Кровь на бумаге

Его руки творят зло, но в душе он мечтает о другом. Сердце о Дауде.

      Дануолл — столица Империи. Культурный центр всего Гристоля. Этот город был полон возможностей для самореализации. В нём было всё необходимое для жизни. Дануолл расцветал на глазах, не смотря на прогрессирующую эпидемию крысиной чумы.       Таким этот город наивно видели почти все жители столицы. И лишь одна четверть его населения знала, что за идеальной маской скрывается серое обличье с примесью постоянных грязных делишек. Пробиться в люди можно было лишь с помощью связей или денег. Впрочем, золото правило этим городом. Оно превращало обычных рабочих в больших шишек, давало возможность приобрести весьма интересные вещички, а порой даже убивало в корыстных целях. Кому как не Клинку Дануолла это знать.       Дауд был одним из тех немногих, которые давно сняли с себя розовые очки и научились смотреть на мир трезво. Он видел, как столица утопала в грязи и крови, хотя и сам способствовал этому, ведь мужчина тоже шёл на поводу у золота. От его рук пали множество аристократов, освобождая место для других. Его клинок регулярно полировался голубой кровью. Дауду платили за то, что он убивает. И его это устраивало уже множество лет. Если обычные люди обожали смотреть на то, как небо горит разными цветами на закате, то Дауд любил наблюдать за тем, как его нож пронизывал человеческую плоть и окрашивался в красный.       Мужчина привык к своей работе. Ему поступали заказы, за которые он почти сразу же брался, после чего выполнял их, в очередной раз пачкал свой нож кровью, а затем приходил домой и вытирал острое лезвие о бумагу: два раза, оставляя две ровные линии, что пересекались и зачеркивали лицо жертвы, умершей пару минут назад. После каждой своей вылазки Дауд пялился на один из плакатов на своей стене, что был обозначен свежим красным крестом. Порой он думал о своей сущности, о том, кем он стал и что пора бы остановиться. Правда, спустя минуту сразу же выбрасывал ненужные мысли из головы и шёл рассматривать новые заказы на людей, выбирая следующую цель, ту, что поинтереснее.       Сегодня же Дауд уже как сорок минут стоял на месте, уставившись на зачеркнутый портрет своей последней жертвы, умершей буквально час назад. Губы убийцы были поджаты, а пальцы сильно сжимали стакан с виски. Мужчина пил редко, но в этот день без алкоголя он обойтись не мог. Коричневая жидкость билась о прозрачные стенки стакана: рука Дауда сильно дрожала, как и всё тело. Глаза по-прежнему всматривались в плакат, на котором была изображена императрица Дануолла — Джессамина Колдуин. «Уже мертвая императрица», — добавил тот про себя, жадно вдыхая воздух. Второй раз за всю свою жизнь он пребывал в таком состоянии. Второй раз он чертовски жалел о содеянном.       Дауд лишил жизни тысячи людей, но хранил в своей голове лишь два убийства, чтобы помнить о фатальных ошибках, каждая из которых развернула его жизнь на сто восемьдесят градусов. Он не знал, что его ожидает после смерти императрицы, но вот последствие первого судьбоносного заказа на человека сейчас спало на его кровати.       Шесть лет назад империя захотела добавить к своим владениям ещё один остров — Морли. Вот только его королева всячески препятствовала выгодной для Дануолла сделке. Джессамина Колдуин искала дипломатичные пути решения этой ситуации, но Хайрем Берроуз решил упростить задачу и впервые обратиться к Дауду, попросив его об убийстве за награду. Уже на следующий день ассасин направлялся в главный дворец Морли, сжимая в руках свой клинок, готовый вновь умыться благородной кровью. Убийце хватило трёх минут, чтобы вычистить всю стражу, ведь непроглядная тьма ночи лишь облегчала ему и без того не совсем сложную задачу. В следующую секунду острое лезвие полностью вошло между груди королевы, от чего та спустя миг бездыханно свалилась на ледяной пол. Она умерла на глазах своей дочери, о чём пока что даже не подозревал Дауд. Он думал, что в доме, кроме стражи, лишь она и король, но это было не так. В тесной комнате возле окна стояла девятнадцатилетняя принцесса, отчаянно закрывая себе рот рукой, чтобы подавить громкие всхлипы. Она следила за, как ей казалось, медленным падением её матери, за удивлённым взглядом отца, а затем и за появившейся на его губах красной струёй, вызванной ранением в живот. Девушка в отчаянии зажмурилась, после распахнула глаза и посмотрела на убийцу в красной тунике, который на тот момент уже во всю прожигал её взглядом, а в следующий миг исчез. Дыхание принцессы сбилось ещё больше, ведь та поняла: он направился и по её душу. Она быстро обхватила тонкими пальцами тяжёлый мраморный светильник в надежде, что сумеет себя защитить. Через три секунды деревянная дверь отворилась, а перед ней уже стоял смуглый мужчина с холодным, совершенно безразличным взглядом, как у настоящей хищной акулы. Он резко оказался у неё за спиной, но девушка сумела кое-как увернуться и даже попыталась огреть убийцу светильником, но, конечно же, попытка была неудачной. Дауду хватило одного резкого удара, чтобы выбить такое себе оружие для обороны из бледной руки принцессы, и ловкого движения, чтобы прижать её к стене и приставить клинок к глотке. Он рукой сцепил её запястья над головой девушки, на всякий случай, чтобы у неё не появилось вновь желания схватить ещё какой-то тяжёлый предмет. Так что ему оставалось лишь надавить на нож и пустить кровь из её шеи, но почему-то его глаза решили напоследок прогуляться по принцессе. И это было роковой ошибкой, ведь в тот же миг Дауд впервые потерял над собой контроль. Он ощутил в себе совершенно незнакомое для него чувство, чужое и не присущее ему. Это было не то предвкушение смерти человека от его руки, а настоящее животное желание. Дауд испытывал необходимость искусать до крови приоткрывшиеся от страха губы девушки, пройтись языком вдоль вздувшейся от переизбытка адреналина вены на тонкой шее, до синяков сжать трясущиеся от сильного испуга стройные ноги. Правая рука отпустила клинок — и тот со звенящим звуком ударился о пол. А затем Дауд поддался первому в своей жизни искушению. Принцесса же почти не оказывала сопротивления, а лишь еле слышно всхлипывала, потому что понимала: одно резкое движение — и она мертва. А жизнь ей всегда была дороже всего. Поэтому та как можно сильнее вжалась в стену, отвернув голову влево и закрыв глаза, пытаясь думать обо всём на свете, только не о горячем дыхании на её коже и тихом рычании, что время от времени резало её слух.       После той ночи убийца долго не видел принцессу, но почему-то из головы выбросить её не мог. Девушки никогда не интересовали его, да и парни тоже. Билли Лерк всегда была для него лишь способной ученицей, и, порой, другом, но никак не предметом обожания, хотя та и претендовала на эту роль. Он думал, что больше никогда не увидит дочь покойной королевы, но их пути пересеклись через четыре года.       Каждый день в Дануолле появлялись объявления о новых убийствах и пропажах людей. Конечно же, обычно это были дела рук Дауда, но последним временем плакатов о смертях стало больше, а «китобои» понятия не имели, что творится. Глава ассасинов не обращал на это слишком много внимания: он готовился к выполнению нового заказа, закрепляя мини-арбалет на своём левом предплечье. В этот раз целью была очередная мадам из высшего общества — Каллас Абеле. Дауд не был уверен, что убить её будет легко, ведь в её доме полно охраны, но как только они с «китобоями» прибыли на место, то увидели, что та стоит на балконе, свесив руки вниз, держа в них кружку. Большего удачного момента для устранения цели было не найти! Дауд заправил в арбалет железный болт, прицелился, но не успев выстрелить, как та уже свалилась с балкона с перерезанной глоткой. Мужчина резко осмотрелся по сторонам, а затем замедлил время, чтобы нежданный убийца не успел скрыться из виду. Все вокруг стало чёрно-белым, а на крышах было какое-то движение. Дауд ахнул: ассасин не только мог передвигаться, не смотря на остановку времени мужчиной, а ещё и делал это с удивительной скоростью. «Меченый, — подумал тот, а затем про себя добавил: — Невероятно». Дауд явно не ожидал такого поворота событий, но вовремя опомнился и возобновил течение времени, а сам приказал своей команде гнаться за убийцей, который пересёк уже шесть крыш.       Погоня длилась недолго: не смотря на то, что у меченого тоже были силы Чужого, Дауд был выносливее и проворнее. Преодолев ещё четыре крыши, мужчина схватил убийцу за руки, заломав их за спину, а затем сорвал с него маску, которая скрывала лицо. В тот же миг неизвестный ловко вырвался из хватки Дауда и ринулся вперёд, перед этим сделав глупость, посмотрев на Клинка Дануолла. И мужчина невольно замер, давая возможность убийце остаться живым и убежать. Какого было удивление Дауда, когда тот понял, что этот неизвестный — девушка. Ему хватило мгновения, чтобы узнать серые глаза королевской дочери.       Дауд не охотился на неё, но изредка посылал Томаса или Лерк проследить за ней, ведь те были мастерами делать это совершенно незаметно. Конечно же, мужчина поступал так только потому, что девушка составляла ему конкуренцию на черном рынке, и это было крайне невыгодно. Нужно было что-то с этим делать, но убивать её не хотелось. Спустя пять месяцев такая возможность всё же предоставилась Дауду. — Я послал Сэма за руной, босс, — сказал Томас, — немного расчистил путь в Колдридж и оценил в нём обстановку. — Сегодня Дауд должен был убить правую руку начальника тюрьмы, что было крайне нелегко устроить, но сумма, за которую он должен это сделать, его подкупала. — Докладывай, — велел Дауд своему подопечному. — Там полно охраны, и даже если мы устроим дебош и попытаемся всех перерезать, то вряд ли у нас это получится. По одному устранять тоже не вариант: они наблюдают друг за другом. Поэтому нужно просто незаметно прокрасться. Я заприметил небольшой вход в тоннель под мостом, через который можно попасть в тюрьму, так что, думаю, у нас всё выйдет, — внятно и быстро доложил об обстановке Томас. Дауд лишь кивнул и решил не задавать лишних вопросов, но вот «китобой» замялся, что привлекло внимание мужчины. — Что-то ещё, Томас? — спросил тот, приподнимая бровь. — Видите ли, я обнаружил в Колдридже ещё кое-что, а точнее, кое-кого. Получилось так, что я пробирался через подвал и заметил в нём камеру, в которой звучит музыка из шарманки. Меня это заинтересовало, и я решил взглянуть, а затем увидел, что в ней держат того самого убийцу. Вернее, ту. — Дауд пару раз моргнул глазами, поблагодарил Томаса за информацию и остался наедине со своими мыслями. Вот куда пропала девушка на два месяца: она попалась смотрителям.       В ту ночь Дауд спас её. Он притащил почти бездыханное тело в логово «китобоев», выделил ей комнату и заливал девушке в рот духовный бальзам Пьеро, чтобы та не умерла от недостатка сил Бездны, а она была на грани. Мужчина каждые два часа прислонял горячие пальцы к её тонкой шее и считал пульс, которого почти не было. Дауд выхаживал принцессу, убийцу, его конкурентку, девушку, которая явно его ненавидит. Почему? Он не знал. Лерк искренне не понимала ассасина, но Томас поддерживал его и помогал в этом деле. И Дауд был благодарен. Только спустя неделю бывшая принцесса наконец очнулась.       Тогда мужчина поставил её перед выбором: умереть от его руки или присоединится к его банде. Он понимал, что если отпустит её, то конкуренция вновь восстанет между ними, а Дауд не хотел этого. Из-за упадка прибыли, конечно же. Или может просто потому что не хотел враждовать с ней?..       Она согласилась. У неё не было выбора, а жизнь девушка любила, не смотря на все преграды. В тот же день она надела тунику китобоя и чёртову маску из резины, из-за которой от неприятного запаха морщился нос и слезились глаза. Но девушка сроднилась, как и все «китобои». Она привыкла к ежедневным тренировкам, практике в магии наедине с Даудом и душевным беседам по вечерам с Томасом, ставшим ей другом за считанные дни. Свыкнуться девушка не могла лишь с назойливым прожигающим взглядом главаря китобоев. А спустя какое-то время она сама и не заметила того, как стала следить за ним в ответ. Ей нравилось смотреть на то, как он тренируется. Дауд двигался ловко, правильно и красиво. Он не позволял себе ошибок, промахов или падений. Мужчина всегда убивал быстро, четко и безэмоционально. Иногда бывшую принцессу бесила эта сдержанность главаря, ей хотелось хоть раз увидеть в нём обычного человека с чувствами. Почему-то она верила в существование быстро бьющегося сердца в его грудной клетке. И оно было у мужчины, хотя убийца и не признавал этого. Дауд чувствовал его, когда смотрел на то, как новая подопечная отчаянно пытается одолеть своего партнера по тренировочной схватке, как она судорожно поправляет волосы, ибо те раз за разом падают ей на лоб, как она улыбается, хохочет и хватается за живот из-за шуток Томаса.       И однажды ассасин, поджигая очередную сигарету, словил себя на мысли, что хотел бы сам заставлять её смеяться, и ужаснулся. Он застыл на месте, так и не обхватив губами сигару, а оставив её испепеляться в дрожащих пальцах. Мужчина быстро попытался взять себя в руки и выбросить эту сентиментальную чушь из головы, но внутри него уже разрастались голубые цветы сквозь толстые шары черной гнили. Где-то в глубине души он вдруг осознал, что ещё не всё потеряно, что у него есть шанс на нормальную жизнь. Убийца нашёл спасение в её бездонном, вечно штормящем океане серых глаз. Её губы были лечением, тихие стоны стали необходимостью, а сладостная боль от царапин на его спине заставляла рычать от удовольствия.       Как она вообще смогла его простить? Забыть о том вечере в Королевском дворце в Морли. Просто в один момент еле ощутимые прикосновения пальцев мужчины по её коже, его присутствие, прожигающий взгляд стали наркотиком для девушки. Убийца манил к себе, заставлял пылать такой порочной и неправильной, но всё же любовью. Ей нравилось наблюдать за тем, как он властным голосом раздает команды «китобоям», как ведет своих людей за собой, как со хладом в глазах пронзает мечем плоть жертвы, будто масло, а после тяжелого дня запутывается пальцами с запахом сигар в её волосах. Мужчина всегда был, как скала — непоколебимый и стойкий, но в один вечер та увидела его без маски.       Дауд стоял посреди своего кабинета и пялился на стену с плакатами. Стакан с виски в его руке ходил ходуном, время от времени расплескивая коричневую жидкость на бетонный пол. Мужчина был напряжен, растерян, и впервые девушка видела его таким. Она, ещё сонная, спустилась по скрипящей лестнице, тихо подошла к мужчине сзади и обвила крепкий торс руками, но тот даже не пошевелился. Та чувствовала, как колотилось его железное сердце, как давно застывшая кровь бушевала в его венах, как дрожь пробивала измученное тело. Глаза же мужчины смотрели лишь на один портрет. Девушка наконец осмелилась нарушить тишину и набрала в легкие воздух, чтобы спросить убийцу о его тревогах, но тот уничтожил молчание первым: — Всё изменится, Доминик, больше ничего не будет, как прежде. — Брюнетка поджала губы, обошла мужчину, обхватила стакан с алкоголем тонкими пальцами, поставила его на стол, а затем заглянула в глаза Дауда. Боже, сколько же боли она в них увидела! Внутри него творился хаос, полнейший беспорядок, который путал мысли и мешал трезво думать. А может виной этому было спиртное. — Я убил её, а она убила веру в существование хоть чего-то святого во мне. Всё летит прямиком в Бездну. — Бывшая принцесса молчала, смотря в пол, а затем перехватила его руку своей и тихо произнесла: — Это не беда. — Мужчина посмотрел на неё с недоумением. — Ты можешь опустить руки, но я найду способ поднять их обратно. Я всегда буду рядом, чтобы напомнить тебе, за что стоит найти в себе силы бороться дальше, ясно? — Тот долго на неё смотрел, а затем судорожно кивнул и рывком притянул к себе, пряча лицо со шрамом в черных волнах волос. — Спасибо, — хриплым, почти сорванным голосом сказал тот, от чего в девушки пошли мурашки по бледной коже.       Ночь окутывала город, но двое сломанных, душевнобольных людей лечились друг другом. Они держались за руки, молча срывали со стены испачканные кровью бумажные плакаты, оставляя немую боль позади. Слепо шли вперёд, не видя света, но находили его в серых бездонных глазах. И целовались, целовались, целовались, зализывая ноющие раны. А затем вместе падали на пол, растворялись в друг друге и забывали обо всём, отдаваясь в сладкий плен горькой ночи.