Двойственный

Не о том молчат дни на площадях, Не затем зима к нам ворвалась в город, Что б на брата брат, совесть не щадя, Стройным строем шел, несмотря на холод. Я не в силах врать — хочется уйти, Руки опустить, двери запереть. Что ж такое…! Господи, прости! Научи кричать, разучи терпеть. Я не в силах врать — хочется войны, Но не та война, чтоб героем быть! Что ж такое…?! Господи, прости! Научи стрелять, разучи любить! ©ДМЦ — Научи любить

— Мистер Арджент? Как только Крис, довольно потерянный, входит в больницу, к нему подходит медсестра, знакомая ему. Мелисса МакКолл — женщина с приятной улыбкой и тёмными кудрями. Крис всегда относился к ней хорошо, и иногда казалось, что, не будь в его жизни Питера и Виктории, даже обратил бы внимание на неё. Однако судьба сложилась иначе, и не то чтобы Арджент противился этому. Мелисса, он знает это, мать Скотта — члена стаи Питера. Но Скотт не слишком-то мечтал быть хейловской бетой и, вроде, отказался от места в стае. Так что участие Скотта, скорее, чисто номинальное. Крис смотрит на Мелиссу, жалея, что Питер не может быть здесь. С Питером было бы легче, но с больницами у него весьма натянутые отношения, а уж из этой больницы он и вовсе сбежал, так что являться здесь абсолютно не горел желанием. — Я рада, что вы пришли. Примите мои соболезнования, мне искренне жаль вашу жену. Пойдёмте, кое-что требует вашего внимания, — говорит Мелисса, и Крис идёт за ней, так и не проронив ни слова. В больнице много белого и пахнет лекарствами. Так сильно, что начинает чесаться нос. А ещё Криса пугает запах болезней, что стоит в воздухе ядовитым газом. Ему хочется бежать из места, пропахшего смертью и чужими страданиями, потому что это действительно страшно. Он никогда раньше не был столь чувствителен к запаху по простой причине — не являлся оборотнем. Но смрад, что стоит в воздухе, по-настоящему жуткий и вызывает паническое отвращение. — Те раны на её теле. Установлено, что миссис Арджент скончалась именно от травм, несовместимых с жизнью. Это была собака или собаки. — Собака? — потрясённо спрашивает Крис, даже притормозив, — не волк? — Сомневаюсь. В Калифорнии нет волков уже довольно давно. Анализ ДНК показал, что это собака. Крис не понимает. В его голове не укладывается новая информация. Почему собака? Почему? Крис просит оставить его с Викторией наедине, и Мелисса великодушно покидает его. Он смотрит на свою жену, а потом бессильно падает на колени прямо на пол. Слёз нет, однако его трясёт и нервически стучат зубы. Изо рта рвётся задушенный ещё в младенчестве крик, и Крис лишь сжимает челюсти — до боли, до отрезвления. Раны на теле Виктории выглядят неестественно из-за того, что их промыли. Таких ран никогда не увидишь на живом человеке, и больно осознавать, что они не зажили и уже никогда не заживут. Кожа Виктории очень бледна и холодна, но Крис до сих пор не может смириться с её смертью. Он прижимается губами к холодному лбу и чувствует себя безмерно виноватым. В том же состоянии он покидает больницу. Питер, отирающийся неподалёку, увязывается за ним тенью, но Ардженту не хочется говорить с ним. Хочется, наверное, напиться. Или умереть. Или и того, и другого. Ты разбит. Питер это сказал или подумал? Или, может, Крис сам начал говорить с собой? Нет, мысль, раздавшаяся в голове, была определённо чужой. Что там Питер твердил про ментальный контакт? Ты даже не представляешь, насколько, друг мой, думает Крис в ответ, даже не смотря на Хейла. Ему не важно, услышит тот посланную ему мысль или нет. — Ты никогда не думал о том, как было бы хорошо, если бы чашка, что ты уронил на пол, снова стала целой? — спрашивает Питер, и в его голосе чувствуются надорванные нотки. Будто у него только недавно случилась истерика, и он ещё не пришёл в себя, хотя такое состояние сейчас было у самого Криса. Удивительно, насколько тонко Питер умеет пропускать его эмоции через себя. — Наша чашка уже не станет целой. Мне кажется, я поранил руку, пытаясь собрать осколки, — сдавленно отвечает Крис. Они оба теряли кого-то в своей жизни. Питер потерял целую семью, Крис потерял жену. Оба едва не потеряли самих себя, а, может, уже и не существует прежних Питера и Криса. Тех весёлых пареньков, для которых жизнь была по колено и даже разница в социальном положении не казалась важной. Ничто не проходит бесследно. Вероятно, если бы можно было видеть души — их души были бы покрыты шрамами. Ардженту казалось, что эта самая душа смертельно ранена и теперь истекает кровью. Больно. Когда Крис возвращается домой, его встречает Эллисон. Он обещал себе, что не покажет своей слабости, но его крупно колотит, когда он прижимает её к себе. А Эллисон смотрит на него неожиданно ясно и твёрдо, хотя у неё красные и воспалённые глаза от обилия выплаканных слёз. Ему непривычно и странно видеть дочь с этим внезапным стержнем. Где та девчушка, что так волновалась за отца, пусть он всего лишь провёл ночь вне дома? Крису чудится в её взгляде какая-то неестественность — будто бы она не узнаёт родного отца. Но больше всего пугает скорая встреча с Джерардом. Мог ли Крис общаться с ним так, словно ничего не произошло? Словно Джерард не знает о состоянии сына? Это даже звучит абсурдно. О том, что Кристофер Арджент — оборотень, наверняка уже известно всему клану. Даже странно, что его до сих пор не устранили, следуя Кодексу. Крис никогда не слышал ни об одном случае исключения, более того, сам однажды пустил пулю в лоб обратившегося друга. Это событие оставило тяжёлое и неизгладимое впечатление, и именно с тех пор Арджент впервые усомнился в правильности Кодекса. Крис ловит запах Джерарда ещё до того, как отец появляется в комнате, и внутренне готовится к надвигающейся буре. — Иди, малыш. Меня ждёт сложный разговор, — Крис подталкивает дочь в спину, пытаясь выпроводить её из помещения. Она поддаётся без споров, со странной и даже пугающей покорностью. — Как отдохнул, Кристофер? — Джерард, пройдя в гостиную, где находится Крис, улыбается, — зализал свои раны? Он звучит намеренно приветливо и дружелюбно, однако его тон сквозит подспудной опасностью. Крис чувствует себя так, словно оказался на чужой территории, хотя дом принадлежит ему. Он весь подбирается, внимательно глядя на отца. — Ты намерен следовать Кодексу? — тихо, но чётко спрашивает Крис, не отвечая на театральные вопросы Джерарда. Он приходит к выводу, что решать проблему надо открыто, а не вести какие-то притворные дебаты, будто ничего страшного и не случилось. — Конечно, — Джерард кивает с ухмылкой. Он выглядит едва ли не как настоящий злодей из кино, и его наигранное поведение раздражает Криса. У него возникает иррациональное и совершенно волчье желание оскалиться и зарычать, защищая семью и дом. Джерард пахнет опасностью. Хищник внутри Криса прижимает уши и не признаёт в человеке напротив родственника. Арджент, даже не будучи оборотнем, настороженно относился к отцу, а теперь эта настороженность переросла в настоящую неприязнь. — Шестая поправка, помнишь? — добавляет Джерард. «Господи», — Крис на пару мгновений утрачивает способность дышать, чувствуя, как гулко бьёт пульс на шее — прямо под челюстью. Он сохраняет внешнее спокойствие, в то время как внутри него бушует целый шторм эмоций. Разумеется, Джерард знал о том разговоре с Кейт, и, разумеется, этот разговор был подставлен, смоделирован умелыми руками кукловода. — Шестая поправка, Крис, — повторяет Джерард с видимой лаской, — убей своего альфу, — это слово он выплёвывает, как сквернейшее из ругательств, — и тебя восстановят. Разве не этого ты хочешь? Неужели не желаешь исправить досадное недоразумение, что произошло с тобой? Или успел снюхаться с облезлой хейловской шкурой? Видно, мало его жгли, раз он скачет по городу, как ни в чём не бывало. Именно волки убили твою жену — разве ты не ищешь мести? Джерард говорит угрожающе. Из его голоса пропадает даже наигранная отеческая любовь, остаются лишь холодные интонации настоящего чудовища. Вот, кто действительно является монстром. Не оборотни. Не Питер, нет, и уж не Дерек, тем более. Ни один из ликанов, которых знал Крис, не убивал охотников, потому что это охотники и потому что ему с детства прививали ненависть к ним. — Что ты собираешься делать? — напряжённо спрашивает Арджент. Он всё ещё держится на безопасном расстоянии от отца, не находя в себе сил приблизиться. — Нет. Что собираешься делать ты. Ты убьёшь Хейла, и это не обсуждается. Ты убьёшь его не как волк. Как охотник — пустив пулю в лоб. Ты покончишь с этим как можно раньше, до полнолуния. Крису почти что физически больно слышать эти слова. — И ты не станешь предупреждать хейловскую мразь, чтобы она снова сбежала, поджав куцый хвост. Я устал отчищать штаты от волков, мне хватило их во Франции. Ты не покинешь пределов дома, пока я не буду уверен, что ты не станешь препираться. — Понял, — только и отвечает Крис, пройдя мимо отца в сторону лестницы на второй этаж. Его словно ударили чем-то тяжёлым по голове. Джерард явно настроен серьёзно, а волчья семья Криса едва-едва отошла от страшных ран, полученных в той бойне. У Криса, в конце концов, умерла жена, а Джерард только и делает, что давит на больное, будто бы специально подстроил даже её смерть. Но это звучит абсурдно, ведь смерть Виктории была жуткой и болезненной случайностью. Она просто оказалась не в то время не в том месте. Конечно, первым делом Крис должен предупредить Питера. Любым образом. Он уже однажды чуть не обрёк Дерека умирать из-за своей пассивности и привычки плыть по течению. Теперь нельзя полагаться на случай, ведь ситуация куда серьёзнее. Наверное, даже будь Крис напичкан аконитом, он не чувствовал бы себя столь безвыходно, как сейчас. Вдруг в комнату, где закрылся Арджент, оставшись наедине с мыслями о побеге из дома, раздаётся стук. Сначала Крису думается, что это Джерард, но он вряд ли стал бы стучать. Так или иначе, мужчина подходит к двери и отпирает её. За порогом стоит Эллисон. — Я войду? — спрашивает она каким-то совсем безэмоциональным тоном. — Конечно, — Крис сдвигается в сторону, пропуская её внутрь, и вновь закрывает дверь. — Мне нужно кое-что сказать, — Эллисон садится на край его кровати, сжав кулаки на коленях. Видно, что волнуется, хотя и старается не показывать этого. Пытается быть сильной. Арджент пододвигает к ней кресло, усаживаясь напротив и сцепляя пальцы между собой. Он смотрит на дочь с долей надежды и долей опасения. То, что она скажет, может стать фатальной новостью, но не ясно, в какую сторону — положительную или отрицательную. — Пока тебя не было, дедушка говорил о собаках. Думаю, он хочет устроить облаву с собаками. Он всё твердил Кейт, что они злые, как волки, но верные. Буквально машины для убийств, готовые выполнить любой приказ. Мне кажется, он сделает что-то ужасное. Её голос дрожит, выдавая внутреннее волнение. Криса сперва коробит это «дедушка» относительно Джерарда, но потом он внимательно вслушивается в следующие слова. Как Крис мог забыть о гончих Джерарда? Точнее, не забыть, а просто не подумать о них. Если учитывать то, как Джерард вечно носится со своими охотничьими псами, то неудивительно, что он решил использовать их. Криса пробивает холодный пот. — Нет, милая. Он уже сделал, — шепчет он, беря руки Эллисон в свои. Перед его внутренним взором стоит окровавленное тело Виктории на грязной примятой траве. Крис словно вживую видит страшные раны, оставленные, как казалось, волчьими клыками и когтями. За эти раны Арджент винил себя, винил Питера и Дерека — они могли поранить ее совершенно случайно, в темноте перепутав с вражескими охотниками. Но теперь кусочки мозаики начинают складываться воедино. Это звучит жутко, но, судя по всему, дело действительно обстоит именно так. Крис шокирован, почти в ужасе, и собственные мысли кажутся ему чем-то невероятным, что могло бы произойти, но не с ним, не с Викторией. Крис отстраняется, откинувшись на спинку кресла и запустив руки в волосы. — Что он сделал? — Эллисон напряжённо и непонимающе хмурится, а Крис по-настоящему не знает, как сказать ей, что на её родную мать натравил своих охотничьих гончих её же собственный дед. Всего лишь ради того, чтобы Крис разочаровался в оборотнях и в себе, как в волке. — Ты не должна ему доверять, слышишь? Он жестокий и опасный человек. Он может сделать тебе больно, и совесть не будет его грызть, — он прижимает к себе дочь, пытаясь защитить от всего мира, — к сожалению, сейчас оборотни настроены к нам более мирно, чем Джерард, — Крис глухо говорит это в её кудрявую макушку, надеясь, что она примет его слова к сведению и прислушается к ним. Он не знает, что делать с новой информацией. Да, могло показаться, что это лишь выдумки уставшего разума, но Крис думает, что прав. Словно бы какое-то по-настоящему волчье чутьё подсказывает ему это. В данный момент Арджент действительно ненавидит своего отца. Крис буквально ощущает, что его семья, и раньше не слишком сплочённая, разваливается на куски. Он винил в этом Питера, но теперь становится ясно — да, Питер запустил своим фатальным укусом череду событий, остановить которые уже нельзя, но он стал лишь спусковым крючком, выбитым колышком, разрушившим хлипкую плотину. Ядро всего этого заключалось не в нём, а в Джерарде и Кейт. Именно они виноваты в смерти Виктории. Да, Крис готов взять вину на себя, но истинные преступники в данной истории — они. От этого осознания становится больно. А ведь Крису хватало глупости им доверять… Поддавшись ярости, охватившей всё естество, Крис подводится с места и, сунув руку в ящик стола, вынимает пистолет. У охотника оружие всегда должно быть в шаговой доступности, и сейчас он благодарен этой своей привычке. Пистолет приятной тяжестью, от которой Крис уже почти отвык и по которой так скучал, ложится в ладонь, холодя кожу металлом. Словно продолжение руки, без которого он не видел раньше своей жизни. А теперь оно кажется почти что чужим. — Будь здесь, — говорит Арджент дочери, и его слова звучат как приказ. Он заряжает пистолет и спускается на первый этаж дома. Да, нельзя предпринимать что-то вот так, с нахрапу, но Крис едва ли контролирует себя в гневе. Он хочет просто покончить со всем этим и жить нормально, без смертей близких людей. — Ты не можешь бегать с волками и охотиться с гончими, Крис. Голос Джерарда звучит лишь чуть удивлённо, когда он видит направленное на него дуло пистолета. Его сердце бьётся лишь немного быстрее, чем обычно, будто он ждал подобного финта от сына. Он даже шутит — эта пословица про волков и гончих кажется ему забавной, и его губы расходятся в тонкой улыбке. — О, я знаю, поверь мне, — это Крис отвечает? Он с трудом узнаёт свой собственный голос с нотами утробного рычания, так свойственного оборотням. Чужое сердцебиение отбивает быстрее, и Крис с мрачным удовольствием понимает — напугал. — Я знаю, — продолжает он, — и оттого заявляю тебе сейчас — я буду с волками. Когда границы размываются, ты иногда удивляешься тому, на чьей стороне оказался. Волки не предают, не убивают родных и беззащитных, не презирают за то, что ты другой, и готовы принять меня таким, каким я стал. А ты — убийца и предатель, отец. Не они. Ты, — Крис подходит ближе, всё ещё держа пистолет на изготовке и направляя его прямо в центр лба Джерарда. Сейчас Крису хочется войны. Настоящей. Не той, где нужно становиться героем, нет. У Криса отсутствуют какие-либо честолюбивые интересы, он всего лишь хочет защитить родных и близких, хочет стоять за тех, кто пока жив и кто дорог ему. Пойти на поводу у Джерарда — значит сдаться и навсегда стать послушной гончей в его своре. Пусть и слегка бракованной гончей. — Ты не в себе, Крис, — это попытка его успокоить? Джерард пытается действовать аккуратно, пытается увести разговор в безопасное русло, но Крис не поддерживает эти попытки. — Не в себе? Неудивительно, я ведь теперь чудовище, — со злостью выплёвывает он, — не волк и не охотник — бастард двух кланов, не нужный ни тем, ни другим — по твоему мнению. Но может суть в том, что я тебе никогда не был нужен, а? Тебе вообще не было дела до семьи, как нет и сейчас — тебя интересуют лишь твои планы и идеи. Эгоистичная стратегия, не находишь? — Опусти ствол, Крис, если не хочешь наделать больше ошибок, — почти угрожающе отзывается Джерард. Видно, что он напряжён и пытается найти управу на бешеную собаку. Мог бы попытаться тоже достать пистолет, но находится в слишком невыгодном для этого положении, когда под прицелом каждое его действие. — Ошибок? — саркастично переспрашивает Крис, — а не наделал ли их ты? Каково было спускать своих убийц на мою жену? Как бы восприняли новость об этом в клане? Старик-Арджент убивает своих же собратьев-охотников — неожиданный поворот! Лицо Джерарда сначала вытягивается как-то удивлённо-возмущённо, а потом на его губы ползёт ухмылка. — Я понял, Крис. Уловил ход твоих мыслей, — он кивает с видом победителя, — но я не собираюсь отступать так просто. Ты же знаешь, что силовой перевес на нашей стороне… — А если клан обо всём узнает? — Кто бы тебе ещё поверил… — Джерард с сомнением хмыкает, — я дам вам уйти. Но не больше. Ты и твоя стая — вы покидаете Бейкон-Хиллс и больше не возвращаетесь. Я слишком долго пытался избавить эти земли от волков, чтобы позволить им жить здесь. Я надеялся, что ты сделаешь правильный выбор, но мои надежды оказались напрасными. Такой сын не нужен ни мне, ни клану. А чтобы у вас не возникло желания вернуться — сегодня в… семь вечера дом Хейлов будет подорван. Если вы решите остаться и снова попытать удачу — валяйте, но жалеть вас, как тогда, уже никто не будет. Джерард уверен в себе, хотя и понятно, что этот план — чистая импровизация, чтобы Крис немного успокоился. Сам Крис знает, что смерть отца не принесёт ему ничего хорошего, ведь ему не хочется за решётку, хотя тот и достоин смерти. Крис опускает пистолет. Возможно, стоило надавить на Джерарда и получить более удобный компромисс, но Крису кажется, что вариант с переездом неплох. Если Джерард не будет преследовать их, то они спокойно могут задержаться в другом штате и начать новую жизнь. Жизнь по Кодексу, а не по предпочтениям человека, ненавидящего оборотней всем сердцем. Поэтому этот выход самый оптимальный, пусть Бейкон-Хиллс уже успел стать Крису совсем родным. Да и Хейлы тут живут испокон веку. Дело в том, что Джерард был прав, когда говорил о силовом перевесе, потому что они едва справились с отрядом охотников. А если придётся защищаться от нескольких отрядов? Тогда шансы на победу крайне малы. Крис смотрит на отца с ненавистью. Ненависть, разочарование, боль — все эти чистые эмоции с недавнего времени поселились в сердце Криса, хотя он, как и многие люди, хочет счастья и мира, однако обстоятельства заставляют хотеть войны. Джерард снова хмыкает, будучи уверенным в том, что Крис бы не выстрелил. Арджент поднимается наверх, чтобы забрать кое-какие вещи и отправить дочь куда-нибудь подальше от опасности. Он просит её провести время со своим возлюбленным Скоттом или подругой Лидией, и она соглашается, пусть по ней и понятно — Эллисон всё осознаёт: почему ей не нужно быть дома, зачем необходимо уйти. Крису не хочется её оставлять, он планирует обязательно забрать дочь с собой, но позже. Дело в том, что нельзя тащить её к Хейлам, где небезопасно, потому что Джерард может явиться куда раньше назначенного времени. Крис сажает Эллисон в машину и доезжает до дома МакКоллов, потом крепко обнимает дочь на прощание, обещая, что вернётся. Она пытается незаметно стереть слёзы и просит его сдержать обещание. Крис надеется, что ему удастся сделать это. Далее он едет в сторону хейловского особняка. Его сердце колотится очень быстро, выдавая внутреннее волнение. Крис, честно говоря, устал жить в постоянном волнении, но судьба снова и снова подкидывала ему очередные испытания. — Волчонок, — Питер, встретивший его, радостно обнимает Криса, крепко прижимая к себе и поглаживая ладонью по спине. Арджент судорожно выдыхает, цепляясь за него, как за последнюю соломинку, и понимает, что не смог бы пойти на поводу у Джерарда и убить своего альфу. Сейчас это кажется совершенно невозможным, хотя раньше, когда он ещё не знал личность альфы, был готов пустить ему пулю промеж глаз. — Он требует, чтобы мы уехали, — передаёт Крис слова Джерарда. Они с Питером сидят прямо на траве за домом, решив поговорить только наедине. Крис хочет остаться здесь, правда. Ему действительно импонирует этот лес, этот дом, эти люди, но обстоятельства… Они всегда вынуждают действовать не так, как хочется. — Ты думаешь, это выход? — Питер спрашивает с горечью, поворачивая голову в его сторону, — это место нам дорого. Оно не просто здание, где можно жить, оно — дом. Мы не просто так раз за разом возвращаемся сюда, хотя от него остались лишь обгорелые развалины. Понятно, что Питер и Дерек, как и все волки, привязаны к своему логову. Крис не осуждает их за желание остаться, он и сам хочет этого. Но могут ли они противиться решениям судьбы? — Можем, — Хейл снова схватывает самые яркие мысли своего беты, — нам не обязательно уходить, Крис, — он ободряюще улыбается и кладёт ладонь Ардженту на колено. Крису хочется поверить Питеру. Хочется перенять его уверенность в том, что всё может быть хорошо. Всё-таки пессимистичность — не самая лучшая черта характера, и она только мешает по жизни. — Та квартира, — продолжает Хейл, чувствуя нерешительность собеседника, — она лишь на крайний случай. Зализать раны, как в этот раз. Но она совсем не дом. Я ей не дорожу, как и Дерек. А домом мы дорожим и не собираемся отпускать его так просто. Питер говорит мягко, спокойно, как ребёнку объясняя своё мнение, которое кажется ему единственным правильным. А, быть может, оно такое и есть? Крис прислушивается к его позиции и осознаёт, что всё его естество жаждет разделить эту позицию с Питером. — В семь часов сюда явятся люди Джерарда. Скорее всего, он сам тоже будет здесь — ему любопытно посмотреть на крах дома Хейлов, — наконец отвечает Крис, вздохнув. Он кладёт руку поверх ладони Питера на своём колене — чужое тепло подбадривает, помогает увериться в том, что он не один. — Я знаю, что они придут убивать, — в голосе Питера вновь проскальзывает нестерпимая горечь и ненависть к охотникам, — во времена Талии такого не было. Нас не травили лишь за то, кто мы есть. Он кривит губы в печальной, злой усмешке. Крис полностью разделяет его состояние. Да, он оборотень совсем недолго, но ему уже довелось пережить тяготы, с которыми сталкивается каждый волк на своём жизненном пути. Он и сам чувствует будто вязкий ком злости прямо в центре груди, за солнечным сплетением. Кажется, что если сунуть туда ладонь, то пальцы тут же наткнуться на этот ком, увязнув в черноте отрицательных эмоций. Крис резко подводится с места, поднявшись на ноги, потому что воздух вдруг становится невыносимо душным, хотя вокруг лес. Питер встаёт следом и, качнувшись в его сторону, внезапно делит с ним полным боли и отчаяния поцелуй, который больше походит на укус. Их зубы сталкиваются, и Крис сперва замирает от неожиданности, а потом отвечает, так же искренне делясь своими эмоциями и чувствами, переполняющими хрупкую человеческую оболочку. Он не знает, почему им постоянно приходится испытывать боль. Почему необходимо жить со старыми ранами, никак не желающими рубцеваться, и получать новые. Однако сейчас мысли просто покидают тяжёлую от непрекращающихся терзаний голову, оставив спасительную пустоту. Крис чувствует только руки Питера на своём лице, чувствует его губы на своих губах — и это так правильно. Впервые за долгое время Арджент воспринимает поцелуй, как своеобразное освобождение от оков ядовитых мыслей и страдания. Они с Питером словно делятся болью, и она растворяется, оставляя лишь гадкий осадок былых мук. Ладони Криса ложатся на чужие лопатки — он притягивает к себе тело Хейла, словно пытаясь вплавить в своё. Питер толкает его к стене дома, вжимаясь вплотную, урча по-волчьи. Это мягкое урчание, что должно, по идее, успокаивать, только раззадоривает, и Крис, к своему удивлению, коротко рычит в ответ. Сам от себя не ожидал такой отзывчивости, а уж Питер — тем более, поэтому он одобрительно проходится поцелуями по линии челюсти, дышит на ухо и ласково гладит по переносице. Арджент никогда не предполагал, что это действие может быть настолько приятным, как не предполагал и того, как чувствителен его нос. Крису хочется закрыть глаза и раствориться в ощущениях. Но он смотрит, впитывая в себя, запоминая, отпечатывая в памяти каждую чёрточку лица Питера, будто бы этот день — последний для них. Будто именно сейчас они стоят на краю пропасти, и стоит сделать шаг — бездна. Крис ощущает особую наэлектризованность воздуха, как перед грозой. Их с Питером запахи мешаются, их эмоции и мысли мешаются, наполняя не только их самих, но и замирая взвесью вокруг. Крис вдыхает полной грудью и гладит Хейла по спине. Руки Питера свободно гуляют по его торсу, заласкивая, и Крис едва ли не ошарашенно понимает, что возбуждается. Во время почти войны, когда в доме Дерек и когда у них есть лишь несколько жалких часов до появления Джерарда. Все это вдруг кажется не таким важным, а тело остро реагирует на чужое тепло и внимание. Питер иначе пахнет, каким Крис его ещё не ощущал. Его запах теперь отдаёт пряными горьковатыми нотками и чем-то сладким, и эта смесь проникает в лёгкие, не желая их покидать и кружа голову. Изголодавшееся по ласке тело отзывается весьма однозначно, и Крис отмечает, что ему одинаково нравятся и мягкие касания чужих губ, и поцелуи-укусы. Он тратит остатки сил на то, чтобы специально настроиться на волну Питера, и это стоит того. Желание, нежность, любовь. И когда Питер чуть отстраняется, Крис видит его по-настоящему влюблённый взгляд. Его голубые глаза вспыхивают красным, отражая внутреннее волнение. Ардженту всегда нравилась их изменчивость, и кто, как ни он, мог знать все оттенки этого взгляда. От яркой лазури до тёмной синевы, похожей на грозовое небо. Крис помнит его с голубыми волчьими глазами и, теперь, с красными. Крис не знает, откуда берётся это щемящее чувство в груди, но он вдруг понимает — если что-то случится, если данный день — их последний совместный день, то Крис не хочет отталкивать человека, которого, по-видимому, действительно любит. Поэтому он запускает пальцы в кудри Хейла, пропуская их между пальцами, а потом притягивает его к себе и целует — сам, по своей инициативе, и Питер отнюдь не дурак, чтобы не встретить эту инициативу с радостью. — Ты их слышишь? Эмоции? — хрипло спрашивает Крис, потому что его начинает едва не потрясывать от обилия всего того, что он воспринимает. Так много чувств — в два раза больше, чем Арджент мог бы испытать. Питер, тяжело дыша, медленно кивает и чуть наклоняет голову в сторону, как большой пёс. Его руки тем временем ныряют под рубашку Криса, и тот в полной мере оценивает прикосновение прекрасных хейловских ладоней к своей коже. Судорожный вздох срывается с его губ, и он притягивает Питера ближе, кладя руки ему на поясницу. Они смотрят друг на друга, отчего-то медля — пытаясь как можно дольше растянуть момент ментального единения. — Знаешь что, Крис? — эмоционально и сбито шепчет Питер. Арджент приподнимает брови, показывая, что внимательно его слушает, — я хочу, чтобы ты был мой. — Я твой, — легко соглашается Крис, ещё не понимая, к чему ведёт Питер. Ему кажется, что это просто очередная формальность, которые тот так любит. — Нет же, — Питер мотает головой, — совсем мой. Я хочу на тебе свою метку. Заявление немного выбивает Криса из колеи. Фраза про метку не заводит, как могло показаться. Питер выглядит взволнованным и взъерошенным и смотрит так, словно от согласия Криса зависит вся его жизнь. Крис же даже без особого волкосправочника — интересно, есть такой? — может понять, что метка для волка — не просто эпатажное действо, а что-то вроде ритуала, традиции скрепления пар. Того, насколько подобная метка может быть долговременной, Арджент не знает. У оборотней ведь крайне быстрая регенерация, так что метка должна сойти довольно скоро. — Валяй, — Крис кивает и откидывается головой о стену позади себя, открывая шею, — я правильно понял, ты хочешь меня укусить? Где, здесь? — Я хочу, чтобы все знали, что ты мой, — упрямо повторяет Питер и хищно скалится, как зверь, дорвавшийся до лакомого куска. Он наклоняется к шее Криса, вдыхая густой запах у самой кожи и шумно выдыхая через нос. Крис гладит его по лопаткам, побуждая действовать дальше, а у самого сердце колотится — тоже начал волноваться. Он слышит и сердце Питера, как оно сбилось на эмоциональный искренний темп, быстрее разгоняя кровь по телу. Хейл кладёт руки ему на талию и крепко держит, видимо, опасаясь того, что Крис начнёт вырываться. Но Крис не вырывается, продолжая с готовностью подставлять беззащитную шею — этот доверительный жест заставляет Питера снова и снова удовлетворённо принюхиваться к ней, упиваясь покорностью беты. — Будет больно, — предупреждает он, на что Крис лишь дёргает головой. — Я не хрустальный, альфа, — возражает Арджент, — действуй. Питер взрыкивает и одним плавным манёвром пододвигается ещё ближе. Волчьи зубы входят в тело мягко, как раскалённый нож в масло. Крис, вопреки своим словам, вздрагивает и шипит сквозь сжатые челюсти, однако руки Хейла удерживают его на месте, не давая сдвинуться. Это действительно больно, но вытерпеть можно. Утробное рычание Питера сменяется урчанием, и Крис чувствует вибрацию кожей. И чует запах собственной крови, которая дурманит не хуже всего того, что происходит. Метка — это нечто крайне интимное, личное, и Крис позволил Питеру себя пометить, сделавшись безоговорочно его. Это осознание вгоняет в странную эйфорию. Крис как будто ощущает заполненность, но на ментальном уровне. Напоминает физическую близость только в духовном плане. Возможно, на уровне их волчьих ипостасей, но это последняя мысль, до которой может додуматься Крис. Он сжимает пальцы в хейловских волосах, в судорожном движении притягивая ближе его голову, и рычит в голос, а весь мир словно сужается до Питера, его клыков и пульсации крови в прокушенной ране. Наконец, Питер отстраняется и выглядит уставшим, но крайне довольным. Они дышат одинаково тяжело, будто только что пробежали дистанцию без подготовки. Крис ощупывает пальцами края раны и тонко улыбается. — В последний раз, когда ты вогнал мне в плечо свои зубы, я сломал тебе нос, — отдышавшись, напоминает Крис. — Я не думаю, что тебе стоит продолжать традицию ломать мне нос, — задорно фыркает Питер. — А мне кажется, что ты неизменно заслуживаешь этого, — со смешком возражает Крис, — но, вообще, слишком уж ты довольный для человека, который просто оставил на мне свой след от зубов, что сойдёт через пару дней. Питер привычным жестом укладывает ладонь ему на шею с другой стороны от места укуса. — Я думаю, что она сойдёт не так скоро, как ты думаешь, — теперь он хищно ухмыляется, показывая ряд зубов, которыми только что самозабвенно впивался в чужую плоть. — Какие-то волчьи штучки? — Крис вопросительно поднимает брови. — Волчьи штучки, — Питер кивает, — не каждый альфа даёт метку своим бетам и не каждый бета получает метку от своего альфы. Я никогда не давал меток, но почти уверен, что след в той или иной мере останется, пока ты находишься в моей стае. И теперь каждый ликан будет знать, что ты чей-то. Мой. — Я тебе больше скажу, — говорит Крис, снова чувствуя прикосновение пальцев Хейла к коже на своей шее — он оглаживает место укуса, будто бы пытаясь запомнить контуры. Его пальцы притрагиваются мягко, почти невесомо, но Арджент всё равно ощущает их — и ему трудно назвать это прикосновение неприятным, — теперь и обычные люди будут знать, что я чей-то. Господи, волк, я недавно потерял жену и уже хожу со следами на шее, — Крис говорит это без сожаления, но с лёгкой досадой на самого себя. — Виктория бы хотела, чтобы ты был мой, — совершенно серьёзно шепчет Питер, понизив голос и прижавшись своим лбом к чужому. Так, что их одинаково голубые глаза находятся напротив друг друга. — Я всегда говорил, что со своим взглядом ты напоминаешь мне хаски, — Питер усмехается, и его усмешка пропитана светлой горечью по безвозвратно ушедшему прошлому, — а теперь ты настоящий волк. — Твой волк, — кивает Крис, зная, что Питер жуткий собственник, и похлопав его ладонью по плечу, — надо предупредить Дерека. Ему стоит быть готовым к вечеру. — Обязательно. Пойдём. Когда они проходят в дом, Дерек находится на старом диване с книжкой в руках. Ему, вероятно, нечем заняться в руинах сгоревшего дома, поэтому он самообразовывается. Неудивительно, что из-за постоянного чтения различной литературы, младший Хейл знает очень многое в разных областях и каждый раз поражает эрудированностью. Завидев их, Дерек втягивает носом воздух слишком уж театрально, принюхиваясь к запаху дяди и его беты. Потом поднимает брови, и его лицо принимает озадаченно весёлое выражение с долей недоверия. — Ты дал ему себя пометить, Арджент, серьёзно? Он сделал тебя своей парой? — неверяще спрашивает Дерек, даже отложив книгу и приняв сидячее положение. — Парой? — повторяет Крис и, нахмурившись, смотрит в сторону Питера — тот выглядит чрезмерно довольным, — мне кажется, или я чего-то не знаю? Не то чтобы Крис недоволен, его возмущение скорее напускное, и Питер прекрасно это понимает. — Метка — символ принадлежности, — с готовностью отвечает он, ухмыляясь, — так что да, ты моя пара. — Я даже не знаю, льстит мне перспектива стать парой волка-психопата или наоборот, — тянет Крис, не сбавляя позиций и скрещивая руки на груди. За беззлобными перепалками легче проводить тяжёлое время. Да, он вполне отдаёт себе отчёт в том, что спустя несколько часов сюда явится его собственный отец, настроенный враждебно и желающий покончить с волками — Крис знает всё это. И, наверное, именно из-за данного знания ведёт себя так, как, казалось бы, не должен. Поведение Арджента ни что иное как защитная реакция организма на стрессовую ситуацию. Так действительно проще. — В твоём случае это не перспектива. Уже нет, — возражает Питер, качнув головой. Возможно, ему и хочется продолжить разговор, но он проходит мимо Криса к Дереку и присаживается на корточки около дивана. Арджент неизменно отмечал, с каким трепетом обращался Питер со своей семьёй, и это было одновременно трогательно и печально. Печально оттого, что такой страх потерять — результат кошмарного пожара, причиной которому стала его собственная семья. Да, теперь Крис совершенно не сомневается в виновности Арджентов, потому что все стрелки указывают на них. И нет причины опровергать эти доказательства — слишком уж часто Крис в последнее время убеждался в жестокости родственников. Крис, на самом деле, словно прозрел. Все его попытки быть частью клана, понять их мировоззрение обречены на провал изначально, потому что Джерард строит отношения на лжи и жестокости. К сожалению, Крис понял это слишком поздно, и многое уже невозможно исправить. Со смертью Виктории пришло осознание собственной свободы. Особенно, свободы в выборе. Крис в очередной раз думает о том, что лучше положит жизнь на защиту своей маленькой стаи, чем останется послушной пешкой в руках отца. Он вообще думает много, но именно способность мыслить, анализировать, не соглашаться делает его боеспособным. Питер передаёт Дереку ситуацию, и тот, как всегда, воспринимает новость спокойно и хмуро. — Только не расстраивайся, — Питер хлопает его по колену, поднимаясь с пола, — мы что-нибудь придумаем. Будем импровизировать. — Импровизация — твой конёк, — фыркнув, соглашается Дерек. Питер ведёт себя, как настоящий вожак, координируя действия стаи. Крис неожиданно ловит себя на том, что восхищается таким почти незнакомым Питером. Хейл сейчас уверен в себе, и эта уверенность заражает их, не давая сомневаться в том, что у них всё получится. Джерард со своими людьми появляется ровно в семь, как по часам. Крис чует запах пороха и аконита и невольно кладёт ладонь на свой пистолет у пояса, с которым так и не расстался. Крису повезло в том, что у его волка в некоторой степени возникло привыкание к акониту, и он уже не чихал, когда его пары попадали в нос. Это позволяет ему пользоваться оружием даже с аконитовыми пулями, однако Крис уже давно заменил пули в магазине своего глока. Зачем держать при себе оружие на оборотней, если совсем не оборотни сейчас представляют опасность? Крис с Хейлами продолжает находиться в доме. Дерек, прижавшись боком к стене, осторожно выглядывает в окно. — Их там с дюжину точно, — наконец говорит он, чуть повернув голову в сторону Питера. Тут прямо мимо его уха свистит пуля, и Дерек, невольно вздрогнув, отшатывается назад. — Они предупреждают, — поясняет Крис. Он очень хорошо знает, как работают охотничьи увёртки — сам учился им с детства, — они пока не хотят убивать. Уверены, что мы в доме, и дают нам право уйти. — И мы этим правом не воспользуемся, — твёрдо отвечает Питер, — это наш дом. Крис кивает, хотя у него ещё оставалась надежда на то, что Питер согласится уйти. Арджент не спорит, соглашаясь с позицией своего альфы. Вытащив из кобуры пистолет, мужчина снова проверяет, что он заряжен, и снимает оружие с предохранителя. Они покидают дом. Крис бросает взгляд на Питера с Дереком, убедившись, что Хейлы хорошо держатся. Потом поднимает пистолет, наставляя его на Джерарда, стоящего впереди охотничьего отряда. Тот в ответ тоже вскидывает пистолет. Всё происходит в абсолютном молчании присутствующих. Шуршит лес, раздаётся дыхание и ускоренное сердцебиение, но больше ничего. Теперь Крис прекрасно знает, как пахнет напряжение: воздух вокруг душный, сухой, как перед грозой. Крис старается дышать ровно, чтобы не выдать волнения. У него даже получается — пистолет почти не дрожит в руке. Охотники не знают, как реагировать на ситуацию: два выходца из знаменитого клана Арджентов, отец и сын, рискуют убить друг друга. Отряд Джерарда, как чутко понимает Крис, ощущая разрозненность в рядах, не разделяет его мировоззрения и не собирается вести перестрелку с невиновными. Сейчас охотники не знают, как им поступать и кого поддерживать, и это только на руку стае. Крис понимает, что тогда он и Хейлы совершили ошибку, атакуя врагов. Быть может, в обратном случае и не произошло бы боя. Виктория не умерла бы. — Заметь, Крис, я даже не привёл с собой Кейт, — старческий голос Джерарда разрезает тишину словно раскалённый нож, — если бы хотел убивать, она бы не помешала, не так ли? Будь Крис прежним Крисом, поддался бы на этот довод. Но он уже совсем другой человек и слишком хорошо знает, как Джерард умеет строить линию нападения: жертвовать ферзём, чтобы поставить мат королю. Порой необходимо отдавать крупные фигуры ради победы, и именно поэтому он исключил Кейт из списка приглашённых на вечеринку, как сказал бы Питер. — Я сказал, что дам вам возможность уйти. Вы не воспользовались моим великодушием, — продолжает Джерард, не дождавшись ответа от сына. — Мы остаёмся, — Крис говорит твёрдо, не оставляя путей для отказа. — Вы умрёте вместе с обломками дома, — пожимает плечами старший Арджент, обрисовывая перспективу. — Уходи, отец, — Крис рычит угрожающе, — и мы не побеспокоим тебя. — Ох, это угроза? Мой младший ребёнок обзавёлся зубами? — Джерард скрипяще и зло смеётся, и этот смех почти выводит Криса из себя. Следи за эмоциями — слышит он в своей голове, без труда узнавая отправителя слов. Питеру легко давать советы, когда переговоры ведёт кто-то другой. — Твой младший ребёнок вырос. И больше не твой ребёнок. — Моё дело предупредить, — это звучит уже жёстко. Крис чувствует, что Джерард не станет больше разменивать любезностями. Он действительно дал им возможность уйти, но Крис готов отстаивать интересы Питера, потому что и так слишком перед ним виноват. Да, пожар Арджент повесил на свою душу острым крюком, каждый раз бередящим старую рану. Он должен был сделать что-то ради Питера и ради Дерека, и если необходимо защитить дом — Крис сделает это, лишь бы избавиться от груза вины перед ними. Далее всё происходит для него словно в замедленной съёмке. Вот Джерард вскидывает свободную руку, и на них летит первый залп охотничьих пуль. Это пока не убийство, пока ещё тоже предупреждение. Однако позади кто-то издаёт болезненный рык — Крис не оборачивается, но пребывает в уверенности, что это Дерек. Всё-таки научился отличать их голоса. Всё в порядке, мы держимся — снова раздаётся в голове. Видимо, Дерек не сильно пострадал. Вот Джерард плотнее обхватывает пистолет, смотря прямо в глаза Крису. Вот его палец сдвигается на миллиметр, мучительно медленно нажимая на курок — у Криса сжимается нутро, и он стреляет в отца. Оба выстрела раздаются одновременно. Вот Криса толкает что-то в плечо — так сильно, что он, не удержавшись на ногах, оказывается на земле. Шокированные взгляды охотников. Стук сердца. Вот сверху падает что-то тяжёлое — Крис ловит Питера и прижимает его к груди. Стук. Вдох. Сердце пропускает удар. Крис смотрит на дыру от пули аккурат посередине лба Питера.