***
Кажется, они оба были не особо заинтересованы в происходящем на экране. Оба были погружены в свои мысли, совершенно не следя за развитием сюжета. Хотя Найтмер и думал, что сможет выслушать Кросса и помочь ему, но, по итогу, это оказалось ненужно. Крест вернулся домой в приподнятом настроении, в нём не ощущалось ни следа того негатива, что окружал его у кабинета директора. Похоже, монохромный прекрасно себя чувствовал, чего нельзя было сказать о самом Кошмаре. Увиденное, хоть это и была невероятная малость, которая могла ничего не значить, всё-таки волновало его. Легко было решиться отпустить свои чувства, на практике же всё было куда сложнее. Он не мог перестать прокручивать каждый момент, когда происходило что-то подобное тому, что он сегодня наблюдал. Киллер нередко вытворял такое, Найт видел достаточно за прошедший год, и это только то, что происходило при нём, сколько таких моментов осталось вне его ведома, даже предполагать не хотелось. Или такого было много только потому, что он всё-таки был там? Тогда чего этим пытался добиться Киллер, ревности? Что ж, стоило признать, у него это прекрасно получалось. Это было подло. Если он действительно делал подобное только ради того, чтобы насладиться реакцией Кошмара, то это значило, что он прекрасно всё понимал и просто играл на его чувствах. Найтмер отвёл взгляд от сменяющихся на экране кадров и слабо обнял себя за плечи, сильнее сжимаясь. Что это ему давало? Он тешил своё самолюбие, наблюдая за мучениями Кошмара? Поднимал самооценку, зная, что Найтмер по-прежнему беспокоится о нём? А как иначе это ещё можно было объяснить, не думал же Киллер, что страдания, через которые он заставлял проходить бедного скелета, будут для него полезны? Кошмар невольно усмехнулся. Больший бред ещё надо было придумать. Ему правда казалось, что когда-то он мог ему нравиться. Он давно отмёл последние крупицы мыслей о влюблённости и тем более любви, но позволял себе надеяться на то, что он мог хотя бы быть ему симпатичен. Тогда это многое объяснило бы, в том числе их приятные разговоры и милые прогулки. Но тогда это значило, что однажды он сделал что-то не так, что-то, что заставило Киллера возненавидеть его. Другой же вариант подразумевал под собой то, что Килл изначально лишь притворялся, пытаясь добиться чего-то или просто издеваясь над ним. Действительно, что может быть веселее, чем заставить кого-то поверить в свою значимость, а потом растоптать все взращенные надежды? Самооценка у Найтмера давно уже хромала благодаря матери, поэтому, когда Киллер предал его, от доверия в Кошмаре мало что осталось, как и от уверенности в себе. После того, как он застукал Киллера, бесстыдно зажимающего его брата в школьной кладовке, просто чудом было то, что он смог простить Дрима и не перекинуть на него груз ответственности за случившееся. Однако после этого он не мог перестать сравнивать себя с ним, пытаясь найти всё больше пунктов, по которым он уступал мечтателю. И так уж выходило, что хуже он был во всём. Оценки, поведение, таланты, характер, да та же внешность, несмотря на то, что они были близнецами. Кошмар заставил себя расцепить пальцы и опустить руки. И снова он рассматривал сбившиеся и уже порядком потемневшие бинты. Даже его тело в итоге представало одним большим недостатком, хотя должно было хоть как-то делать его похожим на брата. Его исчерченные бороздами царапин и трещин потемневшие кости никак не могли быть хоть сколько-нибудь красивыми. Или всё же?.. — Хей, ты в порядке? — подал голос Кросс и, заметив, на что снова уставился Найтмер, мягко перехватил одну из его рук, просто чтобы отвлечь от тяжёлых размышлений. То, насколько аккуратно Крест это сделал, заставило Кошмара слабо покраснеть. В душу, мечущуюся в тревожных раздумьях, закралось смутное сомнение, словно этот простой жест был предназначен не ему, а он украл его у кого-то другого. Он даже догадывался, у кого. И тем не менее, когда он поднял взгляд, Кросс смотрел прямо на него, продолжая осторожно сжимать его пальцы в своей ладони. — Всё хорошо, — опрометчиво кинул Найтмер, совершенно забывая, что монохромный способен был читать его, как открытую книгу. — И что же именно «всё»? — изогнул бровь скелет, чуть наклоняя голову. Кошмар замялся, не совсем понимая, какого именно ответа от него ожидают. Кросс же был доволен тем, что снова сумел подловить чересчур беспокойного скелета. — Найт, ты же помнишь, что тебе не нужно ничего от меня скрывать, правда? — слабо улыбнулся он. — Я же вижу, что что-то не так. Найтмер потупил взгляд. Иногда ему казалось, что Крест тоже обладал какой-то нечеловеческой эмпатией, хоть всегда и оправдывал это тем, что Кошмар совершенно не умел скрывать свои эмоции. Тепло его руки приводило в чувство и заставляло верить, что в нём всё-таки было что-то притягательное, а связь их отношений была немного сильнее, чем казалось на первый взгляд. Кошмар ведь прекрасно видел, что Кросс тоже тянется к Дриму, хоть это и выражалось в мелочах. И даже так, они всё ещё состояли в отношениях, Кросс всё ещё не бросил его и всё ещё был способен относиться к нему с такой нежностью. Так мог ли Найтмер позволить себе думать, что он действительно являлся кем-то важным для него и даже чем-то был лучше брата?.. — Кросс, ты можешь меня поцеловать? — не подумав, ляпнул Кошмар, придвигаясь чуть ближе. Это было неожиданно даже для самого Найтмера, но почему-то сейчас это казалось важным, словно этот конкретный поцелуй мог что-то доказать. Они уже целовались раньше, это не было чем-то новым в их отношениях, но смысл этому придавал момент. Прошло достаточно времени, многое могло поменяться, но что именно он пытался выяснить, Найт не знал, просто смотрел на Кросса, ожидая его действий. — Что? — немного удивился монохромный, явно не предполагая, что Кошмар выдаст такую просьбу. На мгновение на его лице промелькнуло сомнение, но никаких негативных эмоций Кошмар не почувствовал, значит, это не было проблемой. — Конечно, но это правда то, что тебе сейчас поможет? — Не попробуем — не узнаем, — пожал плечами Найт. Сам он больше склонялся к варианту того, что это несильно улучшит его состояние. — Как знаешь, — похоже, Крест и правда не имел ничего против. Он наклонился к Кошмару, не выпуская его руки из своей, и мягко прикоснулся своими зубами к его, прикрывая глаза. Хотя это и было исполнением его просьбы, Найтмер всё равно вздрогнул, когда это произошло. Он зажмурился, свободной рукой цепляясь за плечо монохромного, и подался вперёд, чуть приоткрывая рот и делая поцелуй более настойчивым. Но Кросс прервал его, отстраняясь. — Что-нибудь изменилось? — спокойно спросил он, глядя на раскрасневшегося Кошмара. В фиолетовых зрачках клубились сомнение и растерянность. Похоже, стало только хуже. — Ещё раз, — глухо выдохнул Найт, ощущая, как руки начинали дрожать. Мысли давно смешались, не было ни одной ясной идеи, почему он это делал и что пытался доказать. Он словно бродил в темноте, силясь найти выход, основывая каждый свой шаг на одной лишь такой же слепой интуиции. Что-то странное творилось с ним. Он снова прижался к Кроссу, на этот раз самостоятельно сокращая расстояние между ними. Он обвил руками шею монохромного, ложась на спину и утягивая того за собой, не разрывая поцелуя, который по его же инициативе стал более глубоким и несдержанным. Дыхание сбилось, а душа под рёбрами забилась быстрее. Найтмер и сам не понимал, что творил, просто следовал внезапному порыву. Внутреннее противоречие заставляло его медлить: голос разума твердил о том, что это безумие стоило прекратить как можно скорее, напоминая, что это был не тот монстр, чувства же вопили о том, что тот, кто нужен, не заинтересован в нём, и требовали нежности, ласки, страсти, хоть чего-то, что поможет забыть о горечи отверженности. Кошмар провёл пальцами по бокам монохромного и, лёгкими прикосновениями пересчитывая его рёбра, запустил руку тому под рубашку, второй же начиная расстёгивать пуговицы на своей собственной. — Найт, — Кросс разорвал поцелуй и растерянно взглянул на скелета под собой. — Ты не думаешь, что это немного… слишком? Найтмер, начавший стягивать с Креста одежду, остановился, даже несколько расстраиваясь. Монохромный был прав, настолько далеко они ещё ни разу не заходили, но что мешало им сделать это сейчас? Кошмар провёл пальцами вверх по позвоночнику Кросса и, дойдя до грудной клетки, расслабился, позволяя рукам безвольно соскользнуть вниз. Он закрыл глаза. Невольный смешок сорвался с его губ. — Ты боишься или не хочешь? — Найтмер никак не ожидал ощутить в Кресте страха, но внутреннее чутьё подсказывало, что дело было именно в нём. — По правде говоря, и то, и то, — честно признался Кросс, чуть съёживаясь от неловкости. Он не имел ничего против Кошмара и на самом деле находил его весьма милым, но к такому опыту был не готов. То ли время неподходящее, то ли ситуация не та, но даже мысли о подобном монохромный принять не мог, хотя Найт ощущал что-то ещё, неразличимое, находящееся больше на уровне разума, нежели эмоций, но останавливавшее его. — Ты ведь и сам не очень-то этого хочешь, не так ли? — Может, ты и прав, — ответил Кошмар, приподнимаясь на локтях. Он только что осознал нечто странное, оставившее лёгкое ощущение на кончиках пальцев, но поинтересоваться не решился. — Что ж, теперь вся эта ситуация стала очень неловкой, что дальше? Оба выжидающе смотрели друг на друга, словно молчание могло помочь им понять, как разрешить этот напряжённый момент, а не делало его ещё более смущающим. Скелеты застыли в неразрешённости каких-то своих сомнений, не торопясь что-либо говорить. Повисшее молчание нарушил протяжный свист. — Повезло, что я не пришёл на пару минут позже, — Инк стоял в дверном проёме и ехидно улыбался. — Не хотелось бы прервать вас на середине процесса. Пара, до этого скованная растерянностью, наконец-то вышла из транса благодаря новой порции смущения. Кросс поразительно ловким движением отскочил от Найтмера, однако приземлился на край дивана, благополучно падая на пол, а Кошмар поджал ноги и захлопнул на себе рубашку, густо краснея и с осуждением глядя на то место, где секунду назад стоял чернильный, уже скрывшийся за поворотом на кухню. — Расскажу Дриму — не поверит, — хихикнул он откуда-то оттуда же. — Не смей! — хором выпалили «пойманные с поличным». Коридор огласил звонкий смех, видимо, художника рассмешило то, насколько синхронно прозвучал их запрет, даже интонация была одной и той же. С кухни послышался звон посуды и шуршание пакетов. Кросс, мигом смекнув, что Инк собирался снова попытаться что-то приготовить, а вместе с тем поджарить и половину их кухни, если не всю квартиру, рванул с места, забывая о минутной неловкости. Ещё минуты через две, когда Найтмер уже переодел пижаму на уличную одежду, Кросс окликнул его. — Сегодня на ужин будет запечённая рыба, — объявил он, видимо, сверив список продуктов, которые притащил Инк. — Я, наверное, пойду, — ответил Кошмар из прихожей, надевая ботинки и видя, как на кухне Крест уже приступил к работе. Он не мог остаться после случившегося. Кажется, теперь ему нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о своём поступке. И ещё немного, чтобы снова суметь смотреть Кроссу в глаза.***
Власть. Сила. Всемогущество. Безнаказанность. Превосходство. Всё смешивалось густой смолой в переполняющей ненависти и едком безумии. Окружённый тварями, он питался их слабостью и истреблял отребья, настолько жалкие, насколько и мерзкие. Их кровь и прах не оставляли на нём ни следа, поглощаемые его новой оболочкой, ставшей наградой за его боль и смиренность. Больше ничто не способно было его остановить. Границ мира, разума, морали больше не существовало. Десятки пали от его рук, и всё же он был невинен. Пока он мог скрывать цену своих действий от самого себя, его душа оставалась нетронутой, его разум — разделённым, а его поступки — безнаказанными. Единственной его слабостью была тончайшая связь, оставлявшая их неразделимым существом. Невесомые оковы, удерживающие его от того, чтобы закончить начатое. Вся сила, растекающаяся магмой по телу, застыла, оцепенела от голоса, который ничего для него не значил. Но нить натянулась, стягивая шею. Одно лишь движение, и всё было бы кончено. Одно лишь слово, и он не может сделать и шага. Он что-то скрывает, прячет в своих руках, закрывает, не позволяя подойти ближе. Тот, кто имел больше влияния на его связь, чем он сам. Он защищал кого-то. Ни лиц, ни голосов, ни фигур, лишь голые эмоции и едва различимые интонации. Мольба о пощаде, но неправильный страх, просьбы остановиться, но совершенно иное беспокойство, его собственное имя, но ни капли презрения. Его надо было уничтожить. Убить прежде, чем он сам сумеет это понять. Тогда сломается последняя преграда, сдерживающая его бесконечный потенциал. Шаг, замах, удар. Одно лишь движение…***
Найтмер тяжело перевернулся с одного бока на другой, не сразу открывая глаза. Майка на нём была мокрой от холодного пота и неприятно липла к телу, чем-то напоминая ощущения из всё ещё не развеявшегося сновидения. Грудную клетку словно сдавливал невидимый жгут, воздух с трудом заполнял несуществующие лёгкие, а на языке осел горьковато-металлический привкус. Страдальчески простонав, Кошмар скинул с себя сбившееся одеяло и заставил себя подняться, доволочить ноги до шкафа и поменять одежду, воспользовавшись старой вместо полотенца. Он вернулся к кровати, но ложиться спать не торопился, сел на край, поставил локти на колени и закрыл лицо руками. Снова этот сон. Он всегда убеждал себя, что это был всего лишь кошмар, злостные игры подсознания, но что-то внутри насмехалось над его попытками оправдать себя. Те ощущения были слишком реальными, такими знакомыми и естественными, что ему самому становилось страшно оттого, что он считал это приятным. Найтмер на пробу провёл ладонью по руке и поскрёб пястье кончиком пальца. Как и предполагалось, просто его кости, холодные и чуть влажные после неприятного пробуждения, но ничего необычного. Он снова вздохнул, то ли разочаровано, то ли облегчённо. Даже себе было страшно признаться в том, что вместе со страхом он испытывал восхищение. Какая-то часть его души трепетала перед тем могуществом, коим он обладал во сне, жаждала, требовала… Кошмар похлопал себя по лицу и с силой потёр виски. Своей властью во сне он расплачивался истощением в реальности. Ничего хорошего и уж точно не то, чего стоило бы хотеть. Скелет поднялся с кровати и подошёл к окну. На улице было холодно, и несколько секунд ледяного сквозняка прекрасно справились с тем, чтобы развеять остатки сна и стереть дурные мысли. Глубокий вдох, прошивающий морозом горло и лёгкие, долгий выдох, избавляющий от скопившегося напряжения и тяжести в груди. На улице было тихо, только ветер завывал все сильнее, разгоняя по воздуху крупные хлопья снега, которым обычно в это время года полагалось уже таять. Кажется, буря только начиналась, а значит, за ночь она обязательно окрепнет. Кошмар закрыл окно и невольно зацепился взглядом за своё смутное отражение на стекле. На секунду ему показалось, что его зрачки светились неестественным голубым светом, но, когда он моргнул, холодные блики пропали, а его глаза по-прежнему оставались тёмно-фиолетовыми. Темнота не стала проблемой, когда Найтмер покинул свою комнату. Он прожил в этом доме настолько долго, что мог с закрытыми глазами безошибочно пройти куда угодно, так что сейчас он бесшумно добрался до комнаты брата и, к своему удивлению, обнаружил сочащийся из-под двери свет. На всякий случай Кошмар тихо постучался. — Входи, — раздался мягкий голос мечтателя. Дрим не выглядел сонным, скорее, растерянным. Он сидел на краю кровати, точно так же, как Кошмар несколькими минутами ранее. Его взгляд метался по комнате, от предмета к предмету, и только когда Найтмер заговорил, скелет немного пришёл в себя. — Тоже не спится? — усмехнулся старший близнец. — Кошмары, — коротко кивнул мечтатель. — Я проснулся несколько минут назад. «Как и я». Кошмар наконец прошёл вглубь комнаты и устроился рядом с братом. Такое происходило уже не впервые. Каким-то образом они были связаны в этом плане: Найтмер всегда чувствовал, если Дрим беспокойно спал, а Дрим всегда знал, если его брат в очередной раз мучился во тьме своих сновидений. Но такое происходило, только если они были порознь, когда они позволяли себе, как в детстве, спать вместе, все неприятные видения отступали и было неважно, насколько сильными, реалистичными и ужасающими они были до этого. Находясь рядом, близнецы всегда ощущали гармоничное и непоколебимое спокойствие, которое не поддавалось ни описанию, ни объяснению, поэтому они просто пользовались этим иногда, не разбираясь в причинах. Какая разница, если это помогало им выспаться и отдохнуть? Абсолютно никакой. Правда, они всё равно старались лишний раз ограничивать себя в этом удовольствии, обращаясь друг к другу только в совсем невыносимых случаях. И сейчас был один из таких. Найтмер обратил внимание на то, что Дрима трясло. Мечтатель был бледен, глубоко дышал и с силой стискивал в дрожащих руках одеяло. Он в целом выглядел так, будто его лихорадило. Кошмар полностью понимал это состояние, вызванное ужасом и бессилием подсознания перед собственными потаёнными страхами, но всё равно на всякий случай прикоснулся рукой ко лбу брата. — Что ты делаешь? — удивился Дрим, поднимая взгляд на Кошмара. — Проверяю твою температуру, — прямо ответил тот. — Отвратительно выглядишь. В этот раз было настолько плохо? Мечтатель сглотнул и нерешительно кивнул, обнимая себя за плечи. Дрим был более впечатлителен и податлив влиянию снов, Найтмер справлялся с этим легче, поэтому старался не оставлять брата одного в такие моменты. Мечтатель наклонился, прижимаясь к близнецу плечом, чтобы подтвердить для себя его присутствие рядом, когда это было так нужно. — Всё уже прошло, ты не спишь, — в подтверждение своих слов Кошмар осторожно похлопал мечтателя по спине, давая тому ощутить его прикосновения и расчертить границу между сном и явью. — Поговоришь со мной? — с мольбой попросил Дрим. Его глазницы блестели от наворачивающихся слёз, но лицо оставалось спокойным, как если бы его эмоций было настолько много, что в итоге они все просто сплетались в неразборчивую, бессмысленную пустоту, терпеть которую было невозможно. — Конечно, — улыбнулся Найтмер, поднимаясь со своего места и помогая брату подняться. Он не сказал ничего против, когда Дрим отказался отпускать его руку. — Пойдём на кухню. Они вдвоём спустились на первый этаж. Когда они проходили мимо комнаты матери, Кошмар обратил внимание, что дверь была открыта, а кровать пустовала. Значит, она снова осталась на работе, или где она там оставалась, лишь бы не быть дома? В любом случае это значило, что они могли разговаривать настолько громко, насколько хотелось, и греметь посудой, не опасаясь кого-либо разбудить. Найтмер усадил Дрима за стол, а сам принялся рыться в шкафах, доставая всё необходимое. Ещё через несколько минут был готов горячий шоколад, а к нему распакована пачка печенья с шоколадной крошкой. — В такие моменты шоколада не бывает много, — оправдался Кошмар на замечание брата. Уж чему он научился у Кросса, так это тому, что в ситуациях, когда отвратительно себя чувствуешь, сладости — лучшее спасение. Он устроился напротив мечтателя, примечая, что тот успел немного прийти в себя за время, которое он потратил на готовку. — Как скажешь, — усмехнулся Дрим, грея руки теплом, исходящим от стенок кружки. Найт обратил внимание, что ветер за окном усилился, а снега стало больше. Как он и предполагал, погода быстро портилась. — Так о чём ты хочешь поговорить? — обратился он к брату, отводя взгляд от окна. Ему становилось не по себе от долгого наблюдения за темнотой, полной снега и холода. — Не знаю, о чём-нибудь, — пожал плечами мечтатель. Он тоже старался не смотреть в сторону непроницаемых окон. Уже от воя сквозняка в невидимых щелях дома становилось не по себе. Эта ночь вообще выглядела располагающей для кошмаров. От этого оба близнеца чувствовали облегчение, находясь рядом друг с другом. — Что ты сегодня делал? Кошмар отвёл взгляд. Было ясно, что вопрос был задан наугад и просто для того, чтобы не молчать, но почему-то Найтмер всё равно чувствовал себя неловко, вспоминая сегодняшнюю свою неосознанную выходку. Он никогда бы не стал рассказывать брату о произошедшем или, правильнее было даже сказать, о не произошедшем, тем более зная, что Дрим неровно дышит к монохромному. Ему ли было не знать, как неприятно видеть, что кого-то дорогого тебе тянет к кому-то другому? К тому, что Найтмер и Кросс встречались, Дрим уже привык, но вот новые подробности их неудачной личной жизни могли задеть его за живое. — Ничего особенного, — нервно усмехнулся Кошмар. — Всё как обычно. — Какой-то ты беспокойный для «как обычно», — хмыкнул мечтатель, пристально глядя на брата. — Выкладывай, что случилось? Найтмер опустил голову и неловко потёр шею, размышляя над ответом. Дрим всегда был наблюдателен или, по крайней мере, его видел насквозь. У Кошмара были предположения, что мечтатель тоже был способен чувствовать эмоции людей яснее, чем прочие монстры, но он никогда не спрашивал его об этом. Это было несколько больной темой, потому что сама эта способность была и даром, и проклятием. Из-за своей неполноты она, хоть и должна была проливать больше понимания на состояние других, по итогу вызывала одни лишь вопросы и недоумение. — Слушай, что бы я сейчас ни сказал, всё прозвучит странно, — потому что это «всё» таким и было. Кошмара самого выбивало из колеи такое натянутое и непонятное положение дел, где и он сам был чем-то неопределённым и непостоянным. — Говори, как есть, — улыбнулся Дрим, вертя в руках полупустую чашку. — Кому какая разница, как оно прозвучит? Найт тихо вздохнул. Проницательный или нет, Дрим не знал всего, а значит, оправдаться Кошмар мог, утаив часть правды, а вместе с тем, скорее всего, ещё и немного подняв брату настроение. Всё-таки, с даром или без, кое-чему его необычные способности его научили. — Кажется, у Киллера появилась девушка. — «Кажется»? А если поподробнее? Найтмер посвятил младшего близнеца в детали того, что он увидел и услышал, стараясь упускать разве что свои собственные мысли по этому поводу. — То есть ты просто увидел, как они обнимаются, и уже решил, что между ними любовь до гроба? — скептически изогнул бровь мечтатель. — Из твоих уст это и правда звучит не очень, — согласился Кошмар, невольно краснея. Пока он пересказывал сегодняшнее событие, он успел снова нахвататься неприятных переживаний, а сейчас ему открыли глаза на то, насколько все эти эмоции были необоснованными и несостоятельными. Правда, если разум это понимал, душе сложно было это объяснить, и она продолжала болеть от воспоминаний. — Это называется «раздувать из мухи слона». Найт, просто признайся, что ты ревнуешь. — Я ревную, — даже не стал отрицать Кошмар. Такая откровенность и прямота были сейчас очень полезны. С одной стороны, Найт мог выговориться, хоть и подставлял при этом брату свою слабую сторону в виде привязанности к Киллеру, с другой стороны, Дрима такое положение дел устраивало. Если Найт по-прежнему что-то чувствовал к Киллеру, это значило то, что их отношения с Кроссом медленно, но верно стремились к разрыву. Мечтатель не хотел злорадствовать, он правда считал, что так будет лучше для всех, просто маленькая часть его желаний совпадала с этим стечением обстоятельств. — Стало легче? Найтмер пожал плечами. От этого признания и правда что-то поменялось, но скелет был не уверен, что эти изменения можно было назвать облегчением. Скорее уж горький привкус правды на языке. Он никогда не отрицал своих чувств, но и не указывал на них так явно, поэтому и результат от таких откровений был неразборчивым. Дрим больше походил на того, кому эти новости помогли сбросить камень с души. — Давай обсудим что-нибудь другое, — нахмурился старший близнец, потирая виски и стараясь абстрагироваться от неприятных размышлений. — Что например? В ответ молчание. Кошмар судорожно перебирал в голове все темы, которые можно было поднять, но всё казалось слишком неподходящим. Взгляд упал на темноту дверного проёма, ведущего в гостиную. Где-то там стоял старенький кабинетный рояль, который был куплен много лет назад, скорее всего, ещё до их рождения. Найт как-то не задумывался, для чего он в их доме, воспринимал его как приевшуюся часть декора, нечто должное. Сколько Кошмар себя помнил, инструмент всегда был там, но на нём никто никогда не играл. Однако раньше их мать всё равно внимательно следила, чтобы рояль исправно работал и хорошо звучал. Может быть, сейчас эта привычка и ушла в прошлое, погребенная под тоннами мнимой работы, которую она выполняла, но точно сказать никто не мог. — Ты ведь ходишь в музыкальный клуб, так? На каком инструменте ты играешь? Дрим удивленно уставился на него. — На гитаре в основном, — растерянно заметил он. — Но ты ведь раньше учился игре на фортепиано, разве нет? — неуверенный кивок в ответ. — Как давно ты практиковался? Мечтатель наконец проследил за взглядом брата и уловил его ход мыслей. — Не так давно. Где-то неделю назад, я стараюсь поддерживать навык. Хочешь послушать? Он поднялся из-за стола и отправился в гостиную, жестом приглашая брата за собой. Видимо, он тоже успел приметить тот факт, что мать осталась ночевать на работе. Либо поступал как не самый хороший сын, не боясь разбудить её музыкой посреди ночи. Всё-таки, что ни говори, он не стал бы сожалеть ни в одном из случаев, у него тоже, хоть и в сравнительно меньшей степени, были свои претензии к миссис Лессард. Мечтатель стряхнул рукой тонкий слой пыли с крышки рояля и сыграл простую гамму, проверяя состояние инструмента, пока Найтмер позаботился о том, чтобы притащить ему банкетку, поставленную за ненадобностью в самый неприметный и труднодоступный угол комнаты. Дриму никогда прежде не доводилось играть дома, обычно он занимался в клубе, если после репетиций оставалось время, либо использовал это как предлог, чтобы подольше остаться в школе после уроков в дни, когда у музыкального клуба были выходные. Рояль звучал отлично. В ограниченном пространстве комнаты полные возможности инструмента приглушались, из-за чего ноты выходили мягче и теплее, что гармонично вписывалось в атмосферу их успокаивающейся посткошмарной ночи. Пока Дрим разыгрывался на какой-то простой мелодии, Найтмер удобно устроился в кресле, наблюдая за ним. Хотя мечтатель и называл это «разогревом», музыка уже целиком и полностью завлекла их обоих, одного как музыканта, другого — как слушателя. Найт прикрыл глаза и еле заметно улыбнулся. У Дрима был талант, даже тут он был куда лучше него. Кошмар вообще не умел играть ни на каких музыкальных инструментах и музыкой интересовался только в такие моменты. Иногда он задумывался о том, что ему пригодилось бы подобное хобби, но в моменты, когда его одолевала скука и безделье, он забывал об этом и снова возвращался к книгам, иногда писал свои короткие истории, но никогда и никому, даже Дриму, о них не рассказывал. Музыка сменилась. Мечтатель перешёл к какому-то новому произведению. Мелодия заполнила всю комнату, протиснулась в каждую щель и забилась в каждый уголок, охватывая всё вокруг, закрывая их в этом крошечном помещении, на деле же разворачивая в четырёх стенах целый, совершенно новый, яркий мир. Найтмеру казалось, что душа стучала в унисон с простеньким ритмом вальса, напоминая о чём-то важном, заполняя голову воспоминаниями, чужими и одновременно такими родными. Ноты пронизывали каждую клеточку тела, вселяя в кости дрожь волнения. Мысли пропали, позволяя только одними чувствами наслаждаться гармонией звуков. Все вокруг поплыло перед глазами, и Найтмер смиренно закрыл их, лишаясь ещё одного из органов восприятия и обостряя оставшиеся, сильнее погружаясь в обволакивающую магию музыки, кружащей голову и перехватывающей дыхание. Когда прозвучал заключительный аккорд, он не сразу понял, что наступила тишина, вслушиваясь в остатки витающего в воздухе трепета. Он медленно открыл глаза и поймал на себе удивлённый взгляд брата. Руки Дрима зависли в сантиметре от клавиш, скорее всего, он после того, как поднял их по окончании, так и не шевелился, только повернул голову, чтобы заметить, какое сильное впечатление его игра произвела на Найтмера. — Что случилось? — снова спросил он, в этот раз почти шёпотом, потому что тоже не мог отойти от того состояния полной погруженности в своё дело, которая захватывала его каждый раз, когда он оставался наедине и мог играть для себя, вкладывая в струящуюся из-под пальцев мелодию всё, поднятое с самого дна его такого же тревожного сердца. Кошмар проморгался, приходя в себя, нехотя снова принимая неутешительный факт того, что он всё ещё находился в этом доме, был собой и проживал свою жизнь такой, какой она была. — Просто ты слишком хорошо играешь, — маскируя под шуточное возмущение свою излишнюю чувствительность, ответил Найтмер. Их разговор снова разбавил вой бури за окном. Братья погрузились в собственные мысли, ненадолго забывая, что, возможно, им стоило бы продолжить диалог. Хотя Дрим и привык за многочисленные репетиции к тому, как звучал этот вальс, сейчас, когда он играл, он ощутил нечто странное, непривычное и новое, чего никогда раньше не проявлялось. Было ли дело в ситуации, в том, что он играл для кого-то, или свою роль сыграла его уязвимость после сегодняшних снов, но он тоже почувствовал это. Он понимал Найтмера, по-новому взглянув на приевшуюся, хоть и очень красивую мелодию. — Найт, — робко позвал он. Дрим и сам не знал, что собирался сказать, но подходящую мысль нашёл очень скоро. Он немного отодвинулся влево и похлопал по освободившемуся месту рядом с собой, подзывая брата. Кошмар молча поднялся и занял новое место рядом с мечтателем, не совсем понимая, что тому было нужно. — Ты правда совсем не умеешь играть? — Совсем, — кивнул старший близнец. Тогда Дрим осторожно взял его правую руку и поставил на клавиатуру. Найтмер удивлённо взглянул на него, никак не ожидая того, что тот захочет сыграть в четыре руки. Его самые тёмные опасения нашёптывали ему, что мечтатель, лучший во всём, сияющий, подобно звезде, в его глазах, являющийся для него слишком хорошим братом, будет держать дистанцию, после великолепной и завораживающей музыки, которую он сотворил, ни за что не подпустит его ближе и оставит лишь далеким слушателем. Но он позвал его за собой и, протянув руку, на мгновение сумел заставить пропасть несовершенства, которая красочно запечаталась в сознании Кошмара, исчезнуть. — Я научу тебя, — мягко улыбнулся он. Следующие несколько минут он потратил на то, чтобы разъяснить основы основ: положение руки, основные ошибки начинающих, показал разницу в нажатии клавиш и ещё немного подобного. Найтмер внимательно слушал, никак не способный смириться с тем, что это происходило. Ему было слишком комфортно рядом со своим идеальным близнецом, и это казалось ему неправильным. — Вот так, — мечтатель осторожно надавил на его палец, отчего клавиша под ним прогнулась, издавая нужный звук, затем Дрим повторил это и с другими пальцами, рукой брата наигрывая что-то. — А теперь попробуй сам. Найтмер помедлил. Он настолько ушёл в свои размышления, что не запомнил ничего, кроме успокаивающего тепла чужой ладони на своей. Нажатые наугад клавиши прозвучали неправильно, да и ритм был совсем не тот, что нужно. Кошмар неловко усмехнулся, смущённо признавая свою неудачу. Он боялся, что Дрим сейчас нахмурится и сделает ему выговор за то, что тот его совсем не слушал, но мечтатель лишь добродушно хмыкнул и ещё раз показал, что нужно сделать. В этот раз Найтмер честно пытался всё запомнить, но все чёрно-белые клавиши выглядели совершенно одинаково, ни капли не облегчая задачи. Первой была средняя между двумя обособленными чёрными, от неё две вверх, затем та, что была крайней в другой группе из трёх, от неё через одну вверх и один шаг вниз, а затем… В голове, выдумывавшей все эти ориентиры на незнакомом инструменте, всё смешалось. Даже только что придуманный маршрут тут же забылся, вновь оставляя начинающего пианиста ни с чем. Дрим, замечая в глазах брата излишнюю сосредоточенность и расчётливость, тихо выдохнул и так же аккуратно, как и прежде, убрал руку Кошмара с клавиатуры. Найтмер уже было подумал, что вот он, тот момент, когда мечтатель разочаруется в нем и оставит всякие попытки оправдать его никчемность, но младший близнец этого не сделал. — Закрой глаза, — попросил он. Найтмер послушно сделал это. — А теперь послушай. Кошмар ожидал, что сейчас Дрим снова сыграет какую-нибудь мелодию, но прозвучала лишь одна нота. Затем ещё одна, но было непохоже, чтобы мечтатель собирался связывать их в какую-нибудь композицию. — Вторая была выше или ниже первой? — задал он простой вопрос. — Ниже. — Хорошо, а эта? Эта тоже была ниже. Затем звучало много других нот, и, запомнив своё задание, Найтмер называл их положение относительно самой первой прозвучавшей. Он не понимал, к чему всё это было, до тех пор, пока не застопорился на очередном звуке, не понимая, куда его определить. — Он… такой же? — неуверенно предположил он, надеясь, что память его не подвела. — Правильно. А теперь открывай глаза. Порядочно просидев зажмурившись, Кошмар разлепил глаза только для того, чтобы устремить непонимающий взгляд на брата. Чего он добивался? — Найт, у тебя хороший слух и слуховая память, — подытожил Дрим их небольшую тренировку. — Ты же пытался запомнить ту мелодию комбинацией клавиш? Попробуй запомнить её звучание и подобрать интуитивно. Мелодия была совсем короткой, ненавязчивой и приятной. Она легко отпечатывалась в памяти и ассоциировалась с чем-то светлым и мягким. Найт напел её, после того как мечтатель закончил играть, чтобы наверняка убедиться, что он сможет выполнить задание брата, и лишь ещё раз подтвердил его теорию о том, что с музыкальным слухом у него всё было в порядке. Кошмар снова поставил палец на нужную ноту. Если первую он запомнил, то остальные сейчас предстояло подобрать самостоятельно. Первая попытка окончилась быстро, он запнулся в самом начале, потом снова, хотя в этот раз отыскал подходящий звук уже с третьего раза, потом снова и снова, пока хотя бы маленькая часть нужной мелодии не зазвучала, как надо. Он быстро понял, что очень многие ноты часто повторялись и, в принципе, всё звучание крутилось в пределах одной октавы, что сильно облегчало задачу. Ему оставалось подобрать всего несколько нот до завершения всей мелодии, но, когда он в очередной раз начал играть сначала, звуков внезапно стало больше. Дрим играл четверти аккомпанемента, подыгрывая главному голосу, который сейчас перебирал Найтмер. Он и сам не заметил, как безошибочно довёл всё до конца. И собранное в единое целое произведение приобрело совершенно иные, непривычно элегантные и тонкие оттенки, которые они создали вместе. — Ты молодец, — улыбнулся мечтатель, хваля успехи брата. — Хочешь, сыграем ещё раз? У тебя хорошо получается. Найт?.. Кошмар уткнулся лбом в плечо Дрима и заключил младшего близнеца в объятия. Сейчас они поменялись местами: Дрим, часом ранее хватавшийся за спокойного и способного помочь ему брата в попытке спастись от ужасных снов, теперь прижимал к себе Найтмера, неспособного укрыться от своих чувств. Рубашка на плече потеплела и стала влажной, а по рваному дыханию легко было понять, что эмоции переполняли его обладателя. — Дрим, я… — в сдавленном шёпоте, словно тонкая нить тумана, всплывали неразборчивые слова. Младший близнец обнял брата в ответ, успокаивающе поглаживая его по спине. — Прости, ладно? Найтмер и сам не знал, за что конкретно извинялся, причин было множество, но сейчас никакой конкретной не было. Ему просто казалось, что он должен был попросить у него прощения за всё и ни за что. Он был виноват: его существование, его ссоры с матерью, его отношения с Кроссом, его никчемность, его слепая зависть… — Прости меня… Он не чувствовал в Дриме никаких негативных эмоций, никакого презрения или отвращения, осуждения или недовольства. Ничего. Он продолжал осторожно успокаивать его, не отталкивал и не останавливал, слушал его постоянно повторяющиеся искренние извинения. Но так ничего и не ответил.