***
В закрытых архивах не было каких-то особых правил кроме тех, что обычно были присущи таким местам, но даже дураку было понятно, что в насквозь мокрой одежде лучше не заходить в обитель тайных знаний и секретных исследований, поэтому Кроссу, так неудачно попавшему под ливень, пришлось сменить одежду на запасную, всегда хранящуюся для него в отдельном ящике комнаты хранения. В отличие от работников, у которых запасным комплектом была специальная форма, у него это была просто повседневная одежда, оставленная здесь как раз для таких случаев. Конечно, и для него была пошитая на заказ форма, но он напрочь отказывался её надевать — ему даже смотреть на неё было тошно, а без неё его, как не подходящего по требованиям безопасности, не пускали в некоторые отделы лаборатории, чему он искренне был рад. Сухая ткань приятно согревала промёрзшие кости, но холод каменных коридоров не давал насладиться этим сполна. До архивов, в которых хранились необходимые документы, идти было недолго, если знать дорогу, но Кросса не так часто туда посылали, чтобы он безошибочно нашёл правильный путь с первого раза. Несколько раз перепутав повороты, он всё-таки добрался до заветной двери, использовал ключ-карту и ввёл заученный пароль. В архивах было тихо, затхло и заброшенно, но что-то насторожило Кросса. Сюда редко кто-то приходил, потому что материалы, которые тут хранились, были доступны только ограниченному кругу лиц, лучшим из лучших и тем, кому сам Глава доверял, потому что помимо важных знаний и огромных открытий, которые хотя бы с этической точки зрения должны были оставаться секретными, здесь также хранилась вся правда о тёмной стороне экспериментов. Кросс часто представлял, как вытащил бы отсюда пару папок с самым разоблачающим содержанием, как отнёс бы в полицию, как расследование привело бы к раскрытию правды, а слухи о страшном дошли бы до общественности и правительства, и как это место разнесли бы ко всем чертям, а всех причастных повязали бы, а может и казнили — ему было почти что всё равно. Но он не мог так поступить, и весомых причин для этого было слишком много. Если он хоть где-то допустит осечку, Чару убьют. Местный отдел полиции был бутафорией: все, кто там работал, давно были подкуплены лабораторией и покрывали её, заметая под шумок все преступления, с ней связанные, кроме того, они даже не были настоящими — по сути своей актёры с сомнительной для их предполагаемой работы квалификацией. Провернуть такое в маленьком городе, который и городом-то назывался с натяжкой, было просто. Кроме того, даже если бы Кросс таки смог предоставить все эти доказательства кому-то, кто не был бы подкуплен, ему бы вряд ли кто-то поверил, потому что даже он сам часто думал о том, насколько абстрактно и нереально выглядело то, что происходило вокруг. И, в конце концов, если бы всё действительно было так, как он себе это представлял, если бы сюда приехали люди из столицы, если бы поднялся скандал в прессе, если бы лаборатория попала под удар, пострадали бы дети. Те, кто заперт в «Приюте», как потенциальные объекты для исследования. Как бы сильно Кроссу не хотелось верить в то, что их могли спасти, тёмные мысли, проскальзывающие в его сознании, перебивали эту веру. Если бы кто-то увидел тех детей, которые превратились в тени, всех остальных наверняка тоже сочли бы опасными и уничтожили бы, дабы обеспечить гарантию того, что это не начнёт распространяться. Потому что в лаборатории поступали так же. Здесь хранились записи обо всех созданиях, когда-либо разработанных лабораторией. Порой это были опасные твари, которые могли стать орудием убийства при должном использовании. Если таких удавалось создать в ходе эксперимента, над ними проводились определённые исследования с целью выявить их способности и уровень угрозы. Если последний был высоким, созданий вскоре уничтожали. Те, кто из-за невозможности проведения должных исследований теоретически причислялся к высокому уровню, тоже были под угрозой. Такими субъектами становились разумные, обладающие интеллектом и своей волей. Им назначали «срок годности», как это называли между собой посвящённые: в течении определённого времени за поведением таких созданий наблюдали, соблюдая меры безопасности, выявляли их особенности и отличительные черты, уровень агрессии и угрозу для окружающих. Если создания не представляли смертельной опасности в первый период, «срок годности» продлевали. Второй период был направлен на то, чтобы отыскать методы воздействия, подавления или нейтрализации субъекта. Если таковые находились, начинался третий период, проверяющий долговременность действия результатов второго, здесь же проводились усовершенствования и новая оценка уровня опасности. Прошедших все три стадии субъектов оставляли в покое, если те представляли низкий уровень опасности и регулярно пользовались методами подавления. Конечно, за ними наблюдали, но в остальном они могли продолжать жить обычной жизнью. Тех же, кто к концу «срока годности» на любом из периодов выдавал плохие результаты, уничтожали как потенциальную угрозу. Из успешно прошедших через все три этапа Кросс знал лишь двоих: Рипер и его младший брат. К слову о первом. Доверившись своему чутью, Кросс на всякий случай осмотрелся и обошёл архив, благодаря чему отыскал притаившегося за одним из шкафов Смерть. — Ха-ха, ты нашёл меня, — натянуто выдавил он, напряжённо вглядываясь в ничего не выражающее лицо монохромного. — Не думал, что кто-то станет проверять весь архив. Промелькнувший страх в глазах Рипера легко было понять: он не был одним из тех, кому было дозволено посещать архив, а за нарушение правил в лаборатории судили очень строго. Последствия проступков порой были настолько страшны, что сейчас немудрено было то, что Смерть всё ещё старался даже не двигаться под пристальным взглядом монохромного, не до конца понимая его позицию по поводу соблюдения указов. — Что ты тут делаешь? — задал ожидаемый вопрос Кросс. По его лицу сложно было сказать, о чём он думал, поэтому Рипер лишь слабо повёл плечом, отводя взгляд. — Меня тут заперли, — соврал он, стараясь незаметно спрятать недавно найденные записи получше. — Один из местных выловил в коридоре, попросил помочь принесли несколько папок и, видимо, забыл про меня, когда уходил. Кросс скептически поднял бровь. — Да ну? — хмыкнул он, внимательно оглядывая одноклассника, а потом дверь. — Только вот двери тут сложно открываются только снаружи. Изнутри, будь хоть все электронные замки заблокированы, она всегда открыта. — Видимо, её заклинило… Крест ещё немного подержал Рипера в напряжении, прежде чем беззлобно усмехнуться. — В следующий раз придумай что-то получше, местные, знаешь ли, куда придирчивей меня, — пожал он плечами. — Я никому не скажу, что ты здесь был, если ты сам не попадёшься никому на глаза на обратном пути, так что не переживай. Но серьёзно, как ты сюда попал? — Секрет, — тихо буркнул Смерть, не до конца веря расслабившемуся Кроссу, но всё же ослабил бдительность и тихо выдохнул. Монохромный, не торопясь налегать с расспросами, принялся выполнять свою часть работы. Записи здесь были хорошо рассортированы, но даже это не могло облегчить поиски, потому что информация, которую у него попросили, была разрозненной и раскиданной на несколько дел, некоторых из которых не хватало. — Что ты читаешь? — понимая причину их исчезновения, обратился Кросс к своему неожиданному компаньону. — Медицинское дело Блу, — даже не думая что-то скрывать, отозвался Рипер. — Зачем оно тебе? Кросс догадывался о причинах, в конце концов, здесь он сейчас находился только потому, что организация подготавливала два крупных, серьёзных эксперимента, один из которых был связан с новым подопытным — Гено. — Хочу знать, чем могу подсобить «Приюту», — хмуро ответил Смерть, осторожно вытягивая следующий листок из папки. И единственный понятный из документов ответ его не радовал. Детали воскрешения Блу многое расставляли на свои места: его болезнь, исчезновение Ализы, оставленное без внимания, пропавшая душа… Нет, Рипер изначально знал, кто именно забрал её душу, но понятия не имел, для каких целей её использовали, и только недавно, когда Голубика совершенно внезапно начал проявлять привязанность к Хоррору, он почувствовал неладное. — И как, уже понял, что от тебя требуется? — почти издевательски усмехнулся Кросс. Они почти никогда не общались, но Смерть в лаборатории был личностью не безызвестной, а его поступки, о которых Кроссу доводилось слышать, никак не делали ему чести. Конечно он не знал всех деталей, но и узнавать их как-то не стремился, потому что подозревал, что те были весьма под стать ужасам этого места. — Нет, что ты, мне нужна информация от того, кто знает всё на собственном опыте, — ответил ему едкой ухмылкой Рипер. — Расскажешь мне детали о коде? Это было бы весьма кстати. — Чтобы ты ещё персоналу конечности попортил? — Ну, теперь в этом нет необходимости, — пожал плечами Смерть, будто готов был, не колеблясь, обратиться к этому варианту, если потребуется. — Возможно, в этот раз это даже кого-то спасёт. Кросс нахмурился, опускаясь на пол рядом с одноклассником и заглядывая в документы, которые тот продолжал бегло просматривать между своими репликами. — Но ведь с Гено уже и так сделали всё возможное с помощью кода, ещё больше его использования только навредит, — непонимающе покачал головой он, пытаясь найти в записях что-нибудь, что указало бы на обратное. — А кто сказал, что это для него, — глухо засмеялся Смерть, пододвигая бумаги ближе к любопытному. — Так что, поделишься информацией? — Смотря что именно тебя интересует. Рипер задумчиво потёр подбородок. Интересовало его многое, начиная некоторыми особенностями самого Кросса, заканчивая одними из последних экспериментов, но он прекрасно понимал, что никто не даст ему ответы на все его вопросы, а потому выбирать темы приходилось с осторожностью. — Ты умеешь пользоваться кодом? — после некоторых раздумий, спросил Смерть. Кросс взглянул на него, как на идиота, словно ответ был очевиден. — Чтобы до него добраться, исследователям приходится использовать огромное количество разнородной энергии, кучу навороченной техники и ещё гору других ресурсов сверху. Когда доступ к нему получен, его усиленно охраняют и не подпускают никого, кроме тех, у кого есть особое разрешение. Так как, по-твоему, я должен уметь им пользоваться? — нахмурился монохромный. Рипер вновь ненадолго задумался, медленно кивая. Этот ответ был ожидаемым и в самом деле лежал на поверхности, но после того, что он увидел у Эррора, он не мог считать его единственно верным. Значит, были и другие, ещё не известные лаборатории способы добраться до кода. Дело вполне могло быть в самом Глюке, но как бы усердно Рипер не пытался, не мог вспомнить ничего, что могло бы выдать его тайные предрасположенности к выворачиванию вселенной на изнанку. В Эрроре в принципе было много всего необычного, но ничего такого, что могло бы даровать ему суперсилы. Или… Смерть передал Кроссу бумаги и, поднявшись, принялся рыскать в ящиках, вдохновившись внезапной догадкой. Вскоре, игнорируя пристальный взгляд Кросса, он извлёк из одного очередную папку с документами, — совсем тонкую по сравнению с другими. — Ну кончено, — хмыкнул он, открывая медицинское дело АТ-III00. Как и ожидалось, Эррора не обошла участь становления подопытным кроликом, несмотря на то, что он, скорее всего, даже не догадывался об этом. Рипер тихо цокнул языком, принимаясь за чтение. У подопытного отсутствовали конечности, поэтому, применяя знания раздела II исследований «Приюта», испытуемому удалось вживить новые. Наблюдения за динамикой адаптации тела к новым рукам вело к неутешительным выводам: слабые магические потоки, протянутые от души к протезам, отказывались приживаться в новых частях тела, что вскоре привело бы к их повторному отказу. Для предотвращения подобного исхода на Эрроре был проведён пробный эксперимент, теперь совмещающий разделы II и III. Крошечная часть кода, прописанного на его душе, была изменена: необходимым переменным, найденным задолго до этого момента, были присвоены новые значения, отвечающие стандартам здорового тела. — Другими словами, они просто сказали его душе: «теперь это твои конечности, делай с ними, что хочешь», — пробормотал Рипер себе под нос. — Не слишком ли рискованно? — Слишком. Здесь по-другому не бывает, — отозвался Кросс, успевший вернуться к своему заданию, пока Смерть изучал записи об эксперименте, который почти сразу же забыли после его проведения, потому что никаких явных результатов тот не принёс. — Эксперимент над тобой был слишком рискованным, эксперимент над Гено тоже будет. Сколько ты уже здесь? Пора бы перестать удивляться такому. В тоне монохромного сквозило недовольство, хотя он и сам не понимал, что конкретно в этой случайной фразе его не устраивало. Наверное то, что Рипер, в отличие от него, смог хоть немного абстрагироваться от стандартных для этого места вещей, в то время как сам Кросс ни на секунду не мог перестать думать о происходящем здесь. В конце концов, опыт над ним и Чарой тоже был уникальным и непроверенным, а его последствия обернулись против них же, связав их обоих с этим местом навсегда, в то время как Смерть, получив свои разрушительные силы, смог освободить брата и был близок к тому, чтобы сбежать самому. Кросс жутко ему завидовал, хоть и отрицал это. Он в принципе отрицал многие свои чувства, но не торопился разбираться в себе — это было последним, что его волновало. — Да, ты прав, — кивнул Рипер, не особо вникая в эмоциональное состояние Кросса. Он прекрасно видел, — это сложно было не заметить, — что монохромный не доверяет ему, хотя в остальном ведёт себя с ним нейтрально. — Ты знаешь, где находятся основные записи о работе с кодом мира? — вернулся он к расспросу, возвращая дело Эррора на место. — В активном архиве, — перекладывая в сумку ещё одну папку, отозвался Кросс. — И всё-таки, зачем тебе это? С Эррором что-то не так? — сделав несколько простых умозаключений, пришёл к выводу монохромный. — Да нет, ничего такого, — соврал Рипер. — Всё в пределах нормы, но после исчезновения Гено его руки работают всё хуже из-за его эмоционального состояния, так что я стараюсь найти что-нибудь, что могло бы ему помочь. — Врачи занимаются этим и без тебя, лучше не лезь в это, а то оставишь ещё одного ни в чём неповинного монстра без рук. — Да что ты прицепился к этому случаю?! — не выдержал Рипер. — Будто если бы Чару могло спасти отрубание чьей-то руки, ты не поступил бы так же! Рипер не гордился этим поступком, но в тот момент не мог поступить иначе. После операции его способности обнаружили не сразу: пока его восстановленная душа приживалась, его магии требовалось некоторое время, чтобы подействовать на окружающих, и первая этой разрушительное действие обнаружила Ториэль, тогда ещё работавшая в лаборатории. Они с Рипером давно уже готовили план того, как выбраться из этого ада и вытащить Папи оттуда, поэтому новые способности стали неожиданной переменной в их замысле. Тори благополучно скрыла своё открытие, и они с Рипером стали выжидать подходящего момента, который подвернулся очень скоро. Ничего не подозревающая работница лаборатории должна была провести очередное плановое обследование и назначить Смерти лекарства и курс восстановления, но Рипер решил иначе и бедняжка стала заложницей. Пока он, сотрясаясь от ужаса за свою жизнь, тянул время, ведя переговоры и пытаясь выторговать себе и брату свободу, Тори должна была как можно дальше увести ничего не понимающего Папи, спрятать его, вернуться и помочь Риперу. Но, на удивление, его переговоры дали плоды, а аргумент в виде атрофировавшейся из-за его сил руки заложницы стал, на удивление, аргументом «за», а не «против»: его брату пообещали свободу, но, конечно, с рядом условий. Одним из них было постоянное наблюдение, поскольку над Смертью младшим провели тот же эксперимент, разве что на здоровой душе, а значит тот тоже обладал опасными для окружающих способностями и требовал постоянного контроля. Тут на сцену вновь вышла Ториэль, вызываясь добровольцем, — позже организация даже помогла ей с оформлением опеки. Вторым же условием стал сам Рипер: в то время как его брату позволили жить обычной жизнью, Смерть должен был оставаться в лаборатории столько, сколько ей потребуется, чтобы выяснить природу его способностей или чтобы понять, как их нейтрализовать. Чуть позже, в обмен на более комфортное существование и большую свободу, чем у остальных детей «Приюта», Смерть обязан был помогать лаборатории сохранять её существование в тайне: в случае необходимости помогать уничтожать опасные экспериментальные объекты, по надобности добывать материалы для исследований и следить, чтобы ненужная информация не просочилась, куда не стоило. Тем не менее со всеми этими задачами прекрасно справлялись двое других «свободных» детей «Приюта»: Кросс и Киллер, так что от Смерти требовали только появляться на осмотрах и выполнять все требования организации, направленные на его «лечение». Вскоре выяснилось, что способности Папи, в отличие от тех же способностей Рипера, имели временный характер и вскоре исчезли, оставив, однако, иммунитет к прикосновениям брата, поэтому по прошествии нескольких лет его и вовсе сняли с учёта в лаборатории, что позволило Тори увезти его подальше от этого города. Ради этого, конечно, ей тоже пришлось неслабо похлопотать, потому что так просто взять и уволиться из лаборатории никто не мог. Неизвестными Риперу правдами и неправдами она таки сумела добиться отстранения от дел, — он знал, что Маффет и миссис Лессард как-то приложили к этому делу руку, вроде бы доказав, что Ториэль была недостаточно компетентна для этой работы, но подробности не были ему известны. Так или иначе, она и Папи смогли сбежать, за что Рипер каждый раз благодарил судьбу, стараясь не задумываться о собственном положении: он действительно был удивлён, что та его выходка не стала концом его «срока годности». А позже в его жизни появился Гено, и теперь Смерти вновь нужно было сражаться за жизнь монстра, которого он любил. Кросс тихо цокнул языком, но ничего не сказал. Он знал, что Рипер был прав, а так же знал, что, к сожалению, такого выбора перед ним никогда не встанет. Вытащив очередной документ из ящика, он, заметив его название и номер, на секунду остановился. — Послушай, если ты действительно хочешь помочь Гено, то лучше тебе повременить с активными действиями, — словно нехотя начал он. — Совсем скоро лаборатория собирается провести очередной крупный эксперимент, и в зависимости от его результатов они продолжат пытаться восстановить его: с помощью кода или через работу с душой, но к тому времени станет точно известно, что для этого будет нужно. — Разве это не должно быть конфиденциальной информацией? — усмехнулся Рипер, передавая медицинское дело Эррора монохромному. — Должно, но я не хочу, чтобы ты наделал глупостей, которые всё испортят, — нахмурился Кросс, принимая документы из его рук. Теперь осталось передать их, куда нужно, и он свободен на сегодня. — Не знай я тебя, подумал бы, что ты действительно беспокоишься о благополучии «Приюта» и его исследований, — усмехнулся Смерть. — А ты меня и не знаешь, — пожал плечами Кросс, направляясь к двери. — Нашёл всё, что нужно? Не хочу получить выговор, если тебя тут обнаружат после меня. Рипер кинул мимолетный взгляд на ящик, где недавно лежали изначально интересовавшие его документы. В результатах эксперимента над Блу была отмечена высокая регенерация пациента и быстрое восстановление после операции. Если Гено всё-таки не смогут помочь, этот вариант останется последней альтернативой, тем способом, который наверняка вернёт Риперу живого и здорового Гено. Ему всего-то нужна будет чья-то душа. Пожертвовать каким-то незнакомым человеком — с его способностями воплотить это будет проще простого. Улыбка на лице Рипера стала чуть более натянутой. Если потребуется, он это сделает. — Да, я узнал всё, что хотел, — сухо ответил он, направляясь к выходу.***
— Вот, это твоё, — констатировал работник, протягивая Кроссу небольшую коробку с препаратами. — Должно хватить на ближайшие два месяца. Уверен, дозировки ты помнишь. — Как уж тут их не помнить, — хмыкнул Крест, забирая таблетки. Очередная удобная форма «красок». Из-за их с Чарой связи ему тоже приходилось периодически их принимать, дабы выровнять сбитый эмоциональный спектр. Одна душа на двоих имела много разных последствий, и это, пожалуй, было одним из самых непредсказуемых и неудобных. Разделённая на два тела душа очень нестабильно удерживала эмоции, не всегда правильно распределяя их между двумя своими владельцами, поэтому порой выходило так, что Кросс едва ли мог что-то чувствовать, ограничиваясь одной тусклой эмоцией, а другой раз был перегружен лишними чувствами, срываясь на всех подряд или излишне ярко реагируя даже на мелочи. Иногда это выходило ему боком — примерно поэтому его знакомство с Хоррором началось с драки из-за того, что тот просто задел его плечом, а диалоги с Дримом то и дело заставляли его отводить взгляд, потому что иначе он просто начал бы заикаться от смущения. Но иногда такая особенность бывала полезной: он мог передавать Чаре свою половину души, временно оставаясь бездушным и лишаясь всех эмоций, что немало выручало, когда нужно было охотиться на теней или когда вторая личность Найтмера снова показывалась на свет. Его тело, в отличие от тела Инка, переносило «краски» куда лучше, и причину этого было крайне просто понять, стоило только знать, из чего на самом деле те состояли. Базовым веществом этих «лекарств» были эмоции. Самые обычные чувства и переживания, добытые не самым обычным способом, материализованные и названные по-другому, чтобы избежать лишних вопросов. Для получения основных объёмов этого «препарата» использовался метод извлечения эмоций — крайне неприятная процедура, при которой из души пациента вытягивали все скопившиеся в ней «краски», которые после постепенно и в основном без проблем восстанавливались, этакое своеобразное «донорство», но болезненное и мучительное: многие часто теряли сознание во время процедуры, больше напоминающей пытку. Таким образом добывали основную партию жидких эмоций, в основном негативных или нейтральных, позитивных таким методом получали сравнительно мало, поэтому для их добычи был разработан другой метод. Приют при церкви, который в детстве Кросс наивно считал детским садом, навевал хорошие воспоминания, несмотря на то, что в более зрелом возрасте монохромный узнал неприятную правду о нём. Это тоже был полигон для добычи эмоций: маленькие дети были прекрасным источником оных. Ещё необременённые переживаниями и жестокостями этого мира, дети искренне и ярко переживали каждый момент своей беззаботной жизни, сёстры следили за их безопасностью и старались сделать их пребывание в приюте максимально комфортным, а их юные воспитанники взамен дарили им своё безмерное счастье, однако фигурой речи это было лишь отчасти. Одним из первых открытий в изучении материальных эмоций стало то, что они не смешивались между собой, но притягивали друг друга, что и стало основой для их безболезненной «конденсации». Было создано специальное оборудование, своеобразный магнит, собирающий излучаемую детьми радость: те этого даже не ощущали, но под вечер всегда очень рано усыпали, «утомлённые» прошедшим днём. Добыть большое количество эмоций так тоже не получалось, но это был единственный способ получения хоть какого-то количества позитива. Также существовал не самый надёжный способ, согласно которому смешением и воздействием на одни эмоции удавалось получить другие, но так или иначе, это всё равно оставались эмоции, когда-то кому-то принадлежавшие, а потому периодически по-разному действовавшие на принимающих их людей и монстров — это проявлялось в различном выражении радости, страха, печали, гнева и всего остального, что удавалось получить. И по той же причине они воздействовали на разных существ по-разному: Кросс, принимая «краски», ощущал лишь их положительное воздействие, заключавшееся в уравновешивании его эмоций, Дрим, уже который год пьющий одни и те же «лекарства», тоже не ощущал побочных эффектов, по крайней мере до тех пор, пока не пренебрегал их приёмом — организм, привыкший к чужеродным эмоциям, даже на короткое время лишаясь их, считал, что те больше не были нужны, а потому стремился вывести их, дабы освободить место своим собственным, — то же касалось Рипера, который «красками» подавлял излишне яркие чувства, снижая тем самым разрушительное воздействие собственной магии. Чара переносил материальные эмоции труднее, а Инка, не имевшего души, те и вовсе убивали: у него, изначально не обладающего способностью их понимать, не было абсолютно никакой возможности их принять, полное отсутствие эмпатии не позволяло ему осознавать и перенимать чужие эмоции, что и разрушало его, а отсутствие души делало всё ещё хуже. Чаре в этом плане было немного проще: он всё-таки был человеком и обладал душой, но издевательства, которые он пережил в детстве, отразились на его психо-эмоциональном состоянии, не позволяя, порой, понимать не только окружающих, но и самого себя. Принять чужие эмоции как свои с такой травмой было невозможно, но он всё равно обязан был это делать. Кросс закинул плотно запечатанную коробку в портфель и сверил время на часах. На сегодня его задания закончились, так что вечер он мог посвятить чему угодно, однако возвращаться в свою квартиру ему не хотелось. Он прекрасно знал, что Инк не придёт, а без него в пустом доме монохромному было не по себе. В другой раз он легко решил бы эту проблему, невзначай предложив Найтмеру или Дриму остаться с ночёвкой, но теперь и это не было вариантом. Теперь он был один, ему не у кого было просить о помощи, оставалось только смириться. Дорога через подземные ходы заняла вдвое меньше, чем тот же путь по поверхности, и когда Кросс, закрывая за собой дверь в квартиру, уже решил, что постарается отвлечься сериалом или уборкой, он внезапно осознал, что был здесь не один. Небрежно скинув ботинки, он прошагал в свою комнату и, как и ожидалось, обнаружил того, кто так бесцеремонно вторгся в его дом. — Ты, наконец, вернулся, — медленно переводя на него взгляд, заметил Гастер, отрываясь от какой-то книги. — Здравствуй, — процедил Кросс сквозь зубы, еле заставляя себя выговорить последнее: — отец. Конечно, хотелось тут же поинтересоваться, что тот здесь забыл, но монохромный и без этого знал ответ. На его столе уже был оставлен конверт с пачкой денег — «зарплата» за его «подработку». — Как прошёл твой день? — оттягивая суть разговора, начал Гастер, однако Кросс прекрасно понимал, что тот здесь вовсе не ради того, чтобы осведомиться о его благополучии. Если бы это было так, они бы всё ещё были счастливой семьёй, Кроссу не приходилось бы способствовать работе тайной организации, портящей жизнь всему городу, а Чара был бы здоров и жил бы обычной жизнью. Когда Гастер вот так появлялся в его доме, это значило только очередной бесполезный разговор, который в лучшем случае ни к чему не приведёт, в худшем — станет источником плохих новостей и новых указаний, которым Кроссу придётся следовать, хотел он того или нет. Конечно, такие диалоги редко происходили в «домашней» обстановке: Гастер, будучи директором их школы, предпочитал проводить беседы с сыном в своём кабинете, из-за чего некоторые часто ошибочно думали, что Кросс то и дело ввязывался в неприятности и лишь чудо спасало его от отчисления. — Замечательно, — буркнул монохромный, скидывая портфель в сторону и принимаясь делать вид, что он разбирает вещи, спиной ощущая тяжёлый взгляд на себе. — Приятно слышать, — кивнул старший скелет. — Я принёс тебе одно интересное исследование и был бы рад, если бы ты почитал его в свободное время. — У меня нет свободного времени, — огрызнулся Кросс, кидая хмурый взгляд через плечо. Он давно уже приметил странную папку в руках приёмного отца, но наивно полагал, что в этот раз тема их разговоров не коснётся исследований лаборатории. — И всё-таки это может тебя заинтересовать, — настаивал Гастер. Каждый из их диалогов помимо приказов и в основном плохих новостей в обязательном порядке содержал попытки Гастера убедить Кросса стать полноправным исследователем и пойти по его стопам. Старший скелет горел идеей того, что Кросс в будущем должен был стать его преемником и после него занять место главы организации, заботливо названной «Приютом». От одной мысли о подобной судьбе Кросса воротило, но Гастер считал иначе, он предрекал ему это «великое» будущее и навязывал его всеми возможными способами. Например, взятием Чары в заложники. — Отец, я не собираюсь присоединяться ни к каким исследованиям, — наконец прекратил свои попытки выставить себя занятым Кросс, выпрямляясь и уверенно глядя на Гастера. — Я не хочу иметь ничего общего с организацией. Он уже не раз открыто высказывал свою позицию по этому поводу, но его мнение никогда не становилось для Гастера убедительным аргументом, чтобы оставить его в покое. Вот и в этот раз старший скелет нахмурился, но папку с исследованием всё-таки оставил на его столе, игнорируя полный злости взгляд Кросса. — Кросс, то, чем занимается «Приют» необходимо, — ровным тоном начал Гастер, складывая руки на груди. — Каждое из этих исследований приближает нас к невероятным открытиям, которые впоследствии смогут помочь миллионам людей и монстров. Некоторые из них уже помогают. — А то, что из-за этого уже страдают сотни людей и монстров тебя не волнует?! — Разумным всегда приходилось идти на какие-то жертвы ради прогресса. По крайней мере жертвы, которые приносим мы, служат великой цели и не проходят даром. — Ты вогнал Чару в медикаментозную кому, о какой, чёрт возьми, великой цели ты можешь говорить?! «Если ты обращаешься так даже со своими собственным детьми, то о каком благе для окружающих может идти речь», — сказал бы Кросс, но почему-то не смог заставить себя закончить свою мысль. Иногда, когда Кросс случайно сталкивался с Гастером взглядом, у него возникало чувство, будто тот что-то не договаривал, а он сам не мог осознать чего-то важного. Тем не менее, он прекрасно видел, через что пришлось пройти Чаре и в каком тот был состоянии до сих пор. После того, как Чаре вернули сознание после продолжительного по обычным меркам искусственного сна, его восстановление проходило очень и очень сложно: Кросс до сих пор не мог без дрожи вспоминать те дни, когда он брал на себя помощь по уходу за младшим братом — Чара совершенно не мог двигаться, не мог есть и разговаривать, но его красные от слёз глаза, переполненные отчаянием, говорили достаточно. Его едва ли смогли привести «в порядок», но стоило ему начать чувствовать себя лучше, как история вновь начала повторяться: дозы вводимых ему веществ уменьшили, но до сих пор по вечерам ни разу Чара не усыпал своим сном, в бессознательность его всегда вгоняли различные препараты. И всё ради того, чтобы держать Кросса на поводке, ради гипотетической помощи неизвестным ему монстрам и людям, ради каких-то мнимых «высоких целей». Кросс сглотнул, стараясь унять разрастающийся внутри гнев. Он прекрасно знал, что за всплески эмоций Гастер ничего ему не сделает, — хоть где-то он позволял ему быть честным, — но это могло стать катализатором для продолжения диалога, а Кроссу явно не хотелось общаться со своим родителем дольше, чем требовалось. — Это было необходимо, чтобы ты образумился, — наконец вздохнул Гастер, поднимаясь со своего места. — Уверен, однажды ты поймёшь это. — Мечтай, — язвительно шикнул монохромный, когда старший скелет скрылся в коридоре. Ещё через пару секунд до него донёсся щелчок закрывшейся двери. Дав себе минуту на то, чтобы погасить своё негодование, Кросс медленно приблизился к столу и взглянул на номер дела, которое ему притащили. Первый раздел исследований лаборатории, десятое дело — всё равно что самое начало проведения экспериментов в этой области, результаты которых были получены, когда Кросса ещё даже в помине не было. Не вчитываясь в текст, просто небрежно пролистав все бумаги, монохромный пришёл к выводу, что речь в них шла про создание более продвинутых протезов или полноценное «выращивание» новых конечностей для монстров путём правильной концентрации магии. Дело содержало большое количество схем и формул, даже некоторые зарисовки и фотографии первых результатов, но, долистав до последнего вложения, Кросс понял, что конкретно это исследование не было доведено до конца. — И слава звёздам, — оборвав свои мысли, ответил он сам себе. На последних документах речь шла про совсем уж абсурдную теорию, на первый взгляд склоняющуюся больше к оккультным практикам, нежели реальным научным гипотезам: автор исследования предполагал, что если правильно привязанные магией к новому телу конечности приживались, то нечто схожее можно было провернуть и полностью с любым телом. — Переселение душ, значит? — цокнул языком Кросс. — Что за бред. Зацепившись взглядом за справку, согласно которой на подтверждение этой теории было выделено целых шестеро подопытных, Крест тут же, словно опомнившись, захлопнул папку и закинул её на шкаф, подальше от собственных глаз. Из-за всех этих исследований Чара прикован к постели, «во благо науке» Инк истерзал своё тело противопоказанными ему «красками», из-за дурацких экспериментов Дрим и Найтмер находились в опасности, тот же Рипер, должно быть, каждый день проживал с мыслью о том, что и от него вот-вот решат избавиться, Гено даже умереть спокойно не мог, а запертые в «Приюте» дети даже не надеялись на светлое будущее. Кросс ни за что не хотел становиться частью этого, он не собирался брать ответственность за чужие страдания, а все «благие намерения» считал бредом. Он презирал Гастера и собирался и дальше всеми силами отрицать его философию. Он понимал, что настолько разросшуюся «опухоль» на этом городе ему уже было не искоренить. Он не поддерживал лабораторию, но также признавал своё бессилие в борьбе с ней. Всё, что ему нужно было, это найти способ спасти Чару и помочь Найтмеру с Дримом, а на остальное он, так и быть, смог бы закрыть глаза.