Сказка, рассказанная до конца

      Белый Замок совсем не изменился. Странно было вернуться сюда спустя четыре месяца, а ещё страннее осознавать, что в твоё отсутствие ничего не произошло. Ничего существенного. Далеко не в первый раз Рейвен ловила себя на мысли, что фамильный замок Уайтов будто застыл во времени, хотя Мидланд вокруг него стремительно развивался.       За последние семнадцать лет, за целую жизнь юной колдуньи, королевство совершило настоящий технологический скачок. Просёлочные дороги заменили асфальтированные магистрали, с лошадей и карет люди пересели в комфортные автомобили. Работу в шахтах упростили за счёт механизмов, множество фабрик и заводов помогли решить проблему с безработицей. В конце концов, миррорнет появился в каждом доме, даже в отдалённых деревнях. Эпоха Вильгельма Уайта окончательно ушла в историю, но его замок оставался неизменным, словно мраморный памятник.       Рейвен было тошно от одной мысли об этом. Сделав очередной глоток из своего бокала, она поглядывала на многочисленных гостей в роскошных вечерних платьях и вычурных камзолах. Принцы и герцоги, графы и бароны, маркизы и виконты, а также их супруги и дети без конца улыбались и обменивались фальшивыми любезностями. Настолько очевидными, что вместо ответной лести хотелось открыто их высмеять. Делать это Квин запретили, потому она скромно стояла в стороне и порой задерживала взгляд на украшениях бального зала. Белый, красный, золотой. Не то чтобы она была против любого из этих цветов, но их сочетание, типично «уайтовское», уже давно набило оскомину. Судя по всему, только ей одной.       Ясеневый зал был одним из самых просторных в Белом Замке. Имея форму идеального овала, он мог вместить в себя порядка семисот гостей, хотя приглашений рассылалось обычно не более двухсот. Высокие белые колонны, выточенные в форме древесных стволов, корнями упирались в натёртый до блеска паркет, а ветвями поддерживали сводчатый потолок. По длине каждого изгиба, на равном расстоянии друг от друга, с потолка свисали пятиконечные золотые звезды, создававшие иллюзию ночного неба. Мягкий свет тяжёлых люстр отражался в их гранях и рассыпался по нарядам и лицам гостей.       Широкие красные ленты, будто выползшие из клубка змеи, обвивали собой всё, до чего только смогли добраться. Они поддерживали края тяжёлых золотых портьер, не позволяя скрыть вытянутые окна. Прикидывались милыми бантиками на цветочных вазах. Служили контрастным краем белоснежных скатертей на столах с угощениями. Пробрались даже на запястья гостей и издали больше походили на порезы на коже, хотя на каждой ленте золотой нитью было вышито короткое пожелание. «Желаю исполнить свою мечту», «желаю найти своё Долго и Счастливо», «желаю всегда просыпаться от Поцелуя Истинной Любви» и прочая избитая чушь, которая никогда не исполняется. К счастью, в этом году красная лента Рейвен не досталась. Белоснежка, наверняка, подразумевала под этим негласный упрёк за плохое поведение, но сама Квин видела в этом лишь освобождение от очередной глупой традиции.       Высокий хрустальный бокал в её руках опустел, хотя нёбо и язык ещё щекотали крохотные пузырьки, оставляя ягодный привкус. Отличное вино, прямиком из Южной Валетарии, традиционный подарок от семьи Бьюти. Рейвен коротко осмотрелась по сторонам и лёгким движением кисти подозвала к себе лакея. Худой, темноволосый юноша в бело-золотой ливрее двигался практически бесшумно. Словно рыба в воде, он умело лавировал за спинами гостей, ухитряясь никого не задеть и не пролить ни единой капли. В своей правой руке, затянутой в белую перчатку, он нёс круглый золотой поднос со стройными рядами высоких бокалов.       Едва остановившись напротив Квин, он тут же склонился в изящном поклоне и протянул поднос на уровне её талии. Опустевший бокал занял место около своих собратьев, наполненных. Почти не раздумывая, Рейвен попыталась взять второй бокал вина, но поднос плавно сдвинулся в сторону.       – Для вас только один бокал, Ваше Высочество.       – Почему?       – Приказ Её Величества, Прекраснейшей из Всех, – пояснил лакей, плавно выпрямив спину. – Желаете что-то ещё? Пряники с корицей, ванильные полумесяцы? Горячий шоколад или чай?       Квин отрицательно покачала головой и жестом руки дала лакею знак, что тот может быть свободен. Только один бокал. Снежка предусмотрела даже это. Оно и понятно, ведь магия и алкоголь – вещи хоть и совместимые, но крайне опасные. Видимо, она всерьёз опасалась, что Рейвен способна испортить и этот праздник. А разве не этого все ждут от Злой Королевы? Почему все ругают её за доброту, когда она ведёт себя нормально, и продолжают упрекать, если она решает сорвать школьный спектакль?       «Зачем, Рей? Зачем? Если ты хотела привлечь внимание Белоснежки, то у тебя получилось. Хотела показать всем, что Судьба – это чушь, и Сказки можно игнорировать? Ты никого не убедила. Никто не будет задумываться о посыле, когда испорчен праздник».       Строгий голос Сева прозвучал в её голове, словно запись на аудиоплеере. В памяти отчётливо всплыли черты его лица, осуждающий взгляд, недовольно поджатые губы. Но труднее всего было не стерпеть осуждение, а признать его правоту. Да, он был прав! Был прав с самого начала! С того самого момента, когда советовал ей просто отказаться от участия в спектакле. И да, она снова всё испортила. Надеялась, что семья её услышит, но вместо этого, наверное, разорвала с ними последнюю связь.       Эппл перестала с ней разговаривать с того самого вечера. Даже не позволила себя утешить после всего, что случилось с Дэрингом. Только плакала, уткнувшись лицом в подушку, а на утро вспомнила о наступлении зимних каникул и принялась паковать чемодан. Школьная суета, поездка до Белого Замка, подготовка к балу, и за всё это время ̶ ни единого слова.       Снежка и Дазз тотчас подхватили правила этой игры и старательно делали вид, что Рейвен Квин просто нет. Будто Проклятье Судьбы уже настигло её, а значит все вокруг словно забыли о её существовали. Разрушали эту странную иллюзию только слуги, вкрадчиво интересуясь, не желает ли Её Высочество чего-нибудь? Дочь Злой Королевы. Опальная принцесса без замка и без королевства, а теперь всего лишь тень, одинокая и безликая в самый яркий и радостный праздник.       Рейвен мрачно улыбнулась сама себе и пригладила руками подол чёрного платья. Строгий кожаный корсет почему-то казался слишком узким, то ли от волнения, то ли из-за тугой шнуровки, а холодный металлический воротник начал раздражать шею и плечи. Оставалось только надеяться, что макияж остался в порядке, а густые тени и тушь не смазались из-за пота.       Квин торопливо огляделась по сторонам в поисках зеркала и тут же заметила на себе знакомый взгляд. Декстер Чарминг стоял от неё всего в нескольких шагах, но почему-то не решался подойти. Только робко смотрел в её сторону сквозь толстые стёкла очков.       Декс всегда был тихоней, сколько она его помнила, а с годами его комплексы только прогрессировали. Высокий и вполне симпатичный, он будто стеснялся собственного роста и постоянно сутулил спину. Стыдился тяжёлых квадратных очков с толстыми рассеивающими линзами и оттого постоянно опускал взгляд в пол. Даже говорил порой неловко, запинался и путал слова, боясь ответить не так, как стоило бы «истинному Чармингу». Он не смог расслабиться даже во время их похода в кино, хотя знакомы они лет тринадцать, не меньше.       Наверное, это неудивительно, учитывая, какие высокие требования предъявляет к своим детям профессор Чарминг. Дексу всегда приходилось непросто, а что твориться с ним теперь, даже страшно представить. Скандал на рыцарском турнире, обращение Дэринга посреди белоснежного бала, осознание себя, как главного на данный момент наследника королевства Альбион. Ещё и приехал он сюда совсем один, впервые без родителей, брата и сестры. Бедолага…       Рейвен уверенно повернулась в сторону Чарминга и приветливо улыбнулась. Тёплая улыбка расцвела на его губах, словно в отражении зеркала. Спина выпрямилась, тело само подалось вперёд, а ноги шагнули навстречу девушке.       – Ты давно тут стоишь? – спросила Квин.       – Я? Нет, не очень, – Декстер неловко сомкнул пальцы в замок. – Ну, то есть я… не очень хорош в танцах. Потому просто стою.       – А я не в настроении танцевать. Попробуй пригласить Эппл.       – Не могу, ты что! – юноша тревожно отшатнулся. – Она ведь всё еще расстроена. Из-за Дэринга. Он ведь теперь должен быть с Розабеллой.       – Да уж, – Рейвен понимающе кивнула. – И как он?       – Дэринг... в порядке. Если так можно сказать. Сидит в своей комнате, общается только с отцом и мамой. Ему непросто сейчас.       – Еще бы, он же превратился в Чудовище. Но хотя бы ему не приходится присутствовать тут, – в голосе Квин заиграла насмешка. – Ходить и дышать по расписанию, составленному Эппл.       – Не говори так, Эппл же хочет, как лучше. Она не злая, просто правильная... – Чарминг неожиданно замялся и понизил голос. – Ты же знаешь, почему они с Дэрингом были... вместе?       – Потому что Эппл нужен Принц? Для Сказки.       – Ну это да, – юноша коротко кивнул и сдвинул очки к переносице. – Только и Дэрингу нужна была Эппл, чтобы...       Гости вокруг засуетились. Живой оркестр начал наигрывать мотив известной детской песенки, а лакеи принялись обходить гостей, поочерёдно протягивая им пёстрые атласные мешки. Со всех сторон раздались восторженные возгласы, взволнованные вздохи и озорные смешки.       – Ваш фант, миледи? Милорд?       Рейвен раздражённо закатила глаза. Ещё одна заезженная традиция. На её памяти ни один бал в честь Конца Года не обошёлся без королевской игры в фанты. И в последний раз это было весело, когда им с Эппл исполнилось по шесть лет, а одному из гномов пришлось выйти в центр зала и изображать пони.       – Проклятье. Эппл опять за своё, – Квин быстро шагнула к юноше и ухватилась за сгиб его руки. – Она каждый год в это играет. Декс, пойдем!       – Чего? Ку... Куда?       – Подальше отсюда. Я не хочу снова публично колдовать, даже если Эппл похлопает мне в ладоши, – короткими частыми шагами Рейвен уже продвигалась через толпу.       – А она не расстроится?       – Можешь остаться, – с насмешкой предложила она. – Хочешь прыгать на одной ноге и читать стихи?       – Нет…       – Тогда пошли.       Торопливо, но осторожно они продвигались между рядами знатных вельмож, стараясь не наступить на длинные плащи и края пышных подолов. К счастью, в приталенном платье Квин двигалась вполне свободно и ступала быстрым, уверенным шагом. Декстеру приходилось сложнее, ноги его подкашивались, а носки сапог неуклюже скользили по паркету. Перед глазами яркими пятнами проносились счастливые гримасы гостей, а ноздри щекотало от удушливого парфюмерного облака.       Всё ближе и ближе к выходу, к свободе. Через одну из широких, двустворчатых дверей, охраняемых стражниками в парадных мундирах, и прямо по коридору, устланному красной ковровой дорожкой. Короткий, но ровный ворс поглощал звук шагов, словно губка, впитывающая воду, оттого движения Рейвен перестали казаться резкими и торопливыми. Дыхание выровнялось, мысли начали приходить в порядок. Декстер наконец-то приноровился к её темпу и ступал рядом без риска запнуться, но почему-то оставался взволнован. Квин с трудом могла это объяснить, разве что чувствовала, как напряжены мышцы его рук.       – Рейвен, а куда мы идём? – поинтересовался юноша.       Если бы ответ был так прост. С одной стороны, Квин просто хотелось убраться подальше из Ясеневого зала, чтобы не попасть под раздачу в детской игре, а с другой… сейчас был самый подходящий момент. Ближайшие полчаса Эппл и Снежка проведут в окружении гостей, а значит до торжественной речи и праздничного фейерверка её никто не хватится. Да, лучшего момента и не придумаешь. Особенно учитывая, что последняя страница уходящего года перевернётся меньше чем через час.       – Декс, мне нужна твоя помощь в одном очень важном деле, – Рейвен уверенно свернула в один из коридоров.       – Конечно! В смысле, всё, что угодно, – в голосе юноши отозвалось волнение.       – Мне нужно чтобы ты постоял на стрёме, пока я… навещу отца, – она быстро осмотрелась и понизила голос до шепота. – Просто стой у входа и скажи мне, если кто-то захочет войти.       На лице юноши застыло изумление. Каштановые брови приподнялись, глаза широко распахнулись. Рот слегка приоткрылся, но язык, будто под действием яда, почти не двигался с места. Несколько раз Чарминг пытался что-то ответить, но с его губ срывались только обрывки фраз. И всё же, несмотря на внутренний протест, ноги продолжали послушно идти за Квин.       – Я… в смысле, я не против, но… – Декстер придержал оправу очков свободной рукой. – Но он же… спит.       – Да, он спит, – она слегка качнула подбородком, отсчитывая нужную дверь. – И мне важно навестить его, особенно в праздник.       – А почему ты не сделала этого раньше?       – Я пыталась спросить разрешения, но меня тут нет, помнишь?       Юноша тяжело вздохнул, но ритма шагов не сбавил. Хороший знак. Хотя бы на него в Белом Замке можно было положиться. Он здесь гость, и ему нет никакого дела до разных придворных интриг. А ещё он всё-таки её друг, который всегда прикроет. Друг, которого она знает с самого детства.       Рейвен остановилась напротив широкой арочной двери из белого дуба. Тонкая резьба, украшенная позолотой, изображала раскидистое дерево с крепким стволом, длинными корнями и пышной кроной. Символ семьи Уайт и жалкая насмешка над тяжело больным монархом.       Девушка отпустила руку Чарминга и подошла к двери практически вплотную. Узкая ладонь в чёрной кружевной перчатке прильнула к изгибу позолоченной ручки.       Что она вообще делает? Ничего. Никого дурного. Она просто хочет навестить своего отца. Воспользоваться своим правом постоять у его постели в последние часы перед Концом Года. Сказать ему несколько тёплых слов, даже зная, что он её не услышит. Если Белоснежка рассердится, то это исключительно её проблема.       Рейвен решительно выдохнула и попыталась повернуть дверную ручку. Раздался характерный металлический лязг, но механизм в замке не повернулся. Девушка надавила на ручку ещё раз, приложив больше усилий. Бесполезно. Металлический засов даже не думал сдвинуться с места и скрыться внутри корпуса. Дверь была заперта.       – Рейвен, ну что там? Ты входишь? – спросил Декстер, тревожно вглядываясь в другой конец пустующего коридора.       – Заперто, – с досадой ответила она, сжимая ладони в кулаки. – Снежка и об этом распорядилась. Она знала, что я сюда приду.       – Это к лучшему, – юноша приблизился на шаг и протянул ей руку. – Пойдем скорее, нас, наверное, уже хватились.       Девушка не могла заставить себя сдвинуться с места. Так и стояла, напротив запертой двери и прожигала взглядом раскидистый белый дуб. Он возвышался над ней несгибаемой твердыней, всем своим видом напоминая о том, что она давно должна была усвоить. Она Квин, а не Уайт. Она – дочь Злой Королевы, жестокой властолюбивой колдуньи, которая сгубила своего супруга. Лишила его рассудка, захватила власть в королевстве, пыталась убить его дочь. И каким-то чудом сумела от него зачать. От него, слабого и беспомощного, но всё ещё законного правителя Мидланда.       – Рейвен, пожалуйста, давай уйдем, – Чарминг мягко коснулся её предплечья. – Сюда вот-вот кто-нибудь придёт. Стража или сиделка. Или даже сама Белоснежка.       Квин торопливо приосанилась и коротко встряхнула головой. В самом деле. Если ей не изменяет память, в комнате отца всегда должна быть сиделка. Круглосуточно. Она не могла просто так взять и уйти, заперев покои. Может она уснула? Или что-то случилось? Тогда ей нужно было попасть в покои отца любой ценой. Не медля более ни секунды, Рейвен постучала по двери костяшками пальцев. Громко и требовательно, точно зная, что имеет на это полное право. Тишина. Непреклонная и невыносимо долгая. Сердце Квин пропустило удар, а в голове зашумело.       – Вот видишь, там никого нет, – Декстер попытался ухватить её под локоть. – То есть как бы есть, но открыть он нам не сможет.       За дверью послышался звук шагов. Приглушенный, отрывистый, но удивительно ритмичный. Не отводя взгляда, Рейвен уверенно отступила на несколько шагов. Замочная скважина дрогнула, послышался резкий металлический щелчок, изогнутая ручка послушно опустилась вниз. Вырезанный на дверях дуб Уайтов разделился на две половины, словно его разрубили огромным топором. В проёме показалось вытянутое женское лицо. Бледное от нехватки солнца, оно казалось ещё и слишком худым из-за строгой причёски. Русые волосы были высоко забраны и стянуты на затылке в тугой пучок. Широкий лоб был испещрён тонкими штрихами морщин, но на нижнюю часть лица они ещё не пробрались. Глаза сиделки, большие и чёрные, смотрели пристально, выдавая привычку замечать каждую мелочь. Нос тонкий и длинный вполне подходил для того, чтобы разнюхивать чужие тайны. Тонкие губы женщины были сжаты так плотно, что привлекли внимание лишь после того, как она заговорила.       – Что вам угодно… Ваше Высочество, – сиделка плавно склонилась в коротком реверансе.       – Мне нужно увидеть отца, Гретхен, – властным тоном пояснила Рейвен. – Я имею право зайти к нему раз в день.       – Её Величество в курсе?       – Да, разумеется. Да и вы же тут присутствуете, – Квин горделиво приосанилась, стараясь казаться выше. – Так что пустите. Сейчас же.       – Я впущу, но только вас одну, – взгляд сиделки переключился на Декстера. – Вашему спутнику придётся подождать здесь.       Рейвен бросила в сторону юноши полный сочувствия взгляд. Ситуация сложилась не совсем так, как предполагалось, но… может оно и к лучшему? Все-таки она навестит отца официально и не придется никого подставлять. Особенно Декса, который ввязался в эту историю только из-за её прихоти.       – Я подожду, без проблем, – сказал он, одобрительно подняв вверх большой палец. – Будь столько, сколько нужно.       – У вас десять минут, не более, – вставила сиделка и услужливо освободила проход. – С начала зимних каникул, он снова стал беспокойным. Бредит во сне, отдаёт приказы, будто снова отправился на войну.       Рейвен решительно перешагнула порог покоев и позволила полумраку поглотить себя целиком. Перед глазами повисла пелена. Привыкшие к яркому освещению коридоров, они с трудом различали очертания мебели, но уши отчетливо слышали треск поленьев в зажженном камине. Языки пламени облизывали латунную решетку, надеясь вырваться наружу, но не имели на это силы. Горячий воздух наполнял лёгкие так медленно, что вызывал сонливость, несмотря на специфический запах. Пахло лекарствами, болезнью и старостью. Пахло покоем и смирением. Хотелось присесть в любое из мягких бархатных кресел и заворожённо смотреть, как за окном падает снег. Он спускался на землю пышными белыми хлопьями, лишь иногда тихо дотрагиваясь до стекла.       Когда во взгляде, наконец, прояснилось, Рейвен мягко прошла в глубь покоев, обходя стол и высокие кресла. Минуя секретер и высокие книжные шкафы. Она направлялась прямиком к подиуму, на котором возвышалась широкая резная кровать с тяжёлыми пологами. Все восемь отрезов ткани были опущены, чтобы надёжно скрыть больного от посторонних глаз.       По левую сторону от изголовья разлилось округлое пятно света. Одна из парных ламп, что стояли на прикроватных тумбах, была включена. Рядом с ней, вполоборота, стояло ещё одно кресло. Спинка его была такой глубокой и высокой, что на её фоне Рейвен не сразу различила очертания сиделки. Гретхен провела здесь так много времени, что практически слилась с креслом в единое целое. Ноги её укрывал тяжелый шерстяной плед, а в сухих пальцах лежал увесистый книжный том. Сиделка размеренно перелистывала страницы, но зрачки её глаз вновь и вновь возвращались к Квин.       Коротко осмотревшись, девушка подошла к кровати с правой стороны. Словно дожидаясь её, неподалеку стоял невысокий табурет. Она опустилась на сидение и осторожно отодвинула рукой край полога. Вильгельм Уайт неподвижно лежал на белых кружевных подушках, по грудь укрытый меховым одеялом. В памяти Рейвен тотчас возник его парадный портрет. Мужчина, лежащий перед ней, был лишь жалкой тенью того самого «Доброго Короля». Кожа, бледная и тонкая, словно бумага, была натянута у подбородка, носа и вдоль линии скул, но будто бы проваливалась на щеках и вокруг глаз. Некогда густые, смолисто-чёрные волосы с годами заметно поредели и налились серебром. Того же цвета была и аккуратно подстриженная борода. Даже под тканью рубашки, плечи его казались худыми и хрупкими, а руки беспомощно лежали вдоль тела. Добрый Король мирно спал. И спал он уже двадцать три года.       – Привет, пап, – склонившись к нему, прошептала Рейвен. – Мы давно не виделись, но… я пришла, как только смогла.       Голос девушки дрогнул. Дыхание её перехватило, а в горле застыл плотный ком. Шумно выдохнув носом, она заставила себя сглотнуть и заговорила вновь:       – В Мидланде сейчас всё спокойно, мы празднуем Конец Года. Снежка всё ещё у власти и… – Квин бережно взяла его прохладную ладонь в свою. – И у неё неплохо получается. Она жуткая зануда и слышит только себя, но ты вполне можешь ею гордиться…       По другую сторону кровати послышалось короткое, выразительное покашливание. Сиделка Гретхен всё ещё находилась рядом и непременно собиралась сообщить о каждом сказанном ею слове. Ну и плевать. Это она ещё не знает, что никакого официального разрешения на визит не было. Только законное право дочери навещать своего отца.       – Войны, вроде бы, не предвидится. Северная Валетария всё ещё с нами в союзе, – она плавно склонилась ниже, вслушиваясь в ритм его дыхания. – Знаешь, я… я даже встречаюсь с северянином. Он сын…       Рейвен прервалась на полуслове и торопливо прикусила краешек губ. Ещё немного и она точно сболтнет лишнего, а то, что не коснется ушей отца, точно не пройдет мимо сиделки. Такие подробности ей знать ни к чему.       – Он хороший парень и надёжный друг. Ты даже был знаком с его отцом, – тонкие пальцы девушки крепче сжали его сухую ладонь. – Мама тоже знала его семью…       Грудная клетка короля слегка приподнялась, а затем плавно опустилась. Такой ровный, отчётливый вздох, словно ему стало труднее дышать. Рейвен тотчас выпрямилась, стараясь не наклоняться слишком близко, но руки его не отпустила. Словно почувствовав это, длинные, узловатые пальцы Вильгельма напряглись и крепко стиснули её ладонь. Квин не решалась сдвинуться с места, боялась даже заговорить. В сердце робким огоньком свечи зажглась надежда. Надежда на то, чего так и не случилось за долгие двадцать три года.       Она продолжала ждать. Секунды сменяли друг друга невыносимо долго. Напряжение спало, пальцы сами собой ослабили хватку. Отец больше не двигался, не пытался её коснуться. Зато он её слышал. Даже если не понимал смысла сказанных слов, это ли не доказательство, что он реагировал на её голос. А раз так, значит она должна была говорить, говорить о чём угодно.       – У Неё тоже всё хорошо. Всё стабильно, – Рейвен с трудом могла сдержать волнение. – Мы редко виделись в последнее время. Сам понимаешь, учёба, отработки у мадам Яги, школьный спектакль… Всё так навалилось.       Вильгельм глубоко вздохнул. Так тяжело и будто бы сочувствующе. Нижняя челюсть слегка опустилась, рот приоткрылся. С губ его сорвался долгий, мучительный стон. Словно фальшивая нота на расстроенном инструменте. Сомнений быть не могло, отец слышал её. Чувствовал её, сопереживал ей. Это уже было много больше, чем стоило ожидать. Поддавшись собственным чувствам, Рейвен приподняла его руку и коснулась ладони губами. Хотелось согреть его, отдать ему всё своё тепло. Всё ради того, чтобы однажды ощутить, как эти прекрасные руки снова станут крепкими и сильными. Обнимут её, а длинные пальцы ласково погладят по волосам.       – Эппл на меня в обиде. Не разговаривает со мной уже почти неделю, делает вид, будто меня не существует… – уголки глаз Квин защипало от слёз. – Я сама виновата, я знаю. Я поступила очень плохо, но… я не моя мать. Я хотела показать всем, что я не Ивил!       Веки короля дрогнули. Только теперь, склонившись так близко, Рейвен обратила внимание на то, как движутся под ними глазные яблоки. Язык неловко сдвинулся с места, кадык на гортани слегка приподнялся, давая сглотнуть скопившуюся слюну. Больно было видеть, как даже такой естественный рефлекс давался ему с трудом. Тело, словно заржавевший механизм, каждый раз заново вспоминало о самых простых вещах. Челюсть опустилась ещё ниже, новый стон больше походил на хрип. Рейвен вскинула левую руку и собиралась было коснуться его подбородка, но глаза Вильгельма приоткрылись.       – И… Иви, я… – стон разделился на несколько простых, коротких звуков.       Квин тотчас опустила ладонь на лоб отца и принялась ласково гладить его по волосам. Губы сами собой издали мягкий, шепчущий звук, каким обычно успокаивают младенцев.       – Я… плохо себя чувствую, – веки Вильгельма поднялись ещё выше, открывая серую радужку глаз. – Иви… тебе придётся побыть главной… Ненадолго…       Рейвен застыла в изумлении. Происходящее с трудом укладывалось в её голове. Странная смесь радости, страха и растерянности наполнила её тело, вытеснив воздух из груди. Слёзы вновь подступили к уголкам глаз, но теперь совсем по иной причине. По другую сторону кровати скрипнуло кресло, мягкий плед с шелестом опустился на пол.       – Не… не обижай мою дочь, – пальцы короля неловко согнулись, вновь сжимая ладонь девушки. – Она хорошая. И ты тоже…       Квин с трудом заставила себя сглотнуть. В голове зашумело, разум с трудом осознавал смысл отрывистых фраз. Слёзы стекали по щекам тонкими дорожками, оставляя на коже следы косметики. Размеренные шаги Гретхен затихли совсем рядом. Десять минут… Неужели они прошли так быстро? Пожалуйста, пожалуйста, ещё несколько минут…       – Ты должна… должна полюбить её, – веки обессиленно опустились, но через миг Вильгельм снова открыл глаза. – Моя дочь… она лишь несчастный ребёнок…       – Отец, послушай, – Рейвен торопливо смахнула слёзы и вновь взяла его за руку. – Я тоже твоя дочь. Твоя и Ивилин, понимаешь?       Король смотрел на неё, смотрел прямо в глаза, но взгляд его сделался пустым, словно потухшим. Затаив дыхание, девушка мучительно отсчитывала секунды, надеясь, что он ответит. Непременно ответит. Тонкие плечи её вздрагивали, чуть приподнимая металлический воротник, а из груди, вопреки желанию, вырывались отрывистые всхлипывания. Ответь, пожалуйста, ответь… Скажи… Скажи, что знаешь меня, папочка…       – Я твоя дочь, – негромко повторила Квин и крепче сжала его ладонь. – Твоя младшая дочь. Меня зовут Рейвен.       – Иви, не надо… – едва слышно протянул он на выдохе. – Не шути… Не… шути так со… мной.       – Но это правда, отец! Пожалуйста, услышь меня! – Рейвен не заметила, как повысила голос. – Я тоже твоя дочь!       Вильгельм не отзывался. Лишь продолжал лежать на подушках, словно пустая оболочка. Словно кокон, из которого только что выпорхнула бабочка. Голова его склонилась набок, зрачки глаз сдвинулись выше, забираясь под поднятые веки. Челюсть неуклюже отвисла, будто принадлежала брошенной марионетке. Язык чуть вывалился изо рта, в уголках губ начала собираться слюна. Тонус в мышцах стремительно угасал, превращая мужские руки в лоскуты ткани. Пульс начал замедляться, всё реже проступая на запястье.       Почему? Почему он не поверил? Он услышал её? Он должен был её услышать! Должен был её узнать!       Рейвен закричала. От обиды, боли и отчаяния. Уже не сдерживаясь, она зарыдала, стиснув его руку обеими ладонями. Затрясла её, сжимая пальцами безвольную кисть, не замечая в темноте, как они покрываются чернотой.       – Отец! Ответь мне! Услышь меня, прошу…       Тело Рейвен била дрожь, лоб горел, а на бледном лице выступили красные пятна. Слёзы окончательно размыли густую тушь и теперь стекали по щекам чернотой.       – Оставьте его, Ваше Высочество, – Гретхен смотрела на неё с опаской. – Ему нужен покой. Довольно измываться над ним.       – Заткнись! ̶ Рейвен резко повернула голову. Встретив её взгляд, сиделка отшатнулась. ̶ Заткнись, я сказала!       – Вы… ̶ проговорила было Гретхен, отступая назад. ̶ Ваше Высочество…       – Измываться?! Ты считаешь, что я мучаю его? – голос Квин исказился, сделался низким и глубоким.       Её очерченные темнотой глаза расширились. Вспыхнули, заблестели, словно драгоценные камни. Светильник на прикроватной тумбе тревожно замигал.        ̶ Ты тоже считаешь, что я виновата в его болезни? ̶ вскрикнула девушка, видя страх в страх в лице Гретхен и что-то, похожее на осуждение.       В следующий миг тело Вильгельма содрогнулось. Выгнулось, словно невидимые руки ухватили его за ноги и торс и попытались сломать пополам. Глаза короля широко распахнулись, на склере проступила сеть тонких капилляров. Пульс мгновенно участился, с губ сорвался резкий, отрывистый возглас. Грудная клетка начала вздыматься и опускаться, будто кузнечные меха. Каждая мышца в его теле напряглась и отвердела, словно наполнилась свинцом.       Вскрикнув, Рейвен резко отпустила руку отца и вскочила с табурета. Дыхание перехватило, тёмные пальцы начали дрожать. Словно отзеркалив этот жест, Вильгельм снова дёрнулся. Тело, потревоженное приступом, заходило ходуном. Он забился на кровати будто под действием оборотных чар. Грудь короля поднималась и раздувалась, спина выгибалась дугой. Голова запрокидывалась назад так резко, что лицо и шея тот час приняли синюшный оттенок.       – Лекаря! Нужно срочно позвать лекаря! – голос Гретхен надломился.       Рейвен вздрогнула от его звука, словно от хорошей оплеухи, и вновь бросилась к отцу. Не тратя более ни секунды, она резко потянула за края пологов и раздвинула отрезы ткани в стороны. Судорога не отпускала тело, приступ усиливался, выкручивая тело.       Это всё её вина. Ей не нужно было сюда приходить. Не нужно было его беспокоить. Не нужно было в тысячный раз нарушать правила! Она должна ему помочь. Должна спасти своего отца. Должна остановить этот приступ, чего бы ей это ни стоило!       С этой мыслью Квин склонилась над Вильгельмом и опустила ладони на его плечи. Приложила все силы, чтобы насильно удержать его на постели. Закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Воззвать к себе, почувствовать магический поток под своей кожей. Но тут же пара худых рук крепко схватила её под локоть и рванула в сторону. Ноги девушки подкосились, каблуки туфель неуклюже заскользили по доскам паркета. Пытаясь сохранить равновесие, Рейвен ухватилась рукой за край полога, но сиделка продолжала оттаскивать её подальше от кровати.       – Гретхен, немедленно отпусти меня! Я должна помочь ему! Я должна спасти отца!       – Вы уже достаточно помогли ему, – тон сиделки не допускал возражений. – Уходите!       Женщина отпустила её руку и тотчас дёрнула за бархатный шнур, висящий у изголовья кровати. Затем ещё раз. И ещё, чтобы вызвать звонком колокольчика королевского лекаря. Затем Гретхен бросилась к столику, где стояли настои и снадобья. Должно быть, среди них был и тот, что помогал снять приступ.       Несколько мгновений Рейвен наблюдала за Гретхен, с трудом осознавая происходящее. Мысли приняли узнаваемую форму лишь после того, как в покоях зажегся верхний свет. Лекарь. Он скоро будет здесь. Он осмотрит отца и поможет унять этот ужасный приступ.       Едва устояв на ногах, она повернула голову в сторону кровати и бросила взгляд на отца. Добрый Король, некогда любимый всеми монарх, которому оставалось жить не более десяти минут, бился на смятых простынях, словно выброшенная на берег рыба.       Квин ощутила, как колени подкосились вновь. Слёзы с новой силой подступили к глазам, а щёки обжёг румянец стыда. Разомкнув было губы, она собиралась попросить у отца прощения, но слова застыли на её языке. Это всё её вина. Если бы она не пришла, если бы снова не нарушила правила… Ничего этого бы не случилось! Это всё её вина! Она рождена лишь для того, чтобы всё портить! Она и есть чистое зло! Она и есть Ивил!       – Вам лучше уйти, – строгим тоном произнесла Гретхен, возвращаясь к кровати.       Она даже не взглянула Квин. С трудом затянув на руке короля жгут, сиделка взялась за шприц. Жидкость, прозрачная и чистая, словно слеза, поднималась в узком цилиндре, пока, наконец, первая капля не выступила на конце иглы. Отточенными, механическими движениями Гретхен ухватилась за запястье Вильгельма и сжала его руку.       – Уходите, Ваше Высочество, – в голосе Гретхен послышалось раздражение. – Вы ничем не сможете ему помочь.       Рейвен медленно кивнула и попятилась. Короткими частыми шагами она постепенно отходила от кровати, не в силах отвести взгляд от отца. Она знала, что должна была уйти. Должна была оставить его в покое. Должна была держать себя достойно. Но не могла… не могла взять себя в руки. Слёзы продолжали стекать по щекам, а из груди, снова и снова вырывались всхлипывания.       Едва не споткнувшись о край подиума, Квин заставила себя повернуться к выходу из покоев. Заставила себя идти, мчаться прочь. Лишь бы не принести с собой ещё больше горя.       Свет в коридоре ослепил её, обжёг глаза. Она мотнула головой и остановилась посреди прохода, точно напротив раскрытой двери. Колени подкосились. Тело трясло в приступе частой дрожи, словно приступ добрался и до неё.       Мимо Рейвен в покои Вильгельма проскользнули две фигуры ̶ одна высокая, в светлых одеяниях, другая ̶ гораздо ниже. Это были лекарь и его помощница, которым удавалось поддерживать жизнь и более менее стабильное состояние короля последние несколько лет.       – Рейвен, ты в порядке?! Что случилось?       Она повернула голову и увидела перед собой лицо Декстера Чарминга. Он в самом деле никуда не ушёл и стоял у двери всё это время. И теперь выглядел озадаченным и растерянным.       Губы Квин беззвучно зашевелились, она хотела объясниться, рассказать о том, что произошло, но так и не смогла издать ни единого звука. Сделала шаг вперёд, но ноги её подкосились. Рейвен покачнулась и тут же поняла, что наклоняется вперёд, а затем ощутила тепло рук.       Декстер неловко привлёк к её себе. Рейвен всхлипнула, но не стала отстраняться. Напротив, охотно опустила голову на его плечо. Уткнулась лицом в воротник рубашки и крепко впилась пальцами в ткань тёмно-голубого блейзера.       Над её ухом раздался короткий, порывистый вздох. Девушка качнула головой, словно давая понять, что всё в порядке. Ей нужны эти объятия. Нужна забота и поддержка. Нужно простое, человеческое тепло.       Она чувствовала запах одеколона, которым был надушен его шейный платок. Слишком сладкий. Слишком лёгкий. Слишком беспечный.       – Не плачь… Не надо… – проговорил Декстер негромко и сбивчиво. Руки юноши сначала скользили по её спине неуверенно, почти механически, но постепенно движения ладоней стали более плавными. – Всё будет хорошо…       Рейвен отрицательно замотала головой и зарыдала вновь. Жалобно и сдавленно, словно из последних сил. Голову разрывало от резкой боли, тело продолжало трясти. Она почти повисла на Чарминге, её колени подрагивали. Квин чувствовала, как он удерживает её, ухватив за талию. И ничего не имела против. Магия проступала на кончиках почерневших пальцев с каждым новым всхлипыванием, до тех пор, пока они, наконец, не прекратились.       – Знаешь, я давно хотел тебе сказать… – произнёс Декстер, когда её рыдания немного стихли.       Его голос звучал словно бы со стороны, но при этом совсем рядом. В висках Рейвен ещё стучало, собственное тело казалось невероятно тяжёлым. Тем не менее, она кивнула, хотя ей не хотелось вступать в разговор, а просто стоять и позволять обнимать себя. Кивнула и издала неясный звук, давая понять, что слышит его.       Декстер сглотнул, словно слова, которые он хотел сказать, лезли в него обратно. Он пару мгновений открывал и закрывал рот, часто моргая, а потом сжал её талию и на одном выдохе, отрывисто проговорил:       – Я люблю тебя, Рейвен.