словно получив укол острой иглой, служанка выпрямилась и вдруг гордо расправила хрупкие плачи. Немедля более ни секунды, она решительно опустила бутылку «Галлонеро», глухо ударив толстым дном о серебряный поднос, и изящно развернулась на каблуках. Лицо её, совсем юное и по-детски невинное, было белым, как снег, худые щеки румяны, как кровь, а волосы, выбившиеся из-под чепца, темны, как кора у чёрного дуба. Решительно поджав красивые полные губы, она направилась к королеве и её гостю. Со всем изяществом, на которое была способна девушка четырнадцати лет.       – А ты заставляешь меня унижаться перед гостями! Поручаешь мне, принцессе по крови, самую грязную и тяжёлую работу! – глубокие синие глаза Белоснежки переполняла обида.       – Труд – это не унижение, – холодно возразила Ивилин, смерив падчерицу пренебрежительным взором, когда та остановилась у её софы.       – Что бы я ни делала, ты никогда не будешь довольна!       – Это всё, что ты хотела сказать? – королева надменно вскинула тонкую бровь. – Ну же, я слушаю.       – Я… Я всё сказала! – звонкий девичий голос Белоснежки дрогнул. – Кроме того, что ты просто злая и завистливая женщина. Которая любит только собственное отражение. Ты… Ты вовсе не Ивилин, ты Ивил!       В порыве чувств принцесса отступила на шаг и отвела взор от мачехи. На миловидном, совсем детском личике промелькнула лишь бледная тень прежней тревоги. Окрылённая собственной решимостью, Белоснежка задержала внимание на госте, отчаянно ища его поддержки. И почти сразу отступила вновь, ещё на несколько шагов.       Герцог де Лаваль не проронил ни слова. Лишь внимательно изучал её взглядом холодных, тёмно-синих глаз. Не было сомнений, что ни один вздох, ни один жест, ни одно слово не проскользнуло мимо него, но мысли его на этот счёт оставались неясны. И виной тому была вовсе не густая синяя борода, что скрывала из виду волевой подбородок. Его широкое бледное лицо всегда оставалось безучастным, словно вовсе не знало никаких эмоций. Взгляд же, устремлённый на девушку, был хищным, пугающим, способным забраться под кожу и поразить собеседника в самое нутро.       Стремясь не выдать лёгкую дрожь, медленно скользнувшую вдоль спины, Белоснежка вскинула голову и скрестила руки на груди.       – Пошла прочь, мерзавка, – приказала Ивилин, не скрывая своего презрения. – Несколько дней без ужина, и у тебя уже не останется сил для этих бунтарских выходок.       Опасаясь упустить свой шанс, принцесса тотчас собрала кончиками пальцев края длинного льняного подола. Сохраняя спину идеально прямой, она небрежно склонила голову и присела в коротком наигранном реверансе. Затем быстро выпрямилась, словно натянутая струна, но по-прежнему оставаясь повернутой лицом к присутствующим. Мягкой поступью, выдаваемой лишь лёгким постукиванием каблуков, Белоснежка отступала всё дальше и дальше к выходу из залы, пока, наконец, не скрылась за высокими двустворчатыми дверьми. Её стройный силуэт лишь на короткий миг отразился в высоком напольном зеркале.       Ивилин тяжело вздохнула. В глубине её прекрасных аметистовых глаз вспыхнул магический свет. Свет зависти, раздражения, ненависти. Ярким пурпурным пятном заиграл он в хрустальных гранях, распаляясь всё сильнее и неистовее. И столь же быстро померк. Очертания его размылись, а тонкая позолоченная кромка бокала начала подрагивать.       – Её дерзость переходит все границы, – бледные пальцы королевы крепче стиснули тонкую ножку бокала.       – Ты одела её как служанку, Иви, – спокойно рассудил Гилберт, приглаживая ладонью край бороды. – Разумеется, девочка будет протестовать.       – Её протесты ни к чему хорошему не приведут.       Королева плавно поднялась с сидения и, с присущей ей грацией, направилась к столу. Облик её по-прежнему был исполнен достоинства и хладнокровия, лишь на кончиках бледных пальцев лихорадочно плясали фиолетовые искры. Спустя несколько мгновений, позади Ивилин раздался отзвук тяжёлых, размеренных шагов. Уголки её губ тут же приподнялись в самодовольной улыбке, а узкие глаза сощурились. Так и не повернув головы, она оставила пустой бокал на серебряном подносе и принялась терпеливо ждать.       Гилберт остановился позади неё. Не раздумывая ни секунды, он также разместил свой бокал у бутылки «Галлонеро», но наполнить его вовсе не спешил. Пристальный взгляд герцога неустанно скользил по изгибам стройного женского тела. Дыхание же сделалось частым и глубоким.       – Так и есть, – вкрадчиво произнёс он, опустив широкие ладони на талию королевы. – Из-за твоей падчерицы тебя ждёт уйма проблем. И пресечь их следует уже сейчас.       С каждым словом герцог неторопливо опускал сильные руки всё ниже. Длинные цепкие пальцы уверенно скользили вдоль плоского живота, слегка сминая тёмную ткань подола. В тот же час центры обеих ладоней настойчиво сдвигались к тёплым, округлым бёдрам.       – Можешь отдать её мне, – прошептал он, склоняя голову к тонкой женской шее. – Я найду ей применение.       Ивилин резко обернулась через плечо. Блаженная улыбка мгновенно исчезла с её губ, тонкие тёмные брови сдвинулись к переносице, а глаза подозрительно сощурились.       – Что бы ты ни задумал с ней делать, уверена, мне не понравится ни один из вариантов, – категорично заявила она, скрестив руки на груди. – Я сама с ней разберусь.       – Как знаешь. Ты же у нас королева, – с насмешкой отозвался Гилберт. – Я предлагаю вариант, который устроил бы нас обоих.       Ивилин не ответила, лишь капризно поджала полные губы. В один короткий шаг герцог приблизился к ней вплотную, настойчиво притесняя бёдрами к краю стола. Левой рукой он властно перехватил её за талию, привлекая к себе. Поддавшись на провокацию, королева тотчас отвела руки от груди и, не прилагая особых усилий, попыталась вырваться из цепкой хватки. Лишь слегка замахнувшись, она несколько раз пренебрежительно ударила его по руке.       Гилберт коротко посмеялся в ответ. Часто подрагивая широкими плечами, он тотчас сжал свободной ладонью одну из грудей королевы. Небольшая и высокая, она манила к себе даже под корсажем и лифом платья, хоть и была не такой мягкой и чувствительной. Прогоняя сухость во рту, он нетерпеливо провёл языком по собственным губам и пальцами через слои ткани сжал твердеющий сосок.       – Услышь меня, Иви, – с хрипотцой прошептал он. – Уже в который раз ты забываешь о здравомыслии и веришь лишь своему глупому зеркалу…       Торопливо сглотнув, герцог вновь склонил голову и порывисто коснулся губами её изящной тонкой шеи. Его горячее дыхание обожгло кожу даже сквозь плотную ткань закрытого воротника. Поцелуй, дерзкий и собственнический, дурманил разум и наполнял тело сладкой дрожью. Вынуждал дышать чаще и глубже, превозмогая тяжесть в самом низу живота.       – Ты боишься… – продолжил Гилберт, запуская длинные пальцы в узкий вырез декольте. – Боишься, что рано или поздно твоё зеркало скажет, что принцесса красивее тебя.       – Я избавлюсь от неё… Избавлюсь, когда придет время, – Ивилин с наслаждением выдохнула и склонила голову в сторону. – Она слишком слаба, чтобы мне противостоять…       – Как и ты не можешь противостоять собственному зеркалу, – насмешливо протянул герцог. – И клянусь, тебе оно не нужно. Не нужно, чтобы оставаться самой прекрасной женщиной.       В доказательство своих слов, он потянулся к тонкому надплечью и прижался к самому основанию шеи губами. Разомкнув их чуть шире, шумно выдохнул через нос и прикусил кожу через ткань воротника. В тот же миг его сильные пальцы сжали грудь поверх корсажа, вынуждая Ивилин сорваться на стон. Короткий, но глубокий и чувственный, он смешался с криком боли, что ярким цветком распустилась на плече. Королева, напрягшись всем телом, свела теснее узкие бёдра и нетерпеливо заскребла ногтями по поверхности стола.       – Почему… – прошептала она с придыханием. – Почему ты вступаешься за мою падчерицу? Почему тебя так интересует её судьба?       – Что? – Гилберт отстранился от её лица и в недоумении вскинул широкую бровь.       Ивилин коварно улыбнулась и вновь взглянула на него через плечо. Глаза её блестели, порочный румянец на щеках придавал коже болезненный вид. Стараясь не выдать слабости в ногах, она попыталась выпрямиться и покачала головой.       – Так что же ты собирался с ней сделать? Отвести в подвал? Или обрядить её в одно из моих платьев и пообещать корону Мидланда за сговорчивость?!       – О чём ты? – герцог поспешно убрал правую руку от разреза декольте, а левую отвёл в сторону. – Вино ударило в голову?       – Не увили...       Оборвав королеву на полуслове, Гилберт властно толкнул её в спину. Удар ладони между лопаток заставил Ивилин вскрикнуть и опуститься грудью на свободный край стола. В ноздри её тотчас ударил терпкий запах «Галлонеро» и приторно-сладкий аромат винограда, красиво уложенного на серебряном подносе. По спине растеклась лёгкая волна боли, разгорячённое ласками тело обмякло и на пару мгновений перестало ее слушаться.       Сердито стиснув зубы, королева попыталась встать, оттолкнувшись руками от столешницы, но сделать этого не смогла. Длинные цепкие пальцы герцога вжимались в предплечья, мощные бёдра теснили её ягодицы, широкая грудь давила в спину, не позволяя сдвинуться с места. Дыхание Гилберта, частое и порывистое, обжигало затылок, самодовольный, хриплый смех забирался в голову, обрывая последние нити терпения.       – Пусти меня! – гневно потребовала Ивилин.       Узкие ладони её вновь напряглись, костяшки пальцев побелели. Тонкое, стройное тело выгнулось, силясь выбраться из цепкой, унизительной хватки. Слегка сгибая ноги в коленях, королева несколько раз попыталась оттолкнуться от пола, но вместо этого лишь продолжила неровно двигать бёдрами меж ног герцога. Вновь и вновь, пока после нескольких отчаянных попыток новая волна слабости не накрыла её тело, дыхание не сбилось, а на лбу не выступила испарина.       – Гилберт! – прошипела она на выдохе, гневно ударив руками по столу. – Я же сказала, что не в духе!       Словно отзываясь на собственное имя, герцог тотчас разжал пальцы и невозмутимо начал выпрямляться. Медленно, в полной мере сознавая себя хозяином положения. Спустя всего короткий миг, ладони его опустились поверх стройных бёдер королевы и властно приподняли их вверх, вынуждая её выгнуться ещё сильнее, и вслед за тем принялись сминать подол платья, задирая его к пояснице.       – Ты забыл, с кем разговариваешь?! Я королева!       – Ах, да... – с наигранной вежливостью протянул Гилберт, придерживая складки платья. – Раздвиньте ноги пошире, Ваше Величество.       Взору его предстали изящные чёрные панталоны, длиной всего до середины бедра. По нижнему краю они были аккуратно присобраны и оторочены тонким кружевом. Сквозь узкие прорези к ним крепились длинные шёлковые чулки на атласных завязках. С вожделенной улыбкой герцог ухватился правой рукой за верхний край белья и без раздумий потянул вниз.       Ощутив это, Ивилин яростно царапнула столешницу кончиками ногтей. Радужка её глаз начала излучать яркое фиолетовое свечение. Под кожей, прокатилась волна магической силы, жаркими потоками стекая вдоль тела и концентрируясь в самом центре ладоней.       – Только посмей! Я тебя казню!       Часто и хрипло дыша, королева вновь попыталась выпрямиться, но в тот же миг ощутила резкий шлепок по бедру. Вскрикнув то ли от боли, то ли от гнева, она яростно стиснула зубы, оттого этот звук превратился на короткий сдавленный стон. Тяжёлая грубая рука, что удерживала складки её платья, сильнее надавила на поясницу.       Ещё несколько мгновений Гилберт стоял неподвижно, откровенно любуясь очертаниями её ягодиц. Гладкие и упругие, на ощупь они были столь же приятны, сколь и на вид. Окончательно поддавшись желанию, герцог отступил всего на полшага и потянулся левой рукой к собственным брюкам. Длинные и плотные, из мягкого чёрного бархата, они крепились на талии при помощи завязок, стянутых тугим узлом. После трёх неудачных попыток ослабить его, он всё же решил помочь себе и другой рукой.       В тот же миг Ивилин, воспользовавшись моментом, выпрямилась и резко повернулась к нему лицом. Собранный в складки подол упал к её ступням, как и прежде скрыв длинные ноги. Подрагивая от ярости, она вскинула кисть правой руки, охваченную ярким фиолетовым свечением, и, не жалея сил, попыталась ударить.       Герцог «Синяя Борода» перехватил её запястье и свирепо сжал длинными, грубыми пальцами. Его холодные синие глаза в тот же миг наполнились жестокостью. Зрачки пугающе сузились и маниакально поблескивали, линия рта искривилась в жуткой усмешке. Сгусток магической силы отбрасывал на его бледное лицо зловещую тень.       Второй удар пришёлся на правую щеку. Жгучая, ни с чем не сравнимая боль охватила его лицо, вынуждая сорваться на крик. Резкий и пронзительный, словно вой раненого зверя. Вскинув обе руки, Гилберт пошатнулся и отступил. Его широкие бледные ладони отчаянно забили по щекам, подбородку и линии рта, пытаясь снять магическое пламя с бороды и усов.       Ивилин наблюдала за ним с нездоровым восторгом. Зрачки её прекрасных глаз возбуждённо расширились, а радужка переливалась оттенками фиолетового. Высокая грудь ритмично вздымалась от частого дыхания. На губах застыла широкая, садистская улыбка. Силясь устоять на ногах, королева отступила на полшага и изящно оперлась рукой о край столешницы.       – Что ты творишь?! Рассудка лишилась?! – гневно выкрикнул Гилберт.       Бледная, гладкая кожа на его щеке вмиг почернела и покрылась волдырями. От лёгкого касания её пронзала резкая, жгучая боль. Тонкие волоски в бороде и усах оплавились и теперь источали стойкий запах гари. Правый глаз, обожжённый у внешнего угла, не мог открыться полностью из-за повреждённого века.       – Хочешь ещё? – злорадно усмехаясь, спросила Ивилин.       – С меня довольно.       Герцог опустил руки вдоль тела и гневно сжал ладони в кулаки. Голос его, хриплый и отрывистый, был полон отчуждённости. На лице постепенно проступало прежнее пугающее равнодушие. Ещё несколько мгновений он пристально смотрел на королеву, пытаясь запомнить утончённые черты её лица. Затем, исполненный гордости и достоинства, развернулся и тяжёлой, ровной поступью покинул залу.       Ивилин смотрела ему вслед, опьянённая чувством собственного превосходства. Она не сразу сдвинулась с места и после того, как захлопнулись за ним тяжёлые створки дверей. Тело её охватила приятная слабость, словно после самой жаркой ночи, а в уголках губ застыла самодовольная усмешка.       Опершись спиной о край стола, королева невозмутимо подняла подол и с завидным проворством подтянула вверх короткие чёрные панталоны. Следом за ними, красоту её изящных стройных ног вновь подчеркнули длинные шёлковые чулки. Надёжно закрепив тонкие завязки на середине бёдер, Ивилин замерла, обнаружив на одном из них отпечаток ладони, оставленный герцогом всего несколько минут назад. Королева провела по покрасневшей коже пальцами и гневно скривила губы. Она злилась. Но вовсе не из-за обращения с собой. Гилберт и прежде бывал груб, но никогда не позволял ей усомниться в своей преданности. Теперь мысль о заговоре с его стороны засела в её голове, вынудив вспомнить давно забытую истину о том, что верить следует лишь самой себе.       Ивилин опустила подол платья и с привычной грацией направилась к ближайшему зеркалу. Оно стояло на полу, закованное в массивную металлическую раму, и было столь высоким, что свободно отражало взрослого человека во весь рост.       Остановившись напротив, Ивилин коротко встряхнула кистью левой руки и принялась разминать длинные бледные пальцы, похрустывая тонкими костяшками. Вслед за тем расслабленно повела плечами и провела рукой вдоль собственной шеи, плавно опуская ладонь у фигурного выреза декольте. Взглядом узких фиолетовых глаз она неустанно следила за собственным отражением, жадно любуясь правильными чертами лица и изяществом стройной фигуры. По ту сторону зеркала на неё всё ещё смотрела «та, что прекраснее всех».