– Hey girl, hey girl, don't lie to me, Tell me where did you sleep last night? – In the pines, in the pines, where the sun never shines, I would shiver the whole night through…
– Как тебе суфле? – Натаниэль зачерпнул десерт серебряной ложкой и задержал на уровне своего лица. – Оно не слишком сладкое. И очень мягкое. Дно стеклянной креманки укрывала плотная круглая вафля. Густой молочно-белый крем возвышался над ней пышной шапочкой, испещрённой множеством пузырьков воздуха. – Рэтт говорит, что лучшее суфле похоже на девичье дыхание, – юноша смущённо улыбнулся и быстро опустил ложку с десертом в рот. – Такое же нежное и приятное. Дачес снисходительно приподняла уголки губ. Ход беседы почти не занимал её мыслей, а всё внимание было обращено к интерьеру ресторана. Дюжина официантов в красных рубашках и чёрных жилетах плавно перемещались между прямоугольных столиков. Издали, особенно со спины, этих механических болванчиков и впрямь можно было принять за людей. Движения их были отточенными, а филигранное чувство равновесия позволяло каждому удерживать по несколько подносов с блюдами и напитками, не проливая ни одной капли. Они выглядели как люди, двигались как люди, говорили как люди. Им требовалась доля секунды, чтобы озвучить посетителю любую информацию о блюде или напитке. Не говоря уж о том, чтобы распознать и запомнить каждый заказ со всеми просьбами клиентов. Вот он, типичный Шварцвальд. Наём таких механических сотрудников приносил бизнесу сплошную выгоду. Болванчики не уставали, не жаловались, не ошибались. Они не требовали заработной платы, выходных и больничных. Они не могли нагрубить клиентам или оспорить их точку зрения. А всё почему? Потому что не имели души. Не имели собственного мнения. И, что самое худшее, – занимали место там, где простые горожане могли бы работать и обеспечивать себе кусок хлеба. – Дачес? – осторожно переспросил Натаниэль, опустив серебряную ложку на край блюдца. – Тебе нравится суфле? – Да, недурно, – Свон вежливо улыбнулась и перевела взгляд в сторону юного принца. – Мне не так часто удается попробовать шварцвальдскую кухню. – О, я так рад, что тебе нравится! Я же говорил, что шварцвальдские сладости – самые лучшие. А как тебе... Дачес презрительно фыркнула. И тут же поспешила сделать глоток из высокого стеклянного стакана. Пряный напиток с лесными ягодами и мёдом приятно согревал горло и оставлял на языке долгое послевкусие. Не самый худший выбор для зимнего вечера в одном из лучших ресторанов столицы Шварцвальда, Штоллене. Да и тыквенный крем-суп был здесь вполне приличным. – А как тебе желе из ягод и взбитых сливок? – спросил Натаниэль, подвинув к себе вытянутое чёрное блюдце с тремя молочно-белыми звёздочками. – Клубника достаточно свежая? Свон коротко кивнула и задержала взгляд на своей порции сливочного желе. К нежным звездочкам, подрагивавшим от малейшего движения, она даже не прикоснулась. Одна только мысль о количестве сахара в них заставляла обронить на пол пригоршню перьев. А вот клубника действительно оказалась вкусной. Крупной, сочной и умеренно сладкой. Именно её Дачес неспешно поедала, аккуратно складывая на край блюдца зелёные плодоножки. – Знаешь, я тут часто бываю с друзьями, – вновь попытался завязать беседу Натаниэль. – Мы приходим сюда каждые каникулы, как только возвращаемся домой. – С друзьями? – с нарочитым удивлением переспросила Свон. – Не знала, что куклы научились есть. – Я имел в виду с живыми друзьями. Со Стефаном. Рэттом и Сенди, – Наткреккер неловко посмеялся. – Не волнуйся, в Шварцвальде ещё остались обычные люди. Юноша тотчас опустил ложку на край блюдца и вскинул правую руку. После того как проклятье одеревенения отступило, движениям его вернулась плавность, а эмоции перестали застывать на лице гротескными масками. Кожа сохранила смуглый оттенок, но больше не была испещрена трещинами и древесными прожилками. Каштановые волосы перестали походить на древесную стружку и обрамляли круглое лицо россыпью кудряшек. Вторя собственным словам, Натаниэль указал на множество столиков, за которыми сидели посетители ресторана «Kiefern». Мужчины и женщины, подростки и старики без стеснения наслаждались едой и напитками. Поскольку их собственный столик находился в vip-зоне, в отдалении от всех остальных, до слуха Дачес доносились лишь отголоски фраз и небрежное постукивание приборов о фарфоровую посуду. – Видишь? Люди могут отдыхать и наслаждаться едой, а всю тяжёлую работу выполняют автоматоны. Разве это не здорово? – Нет, не здорово, – возразила Свон, позволив себе небольшой глоток ягодного напитка. – Из-за этих кукол в Шварцвальде процветает безработица, а люди вынуждены просить милостыню на улицах. – Пожалуйста, не нужно обобщать, – голос Наткреккера дрогнул. – Даже тут, в «Соснах», работают не только автоматоны. Шеф-повар здесь обычный человек, а куклы ему только помогают. Дачес тяжело вздохнула. Разговаривать с ним было бесполезно. Словно заводная игрушка, юноша повторял одни и те же слова. Упорно продолжал оправдывать старика Дроссельмейера и мерзкого узурпатора Щелкунчика. Впрочем, иного от него ожидать и не стоило. Натаниэль в самом деле был лишь безмозглой игрушкой в руках своего отца и его крёстного. А любые разумные аргументы сразу же воспринимались им в штыки. Даже самые очевидные. Нужно было действовать иначе… Но как? Как можно было разговаривать о таких серьёзных вещах с жалким мальчишкой? В свои восемнадцать он выглядел лет на двенадцать, а интересовали его игрушки и сладости. Дэринг хоть и был зациклен на себе, но хотя бы обращал внимание на девушек. Не то что эта глупая кукла. – Прошу, ваш заказ, – резкий голос автоматона тотчас привлёк к себе внимание. – Две порции горячего шоколада с маршмеллоу и взбитое молоко с брусничным сиропом, также две порции. Приятного аппетита! Вблизи механическая кукла выглядела как молодой мужчина лет тридцати. Худощавый и бледный, он имел вполне приятные, хоть и угловатые черты лица, а длинные красные волосы носил собранными в низкий хвост. Многочисленные шарниры в его коленях, локтях и плечах скрывала форма официанта, а кисти рук были затянуты в плотные белые перчатки. И всё-таки при виде его Дачес не могла избавить себя от отвращения. То из-за глаз, разбитых на множество крохотных сегментов, словно у насекомого. То ли из-за тонких щелей, спускавшихся от уголков рта к самому подбородку официанта. Натаниэль же ничего противоестественного в нём не заметил и зачем-то поблагодарил за работу. Поблагодарил кучу железа, шестерёнок и проводов, пусть и выглядящую как симпатичный мужчина. Похоже, принц вообще не осознавал того, что творения старика Дроссельмейера не живые. И никогда не станут живыми. Не смогут почувствовать ничего в ответ и не способны оценить его вежливость. Разговаривать с ними – всё равно что вести интеллектуальную беседу с тарелкой или ложкой. Впрочем, может именно на этой слабости и следовало сыграть? Наткреккер с детским восторгом наблюдал за тем, как ловкие руки официанта пытались уместить на столе высокие керамические кружки. Креманки, тарелки и блюдца с начатыми десертами сдвинулись друг к другу так тесно, что едва могли устоять на деревянной столешнице. И ни одну из них юный принц не позволил унести, чем отбивал у Дачес последние крохи аппетита. – Как же приятно вновь ощущать запахи! – блаженно протянул он, принюхиваясь над кружкой с напитком. – Особенно запах шоколада! – Нат, я всё хотела у тебя спросить, – Свон плавно склонилась к нему, подавшись ближе к краю стола. – А друзья не из Шварцвальда у тебя есть? Кроме меня, разумеется. – Конечно, есть, – Натаниэль сделал жадный глоток горячего шоколада. На верхней губе его остался след, похожий на тонкие усы. – Сидар, например. Она очень милая и здорово рисует. – Сидар не в счёт, она ведь тоже кукла, – возразила Дачес, сцепив пальцы обеих рук под подбородком. – Как насчёт живых друзей? Не из Шварцвальда. Вопрос заставил юношу задуматься. Во взгляде янтарных глаз проступила сосредоточенность, а каштановые брови немного приподнялись. Вопрос хоть и не загнал его в тупик, но заставил задуматься. Уже неплохо. – Я дружу с ребятами с факультета рыцарства. И с Хантером Хантсменом, – ответил он, после продолжительной паузы. – А ещё мы с Лиззи хорошо общаемся. Она любит мои загадки. Вроде бы. Дачес не смогла сдержать улыбки. Холодной, хищной, но вполне искренней улыбки. А следом почти ощутила укол совести, но тотчас вспомнила, что за одним столиком с ней находился вовсе не невинный ребенок. Это был сын узурпатора. Бездушного чудовища, захватившего её прекрасный Рейнланд. Именно из-за короля Щелкунчика и его прихвостня Дроссельмейера она лишилась всего, чего заслуживала по праву рождения. Лишилась родного королевства, имени и титула. Лишилась наследия собственных родителей и права на лучшую жизнь. Так почему она должна была пожалеть чувства сына своего злейшего врага? Натаниэль должен быть благодарен за то, что она пытается открыть ему глаза на правду. Какой бы болезненной та ни была. – И ты права, с тобой мы тоже друзья, – Наткреккер мило улыбнулся. – А почему ты спрашиваешь? Правой рукой он ухватился за кружку с горячим шоколадом. Поднял её на уровень своей груди, но следующего глотка так и не сделал. Держал на весу, словно рыцарский щит, который помог бы ему отгородиться от неприятного разговора. – Не пойми неправильно, но... – Дачес взяла с тарелки одну из ягод клубники и надкусила вытянутый край. – Мне жаль тебя. Жаль, что большая часть жизни проходит мимо тебя. И дело не только в Проклятье. – Что ты имеешь в виду? – Ты как кукла на полке, которую достают по праздникам. И играют с ней. Натаниэль возразить не смог. Детская непосредственность в его взгляде окончательно угасла, а губы сомкнулись в тонкую линию. На мгновение Дачес почудилось, будто он вот-вот отключится. Потеряет осанку и отклонится к высокой спинке стула, а голову повернет под неестественным углом. Однако ничего подобного не произошло. С минуту Наткреккер растерянно смотрел перед собой, тщетно пытаясь найти выход из неловкой ситуации. Наконец, правая рука его дрогнула, а высокая керамическая кружка накренилась. Горячий шоколад тотчас пролился на мундир из красного бархата, а подтаявшие кусочки маршмеллоу прилипли к плотным серым брюкам. – Ой, какой же я сегодня неловкий! – воскликнул Натаниэль, заметив свою оплошность. – Прошу прощения! Пальцам его правой руки вновь вернулась гибкость, что позволило удержать полупустую кружку и вернуть её на край стола. Морщась от боли, юноша быстро вытащил из подставки тканевую салфетку и принялся промачивать тёмные пятна. Натаниэль никого звать не стал, но и, к удивлению Дачес, ни один из механических болванчиков, служащих здесь официантами, подойти к принцу так и не решился. Вот и ещё одно доказательство того, что бездушные куклы никогда не сравнятся с живыми людьми. Они не способны сочувствовать и оказывать помощь без прямого приказа. – Кажется, мне нужно отойти в уборную, – смущённо протянул Натаниэль, глядя на тёмное пятно. – Прощу прощения. Я сейчас вернусь. Дачес возражать не стала. Лишь молча наблюдала за тем, как он поднялся из-за стола и свернул налево. В неприметную часть гостевой залы ресторана, где располагались уборные. Как же он жалок. Глупый деревянный мальчишка, которому не повезло родиться наследным принцем. Какой король может из него получиться, если он не может держать себя в руках перед тарелкой с пирожными? Впрочем, если эти самые пирожные ему принесет достаточно разумный человек, то судьба Шварцвальда и Рейнленда может повернуться самым неожиданным образом. Именно об этом говорила матушка в ночь перед отъездом Свон в Шварцвальд. Говорила, но даже представить не могла, насколько Натаниэль Наткреккер окажется далёк от того, чтобы называться мужчиной. Ещё и эти няньки, которые не оставляют его ни на минуту. Даже странно, что они решились отпустить его в ресторан только в сопровождении механического слуги, который остался в карете. Дачес плавно повернула голову влево и взглянула в небольшое деревянное окно с чёрной рамой. За толстым стеклом было темно. Сумерки, густые и плотные, окутали Штоллен. Повсюду горели огни уличных газовых фонарей, мелькали светильники повозок, запряжённых механическими лошадьми. Снег сыпался на тротуары и мостовые, будто покрывая их толстым слоем сахарной пудры. И казалось, что нет никаких фабрик и заводов, и сплетений труб, что выпускали изо дня в день в небо чёрный дым… К центральному входу в «Kiefern» приближались две знакомые фигуры. Высокая и худощавая оказалась у двери быстрее и услужливо открыла её перед другой, низкой и, определённо, девичьей. В сердце Дачес тут же закралось нехорошее предчувствие, а по открытой спине пробежал холодок. Стоило ей только задуматься, вспомнить о них на долю секунды, как... исключено. Они же не могут следить за ней и своим драгоценным принцем круглосуточно. Или могут? Свон торопливо повернулась так, чтобы видеть новоприбывших гостей ресторана. Как назло, vip-зона хоть и располагалась неподалеку от центрального входа, но открывала обзор только на обилие прямоугольных столиков, занятых гостями. Разглядеть вошедших ей мешал небольшой узкий коридор, куда тотчас же ступил распорядитель ресторана. Не в силах сдержать собственное любопытство, Дачес приходилось немного наклоняться и оглядываться через плечо. Не слишком явно, чтобы не привлечь к ней всеобщее внимание. Ждать пришлось не более одной минуты. Ждать, чтобы убедиться в том, что худшие её опасения подтвердились. В ресторан «Kiefern» заглянули преданные няньки Его Деревянного Высочества. Рэтт Гамельтон, сын Гамельнского Крысолова, был облачён в длинное черное пальто и серый свитер плотной вязки. Длинный кашемировый шарф ярким пятном выделялся на его шее из-за принта в виде россыпи красных нот. Стоило управляющему остановиться перед ним и склонить голову в почтительном поклоне, как Рэтт тотчас же вскинул руку в останавливающем жесте. По всей видимости, это означало, что явился он сюда совсем не для того, чтобы отведать местную кухню. По левую руку от Гамельтона стояла Сенди Коппелиус, дочь Песочного Человека. Едва переступив через порог «Kiefern», она сняла с плеча сумочку и невозмутимо принялась отряхивать снег с длинных светлых волос и бежевой шубки, длиной до самых колен. Нижнюю часть её ног скрывали плотные лиловые колготки и короткие ботильоны, отороченные бежевым мехом. Пользуясь моментом, Сенди осторожно постукивала каблуками и боковыми сторонами ботильонов, надеясь очистить их от налипшего снега. О чём именно они беседовали с управляющим, Дачес различить не могла, но готова была поклясться собственными перьями, что явились они сюда именно за своим ненаглядным принцем. А может быть и за ней лично. Вот так просто и бесцеремонно? Нет, бестактность, конечно, в духе шварцвальдцев, но... что-то явно пошло не так. Что ж, пусть теперь подойдут ближе и соизволят объясниться. С этой мыслью Свон выпрямилась и попыталась придать лицу самое невозмутимое выражение. Следуя давней привычке, она пригладила подол чёрного вечернего платья и аккуратно подтянула к локтям белые атласные перчатки. Как и следовало ожидать, Гамельтон и Коппелиус направились прямиком к ней. Не удостоив её даже коротким приветствием, юноша уселся точно напротив Свон, на тот самый стул, где меньше четверти часа назад сидел Натаниэль. Сенди же предпочла стоять по левую руку от него, но присутствия Дачес словно бы не замечала. Всё её внимание было приковано к обилию сладостей, заполонивших прямоугольную столешницу. – А вы что здесь делаете? – с издёвкой спросила Свон, сложив руки на груди. – А ты сама как думаешь? – парировал Гамельтон, неспешно снимая кожаные перчатки. – У вас свидание? Рэтт и Сенди синхронно переглянулись. На их бледных лицах проступила странная смесь удивления и недоумения, а затем Коппелиус всё же хихикнула, прикрыв ладонью рот. Гамельтон же нахмурился и вновь перевёл взгляд на Свон. Ладонь его правой руки освободилась от перчатки и длинные музыкальные пальцы принялись постукивать по ярко-красной скатерти. – Где Натаниэль? – спросил он, пристально глядя в глаза. – Пролил на себя шоколад, – Свон отвела за плечо длинную прядь волос. – Он в уборной, полагаю. Сенди и Рэтт вновь обменялись взглядами, но в её слова, кажется, поверили. И чем больше Дачес наблюдала за их реакцией, тем больше убеждалась в мысли, что произошло что-то серьёзное. Теперь осталось выяснить, что именно. И чем быстрее, тем лучше. – Зачем ты позволила Натанчику взять столько сладкого?! – выпалила Сенди, всплеснув руками. – Ему нельзя! – Он уже взрослый мальчик, – спокойно возразила Свон, пропуская прядь волос между пальцами. – И сам знает, сколько ему нужно. – Я тебя умоляю... – Коппелиус театрально закатила глаза. – После отката Проклятья он себя плохо контролирует. Особенно в плане еды. Сенди без стеснения потянулась через стол и взяла в правую руку стеклянную креманку с нетронутой шапочкой из нежного суфле. Левой же ухватила десертную ложку и тут же отправила порцию десерта в рот. – Кошмар! Как сладко! – воскликнула она, зачерпывая вторую ложку. – Пожалуй, съем это сама. Глаза Дачес округлились, а линия губ скривилась в возмущении. Слова застыли на языке, но взгляд торопливо сместился на дочь Песочного Человека. – Вообще-то, это моя порция. – Спасибо! – отозвалась Сенди, слегка отступив от стола. – Послушай, дорогуша. Ты пытаешься закадрить Натаниэля, это и крысам понятно, – Рэтт освободил от перчатки левую руку и принялся разглядывать десертный нож с округлым концом. – Но ты ему нравишься, поэтому мы не вмешиваемся. – Ох, спасибо, – съязвила Дачес, вновь скрестив руки на груди. – Я тронута. – И мы здесь по другому вопросу... – нарочито спокойно добавил Гамельтон, проведя большим пальцем по лезвию. – Ты ничего такого не видела? – перебила его Сенди, проглотив порцию суфле. – Например? За вопросом Свон последовало молчание. Тишину в vip-зоне ресторана нарушало только постукивание десертной ложки о креманку с суфле. А эти двое молчали. Молчали и лишь прожигали испытывающими взглядами, словно надеялись, что она заговорит первой. А еще лучше – сознается в том, чего не совершала. Типичная дружеская беседа в Шварцвальде. – Если бы ты увидела что-то странное, подозрительное, то сказала бы нам, не так ли? – вкрадчиво прервал молчание Рэтт и опустил десертный нож на стол. – Не понимаю, о чём ты, – Дачес горделиво вскинула острый подбородок. – Приведи пример. И снова молчание. Снова обмен взглядами и пристальное внимание в сторону Свон. Да что, коршун его подери, происходит?! Покушение на принца? Государственный заговор? В ресторане опасный преступник? – Хочешь попробовать? – Сенди зачерпнула ложечкой остатки суфле и поднесла ко рту юноши. – Клянусь, я облизала ложку только один раз. Рэтт брезгливо скривился, словно съел что-то кислое, и тут же отвёл ладонь Сенди в сторону. – Ради всех птиц, Сенди, прекрати! Та широко улыбнулась и поспешила отправить ложечку с суфле себе в рот. После её манипуляций на дне и стенках креманки оставались лишь кусочки раскрошившейся вафли. Дачес раздражённо закатила глаза и едва сдержалась, чтобы не зашипеть по-лебяжьи. По открытой шее, плечам и предплечьям прокатилось знакомое тепло. Тонкая кожа покрылась мурашками и начала неприятно зудеть из-за скоплений магии. Ещё одна дурацкая ухмылка – и во все стороны полетят перья. – Что-то серьёзное произошло? – Свон задала вопрос прямо, с трудом сохраняя невозмутимость. – Натаниэль в опасности? – Да. С тобой ещё бы не быть в опасности! – Сенди озорно прыснула смехом и опустила пустую креманку на край стола. – Твой прошлый парень превратился в Чудовище. – Ты о чём? Это не моя вина! – голос Дачес дрогнул от возмущения, а с тонких плеч осыпалась пригоршня серых перьев. – И объясните, наконец, что происходит! Вы можете хоть раз сказать что-то прямо и понятно?! – Мы ещё пока не настолько тебе доверяем, чтобы рассказывать подробности, – сухо пояснил Рэтт, собираясь подняться из-за стола. Дачес его опередила. Порывисто взяла с колен изящный чёрный клатч, расшитый половинками белого жемчуга, и встала из-за стола. – Прекрасно, – оскорблённо бросила она, проходя мимо своих собеседников. – Тогда я, пожалуй, припудрю носик. С этими словами Свон решительно направилась в уборную ресторана «Kiefern». Ступала с гордо поднятой головой и даже не думала оборачиваться. Хотя прекрасно понимала, что из-за фамильного проклятья, оставляет за собой след из серых лебяжьих перьев. Едва покинув vip-зону, Дачес решительно свернула влево. Взгляд её почти сразу различил впереди две соседствующие двери из тёмной шварцвальдской сосны. На левой из них был вырезан крупный филин в шляпе-цилиндре, а на правой располагалась сова. Размером она была немного меньше своего партнёра, а на голове носила изящную шляпку. Какая же безвкусица. При всей безграничной любви шварцвальдцев к совам и филинам их изображали слишком часто. За две недели отдыха в Штоллене Дачес встречала этих птиц везде. На обложках журналов, на вывесках магазинов, на украшениях, на поздравительных открытках и даже на столовых сервизах. Создавалось впечатление, что шварцвальдцы просто поклонялись совам и филинам. Настолько, что доходило до абсурда. Даже на двери в уборную её встречали эти проклятые птицы. И оставалось только радоваться тому, что мастер по дереву добавил им элементы мужского и женского гардероба. Свон опустила ладонь на латунную ручку и без промедления толкнула дверь с совой. Натаниэля у входа в уборные не было, да и за стол он не вернулся. Стало быть, всё еще находился за соседней дверью и старательно пытался очистить свой мундир от пятен. Проверять это Дачес, разумеется, не собиралась. Собственное состояние беспокоило её гораздо больше. Нужно было отдышаться. Собраться с мыслями. И, наконец, попытаться ответить на вопрос о том, что, коршун его подери, тут вообще происходит?! Женская уборная ресторана «Kiefern» оказалась довольно просторным помещением, располагающим к уединению. Стены и пол в нём были выложены бело-розовой плиткой. Вдоль левой стены располагалась дюжина однотипных белых кабинок. По правую же находилось двенадцать одинаковых раковин с латунными кранами и старомодными вентилями. Зеркало же оказалось длинным и вытянутым, настолько, что покрывало собой всю верхнюю половину стены. У дальней от входа раковины мыла руки высокая подтянутая женщина, лет сорока. Её прямые светлые волосы были подстрижены так коротко, что даже не касались плеч. Крепкую, чуть угловатую фигуру выгодно подчёркивал костюм-тройка, состоящий из пиджака, короткого жилета и строгих брюк. В сочетании с классической белой рубашкой он сидел на этой даме просто идеально. Хоть и лишил её даже намека на женственность. Дачес почти готова была признать, что шварцвальдская мода имеет свой шарм, но никогда бы не променяла свои платья и балетные пачки на мужские брюки. С этой мыслью она остановилась напротив одной из раковин и принялась спускать к кистям длинные атласные перчатки. Спокойствие и ясность разума медленно возвращались, а вместе с ними утихало и фамильное Проклятье. С плеч и рук Свон больше не сыпались серые перья, да и приступ тревоги начал утихать. В конце концов, если бы произошло что-то по-настоящему серьезное, те двое не стали бы тратить время на пустую болтовню. Как минимум, поспешили бы отыскать своего деревянного принца, а, как максимум, начали бы эвакуировать посетителей ресторана. Ведь так? Ответа на собственный вопрос Дачес не знала, и успокоить её было некому. Блондинка в брючном костюме вернулась в гостевой зал, оставив её в одиночестве. Глядя на собственное отражение, Свон могла только горестно вздохнуть. Последние две недели в Штоллене точно стоили ей нескольких лет жизни. А ведь план по захвату власти в Шварцвальде не сдвинулся даже на дюйм. Впрочем, сдаваться было ещё рано... Дачес стряхнула в раковину остатки серых перьев и вернула длинные атласные перчатки к локтям. Оставалось только немного подправить макияж. В несколько уверенных движений Свон открыла расшитый жемчугом клатч и достала из него тюбик губной помады. Конец тёмно-розового стержня был скошен на левую сторону, и помада ложилась на губы мягко, словно подтаявшее масло. Даже жаль, что в ближайшее время ими не придётся никого целовать... Выровняв контур собственных губ, Дачес чуть вскинула голову и несколько мгновений любовалась собственным отражением. Пока по открытой спине вдруг не пробежал тревожный холодок. Свон собственными глазами видела, как одна из кабинок у противоположной стены медленно приоткрылась. Она готова была поклясться, что находилась в уборной абсолютно одна. По крайней мере, так ей казалось. В кабинке же всё это время отсиживалась какая-то простолюдинка. Похожая на тех, что просят милостыню в бедных кварталах Штоллена. Судя по росту и комплекции, с Дачес они были ровесницами, но на этом исчерпывалось их единственное возможное сходство. Из одежды эта девушка носила потёртую меховую горжетку и короткое клетчатое пальто, а на руках были старые перчатки без пальцев. Волосы её уже давно не знали шампуня и не видели обычной расчёски. Длинные серебристые пряди спутались настолько, что свисали по обе стороны от её головы бесформенными колтунами. Лицо же было чересчур узким и острым, с мелкими, некрасивыми чертами. Левый глаз был скрыт под плотной, кожаной повязкой, а правый казался чересчур большим и пугающим то ли из-за контраста пропорций, то ли по причине ярко-красной радужки. И, что самое омерзительное, эта простолюдинка совершенно не стеснялась присутствия Дачес. Не пыталась спрятаться обратно в кабинку. Не пыталась сорваться и сбежать из уборной прочь. Напротив, настойчиво подступала всё ближе, даже не скрывая восторга на своем некрасивом лице, и даже тянула к ней руки с короткими, худыми пальцами. – Привет, – высоким, писклявым голосом обратилась к ней незнакомка. – Ты со мной говоришь? – Дачес тотчас отступила на шаг, упираясь поясницей в край раковины. – Руки убери! Девушка не остановилась и даже не попыталась отвести ладони. Вполне возможно, что сами требования она даже не расслышала, ведь смотрела на Свон неотрывно, с неприкрытой завистью и восторгом. Так, словно бы находилась под действием чар. – Я хочу с тобой поговорить, – пропищала она, приблизившись почти вплотную. – Поговорить, пока они не видят... – Нам не о чем разговаривать, – резко оборвала её Дачес, осматриваясь по сторонам. До выхода из уборной оставалось около пяти шагов, не больше. – Постой! Постой! – умоляюще повторила незнакомка и заставила себя остановиться. – Они там, да? И принц тоже? Свон в недоумении вскинула тонкую бровь. Еще мгновение назад она была настроена бежать. Помчаться прочь и сообщить управляющему ресторана, что в помещении проникла бездомная. Теперь же... теперь же Дачес знала. Чувствовала, с кем конкретно имеет дело. – Тебе не нравится мой вид? – спросила девушка, указывая на свои лохмотья и отсутствующий глаз. – Понимаю…А я ведь тоже принцесса. И смотри, до чего они меня довели, – она издала короткий, невесёлый смешок. – Ты сумасшедшая? – Свон тотчас одёрнула себя за эти слова, но отозвать сказанное не могла. Впрочем, незнакомку этот вопрос только позабавил. – Да, в каком-то смысле, – девушка пригладила край потрёпанной горжетки. – И ты тоже, похоже. Раз пытаешься пристроиться к принцу. – Так ты из Греев? – слова Дачес прозвучали на грани вопроса и утверждения. Чем больше она смотрела на свою собеседницу, тем сильнее убеждалась в собственной правоте. Не было сомнений, что перед ней находилась не кто иная, как Мейси Грей, дочь Мышиного Короля. – Да, точно, – пропищала та, кивнув и сделав ещё шаг навстречу Дачес. – Конечно. Остальных же Греев не осталось. Из-за них. Чтобы понять, кто же конкретно скрывается под словом «они», Свон не требовалось никаких пояснений. За последние две недели, проведённые в Шварцвальде, она ещё больше убедилась в том, насколько сильна здесь власть мерзкого узурпатора. И насколько огромны возможности старика Дроссельмейера и его прихвостней. – Тогда объясни, что ты здесь делаешь? Хочешь попасться? – спросила Дачес, не сразу отдавая себе отчёт в том, как смягчился тон её голоса. – Они же там, в зале. И в любой момент могут прийти сюда, если я тут задержусь. – Погоди. Мы очень похожи, – сбивчиво пропищала Мейси и вновь попыталась ухватить Свон за руку. – Я тоже хочу отомстить. Получить то, что мне принадлежит. Трон Шварцвальда. А ты ведь хочешь вернуть Рейнланд. Знаешь, мы вместе можем... Дверь в женскую уборную распахнулась с такой силой, что латунная ручка с грохотом ударилась об одну из кабинок. На пороге появились Рэтт Гамельтон и Сенди Коппелиус, полностью загородив собой единственный путь для побега. – Раз-два, Сенди нашла тебя! – напевно протянула дочь Песочного Человека. – Вот ты где, глупая мышка! А мы тебя повсюду ищем. Так и не сумев коснуться Дачес, Мейси отшатнулась. Испуганно попятилась назад, с такой силой, что тотчас потеряла равновесие. Шлёпнулась на холодную плитку, неуклюже раскинув ноги. В один миг звериные черты в лице Мейси проступили ещё сильнее. Подбородок и крохотный нос заострились, а нижняя челюсть немного отвисла, демонстрируя передние резцы. – Я больше не буду! Обещаю! – воскликнула она, с ужасом глядя на Гамельтона и Коппелиус. И тут Дачес едва заставила себя сдержать крик. Ещё мгновение назад Мейси, живая и осязаемая, сидела на полу и единственным глазом смотрела на своих злейших врагов, но спустя всего секунду одежда её бесформенной кучей рухнула прямо посреди женской уборной. Потрёпанная меховая горжетка, серое клетчатое пальто, короткие ботинки с вытертыми подошвами больше не имели никакой практической ценности. Мейси Грей в них больше не было. Она рассыпалась на живых мышей. Несколько десятков, а может и целая сотня одинаковых серых тел с писком бросились врассыпную. Выскользнув из одежды и обуви Мейси, они заметались по плитке, пытаясь скрыться. Часть бросилась в сторону кабинок, другие устремились к дальней стене в поисках вентиляции. Некоторые попытались забраться под подол платья Дачес. Но Свон, безо всякого укола совести, топнула ногой и отшвырнула грызунов боковой стороной туфли. – Рэтт, что ты стоишь?! – возмущённо выпалила Сенди и потянула юношу внутрь уборной за полы пальто. – Это же женский! – раздражённо возразил он. – Я не могу сюда войти! – Быстрее! Мейси же сейчас сбежит! Гамельтон всё же поддался на уговоры и переступил через порог женской уборной ресторана «Kiefern». Сделал это нехотя, вальяжно, словно оказывал всем присутствующим немыслимое одолжение. Правая его рука, меж тем, уверенно скользнула во внутренний карман пальто и вытащила оттуда флейту-пикколо. Дачес не слишком хорошо разбиралась в духовых инструментах, но вполне могла предположить, что эта малышка стоила целое состояние. Изящная и тонкая, она была отлита из светлого металла и начищена до зеркального блеска. Длиной не более тринадцати дюймов, она лежала в ладонях Рэтта так ровно, словно давно стала частью его тела. Не тратя более не секунды, он коснулся губами духового отверстия, а длинные пальцы разместил сразу на нескольких игровых. От первого же аккорда по спине Дачес пробежали мурашки. Воздух в уборной вмиг сделался плотным, пронизанным необъяснимым напряжением. Нечто похожее происходило всякий раз, когда матушка использовала свои чары. Может быть, слоило отвернуться и закрыть уши руками? Нет, слишком поздно. Песенку Гамельнского Крысолова она уже услышала. И оставалось только надеяться, что этот напыщенный лицемер не заставит её выкинуть чего-нибудь постыдного. Флейта продолжала петь. Отыгрывала ноты одну за другой до тех самых пор, пока они не сложились в мотив, похожий на детскую шварцвальдскую песенку:Что нам делать с парнем этим Рано утром, на рассвете? Бросят к крысам его дети Рано-рано утром.
К удивлению Дачес, тело по-прежнему продолжало её слушаться. Руки и ноги двигались, в голове так и не возникло ни одной противоестественной мысли. Чего нельзя было сказать о мышах. Десятки грызунов, бывшие когда-то телом Мейси Грей, послушно выходили из своих укрытий и выстраивались перед Рэттом в стройные шеренги. Все как одна, мыши поднимались на задние лапы, верхней частью тела ритмично покачивались то влево, то вправо. Сенди же, пользуясь моментом, разглядывала их со всех сторон. Пройдя в глубь уборной, она неспешно расхаживала вдоль мышиных рядов. Приседала на корточки, склонялась совсем близко к зачарованным грызунам и негромко бормотала себе под нос: – Где ты, мышка? Ты думаешь, что я тебя не найду? Гамельтон же так и не ступил в женскую уборную дальше невысокого порога. Пальцы его скользили вдоль флейты с завидным проворством, а бледное лицо выглядело чересчур спокойным. Пугающе отстранённым от всего происходящего вокруг. Похоже, этот парень был настолько самовлюбленным, что впадал в блаженный трепет лишь от звуков собственной музыки. И этим тоже стоило бы воспользоваться... От раздумий Дачес отвлёк знакомый голос деревянного принца. Доносился он неподалеку, откуда-то из коридора, хотя самого юношу разглядеть она не смогла. – Рэтт, что происходит? – спросил Натаниэль, заглядывая в женскую уборную. – Почему ты играешь тут? Гамельтон вздрогнул от неожиданности и коротко обернулся через плечо. Губы его по-прежнему касались духового отверстия, а пальцы продолжали скользить вдоль длинного ряда игровых. Уличив нужную секунду, юноша отвел от инструмента правую руку и быстро захлопнул за собой дверь. Несмотря на все его движения, флейта так и не сыграла ни одной фальшивой ноты. Во всяком случае, слух Дачес ни одной ошибки не различил. Чего уж говорить о толпе грызунов, что уже более минуты ритмично раскачивались из стороны в сторону. – Но это же женская уборная! – недоумение в голосе Натаниэля сменила неподдельная тревога. – С Дачес что-то случилось? – Со мной всё в порядке, – тут же отозвалась Свон, надеясь перекричать мелодию флейты. – У нас небольшое... недоразумение. – Я могу чем-то помочь? – не унимался юный принц. – Позвать администратора? Сенди между тем остановилась у шестого ряда абсолютно одинаковых мышей, не боясь наступать им на хвосты. Попутно она раскрыла свою сумочку, что висела у нее на плече, и достала оттуда стеклянный сосуд с чем-то сыпучим внутри. – Попалась! – не проявив и тени брезгливости, Сенди склонилась и схватила одну из мышей. – И не только не вздумай меня укусить. Забыла, что я сделала с твоим правым глазом с помощью ложки? Только теперь Дачес обратила внимание на то, что именно у этого грызуна отсутствовал один глаз. Все же остальные копии хоть и выглядели полноценными, но начали исчезать одна за другой. Растворялись в воздухе с характерным: «Пуф!», точно также, как исчезли её собственные магические перья. – Сажай её в банку. И пойдём, – потребовал Рэтт, наконец отведя краешек флейты от собственных губ. Стоило мелодии затихнуть, как Мейси Грей мгновенно пришла в себя. Принялась жалобно пищать и извиваться в руках Сенди, отчаянно силясь укусить её за палец. – Там Мейси? – голос Натаниэля вновь раздался из-за запертой двери. – Рэтт, открой! Дай я с ней поговорю! Коппелиус ловко ухватила Грей за лысый хвост левой рукой, а правой открыла стеклянную ёмкость. Несмотря на форму горлышка, узкую и длинную, она протолкнула Мейси в него без труда. Та неуклюже шлепнулась на дно, усыпанное песком, и пискнула, но писк этот уже прозвучал приглушённо. Гамельтон же отвёл в сторону полы пальто и вернул флейту во внутренний карман. К удивлению Дачес, чёрным этот предмет одежды выглядел только снаружи, а внутри имел пёструю многоцветную подкладку. – Можешь заходить, – озвучил Рэтт, открывая дверь в женскую уборную. – Как-то неловко. Тут Сенди и Дачес… Натаниэль в самом деле стоял у самого входа, но через порог переступать не собирался. На его круглом загорелом лице выступил стыдливый румянец. Почти такой же яркий, как и его красный мундир, на поверхности которого еще удавалось разглядеть контур от шоколадного пятна. – Мы уже уходим, – объявила Сенди, покачнув сосуд в руках. – Дачес, можешь продолжать тут всякие девичьи дела. – Обо мне не беспокойся, – горделиво фыркнула Свон и бросила прощальный взгляд на Мейси Грей. Множество крохотных песчинок налипли на её густую серую шерсть. Худое вытянутое тельце охватила непривычная слабость, а голова с острой мордочкой так и кренилась на бок. Перед тем как погрузиться в сон, Мейси не сводила взгляда с Дачес. Одним-единственным глазом она смотрела так пристально и пронзительно, будто рассчитывала заглянуть в самую душу. – Твою одежду я забирать не буду, – заявила ей Сенди, убирая ёмкость в сумку. – Сама виновата. – Выйдем через чёрный ход, – сухо произнес Рэтт и первым переступил порог уборной. Сенди без промедления последовала за ним и собиралась было свернуть к служебным помещениям, но Натаниэль же коротко вскинул руку, прося её ненадолго остановиться. – Мейси, мы потом с тобой поговорим, – произнес он так, чтобы пленница могла услышать. – Очень жаль, что так получилось. Не надо было сбегать. – Потом с ней поговоришь, – пресёк юного принца Рэтт и, взяв Коппелиус под руку, повёл за собой. Дачес покинула женскую уборную ресторана «Kiefern» последней. Отчасти, потому что поправляла прическу, отчасти оттого, что не горела желанием продолжать общение ни с кем из них. Даже с Натаниэлем. Сегодня он показал свою истинную натуру как никогда прежде. Доказал, что она не ошиблась, когда сочла его глупой, деревянной игрушкой, не способной даже на простые человеческие чувства. – Ты в порядке? – осторожно прервал молчание Наткреккер и попытался подойти ближе. – Пойдём в зал? – Нет, не в порядке, – язвительно отозвалась Дачес, прижимая к груди свой жемчужный клатч. – И тебе надо объясниться. – Нехорошо вышло. Я не хотел, чтобы ты это видела, – признал Натаниэль, удручённо склонив голову. – Видишь ли, Мейси очень упрямая. Мы пытались с ней договориться, сохранили ей жизнь, позволили ей... – Она же ваша пленница! – возмущённо выпалила Свон, вскинув обе руки. – Давай-ка будем называть вещи своими именами. – Да, она пленница, и что? – невозмутимо согласился юный принц. – Мы могли её казнить, но не сделали этого. Потому что Мейси – часть моей Сказки. И часть Шварцвальда. – Как благородно! – с издёвкой бросила Дачес. Натаниэль лишь снисходительно улыбнулся и чуть запрокинул голову, надеясь компенсировать разницу в росте. Как же он жалок. Глуп, ничтожен, самодоволен и труслив. Пустоголовый деревянный коротышка. Ещё готовясь к этой поездке, Свон намеренно выбрала туфли на высоком каблуке. Прекрасно понимая, что вкупе с высоким ростом будет превосходить его сразу на две головы. – Мы не такие чудовища, какими ты нас представляешь, Дачес, – терпеливо объяснил Натаниэль, будто разговаривал с ребенком. И вдруг улыбнулся. – И ты не Мейси. Ты сможешь с нами договориться, если что. Так ведь? Глаза Свон слегка распахнулись, а брови изумлённо приподнялись. Услышанное всего мгновение назад, отказывалось укладываться в её голове. Перед ней по-прежнему стоял сын узурпатора. Всё тот же пустоголовый деревянный болванчик старика Дроссельмейера. Вот только говорил он теперь совсем иначе. Неужели решился, наконец, показать своё истинное лицо? – Там, наверное, шоколад уже остыл, – по-детски непосредственно поторопил её юный принц. – Пойдём? Не дожидаясь ответа, он первым взял Дачес за руку и настойчиво повёл за собой.