Сказка, рассказанная до конца

      Дачес ступала мягко, практически бесшумно. Скользила по напольной плитке, словно по водной глади, касаясь её лишь носками высоких туфель. С каждым шагом она продвигалась всё дальше, следуя за единственным пятном света от включенного экрана миррорфона. Вдоль стен чёрного входа в Чармиториум выстроились высокие шкафы и стеллажи, заполненные костюмами, сложенными декорациями и мелким театральным реквизитом.       Всё остальное, что попросту не поместилось на широких полках, располагалось на полу. Складные деревянные панели, служившие фонами, стояли вдоль шкафов, будто перепутанные детали паззла. На отдельных элементах угадывались каменные стены замка, сруб деревянной хижины и тёмный страшный лес. Чуть поодаль выстроился целый отряд манекенов. Безголовых и безруких, на единственной стальной ноге с круглым основанием. От них требовалось лишь безмолвно стоять на месте и не допустить ни единой складки на сценических костюмах. Будь то мужской камзол с длинным голубым плащом, невзрачное платье кухарки или чёрная мантия с капюшоном.       Те, кто никогда прежде не бывал в реквизитных или костюмерных, не задумываясь назвали бы это место огромной свалкой и отчасти были бы правы. Дачес же прекрасно знала, что это пропахшее гримом помещение было настоящей душой театра. На сцене любой артист входит в роль и перестаёт быть самим собой. Собой настоящим. И только закулисье, особенно стены костюмерной, знают, какой ценой даётся каждое преображение.       Бледное пятно света дрогнуло. Покачнулось и испуганно метнулось в сторону, выделив из груды размытых очертаний несколько картонных коробок. Дачес медленно выдохнула и заставила себя крепче сжать миррорфон. Ничего не произошло. Ничего серьёзного. Просто очередной реквизит, только и всего. Важный элемент Сказки. Неотъемлемая часть её плана. Такая же пустая коробка. Просто украшенная бархатом и фигурным стеклом.       Свон неспешно повела рукой, направляя луч света прямо перед собой. Из темноты тотчас проступили высокие ножки двух деревянных табуретов, а чуть выше – строгие очертания хрустального гроба. Хрустальным он, правда, оставался только в названии. Никто в своём уме не будет заказывать цельную плиту из горного минерала, размером в человеческий рост, а затем вытачивать из неё ложе для погребения. Даже ради прихоти самодовольной принцессы Мидланда. Даже ради школьного спектакля в честь годовщины правления её матери. Дикость какая. С чего вообще семи гномам пришло в голову сохранить тело мёртвой девушки в хрустальном гробу? Что они вообще собирались с ним делать? Неужели как-то смогли предугадать, что у них в глуши окажется принц? С очень странными предпочтениями…       Ответов на эти вопросы у Дачес не было. Впрочем, их и не требовалось. Достаточно было того, что перечисление их в уме, наконец, помогло прогнать оцепенение. Не то чтобы она боялась склепов, венков и могильных плит, но… коршун подери, это же гроб! Любой актёр трижды подумает, прежде чем в него ложиться! Да ещё и на сцене! Выскочку Уайт уже за это стоило проучить. Показать, что бывает, когда любой ценой хочешь повторить свою Сказку. Заметно осмелев, девушка вновь направила луч фонарика вдоль стенок стеклянного гроба. Острые грани множества стеклянных треугольников тесно примыкали друг к другу, имитируя натуральный срез хрусталя. Именно имитируя, создавая лишь ложную видимость того, чего на самом деле нет. Как и отношений Уайт с Дэрингом.       Все знали, вся школа видела, что последний семестр рядом с ним была именно Дачес Свон! Именно она тратила уйму времени на то, чтобы подстроиться под его расписание и оказываться рядом как можно чаще. Именно она болела за него на парах по рыцарству, ходила на тренировки по букболу, не пропустила ни одной репетиции этого дурацкого спектакля! И что получила взамен? Королевой турнира Белого Фестиваля и дамой сердца Дэринга стала Эппл Уайт! И вовсе не потому, что это был его собственный выбор. Фейбл собственными ушами слышала, как профессор Чарминг ещё до начала турнира напомнил старшему сыну о дипломатических отношениях с Уайтами. Дэринг… он просто не мог отказаться. Не мог оступиться и опозорить собственную семью, как это сделали его брат и сестра.       Дачес знала, что юноша был ни при чём. Что он просто оказался заложником глупых амбиций собственных родителей. Ведь все, кто был на церемонии в День Наследия, знают, что наследники семьи Чарминг не привязаны к конкретной Сказке. Наверняка, это профессору Чармингу взбрело в голову заключить неофициальную помолвку с семьёй Уайт. Иначе как объяснить, что Дэринга заочно записали в женихи Эппл? Что ж, эту досадную ошибку давно следовало исправить.       Окончательно усмирив волнение, Свон решительно шагнула вперёд, прямиком к стеклянному гробу. Вблизи он выглядел куда менее жутким, а изнутри, как оказалось, имел мягкую подложку и аккуратную бархатную подушку у самого изголовья. Всё для того, чтобы глупенькой принцессе спалось с комфортом. Губы Дачес изогнулись в злорадной усмешке, а правая рука направила экран миррорфона вдоль ближайшей полки с мелким реквизитом. Наконец, бледное пятно света выделило из темноты небольшой металлический поднос. На нём, будто в середине круглого озера, находилось яблоко. Гладкое, спелое, ярко-красное. Настоящее. По всем признакам оно идеально вписывалось в сюжет Сказки о «Белоснежке и семи гномах». По всем, кроме самого главного: это яблоко ещё не было отравлено.       Дачес осторожно обошла стеклянный гроб и в несколько быстрых шагов оказалась напротив высокого деревянного стеллажа. Правой рукой она торопливо приставила включенный миррорфон к пустой плетёной корзинке. Яркий свет прямоугольного экрана оказался направлен точно на заветное яблоко. Выделял его из темноты словно луч сценического прожектора. Позволял разглядеть, как меняется оттенок кожуры от углубления плодоножки к бокам фрукта.       Свон резко повела плечом и позволила тонкой цепочке клатча соскользнуть к локтю. Длинные бледные пальцы ловко ухватились за его уголок и без труда нащупали металлическую застёжку. Изогнутые шеи лебедей послушно расступились в стороны, позволив пробраться внутрь клатча. В боковом кармане всё ещё лежал крохотный бумажный свёрток. Прежде чем схватить его целиком, Дачес осторожно провела кончиками пальцев по линиям сгиба. Свёрток оставался целым и абсолютно сухим. Плотная крафтовая бумага надёжно сохраняла содержимое.       Схватившись за свёрток уже смелее, девушка вытащила его из клатча и без промедления развернула. Внутри находилась игла. Тонкая и слишком длинная, чтобы походить на портняжную. Конец её был затуплен, а ушка для продевания нити не было вовсе. Острие немного скошено набок, как обычно бывает в шприцах для инъекций, но самым примечательным в этой игле был её цвет. Почти на одну треть, от острия к середине металлического стержня, игла была окрашена в бледный розовый цвет. Настолько ровный и насыщенный, что вполне мог сойти за остатки лака для ногтей. Только Дачес собственными глазами видела, как, менее часа назад, Фейбл Торн окунула конец этой иглы в кальдерон. Медленный, но очень действенный яд, хорошо известный при дворе Южной Валетарии. Такой крохотной дозы было достаточно, чтобы частично парализовать жертву и почти на целые сутки погрузить её в глубокий сон.       Всего один укус яблока, ̶ и меньше, чем за полчаса Эппл Уайт всерьёз ощутит на себе проклятье своей Сказки. Будет смирно лежать в гробу, не в силах даже позвать на помощь. Не в силах понять, что Поцелуй Истинной Любви на этот раз будет бессилен. Сколько бы Дэринг ни пытался, как бы старательно ни вживался в образ Прекрасного Принца, ни одна его попытка поцелуя не увенчается успехом. И пусть спектакль будет сорван, а Уайт доставят в больничное крыло. Пусть Уайт потом сколько угодно строит из себя жертву заговора и даёт бесконечные интервью Блонди Локс. Важно лишь то, что запомнит разочарованный зритель. Вся школа Эвер Афтер Хай за несколько минут убедится в том, что Дэринг Чарминг – вовсе не принц Эппл Уайт. И этого будет достаточно.       Губы Дачес невольно растянулись в улыбке. Волнительное предвкушение мести теплой шалью легло на плечи, пробралось под кожу, перехватило дыхание. И лишь строгий, расчётливый разум принялся твердить о том, что нужно поторапливаться. Нужно сделать всё правильно и оставить яду достаточно времени, чтобы впитаться в сочную мякоть. До начала спектакля оставалось около часа.       Стараясь действовать быстро, Свон аккуратно приподняла затупленный конец иглы кончиками ногтей. По весу она мало чем отличалась от инструмента для рукоделия, а длины, свободной от яда, было достаточно, чтобы спокойно ей управлять. Едва острый кончик приподнялся над обрывком бумаги, пальцы левой руки ловко смяли его в комок и бросили внутрь открытого клатча. Никаких следов, никаких улик. Даже намёка на то, что к этой… интриге причастны её пёрышки.       В следующий миг длинные тонкие пальцы Дачес крепко сжали спелое яблоко и поднесли его на уровень лица. С расстояния в пару дюймов она отчётливо ощущала его запах. Насыщенный, сладкий, с едва уловимой горчинкой от тонкой кожуры. В голове, будто по взмаху волшебной палочки, отчётливо пронеслись строгие инструкции Фейбл. Иглу нужно было вогнать сверху. Погрузить в мякоть через углубление плодоножки, точно вдоль осевой полости яблока, так, чтобы ядовитый конец иглы оказался на уровне чашечки. Если всё сделать правильно, кальдерон постепенно наполнит собой сочную мякоть, придаст ей едва различимый розовый цвет.       Вот только сделать это оказалось куда сложнее. Поначалу скошенный кончик иглы без особых проблем пронзил тонкую красную кожицу, словно наконечник стрелы. Жадно впился в верхний слой мякоти, но упрямо отказывался пробираться вглубь. Яблоко будто сопротивлялось, будто чувствовало, что внутрь него пытаются вогнать что-то инородное, чуждое, опасное. Время от времени, Дачес приходилось неспешно прокручивать иглу по часовой стрелке, чтобы заставить её хоть немного пробраться в глубь плода. Медленно. Долго. Утомительно.       Разочарование от того плана с каждой секундой сильнее подступало к горлу. Всё это было слишком поспешно, слишком непродуманно. Ещё бы. Едва дождавшись результатов рыцарского турнира, Дачес тотчас бросилась за помощью к своей злейшей подруге. Весь этот план созрел в её голове буквально за несколько минут, пока ноги сами собой несли её по коридору женского общежития школы Эвер Афтер Хай. Неслучайно и сама Фейбл была далеко не в восторге и согласилась отложить свои дела только взамен на ключ от танцевального класса. И всё же… нет. Нельзя отступать. Нельзя было всё вот так бросить. Нельзя забыть о том, что на кону стоит её собственное Долго и Счастливо. С Дэрингом Чармингом.       Превозмогая боль в подушечках пальцев, Дачес снова и снова продолжала давить на затупленный кончик иглы, иногда прокручивая её вокруг оси. Несколько раз ей даже почудилось, что металлический стержень вот-вот сломается. Или, что ещё хуже, случайно оцарапает тонкую кожу и вопьется в неё другим концом. Решив не рисковать, Свон осторожно зажала иглу между большим и указательным пальцами. Всего одним резким рывком, вытащила её из яблока, стараясь не задеть отравленный край. В свете от экрана миррорфона металлический стержень сверкнул серебряной нитью, а на остром конце собралась бледно-розовая капля.       Дачес взглянула на яблоко и отчётливо представила себе лицо Эппл Уайт. Такое же круглое, румяное и свежее. Такое же невыносимо сладкое. Девушка постаралась собрать воедино весь свой гнев, всю невысказанную обиду за… за что? За то, что Уайт досталось всё и сразу. У неё были живы родители, было собственное королевство и все права на трон. Все вокруг почти дословно знали сюжет её Сказки, были уверены в том, что её непременно ждёт Долго и Счастливо. Это было нечестно. Несправедливо. Хотя бы по отношению к Дэрингу…       Свон решительно поджала губы и взмахнула кистью руки. Точным, уверенным движением она всадила отравленную иглу по оси яблока. На этот раз скошенное острие погрузилось в рыхлую мякоть, будто нож в масло. Повторило свой прежний путь вплоть до самой сердцевины, а затем, подталкиваемое пальцами, пробралось ещё глубже. К самому центру королевского фрукта.       До слуха Дачес донёсся тонкий, едва различимый звук. Он коснулся её ушей так быстро, что с трудом удалось его оценить. Такой лёгкий шелест или даже осторожный хруст. Должно быть, к игле затекло немного яблочного сока, либо скошенный кончик задел одну из твёрдых косточек. Да и плевать. Главное, что удалось продвинуться к цели. Игла ушла так глубоко в мякоть, что снаружи торчал лишь небольшой затупленный край. Меньше четверти от полной длины металлического стержня. Пути назад просто не было.       Дачес медленно выдохнула и собралась было повернуть иглу по часовой стрелке. Зажала её между концами коротких лиловых ногтей, как боковым зрением заметила нечто странное. Совсем рядом, справа. То ли от ужаса, то ли от возмущения, что ей помешали, Свон резко повернула голову в сторону. Опасаясь выдать себя, она затаила дыхание и несколько долгих мгновений выжидающе смотрела в темноту. К сожалению, света от экрана миррорфона было недостаточно, чтобы осмотреть соседний стеллаж. Пришлось схватить устройство левой рукой, а яблоко держать только правой. Кто бы ни прятался там, в темноте, он точно наблюдал за ней. Наблюдал уже давно. И вот-вот должен был себя выдать.       Мгновения ползли друг за другом, словно капли по поверхности стекла. Во рту пересохло, в висках отчётливо отзывался пульс. Время шло, а свет от экрана миррорфона так и не находил в костюмерной ни одной живой души. Никого, кроме Дачес. Хотя она готова была поспорить, поклясться собственными перьями, что точно видела там… что-то. Что-то странное. Две крохотные красные точки, похожие на искры от тлеющих углей. Может, это отблеск? Причудливое отражение света, попавшее на какую-то из декораций. Должно быть так. Да, именно так. Всё остальное не более, чем игра воображения.       Свон медленно выдохнула и изящно повела плечом, сбрасывая на пол несколько лёгких серых перьев. Проклятье собственной Сказки неотступно следовало за ней всю сознательную жизнь. Магия, дремавшая глубоко внутри, пробуждалась не только по её собственной воле, но и в минуты сильных переживаний. Ещё бы. В этот раз на кону была слишком большая ставка. Достаточная, чтобы вздрагивать от каждого шороха.       Пообещав себе подобрать перья перед уходом, Дачес повернула включенный миррорфон к себе и вновь сосредоточила внимание на ярко-красной кожуре яблока. Затупленный конец иглы торчал из него лишь на четверть от общей длины, но упрямо отказывался продвигаться вглубь. Несколько долгих, утомительных попыток стоили девушке пригоршни нервов и небольшого синяка на указательном пальце, но так и не привели к нужному результату. Проклятье! Игла была ещё слишком заметна, слишком хорошо видна невооруженным взглядом. Если бы только чем-то её отпилить… Или хотя бы обломать, пусть даже неровно.       Ногу Свон обожгла резкая вспышка боли. Заставила её вскрикнуть, вскочить, согнув ногу в колене, и порывисто отпрянуть в сторону. Яблоко выскользнуло у неё из рук, ударилось об пол и слегка откатилось к ножке одного из стеллажей. В свете от экрана миррорфона, который сжимала в руке, девушка успела разглядеть, как вытянутое чёрное пятно соскочило с её стопы. Зашевелилось на полу и издало пронзительный писк. Дачес закричала в ответ и неуклюже попятилась назад. Со всех сторон костюмерной, с каждой полки высоких стеллажей на неё смотрели по два крохотных ярко-красных огонька.       Раздался щелчок выключателя. На потолке синхронно зажглись сразу несколько круглых светильников. Узкое вытянутое помещение теперь казалось более просторным. Костюмы и множество декораций расплылись вдоль пожелтевших стен яркими пятнами, и, лишь спустя пару мгновений, принялись обретать привычную форму. Подчиняясь какому-то инстинкту, Дачес, наконец, опустила ногу на пол и принялась искать причину внезапной боли. Меньше чем в футе от неё, прямо в центре квадрата напольной плитки, сидела крыса.       Крыса… Крупная, серая, она приподнялась на задних лапках, подергивая носом. Множество её собратьев, отличавшихся лишь цветом шерсти, последовали её примеру. Эти мерзкие твари сидели повсюду. На каждой полке, заставленной реквизитом, между ножек деревянных стеллажей, даже под подолом длинного платья служанки.       Дачес хотелось закричать. Взвизгнуть так громко, чтобы одним разом распугать всю эту проклятую стаю. Мерзкие твари, разносчики заразы… Кто вообще посмел их сюда пустить?! Здравый смысл уверенно подсказывал ей, что нужно бежать. Сорваться с места и, как можно скорее, покинуть это ужасное место. Вот только тело не слушалось. Вопреки собственному желанию, Свон заставила себя лишь опустить телефон внутрь клатча, но продолжала стоять на месте. Стояла и слушала, как с другого конца костюмерной доносились ровные, размеренные шаги.       – Так-так-так-так, – протянул появившийся в проёме двери юноша и вальяжно опёрся рукой на одну из полок. – Ну и кто тут посмел саботировать мой спектакль?       Бледный и худощавый, настолько высокий, что без особого труда мог бы достать реквизит с самых верхних полок. Он был одет в простую белую рубашку с высоким воротником и рукавами, закатанными до самых локтей. Поверх носил короткий землистый жилет с мелкими круглыми пуговицами и нагрудным карманом для хранения часов. Из-за строгих чёрных брюк и узких ботинок того же цвета, ноги его казались ещё длиннее, чем были на самом деле. Смолисто-чёрные волосы были коротко подстрижены кроме единственной пряди у правого виска. Та небрежно спадала на плечо, словно тонкий крысиный хвост. Сама же крыса, белая с большим коричневым пятном на боку, невозмутимо дремала на его левом плече.       Даже не имея общих занятий с учениками четвёртого курса, Дачес тут же вспомнила имя юноши. Перед ней стоял и самодовольно ухмылялся Рэтт Гамельтон, сын Гамельнского Крысолова. Того самого, что однажды утопил всех детей в глухой деревушке в отместку за скупость местных жителей. Неизвестно, откуда явился сам Крысолов, и какие причины заставили его осесть в Шварцвальде, но теперь он входил в свиту короля Щелкунчика. Мерзкого узурпатора, захватившего родное королевство Дачес Свон. И сын Крысолова был ничем не лучше.       Они смотрели друг на друга, не мигая, около минуты. Но вдруг Дачес решительно прошла вперёд, уперев руки в бока. Шаги её были тяжёлыми и резкими, настолько, что крупная крыса, крутившаяся в ногах, отскочила в сторону.       – Саботировать спектакль?! Да твои актёры похожи на крыс! – Свон взмахнула рукой. – Или это они и есть?       – Они самые, – Гамельтон склонил голову набок и слегка прищурился. – И, уж поверь на слово, ̶ проговорил юноша, чуть наклонившись корпусом вперёд, ̶ они умнее некоторых пташек, так как не лезут, куда не следует.       Дачес гневно стиснула зубы, но с места не сдвинулась. Он точно всё видел. Если не всё, то очень многое. А сколько из этого понял? Точно не всё. Ведь если бы хотел отвести её к директору, то уже сделал бы это. Тогда почему… почему он медлит? Что конкретно планирует попросить? Не может же он вот так легко дать ей уйти…       – Не надо мне угрожать, дорогуша, – прошипела Свон. – И прочь с дороги! Я здесь задерживаться больше не собираюсь!       Юноша выпрямился и демонстративно выставил ногу поперёк прохода, ведущего из реквизитной за кулисы, загораживая путь. Судя по самодовольной ухмылке, вся эта ситуация казалась ему скорее забавной, чем опасной и требующей срочного вмешательства. Оттого Дачес буквально кожей чувствовала, как с неё вот-вот осыплется пригоршня серых перьев. Ну уж нет. Хватит. Она и так здорово тут наследила.       – Послушай-ка теперь ты, дорогуша, – подражая её манере, протянул Рэтт. Крыса на его плече приоткрыла глаз и глянула на Дачес. ̶ Я не собираюсь тебя отчитывать и ставить в угол. Или вести к директору. Но прослежу, чтобы ты не испортила спектакль, так как ответственность за его проведение лежит на мне.       Только теперь Свон обратила внимание на акцент, с которым юноша произносил слова. Лёгкий, выдающий себя, как только согласные в словах находились слишком близко друг к другу. Тогда произношение становилось грубым, твёрдым, таким типичным для шварцвальдцев.       – …Потому будь послушной девочкой и ступай в зрительный зал. Выбери место и сиди там до конца спектакля, хорошо? – Гамельтон коротко изогнул брови и улыбнулся. – Если в разгар выступления тебя там почему-то не окажется, пеняй на себя.       Дачес сощурилась и плотно сжала губы. Ничего не говоря, она пару мгновений сверлила Рэтта взглядом, чуть щурясь от света, проникающего из-за его спины. Позади неё помещение наполнялось шорохом. Девушка буквально слышала, как крысы перемещаются с места на место. Пару раз её ступней что-то коснулось, но Дачес даже плечом не повела.       ̶ Тебя проводить? ̶ уточнил юноша, и только дурочка могла принять это, как жест вежливости.       Так и не удостоив Гамельтона ответом, Дачес надменно вскинула голову и направилась прочь самой уверенной из своих походок. Обратно, вдоль по длинному узкому коридору, мимо безголовых манекенов и декораций для предстоящего спектакля. Согласно первоначальному плану, она собиралась выбраться из Чармиториума уже знакомым путём, через дверь чёрного входа. Теперь же путь её лежал немного дальше. Предстояло подняться по ступеням, пройти через просторное закулисье, а затем идти вдоль выхода на сцену, чтобы оказаться у неприметного спуска в зрительный зал.       И чем дальше Свон оказывалась от Гамельтона, тем спокойнее становилось у неё на душе. Даже зная о том, что план провалился. Даже помня о том, что игла с кальдероном была потрачена впустую. Практически впустую. Всё ещё оставался небольшой шанс, что наследие Уайт сегодня сыграет с ней злую шутку.       То ли из-за редкого имени, то ли под влиянием Сказки, Эппл была буквально одержима яблоками. На парах по домоводству, когда занятия проходили в кулинарном классе, она ещё ни разу не устояла перед желанием откусить хотя бы немного от каждого плода. Причём с другими фруктами подобного не наблюдалось, а значит оставался вполне реальный шанс на успех. Хотя стала бы Уайт поднимать яблоко с пола? А если бы заметила торчащий краешек иглы? Чем дольше Дачес об этом задумывалась, тем с большей охотой признавала, что план вышел никудышным. Слишком простым и сложным одновременно. Слишком шатким из-за множества непредвиденных обстоятельств. Оставалось только радоваться тому, что сегодня она ухитрилась выйти сухой из воды.       Со стороны сцены пустой зрительный зал казался ей похожим на огромную разинутую пасть с длинными рядами кресел-зубов. Отчасти так оно и было, ведь любой, кто выходил на суд публики, мог быть съеден и переварен толпой. Или отдельных критиков, вроде тех, что судили финальный отбор на конкурсе талантов Белого Фестиваля. Несмотря на безоговорочный успех в отборочном туре, Дачес догадывалась, что в финале победу ей не отдадут. А всё почему? Потому что в интересах школы выгоднее поддерживать дружбу между Мидландом и Шварцвальдом, чем вознаградить по заслугам несостоявшуюся принцессу Рейнленда.       Дачес печально вздохнула, выпустив из лёгких горечь разочарования, и плавно опустилась в одно из кресел, обитых красным бархатом. С середины шестого ряда она отчётливо могла видеть всё происходящее на сцене, хотя сама не привлекала лишнее внимание. Хватит с неё на сегодня. Немного помедлив, она опустила чёрно-белый клатч на соседнее кресло. До начала спектакля оставалось чуть более получаса, и Фейбл ни за что не пропустила бы предстоящее веселье. Если оно вообще состоится.       Вновь вернувшись мыслями к несостоявшемуся плану, Свон плавно забросила ногу на ногу и принялась осматривать стопу и икры. Кожа в том самом месте, куда пришёлся крысиный укус, слегка покраснела, но оставалась целой. Куда сильнее пострадали колготки. Тонкие чёрные нити, сплетённые в мелкую сеточку, были повреждены. Мерзкая тварь… И крыса, и её хозяин. Стоило бы предъявить ему претензии за испорченную вещь, но… всей этой ситуацией Дачес и так уже была сыта по горло.       Подчиняясь какому-то странному чувству, она опустила на пол обе ноги и повернула голову правее. На другом конце ряда, в узком проходе между двумя соседними креслами, неподвижно застыла крыса. Крупная, смолисто-чёрная с круглым белым пятном у самого носа. Её крохотные красные глазки смотрели пристально, почти не мигая.       Следит. Пусть сколько угодно тратит времени впустую, ведь Дачес и не собиралась никуда уходить. Вместо этого она потянулась к своему клатчу и достала оттуда любимую пудреницу от «Vespalain». Компактная и круглая, с тонким слоем белой эмали и золотой пчелой на крышке, она была незаменимой помощницей для любого выхода в свет. Лёгкими, массирующими движениями Свон принялась похлопывать по щекам и носу тонким спонжем. Этот привычный ритуал позволил ей не только выровнять тон лица, но и неплохо успокоить и без того расшатанные нервы.       Времени до начала спектакля оставалось немного. Дверь в зрительный зал открывалась всё чаще, а длинные ряды бархатных кресел постепенно заполняли ученики школы Эвер Афтер Хай. Оживлённые от событий насыщенного дня, они без умолку обсуждали произошедшее на рыцарском турнире. Да уж, кто бы мог подумать, что вместо младшего сына профессора Чарминга под доспехами окажется дочь. Жалкое посмешище… Зато теперь многое вставало на свои места. Вот к чему были постоянные опоздания и бесконечные отговорки Дарлинг Чарминг. Вот для чего она пробралась тогда в раздевалку собственных братьев. Наверняка, кто-то в школе знал об её выходках гораздо больше, но, как на зло, места рядом с Дачес занимать никто не торопился. Да и сама Фейбл почему-то откровенно запаздывала. Не явилась она даже после того, как особые места в первом ряду заняла королевская чета: Его Величество принц-консорт Даззлинг Чарминг и Её Величество Прекраснейшая Из Всех королева Белоснежка.       Свет в зрительном зале плавно погас, и наступила тишина. Все присутствующие, включая саму Дачес, устремили заворожённые взгляды на сцену. Тяжелый тёмно-красный занавес медленно поднялся вверх, знаменуя о начале спектакля. Первое действие проходило в кухне королевского замка. На репетициях Свон уже не раз видела эти декорации в собранном виде и вынуждена была признать, что фон и бутафорская печь были сделаны неплохо. Слегка утрированно, будто декорации в кукольном домике, зато Эппл Уайт смотрелась среди них вполне гармонично.       Она сидела на сцене в потрёпанном платье кухарки и старательно натирала тряпкой круглый металлический котёл. Слишком большой для приготовления супа, на трех искривлённых ножках и с потёртой металлической ручкой. По сторонам от Уайт находилось несколько котлов поменьше. Круглые и овальные, вытянутые и приплюснутые, они занимали собой большую часть сцены. Причем многие из них были абсолютно новыми, поскольку были позаимствованы из класса зельеварения у Мадам Яги.       Эппл, как настоящая актриса, старалась этого не замечать. Она целиком и полностью погрузилась в роль, оттого тяжело вздыхала и выразительно напевала короткое вступление своей будущей песни. Хоть Эппл и играла прислугу при дворе Мидланда, Дачес готова была поспорить, что ни у одной кухарки не могло быть таких чистых и гладких рук. Лицо, измождённое от усталости, никогда бы не выглядело таким румяным, а волосы и вовсе не могли лежать такими пышными локонами. Впрочем, было в этой абсурдности что-то особое. Выразительно-лицемерное.       Полы тяжёлого занавеса покачнулись. Из левой кулисы на сцену вышла Рейвен Квин, дочь Злой Королевы. В первые несколько мгновений, Свон не была уверена в том, что узнаёт её. Не столько потому, что ещё не видела Квин в полном гриме, сколько от того, что её здесь вообще не должно было быть. Не сейчас, не в этой сцене. Если верить репетициям, партию Злой Королевы нужно было исполнять гораздо позже.       Впрочем, стоило отдать должное костюмеру. В своей роли Рейвен действительно выглядела эффектно. Туфли на высоких каблуках удачно компенсировали недостаток собственного роста. Тяжёлый металлический воротник подчёркивал острые черты лица, а высокая корона с заостренными зубцами вынуждала её держать величественную осанку. Закономерные вопросы вызывали лишь странные изумрудно-зелёные тени на веках и фасон самого платья. Длинное и чёрное, расшитое узором из перьев, оно обтягивало фигуру Квин так сильно, что делало её ещё худее, чем обычно. Не в состоянии похвастаться ни пышной грудью, ни округлыми бёдрами, она казалась неестественно угловатой. Да и передвигалась явно с трудом.       Едва заметив Рейвен, Уайт вскинула голову и изумлённо распахнула глаза. С начала спектакля она показала свою первую естественную эмоцию, что лишь подтвердило предположение Дачес: Злую Королеву в этой сцене никто не ждал. Впрочем, саму Квин это нисколько не смутило. Она бросила короткий взгляд в зрительный зал, неспешно прошлась по сцене, обходя разбросанные котлы, и выразительно спросила:       – Эй, Эппл, что делаешь?       На сцене повисло неловкое молчание, а в зрительном зале послышались сдавленные смешки. В свете сценических прожекторов Уайт теперь казалась ещё бледнее обычного. Если это вообще было возможно. Растерянность, отчётливо читавшаяся на её лице в первые мгновения, теперь сменялась раздражением. Губы вытянулись в тонкую линию, а на лбу проступили морщинки.       – Я… всего лишь выполняю приказ Вашего Величества, – стараясь не выходить из роли, ответила Эппл. – Чищу котлы, как вы и приказывали.       Рейвен состроила недовольную гримасу и опустила обе руки на собственные бёдра. Длинными бледными пальцами она приподняла ткань узкого подола, демонстрируя всем строгие чёрные туфли на шпильке и худые лодыжки. Согнув правую ногу в колене, она с силой толкнула стопой один из котлов, лежавших на боку. После удара Квин он неуклюже сдвинулся с места и покатился по сцене, ударяясь выгнутыми ручками о напольное покрытие.       – Что вы делаете?! – Эппл испуганно вскочила на ноги, но старалась не выходить из образа.       – Освобождаю тебя от работы, – невозмутимо пояснила Рейвен, отпуская подол платья. – К драконьей матери эти котлы!       Даже с шестого ряда зрительного зала Дачес чувствовала леденящий взгляд Эппл Уайт. В нём было всё. Тревога, страх, разочарование, обида. В десятки раз больше, чем она смогла выдать на всех прошедших репетициях. Квин явно знала, на какие рычаги должна давить. И осознанно вела какую-то игру. Свон в предвкушении подалась ближе и теперь не сводила взгляда с происходящего на сцене. Словно почувствовав это, Рейвен повернулась к залу.       – Я знаю, что вы обо мне думаете. Но я не моя мать. Я не Злая Королева и не желаю Эппл зла.       Квин сделала короткую паузу и обвела зрителей пристальным взглядом. Как бы она ни старалась заметить всех и каждого, все её слова были обращены лишь к одной женщине в первом ряду.       – Я больше не собираюсь играть эту роль! И вы тоже не обязаны!       После ее слов, которые Квин почти выкрикнула, зал взволнованно загудел, словно улей. Зрители принялись шептать и переговариваться, не до конца понимая, как должны на это реагировать. С разных сторон послышались редкие, но вполне различимые аплодисменты. Следом за ними раздалось несколько осуждающих возгласов. Дачес не присоединилась ни к тем, ни к другим, лишь разочарованно накрыла лицо ладонью.       ̶ И чтоб вы знали, ̶ Квин вскинула руку и вдруг хлопнула себя по бедру. ̶ Это проклятое платье мне жмёт!       ̶ Занавес! ̶ воскликнула Эппл, стараясь из последних сил сохранить лицо.       Выходка Квин оказалась ужасной безвкусицей. То ли от недостатка внимания, то ли от нехватки ума, она снова и снова заводила одну и ту же песню. Наплевав на чужие мысли и чувства. Судя по всему, пыталась повторить свой триумф в День Наследия, а вместо этого не только испортила всем праздник, но и перечеркнула старания всех, кто был задействован в этом спектакле. Даже план Дачес теперь окончательно сошёл на нет. Всё из-за шумной, безмозглой вороны.