***
Сегодня вместо привычной застоявшейся атмосферы сонливости и безразличия класс то и дело заполняли волны оживлённого ропота: похоже, произошло что-то интересное. Инк тут же отправился к Дриму за разъяснением причин всеобщего волнения. Гено в свою очередь исчез за спиной тут же появившегося из ниоткуда Рипера — Эррор даже был удивлён тому, что тот не кинулся на его брата со смертельными объятиями, более того, любезно сохранял дистанцию и не нарушал личного пространства. Тем не менее, несмотря на объявшую класс непонятную взволнованность, оставались те, кто всё так же лениво и нехотя встречал новый рабочий день. — Так, кто объяснит мне, почему все галдят с утра пораньше? — обратился Эррор к скучающей компании, занимая своё место. — Да в классе снова пополнение, — отмахнулся Кросс, уже успевая стащить тетрадь у только вытащившего свои вещи Глюка. Тот даже не обратил на это внимания, за два года привыкнув к тому, что монохромный никогда не выполняет домашнее задание. — Чего и шум поднимать, — зевнул рядом сидящий Найтмер. В его словах была доля правды: за последнее время ряды их одноклассников почти регулярно пополнялись, и делать из этого сенсацию уже должно было порядком наскучить всем, кто был здесь хоть сколько-нибудь долго. Это вообще было некой особенностью этого класса, если не школы: коллектив почти постоянно обновлялся, и сложно было назвать для этого явления конкретную причину. Люди и монстры приходили и уходили, сравнительно большое количество учащихся не задерживалось тут надолго, притом редко основанием для того, чтобы забрать документы, служила успеваемость или, правильнее сказать, неуспеваемость, уровень образования тоже держал приличную планку, так что как таковых объяснений постоянной динамике среди учеников попросту не было. — «Чего и шум поднимать»?! — нагло влезла в разговор Кэтти, заслышав в голосе Кошмара вопиющее неуважение к свежим слухам и сплетням. — Эта новенькая, она же…! Её перебил звонок. Тут же весь гомон стих, а все присутствующие с напряжённым интересом принялись дожидаться появления сегодняшней «звезды». Отчасти у Глючного действительно возникла теория о том, что эта девчонка, о которой все так увлечённо говорили всё утро, была какой-то знаменитостью, потому что других мыслей по поводу того, откуда к ней такой интерес, у него толком и не было. С другой стороны, всеобщее любопытство он не разделял от слова «совсем», в чём его поддерживали лишь немногие из собравшихся. Даже несмотря на то, что уроку уже полагалось начаться, ни новенькой, ни Маффет всё ещё не наблюдалось, так что напряжение, повисшее в воздухе, становилось тяжелее. Осознав, что им придётся просидеть так какое-то время, одноклассники, пытаясь хоть как-то себя занять, вновь принялись перешёптываться. — Хей, Хоррор, разве она не из того же города, что и ты? — никак не унималась взволнованная кошка, лихо поворачиваясь на стуле к собеседнику. — Ну да, похоже на то, — приоткрыл глазницу скелет, до этого то ли размышлявший о чём-то, то ли попросту задремавший. — Ты её знаешь? — Ты думаешь, тот город из двух монстров состоит? — усмехнулся он, пытаясь отвязаться от назойливого расспроса. Кэтти недовольно нахмурилась и отвернулась, тут же втягиваясь в разговор с подругой. Хоррор, наконец-то оставленный в покое, снова отправился досматривать сны. Или додумывать мысли, потому что сейчас по нему действительно сложно было сказать, что творилось в его дырявой голове. А с учётом того, что из ранее услышанного о нём можно было сказать, что все его задумки всегда кончались очень плохо, хотелось верить, что он всё-таки просто не выспался. От нечего делать Глючный невольно принялся вырисовывать какие-то каракули на полях только что полученной назад тетради, постепенно полностью переключая внимание на неровные линии. Он даже не сразу заметил, когда все стихли, более того, лишь в пол несуществующего уха слушал то, как представлялась их новая одноклассница, не слыша ни её имени, ни прочих фактов, которые она называла. И, наверное, он бы даже не поднял голову, чтобы посмотреть на неё, если бы минуту спустя после того, как девочка заняла своё место где-то позади него, с передних рядов ему не передали бы смятую записку, явно написанную чернильным: «Откуда ты её знаешь?» «Откуда»? Что за странные вопросы? Он понятия не имеет, кто эта девчонка. С чего вообще этот художник решил, что они знакомы? Он недоуменно поднял взгляд, выискивая Инка, тот вопросительно — почти в прямом смысле, потому что в одной из его глазниц повис вопросительный знак, который чернокостный сумел разглядеть, только сильно прищурившись, — уставился на него, пальцем указывая в конец класса, вероятно, туда, где устроилась новоприбывшая. Глюк проследил взглядом в нужном направлении, сильно щурясь, чтобы мир вокруг приобрёл хоть сколько-нибудь чёткие очертания и чтобы у него появилась возможность увидеть предполагаемо знакомое лицо. Когда у него наконец получилось разобрать черты, ему стало плохо. Он отвернулся, чуть потёр глазницы и выцепил из портфеля очки, чтобы убедиться наверняка, и, напрочь забывая о приличии, не скрываясь, принялся пялиться на новенькую. Зеленовато-синяя кожа, присущая рептилиям, подранные плавники вместо ушных раковин, ярко-красные волосы, собранные в высокий хвост, отливающий желтым единственный незабинтованный глаз и острые, неровные клыки, проглядывающие через накрашенные губы. Она почувствовала на себе пристальный взгляд и подняла голову от тетрадей, почти безошибочно угадывая его источник. Непонимающе заморгав, новенькая криво улыбнулась, и в этой улыбке Эррор узнал тот самый оскал, который он уже несколько лет видел во снах. Он отвернулся, прикрывая голову руками и стискивая зубы, чтобы не закричать. Мир вокруг поплыл, а к горлу поднялся кислотный ком, мешающий дышать. Пальцы разом онемели, он почти не чувствовал костяшки рук. По лицу пополз холодный пот, который он уже едва ощущал, постепенно теряя связь с реальностью, погружаясь в темнеющий, давящий на него всем своим весом мир. Он задыхался и ничего не слышал вокруг, пытаясь сжаться, стать как можно меньше. Он бы давно сбежал отсюда, если бы его тело слушалось его. Кости начало выкручивать и саднить, он был готов поклясться, что вот-вот отключится от болевого шока. Но, как и тогда, он оставался в сознании, ощущая, как кипятком проходятся глюки по его надкостнице. В голове невольно всплыли все образы прошлого, заставляя панику и ужас разрастаться лишь сильнее, буквально убивая его разум невероятным давлением. Отключившись от происходящего вокруг, он не сумел различить, когда глюков на его онемевших конечностях прибавилось от чужих прикосновений. Осознание пришло, когда он оказался в коридоре. Повинуясь обуявшему его страху, он забрыкался в чужих руках, пытаясь высвободиться и убежать куда подальше. Кажется, ему что-то говорили, но он ничего не мог различить, лишь сильнее изворачиваясь. Во время очередной попытки он сумел кого-то ударить и, получив долгожданную свободу, бросился вон, не разбирая дороги. Эррор не знал, сколько времени прошло, когда Гено нашёл его, забившегося в дальний угол пустующей библиотеки. Он всё ещё плакал и тщетно пытался успокоить бушующие помехи, невольно смахивая их руками, словно это могло помочь. — Ну-ну, всё в порядке, я рядом, просто дыши, — брат протянул ему бутылку воды, продолжая говорить то, что говорил всегда, когда это снова случалось. Глючный пытался вслушиваться в его слова, отвлекающие от ударов в набат души под школьной рубашкой. Вроде бы становилось лучше. Он невольно потянулся к нему, стараясь не касаться костей, но сжимая в кулак белый рукав, наконец-то начиная ощущать мир вокруг. Они просидели так до тех пор, пока Эррор не смог полностью прийти в себя. Насколько это было сейчас возможно. — Т-ты в---ед-Дь т — ожЕ в-в---Иде-ел? — голос лагал настолько сильно, что Гено едва мог разобрать, что говорил чернокостный. Скелет уже успел позабыть о такой особенности брата, так давно она не давала о себе знать. Деформация его речи почти полностью прошла, когда он начал разбираться с гаптофобией, а к моменту, когда он уже мог, хоть и с усилием, но терпеть прикосновения, она и вовсе пропала. Но после случившегося… Похоже, обо всем прогрессе лечения можно было забыть. — Да, — кивнул Гено, всовывая в цветные руки плитку шоколада, всеми силами пытаясь отвлечь брата от пережитых ощущений. — Они похожи, но это не она. Эррор недоверчиво посмотрел на него, пытаясь понять, лгал ли тот или увиденное действительно было лишь его разыгравшимся воображением с очень плохим чувством юмора. Но по лицу можно было сказать, что Гено уверен в своих словах. Глюк опустил взгляд на шоколад и глубоко вздохнул, наконец-то осознавая, что удушье прошло. Он развернул обёртку и откусил большой кусок, всё-таки прихватывая немного фольги, но на это он даже не обратил внимания. Некоторое время спустя, видимо, заметив их, к ним подошёл библиотекарь, уже на полпути начиная выкрикивать вопросы. Гено что-то ему сказал, и он, бормоча себе под нос, ушёл на своё привычное место. — Я уверен, что это была она, — снова выдавил из себя Глюк, немного растормошённый возмущениями Герсона. Он уже был намного спокойнее, сосредоточенный на любимой сладости, а не на нелюбимой панике. — Она просто из того же вида монстров, не более, — уверил его брат, — как мы с тобой и половина нашего класса. Просто недоразумение, не думай об этом. Эррор кивнул, доедая шоколад и закидывая оставшуюся фольгу куда-то за дальний книжный шкаф, не беспокоясь о неэтичности своего поступка. Гено видел, что тот продолжал сомневаться в его словах, а потому в срочном порядке выдумывал новые аргументы в попытках предотвратить возобновление истерики. И хотя нового всплеска эмоций уже не предвиделось, свести к минимуму беспокойство чернокостного по-прежнему нужно было. — Тебе показалось. Ты же сам говорил, что недавно тебе снились кошмары. Ты просто наложил мучающий тебя образ на неё, хотя на деле, если присмотреться, у них не так уж много сходств. Эррор непонимающе посмотрел на него, обдумывая его слова. — Откуда ты знаешь про то, что мне снилась именно она? — спросил он. Последнее время он редко жаловался на плохие сновидения и никак не мог припомнить, чтобы рассказывал Гено о том, что именно ему снится. — Уже забыл? Сам же мне недавно сообщение в час ночи отправлял, — скелет выудил из кармана телефон и быстро нашёл нужный файл, демонстрируя короткий текст. — Я тогда не ответил, потому что аккумулятор сел, а писать тебе утром уже не было смысла. Глюк наконец начал припоминать совсем недавнее позднее пробуждение, вызванное тревогой и неприятными видениями. Тогда он чисто подсознательно стремился проверить сохранность всех членов своей семьи, и если Фреш тогда быстро ответил, то обратного сообщения от Гено он действительно не получил, но, увлекшись вправлением несуществующего мозга Инка, он совсем забыл об этом, однако, усыпая в тот день, всё равно чувствовал, что упустил что-то важное. Ещё немного поразмыслив над полученными объяснениями, Эррор наконец согласился принять тот факт, что всё происходящее ему только привиделось. Только видеть это «привидение» снова не хотелось. — Слушай, она вряд ли сделает тебе что-то плохое, — продолжил Гено, убирая обратно телефон, — сам же слышал, она после травмы едва живая и ничего не помнит. «Ничего не помнит»? Ещё одна жертва амнезии. Слишком много их развелось в последнее время. В любом случае Глюк этого не слышал, потому что попросту не слушал. Наконец он поднялся на ноги, парой неаккуратных движений пытаясь привести себя в порядок, Гено последовал его примеру. — Может, отвести тебя в медпункт? — предложил он. Эррор согласился просто потому, что в класс идти ему сейчас никак не хотелось, даже после всех слов, что он выслушал, он не был готов снова встретиться лицом к лицу с кем-то, так похожим на его самые ужасные образы из подсознания. Медсестра — монстриха-большеротик, которая, как уже было ясно из названия, состояла на первый взгляд только из огромного клыкастого рта, хоть и выглядела устрашающе, на деле же была любима даже младшеклассниками, так как была на удивление тактична и молчалива и к делу своему подходила особенно серьёзно и изворотливо, отправляя домой всех «неугодных». Вот и в этот раз, осмотрев приведённого ей больного, она, не сильно ударяясь в речи, дала Глючному какие-то таблетки, несколько советов и порекомендовала сегодня больше не учиться. Очень кстати. — Так ты уходишь? Звонок давно прозвенел, но Гено остался с ним, не торопясь отправиться на уроки до тех пор, пока не разберётся со всем необходимым. — Да, наверное, сегодня действительно лучше отсидеться дома, чем… У меня просто нет сил продолжать этот день, — честно признался Эррор. Гено нахмурился, проводя в голове несложный анализ. День только начался, сейчас все на уроках и отвести брата домой было некому, а в свете последних событий ему не хотелось оставлять его без присмотра. — Я позвоню Фрешу, — подытожил он ход своих мыслей. — Пусть заберёт тебя. — Не надо, вряд ли он сейчас свободен, не стоит его отвлекать, — покачал головой Глючный. — Я просто прогуляюсь. Уже светло, и на улицах полно народу, всё будет в порядке, не беспокойся. И хотя он так говорил, своим собственным словам он особо не верил, но ему совсем не хотелось доставлять кому-либо неприятности, он и так уже стал причиной достаточного количества проблем. Он просто пытался усыпить бдительность Гено, чтобы тот лишний раз не волновался и не забивал себе голову чужими неприятностями — почему-то именно он всегда оказывался рядом, когда в жизни Эррора что-то шло не так, и он был тем, кто постоянно это исправлял. И может быть, Глюк и согласился бы на такое снова, но уже давно, с тех самых пор, как Гено начал безвылазно сидеть в больнице, каждый раз оказываясь на грани, он чувствовал, что против его проблем он совершенно бессилен, ему нечем было отплатить за все его старания сделать его жизнь лучше, и от этого ему было крайне паршиво. Он не хотел быть обузой, он не хотел, чтобы его существование было таким обременяющим. Теперь пришла его очередь убеждать и уговаривать. Гено долго колебался, но всё-таки сдался под его напором, соглашаясь отпустить его одного, если он позвонит или хотя бы отправит смс, когда доберётся. Но отправился он по стечению обстоятельств не домой. Он сделал только шаг от школьных ворот, когда из портфеля послышался знакомый рингтон. — Поздравляю, братюнь, сегодня ты прогуливаешь школу! — обошёлся без приветствий Фреш. Эррор даже не понял, откуда тот вызнал о произошедшем, когда тот ударился в объяснения с совсем другой стороны вопроса. — Отпрашивайся, у кого хочешь, сегодня тебе нужно кое-куда сходить.***
Аппараты пищали и иногда начинали без видимой причины жужжать громче обычного. Из приоткрытого окна в небольшой кабинет врывались свежий воздух и шум с улицы. Однотонный интерьер малость расслаблял, здесь было намного уютнее, чем в других подобных местах, но излишек белого продолжал напоминать о том, что здесь Эррор из-за здоровья. Он давно задремал на полумягком кресле, лишь отдалённо понимая, что происходит вокруг, и это помогло местной докторше безболезненно снять с него ранее прикреплённые провода, почти не пробудив в нем гаптофобию. — Ч-что ж, — Альфис прочистила горло, чтобы привлечь к себе внимание и осторожно разбудить своего пациента. Тот лениво приоткрыл глазницы, давая понять, что слушает. — У меня плохие новости. Она вернулась к столу и заглянула в лежащие на нём бумаги, некоторые из которых были распечатаны только что. Подтверждая свои мысли этой перепроверкой, она лишь сильнее нахмурилась. — Твоя магия очень нестабильна. Конкретно сейчас она, эм, почти не циркулирует по твоему телу, поэтому ты можешь иногда не чувствовать рук и ног, или терять сознание, или, ну, быть эмоционально нестабильным и… М-много всего ещё, магия слишком важна, тем более в теле скелета. Доктор занервничала ещё сильнее, понимая, какие вопросы последуют за этим, и отдавая себе отчёт в том, что реальные ответы совсем не порадуют спрашивающего. — Это можно как-то исправить? — отозвался Эррор, подтверждая логику запуганной ящерицы. — К-как бы сказать… Твоё восстановление после травмы б-было очень, эм, очень экспериментальной технологией, так что… — ответ был очевиден, какого-то чёткого плана действий он не получит. — Но! Конечно же, всё под контролем, просто тебе п-придётся немного чаще бывать на обследованиях, да и курс лечения уже, считай, готов… П-почти… Слушать бормотание Альфис было очень сложно: во-первых, потому что она начинала нести откровенную чепуху, сама путаясь в своих же словах; во-вторых, потому что было понятно, что узнать что-то путное из несвязного тихого лепета, не получится. Не то, чтобы Эррор питал какие-то иллюзорные надежды по поводу окончательного восстановления, но ухудшения он точно не ждал, тем более такого серьёзного, судя по тому, насколько сильно нервничала доктор. — Из-за чего это произошло? Есть догадки? — придётся самому заставлять взволнованную ящерицу говорить по делу. — Причины? Это может быть из-за наступившего холода, из-за чрезмерных нагрузок, из-за новых травм или, хм, у тебя в последнее время не было никаких сильных эмоциональных потрясений? — она наконец начинала собирать мысли в кучу и соображать в нужном направлении. Альфис вытащила больничную карту и открыла чистый лист, готовясь записывать. Возможно, у неё даже появились некоторые идеи, по крайней мере, Эррору хотелось на это надеяться. Ему пришлось рассказать о сегодняшнем случае. Он упускал ненужные по его мнению детали, но ящерица, зацепившись за полученную информацию и свои догадки, заставила его упомянуть необходимые мелочи. Внимательно всё выслушав, она ещё с минуту что-то выписывала, прикидывала и не подавала голоса, что малость напрягало её пациента. — Скажи, ты всё ещё ходишь к психиатру? — подняла она голову. Глюк покачал головой. Такой ответ доктора не устроил. — Лучше снова начни. Похоже, что твоя фобия опять вышла из-под контроля, а так как это очень, как бы это сказать, неудобный тип фобии, боюсь вместе со всем этим, — она указала на свежие результаты обследований, — это может сильно осложнить тебе жизнь. Как будто до этого не осложняло. Первое время, когда новый страх только начал проявляться, это было ещё терпимо, но уже раздражало настолько сильно, что через короткое время ему выписали успокоительные, подумывая, что дело в нервах и эмоциях, но, когда страх стал действительно фобией, он перестал быть способным хоть как-то контактировать с обществом, потому что, как правило, почти везде за пределами дома он был «в опасности»: большой город, ещё большее количество людей и монстров вокруг, постоянный шанс того, что кто-то ненароком его заденет или дотронется. Это было ужасно, в те времена его даже посещали мысли о том, что он был бы не прочь оказаться в пустоте, месте, где нет ничего и никого, кроме него, где он был бы в полной безопасности и в абсолютном одиночестве, где никто не смог бы его тронуть. Когда всё стало совсем критично, он перестал выходить из дома и даже родных не подпускал ближе, чем на пару метров. Его начали лечить. Это не давало видимых результатов, поэтому вскоре это стало одной из причин, почему им пришлось покинуть родной город и отдать предпочтение какой-то глуши с недостатком населения. Глюк к месту быстро адаптировался, нашёл себе компанию, монстры в которой уважали его личное пространство и не насмехались над фобией, ну, разве что иногда, да и то по «старой» дружбе. А через год в класс с явным недобором перевёлся ещё один индивид, который по непонятным причинам выбрал его объектом для навязывания дружбы. Хотелось — не хотелось, но Инк был слишком настойчивым, так что Эррору ничего не оставалось, кроме как тяжело вздохнуть и добавить его в перечень тех, кого он способен был терпеть. Но через полгода Гено серьёзно пострадал и вынужден был начать своё практически беспрерывное обитание в окружении больных и докторов, и у Глюка не осталось рядом того, кто был его главной поддержкой всё это время. Тут-то навязчивость Инка и сыграла свою роль: Эррор, терпя его рядом, невольно к нему привязался, находя в нём подобие заботы и заинтересованности в его благополучии. Это частично позволило восполнить то, что отобрала у него госпитализация брата. И Глюк совсем не чувствовал себя виноватым, буквально используя чернильного как замену, потому что тот особо не возражал. Наверное, только поэтому в итоге Эррор смог довериться ему настолько, что к настоящему моменту почти поборол свою гаптофобию: прикосновения Инка он научился терпеть, они ощущались по-другому, не такими пугающе болезненными. По крайней мере, так казалось самому чернокостному. И вот сейчас всё снова вернулось к началу. — Я должна предупредить тебя. М-может быть, ты до этого предпринимал попытки справиться со своим страхом или, ну не знаю, заставлял себя против воли терпеть прикосновения, — как будто угадывая мысли Эррора, начала Альфис, — сейчас не стоит этого не делать. Лучше ограничить любую возможность лишний раз столкнуться с подобной с-стрессовой ситуацией. Я бы даже сказала, предпочтительней избавиться от этого совсем. — И на какое время? — Полгода-год, сложно сказать, это зависит от… от д-динамики показателей и от твоего состояния. Сейчас лучше не рисковать, — она вновь взялась за ручку и принялась заполнять справку уже для него. — А что случится, если я этого не послушаюсь? — Эррору не хотелось, чтобы весь прогресс, которого он добился за эти три года, ушёл в никуда просто потому, что из-за этих ограничений он элементарно отвыкнет от прикосновений. — Я бы не советовала. Альфис подняла на него непривычно серьёзный взгляд, из которого на мгновение пропала даже перманентная неуверенность. По её выражению лица было понятно, что ничего хорошего она сейчас не скажет. От такой резкой смены настроения Глюк невольно насторожился, ожидая худшего. И его ожидания подтвердились. — Если будешь давить на себя слишком сильно, то ты лишишься рук. Вот, что случится.