Сказка, рассказанная до конца

Мы обе наговорили много такого, о чем ты ещё пожалеешь.

      − Пошла! Давай, родимая, ступай!       Избушка и не думала ступать прямо. Била по земле куриными лапами, поднимая плотные клубы пыли. Бряцала дверью и ставнями так, что голова гудела, как медный горнец. Всё крутилась да вертелась, будто в печь её на лопате садили!       − От ведь холера! Ты что, терний да сорняков не видела?! − Яга всплеснула руками.       Избушка подалась было вперёд. Сделала три твёрдых шага, но потом отодвинулась обратно, оставив на сырой земле долгие борозды. Двери заскрипели, а ставни захлопнули два больших глаза-окна.       Яга упёрла руки в бока и гневно плюнула под ноги. Голова её повернулась правее, а глаза сощурились от яркого южного солнца.       Шипастые лозы окружали двор и поместье Торн, аки клубок ядовитых змей. Самые крупные, тёмно-зелёные, толщиной с хвост василиска, сплелись по краю территории тугой стеной. Высота её выходила не меньше семи с половой аршинов. Лозы были сами дюжие, каждая с мужицкую руку, с шипами тонкими, багряными от сока. Обломать такие любой дурак может, да только измается от боли. Понеже без избушки ступать сквозь них не выйдет.       Славно запряталась Марси, ничего не сказать! Гостей не встречает, пути к дому не отворяет. Стало быть, Шарли не сбрехала.       Яга топнула о землю здоровой ногой, той, что стояла в мире живом. Дрожь от того разошлась в разные стороны, аки рябь на воде. Избушка тотчас притихла. Боле не скрипела да не лиходейничала. Стала когтями по-куриному землю взрывать, горсть за горстью бросая позади от себя. А как место ею сделано было, лапы забрала под себя и на то место встала. Будто весь час тут избушка была.       Яга довольно качнула головой. Пальцы правой руки сложила разом и поднесла ко рту. Свист, звонкий и заливистый, птицей разлетелся по округе. Дверь избушки со скрипом отворилась, а в проёме показалась ступа. В два аршина в высоту, да с поларшина в толщину. Выточена была из цельного дуба, а по верхнему краю источена знаками. В самой ступе лежал длинный деревянный подог с загнутым краем, подобным вороньей голове.       Ступа поднялась над порогом на тонких куриных лапах и ловко спрыгнула наземь. Дверца в избушку тотчас затворилась, а ступа что есть мочи посеменила к своей хозяйке.       − Вот умница, помощница моя… − с заботой протянула Яга и ласково провела рукой по резному краю ступы.       Подог она крепко ухватила левой рукой. Правой подсобрала длинные пёстрые юбки и вскочила в ступу. Только ноги стали на самое дно, как от рук Яги явилась сила. Свет жёлтый, подобно солнцу, влился в деревянный подог и прописал на нём точно три узора. Явил глазу знаки мира, радуги да ветра. Яга вскинула руку и подогом крепко ударила оземь. Ступа птицей взмыла ввысь.       Лететь довелось легко. Ветер свистом пел в ушах, трепал седые волосы и край червлёного платка. Долгие златые серьги и браслеты бряцали от каждого маха, а руки без устали водили подогом аки веслом по воде. Подобно птице, Яга поднималась всё выше и выше. Покуда высокая ограда из колючей лозы не стала узиться и походить на яичную скорлупку. Только на макушке купол оставался открытым, чтобы пропускать внутрь свет южного солнца. Сквозь эту брешь Яга и спустилась, аккурат на выложенную мрамором тропку, что вела ко входу в поместье Торн.       Хоромы себе Марси выстроила — любо-дорого поглядеть! Ещё тройку веков тому назад, как осела на южной земле, жила в избушке и звалась простой зелейницей. Всё травки да настои продавала, а нынче выстроила целые палаты, будто сама была царских кровей.       Стены из молочного камня увивали тонкие оторосли дикой розы. Цветы, большие и малые, рассыпались по ним, аки рясна на платье. Червлёные и белые, желтые и багряные, они сплетались в дивный узор поверх серой кермиды на крыше. Столпы семи башен вздымались высоко вверх, будто тонкими шпилями вздумали пронзить лозиный купол. Окна были узкие да высокие, все как одно с цветным стеклом. Вместо дверей на балконах долгие точёные арки, увешанные бусами цветного стекла. Одна только парадная дверь была затворена железными воротами.       Расстаралась Марси для себя и для дочурки. Право не хоромы, а целый дворец. Небось всё никак уняться не могла, что она, как и прежде, цветы от сорняков отбирает, а другиня её во дворце на троне восседает. Века идут, а Марси не меняется, как завистницей была, так ею и осталась. А хоромы у ней в самом деле ладные.       Двор окрест поместья был сплошь в зелени и цветах. Яга дланью глаза заслепила, аки от жаркого южного солнца. Носом, долгим, аки птичий клюв, принюхалась. От благолепия такого аж рябило в глазах, а от запахов свербило в носу. Всюду тропки из белого мрамора расходились, аки солнца лучи, так, что каждая уводила в свой угол сада. А по земле, промеж каждой из них, змеились те самые лозы с тонкими иглами.       С заходной стороны виднелась аллейка миндальных деревьев. Поодаль от неё росли плоды яблонь, слив, гранатов и персиков. На севере, окрест круглой купели, строились кусты рамна, вереса, репия и купины. На полдне сада были вскопаны гряды иссопа, нарда и аниса. Там же стекольным шатром высилась просторная оранжерея.       Дивный сад, нечего было сказать. Обаче не руками Марси он таковым сделался. И здесь, и там, кусты, деревья да гряды с травами доглядывали мелкие служки. Фейри, так сами они себя кличут, от роду тако ж были феями. Только юродивыми.       Феям всем на роду написано женского полу быть. А чтоб дитя зачать да род свой продлить, ищут они мужчин самой разной породы. Людей выбирают, колдунов, а кому-то и нелюдь придётся по сердцу. Да только кровь фейская от магии кипуча, стало быть, к примеси любой прихотлива. Вот и появлялись на свет не только красавицы, как Марси, но и всякие карлицы. Все остромордые да остроухие, с куцыми крылами за кривыми спинами. Самые большие фейри от земли вырастали большее что в два аршина. Оттого, завидев их далече, сразу думаешь на деревенскую босоту лет десяти. А самые меньшие, что звались пикси, могли на детской ладошке усидеть. Оттого походили на бабочку аль на мотылька-однодневку. На деле ж годков им бывала уж не первая сотня.       С такой незавидной долей не было им иной дороги, окромя как поступить в услужение своим таланным сестрицам. Ради пищи и крова фейри по доброй воле брались за самую чёрную работу. Одни без устали сновали у деревьев, собирали наливные плоды в плетеные лукошки. Другие подрезали кусты и сбирали с листочков жирных слизней. Третьи раз за разом таскали из бочек свежую дождевую воду да трепетно сдабривали ею свежевскопанные гряды. А четвертые ухватились за грабельки и лопаты, чтоб поскорее унять одичавшие лозы. Те самые, что живым куполом накрыли почти всё поместье.       Трудились Фейри тут от первой зореньки до тёмной ноченьки. Не отвлеклись и опосля того, как во двор к ним явилась гостья незванная в ступе парящей. Притихли чутка да пугливо косились, а дела своего не бросали. Оттого всё в саду по уму было сделано, всякой травке свой угол отведён. Да только… не было земле этой покоя. Дурное здесь место. Гиблое.       Стало быть, Марси таким его себе замыслила, на то и была тут везде первой хозяйкой. А гость во владении чужом − не указчик. С тем и помыслом Яга опустила подог наземь правою рукой. Левой долгие юбки присобрала, а ногой здоровой ступила через ступу. Опосля ней поставила на землю ногу мертвую, ту, что давно усохла до самой кости.       По школе Эвер Афтер Хай с такой ногой не поскачешь. Оттого по крутым лестницам и долгим коридорам Яга пролетала на своей ступе. Там, на факультете тёмной магии, она была полноправной хозяйкой. Тут же доводится ей быть гостью незванной, а в чужой дом со своими порядками ступать негоже. Пришла просить − так изволь на своих двоих на порог ступить. Ладонью правой руки Яга крепко накрыла кривой край подога. Раз за разом ставила его напереди, сама по-старушечьи ступала за ним следом.       Стук да стук, шварк да шварк.       Шаг за шагом ступала она по мраморной змейке-тропке до высоких запертых ворот. Ступа поднялась на тонких курячьих лапках да засеменила следом. По ту сторону от главных ворот не было видать ни единой живой души. Встречать Марси гостью не торопилась, но и гнать взашей ещё не стала.       Не по-людски это всё. Коль уж Иви вздумала запрятать, хоть бы Фейбл от себя прислала для отвода очей!       До кованых из крепкого железа ворот оставалось не больше дюжины шажков. Только в тот час к Яге подбежала одна из тех фейри, что выдались ростом. То была нескладная девчушка с острыми плечами да коленками, будто её неумело выстругали из дерева. Руки и ноги у неё вышли долгими, а тулово и голова совсем малыми. Долгий каштановый волос был убран в тугую косу, а платье надето простое, из грубого веретья. Ни лаптей, ни башмаков ноги её отродясь не ведали, оттого обросли землистой коркой. А дивней всего было то, что сама фейри манерам обучена была. Перед Ягой застыла да низенько до земли поклонилась. Опосля только стала слово молвить:       − Госпожа Торн ожидает вас в западной части сада, − голос у фейри звучал по-детски пискляво. − Пожалуйста, следуйте за мной.       − А чего ж сама не изволила явиться? − Яга гневно вскинула бровь и скривила губы.       Служка Фейри тотчас оробела. Голову склонила, отступила на полшага.       − Мадам Торн не обсуждает с нами свои пожелания, − с опаской отозвалась Фейри, отводя за спину тонкие ручонки. − Она велела только привести вас к ней.       − Ну, коль велела, так веди!       Служка заново склонилась до земли да двинулась назад, не разгибая спины. Шажок да другой она ступала, не глядя себе под ноги, обаче ж на землю не верзнулась. Только отмерив пятеро шагов, распрямилась и волчком обернулась спиной.       В тот самый час, Яга и приметила, что веретьяное платье на Фейри не покрывало спины. На месте крыльев виднелись два хлипких обрубка, не больше указующего перста. А ниже от лопаток стоял запекшийся след от магического ярма: 38 в венце из острых шипов.       Ишь ты как! Кажись, Марси самовольно всех служек клеймить успела. Стало быть, чтоб не сбегали от своей благодетельницы. А коль уж утечь сумеют, так она в три счёта их найдет. Опосля такого, видать, крылья повинным и поотрубала. Чего греха таить, Марси всегда была скора на расправу. Вон целое королевство обрекла на столетнюю дрёму оттого, что её не позвали на крестины принцессы. Чему уж тут диву даваться, ежели она на своей земле, среди собственных служек. Да только ж всякой лютости есть своя мера. Как бы не настал тот час, когда сама Марселин Торн взмолился о пощаде.       Яга глянула вскользь на белокаменное поместье. Ловчее всего укрыть Иви было бы там. В любом из покоев, а то и в тайном закутке. Быть может, стоило пробиться туда силой и потребовать выдать беглянку. Да только не затем она явилась. Поговорить сперва надобно да, коли сладится, решить дело миром.       А фейри уж лихо скакала по мраморной тропке, что змеилась вдаль сада. Яга оперлась на подог и пошаркала за ней следом. Ступа, как и доселе, по-курячьи волочилась за хозяйкой. Ступать довелось обсолонь, в тот край сада, где лозы с багряными шипами разрослись на диво густо. Взрощенные, дабы боронить владения своей хозяйки, они кидались на все, кто не ложился им на душу. Оплетали древесные стволы, таились под сенью кустов, а то и сами ложились под ноги.       Но пока ни до самой Яги, ни до её ступы охоты им не было. Чуяли силу, поросли окаянные. Оттого куда ловчее им было обождать, покуда на лозу угодит одна из тщедушных фейри. Обломает с горсточку шипов да вскричит, онемевши от боли. А тут уж лозы часу не теряют. Аспидами обвиваются за ноги да за руки и утаскивают прочь. Покуда Яга ступала за своей проводницей, то собственными очами видела, как фейри да пикси раз за разом кидались друг к другу на выручку.       Мраморная тропка мало да помалу выводила на полянку на самом краю сада. Близ лозовой стены колом были рассажены высокие да раскидистые мирсины. Промеж дебелых ветвей висели самодельные гамаки да короткие качели. В стороне стоял искусного виду фонтан. Три феи-сестрицы разом затеяли пляску по краю, забавляясь да выливая одна на другую воду из долгих кувшинов. Вода из них билась ключевая, чистая аки слеза.       Недалече от фонтана отыскалась и сама Марселин Торн. С того часу, как Фейбл зачислили в школу Эвер Афтер Хай, старость о её матушке и не вспомнила. Марси всегда была девка лепая. Высокая, тонкого стану, с долгим белым волосом, да большими миндалевидными очами. Как у всякой феи, уши у неё были острые, а со спины росли лазурные крылья. За три столетия сделались они долгими да тяжкими, что спадали наземь аки иматисма. Платье на ней было сшито по южной моде: из багряного виссона, по рукавам и подолу расшитого серебряными бабочками.       Марси стояла близ отрослей лозы, ухватившись за рукояти садовых ножниц. Захилевшие лозины она отсекала крепкой мужицкой хваткой, будто сносила головы зложелателям. Лезвия, долгие да острые, несмолкаемо пели свою поминальную песнь. Лозины с червлёными шипами кручились, аки в огневице, да хозяйку умилостивить не могли. Фейри хватали отмершие лозины да волочили по земле до высоких плетёных корзин.       За дело взялась и та самая служка, что вывела Ягу в дальний угол сада. Низко поклонившись, она кинулась к своим сестрицам и ухватилась за отсохший конец лозины. Тонкие шипы боле не могли глубоко жалить, обаче фейри сламывали их под самый корень.       Яга ступила вперёд, гулче, чем доселе ударяя подогом по мраморной тропке. Ступа, что послушно семенила позади, нынче сокрыла курячьи лапы и застыла на месте, у самого края мирсиновой поляны.       − А, Мать. Как обычно, без предупреждения, − Марселин повернулась станом и обратила взор на незваную гостью.       − Служки бы и сами управились, − Яга смерила поступь и указала на стайку фейри перстом левой руки. − Ты ж не любишь марать руки.       − Эти могут повредить основному растению, − Торн вскинула правую руку да повела пальцами по лезвиям ножниц. − Да и ты знаешь, Мать, у меня тяга к острым предметам.       Уста Яги тронула усмешка. Как не знать… Ажно и в Сказке своей Марси навела проклён на острое веретено. Нынче вот за ножницы в саду взялась, да в тот самый час, коли гостья к ней на порог заявилась. А доселе за всю седмицу палец о палец не ударила.       − Не предложишь ли старой Матери воды? — тихо спросила Яга и обе длани опустила на согнутый край подога. − Устала я малость. Да жарко тут у вас на юге.       Марси призадумалась. Голову набок склонила, а лезвие ножниц опустила к земле. Воинский дух в ней унялся, да сердце тронули муки совести. Так-то лучше. Перво-наперво дело решают словом, а уж после хватаются за мечи.       − Полынь, подай мне и нашей гостье по стакану воды. Немедля, − затребовала она тоном владычицы, а после снова повернулась к Яге. — Не желаешь ли присесть с дороги?       − С тобой, Марси, охотно.       Торн боле не противилась. Цепко хватилась за рукояти ножниц левой рукой, а правую вскинула ввысь. Уста её беззвучно шептали, обаче ж не промолвили ни слова. Земля вздрогнула. Крепкий, дебелый корень раскидистого мирсина выдрался из почвы да изогнулся дугой, подобно скамье.       Фейри тем часом поспели перетягать отсечённые оторосли лозы в плетёные коробчонки. Задумали снести на руках, да не сдюжили. Оттого, кряхтя да охая, впряглись по трое, да двинулись разом на другой край благолепного сада. Завидев их, ступа встрепенулась да по-курячьи боязливо схоронилась за стволом мирсина.       Яга твёрдо ступила вперёд, стуча подогом оземь. Конец его, что зарывался в рыхлую почву, сделался чёрным. Скоро она подобралась к самому корню да склонилась, смахивая ладонью комья земли. Опосля того уселась на самый край да взглянула на Марси, выжидая.       Фейри, что звалась Полынью, явилась с подносом, да парой высоких стаканов из белого стекла. Водой те были наполнены ажно до самых краёв, а на дне их плавали душистые травки.       Сама Полынь была помельче той фейри за номером тридцать восьмым. Крылья у ней срезаны не были, а ярмо стояло, как и положено, на спине промеж двумя лопатками. Волос у этой служки был заплетён долгой косой, а по цвету был чёрным. Платье она изнашивала то же самое, что и у других фейри − из грубого веретья.       Марселин самолично взяла один стакан, а испить из него не спешила. Уселась на вольную сторону корня, а ножницы опустила близ себя. Аки воин, что всегда при себе держит острый меч.       Яга взглянула на неё косо, обаче от угощения не отказалась. Подог поставила по левую ногу, ту, что усохла до самой кости. Глянула на Марси, да махом осушила весь стакан, запрокинув голову. Водица в нём была свежей да холодненькой, а травки благодатно пощипали язык.       − Зачем ты пришла, Мать? − Марселин поднесла стакан к губам и сделала всего один глоток. − Не просто же выпить воды?       От ведь как! Присесть с дороги чуть поспели, так Марси уж по делу баять вздумала. Ни тебе лясы поточить, ни о здоровье справиться! Ну коль уж так, пусть сама скажет всю правду.       − Где Ивилин, Марси? — спросила Яга, передав фейри пустой стакан. − Она у тебя?       Торн сей же час переменилась. Брови вскинула, а глаза распахнула пошире. Всем станом назад отшатнулась, опосля полный стакан воды тако ж служке вернула.       − О чем ты, Мать? Ты глумишься надо мною? − в речах Торн проступила обида.       Недурна из ней вышла бы балагурка, ой недурна… Личину свою вмиг сокрыла, сдивленной прикинулась. Только Ягу вокруг пальца так разом и не обведешь. Знатно могла бы с неё потешиться, да нынче не было часу на её баснословие.       − Я пришла поговорить с вами обеими, − как ножом срезала Яга и рукой ухватила с подноса полный стакан воды. Тот самый, что Марси оставила. − Гримм ни про что не ведает. Негоже тут приплетать мужчин.       − Ивилин казнили много лет назад… − личины своей Торн не бросила, обаче взор от стакана не отводила. − Она была моей подругой. Я скорбела по ней. А ты, Мать, смеешь ко мне являться и говорить подобное?!       Ишь ты, расстаралась, что есть мочи, состроила тут из себя горемычную. Да только не было ей веры, ни единому её слову. Яга лукаво усмехнулась да махом осушила другой стакан воды. Тот самый, что фея сумела только пригубить.       − Я могу являться к кому хочу да куда хочу, Марси. − строгим наказом молвила Яга да утёрла губы ладонью. — А нынче я заявилась с почётом к тебе и твоему дому. Я пришла поговорить.       Торн речам её внимать не спешила. Приосанилась да плечи распрямила. Всё очи щурила да кривила уста, а слова честного и не промолвила. Только дланью махнула да подала фейри знак, чтоб прочь отнесла пустые стаканы.       − Где Иви, Марси? — Яга приникло глядела фее в лицо. − Мне нужно её увидеть.       − Так Ивилин жива? Её не казнили? — речами Торн дивилась пуще прежнего, а очи горели пламенем ярости. − Что же вы с ней сделали?!       Вы. Мильтон Гримм, брат его Джаелс и сама Баба Яга. Все трое разом заточили Ивил Квин внутрь зачарованного зеркала, почитай, что на целых двадцать лет. Нынче же, когда она сумела утечь, искали её по всем Союзным Королевствам.       Марси знала о том не хуже самой Яги. Знала про все муки, что другине её довелось стерпеть в заточении. Знала и про Рейвен, что без матери родной осталась да все годы свои в опале прожила.       Не бросив боле ни слова, Торн вскинула правую руку да заново хватилась за рукоять садовых ножниц. Края долгих лезвий покрылись багрянцем от лозиного сока, аки кровью помазаны. Стало быть, миром дело не разрешить. Марси решилась костьми лечь за Иви, да только не могла уразуметь, сколь опасна была её другиня. Втолковать ей это мог только один способ.       − Стало быть, побег Иви − дело рук твоей Фейбл? — мирно спросила Яга, обе ладони возложив на край подога. — Сколько помню, дочка твоя ею просто была одержима. Только и твердила, что хочет быть как Ивил Квин.       − Я не собираюсь сейчас обсуждать мою дочь, − тоном владычицы изъявила Торн да, будто вторя сама себе, звонко бряцнула лезвиями ножниц.       − А надобно бы, − уста Яги тронула лукавая усмешка, а взор сделался приниклым. − Ты еще можешь на неё влиять, Марси?       Торн обратно затихла. Рукояти ножниц не выпустила, обаче ж гостью гнать прочь разжелала. То была наживка, что Яга сдюжила закинуть в воды разума феи. И Марси угодила на крючок. Всё оттого, что родная кровинушка завсегда будет ближе самой присной другини.       − Кого Фейбл станет почитать теперь? Иви? — Яга бессовестно подливала кипучее масло в костёр сомнений Марселин. — А Иви станет пользовать её, аки своё орудие. Ты сможешь отдать свою дочь в расход?       − Я не хочу продолжать этот разговор! — Марси вскочила на ноги аки ужаленная. Щёки её зарделись, а очи скруглились, аки блюдца. − Довольно, Мать! Уходи!       − Я-то уйду. Да толку с того? — Яга оперлась на край подога да косно поднялась с погнутого корня. − Ты нынче уж не та, что прежде, Марси. Размякла. Не имеешь сладу с собственной дочерью. Сидишь тут, сложив крылья, да…       Костёр терпения разгорелся пламенем ярости. Будто одержимая, Марселин выставила острие ножниц да что есть мочи кинулась вперёд. Яга отскочила вбок, да так лихо, будто обе ноги у неё были здоровыми. Долгие точёные лезвия со свистом рассекли воздух. Раскрылись да наново сомкнулись, починая свою звонкую трель. Яга пошатнулась, да устояла, тотчас уперев в землю край подога. Чернота на нём поспела разрастись так, что охватила уж третью часть.       − Марси, не делай худа, − Яга смолкла, переводя дух.       Опосля того вскинула подог да обернула его чёрным краем в сторону Марселин. Пальцами ухватила его до той поры, покуда не побелели костяшки да что есть мочи приладила точно в бок фее. Торн вскрикнула от боли да отлетела назад. Рукояти ножниц выскочили из тонких рук. Лезвия рассекли воздух да угодили аккурат в клубень шипастой лозы. Оторосли встрепенулись, аки кодла ядовитых змей, да почали биться в трясавице. Извивались, скручивались, били по рыхлой земле, да никак не могли унять своей муки.       Марселин тоже на ногах устояла да тотчас накрыла ладонью ушибленное место. Лицо у неё побагровело, а очи будто сделались стеклом. Уста скривились в яростном оскале, а опосля возопили, что есть мочи:       − Да как ты смеешь!       Долгие лазурные крылья, что висели за спиной её до самой земли, разом распахнулись. Ажно у всякой из фейского народа, было их аккурат четверо — две верхних да два нижних, каждое шириною с целый аршин, а длиною на все два. Сложены были они из мелкой чешуи, аки рыбья шкура, оттого блещились да играли при свете солнца.       Марселин вскинула к нему обе руки, распрямив долгие, багряного цвету рукава, да тотчас взмыла ввысь. От маха дюжих крыльев в воздух поднялся мелкий песок да комья рыхлой земли. Яга тотчас упёрлась подогом в землю да крепко хватилась того левой рукой. Длань же правой приложила к лицу, кабы прикрыть немолодые очи. Со всех краёв сада стали сбегаться фейри да пикси, закидывали головы ввысь да глядели на свою хозяйку, широко разинув рты.       Яга тоже запрокинула лицо и приложила ладонь ко лбу.       Торн же вскинула бледные руки. Взметнулись в воздухе долгие рукава, и роем из них полетели бабочки. Поверху крылья их чудились белыми, а из-под низу были чернее черного. Их было так много, что в глазах зарябило. Воздух наполнился сухим, неровным треском. Сбившись тучею, роем единым устремились бабочки к Яге.       − С глаз моих долой, окаянные! — возопила она и ударила оземь краем подога.       Чернота на том добралась уж до самой вороньей головы. Знаки резные проступили на нём пуще прежнего. Первый средь них звался крадой, а другой — нуждой. Не поспели облепить Ягу бабочки, сесть ей на лицо да веки, как разом упали замертво. Посыпали наземь, аки шелуха. Последняя, самая мелкая, опустилась аккурат на сухую, морщинистую ладонь Яги.       − Марси, давай поговорим! — вскрикнула Яга, крепко собрав ладонь в кулак. — Мне нет нужды биться с тобой, чуешь?       − Ты сказала, я уже не та! — криком отвечала ей Торн.       Крылья, большие да лазурные, крепко держали её над землёй, дрожали, поднимая потоки ветра. Кроны деревьев стужно шумели, мелкие фейри да пикси прятались за дюжими стволами. Да вот Марси до них не было никакой хлопоты. Руки её очерчивали знаки, двигались в воздухе, будто у плясуньи, а уста безмолвно шептали диковинные песни.       Земля тотчас вздрогнула. Купол из колючей лозы ожил да сделался движимым. Оторосли одна за другой поползли к Яге, аки змеи пред самой зимовкой. Самая долгая да дюжая взметнулась, в два кольца обвила её за пояс да попыталась в воздух поднять. Две меньшие ухватились за ноги, потянули, силясь лишить равновесия. Яга пошатнулась, да только и поспела, что вонзить подог в почву под собою. Ухватиться пальцами за воронье навершие. Лозы же тянули её ввысь, прочь от земли, что давала Яге силу.       − Паветра!       Оторосли лоз, что спутали её с пят до самых плеч, вдруг скорчились да ослабили хватку. Яга рухнула наземь, но подога не отпустила. Лозы забили по земле да стали кидаться одна на другую, путаясь и затягиваясь в узлы.       Марселин остановилась, почуяв, что лозы боле не слушаются её. Она с яростью вновь повела руками, подзывая другие, крича им, требуя.       − Кила! — Яга, успевшая подняться на колени, этим словом вмале кончила складень да вонзила подог глубже в землю. И тотчас почва вокруг неё почернела.       − Остановись! Не смей! — не своим голосом возопила Марселин. — Не вздумай сгубить мой сад!       Чернь из-под подога Яги разрасталась в мгновение ока. Поветрие Нави охватывало сад. Цветы и травы, мирсины, что стояли вокруг, покрывала чёрная гниль. Лозы корчились, извивались на земле, оставляя глубокие борозды и сбивая фейри с ног. Заместо чистой ключевой воды из фонтана выплеснулось красное и кровавое, потекло меж камней. В воздухе разлился смрад. Фейри да пикси, что не вразумили убраться прочь, пищали, крючились от болей да осыпались чёрной сечью.       Марселин, покачнувшись в воздухе, возопила. Вскинула руки, силясь что-то поправить, да сад боле не откликался.       — Оставь мой сад в покое! — она бросилась к Яге, но лозы, что внове слушались её, вздыбились, преграждая ей путь. Они вырывались из-под земли, сплетались, красные да скользкие, аки черви в яме.       − Коли я продолжу, Марси, пути обратно не станет! — крикнула ей Яга. Она стояла, крепко ухватив за подог, вошедший в землю почти наполовину.       — Хватит, Мать! — Торн сложила лазурные крылья да тотчас спустилась наземь. Рухнула на колени посёред сада да забила руками по земле. Возопила с такой силой, будто наживо у ней обрубали крылья. Крича, она стала сгребать ладонями мёртвую почву, силясь влить в неё свою магию.       Яга вытащила подог из земли да ударила им об левую ногу, ту, что была мертва. Опосля трижды сплюнула за левое плечо да твёрдой поступью направилась к Марселин.       − Уйди прочь, проклятая! — потребовала фея, поднимаясь на ноги. Богатое платье её измялось, долгие белые волосы и руки были испачканы в земле. — Здесь тебе искать нечего. Её тут нет сейчас.       − Где ж она сейчас? — спросила Яга, боле не опираясь на свой подог, а крепко держа на весу.       − Не имею понятия, − Торн передёрнула плечами. Её лик ещё кривила ярость, руки и крылья подрагивали. − Но я бы на её месте укрылась где-нибудь. За пределами Союзных Королевств.       Яга вскинула правую ладонь да потёрла долгий острый подбородок. За пределами, вон оно что… Стало быть, и Фейбл за нею подалась туда, по-иному бы давно явилась к матери на выручку. Весть эта придётся Гримму не по сердцу, а и тьфу на него, окаянного. Сам эту кашу заварил, а ей после него расхлёбывать. С былыми ученицами браниться.       − А теперь уходи, − потребовала Марселин. Она больше не смотрела на Ягу, её внимание было занято садом. Поветрие отступило, но эту часть нужно было восстанавливать. − У меня много дел.       − У меня нынче тоже прибавится хлопот, − отозвалась Яга, поведя плечами. Она обвела взглядом сад и поцокала языком. — Неловко вышло. Помощь нужна?